Текст книги "Краткая история Речи Посполитой и рода Домановичей Дзиковицких"

1—2 июня (22—23 мая по православному стилю) 1652 года под Батогом польская армия под предводительством выкупленного из плена и ставшего коронным гетманом М. Калиновского потерпела сильное поражение. Погибло не менее 8 тысяч солдат, в том числе половина всех гусар Речи Посполитой. Кроме Калиновского, отрубленную голову которого Хмельницкому принёс татарин, погиб командир немецких наёмных солдат пан Пшемский и множество других военачальников. «И в том году опять по городам погибло много панов, которые было понаехали в свои имения. Их убивали простые люди, а казаки, ушедшие из своих усадеб, возвращались» («История Отечества в романах, повестях, документах»).

Хмельницкий после этого стал думать о создании 50-тысячной регулярной армии, бывшая польская «украина» стала фактически независимой «Украинской Казацкой Державой» и власть гетмана сильно окрепла. Имеются упоминания, что осенью 1652 года чеканилась собственная казацкая монета. В этом году польский агент Щитницкий докладывал о планах гетмана: «Замысел Хмельницкого – править абсолютно и независимо, не подчиняясь никакому монарху, и владеть всей землёй, которая начинается от Днестра и идёт до Днепра и далее, до московской границы».

Летом 1652 года, в условиях продолжающихся военных действий, вновь разразилась эпидемия чумы («моровое поветрие», как называли её современники), которая охватила и Правобережье, и западноукраинские земли, и польские с литовскими. От чумы погибло много тысяч людей, а некоторые местности были почти опустошёны…

«Войны приносили огромные бедствия, местами полное разорение крестьянам, тяжело отражались на помещичьем хозяйстве, разоряли города, уменьшали количество населения. Так, если в 1650 году в 10 войтовствах и 5 местечках Пинского староства (без города Пинска) было 4430 дворов, то к 1653 году их сохранилось 1360. Ряд местечек был полностью уничтожен» (Чепко В. В., Игнатенко А. П.). Само собой разумеется, что такие же последствия проявились на имущественном положении и численности рода Диковицких. Несчастья местного населения дополнялись ещё и постоями войск. Эти постои, разорявшие крестьян и тем самым лишавшие и панов их доходов, вызывали недовольство даже шляхты. Так, в 1653 году волынская шляхта отмечала, что «окончательной гибели воеводства» содействовали «постоянные переходы войск Речи Посполитой, частые стоянки в соседстве наших краёв» (Баранович А. И.). В 1653 году на территорию Великого княжества Литовского надвинулась эпидемия тифа, намного увеличившая потери населения. Все победы войск Хмельницкого в предшествующее время не изменили в целом неблагоприятного для него хода войны. Внешнеполитические неудачи вместе с разорением казаков, недовольство грабительскими действиями союзников-татар, а также неудачи Тимоша Хмельницкого в Молдавии вызвали около 20 июня 1653 года массовое выступление бойцов в лагере под Городком на Подолии против политики Богдана Хмельницкого. Ему пришлось отказаться от продолжения похода в Галичину и вернуться к Белой Церкви. О самостоятельном государстве «Казацкая Держава» Хмельницкому пришлось забыть. Выход из крайне сложного положения виделся только в немедленном объединении с Московией и закреплении за родом Хмельницких хотя бы положения удельного малороссийского владетеля. Это было сделано по решению Земского собора в Москве в октябре 1653 года и затем подтверждено на казачьей Раде в городе Переяславе (Левобережная Украина) в январе 1654 года. Сама Запорожская Сечь в этой Раде не участвовала и присягу царю не дала.

С середины XVII до начала XVIII века – внутри так называемого «малого ледникового периода», продолжавшегося с XIV до середины XIX века, – установился ещё более холодный климат с суровыми зимами, когда в Англии регулярно замерзала река Темза, и прохладным летом. Пользуясь неразберихой гражданской войны, татары регулярно совершали разбойные набеги на территорию Литвы. В конце 1653 года в Речи Посполитой стало известно, что Московия готовится к войне с ней. Поэтому в спешном порядке начали укреплять пограничные замки, увеличивать их гарнизоны. Одновременно на поветовых сеймиках принимались решения о созыве шляхетских ополчений, которым вменялось в обязанность защищать свои поветы от московских войск.

В декабре 1653 года стоял сильный мороз, сковавший льдом реку Струмень. Ветер, свистевший в ветвях голых деревьев и в сухих тростниках болот, где он не был засыпан снегами, походил на звуки какой-то дикой музыки. Именно в это суровое время «неприятельское татарское гультяйство» напало на Пинский повет и «очень несносные кривды, шкоды чинило, дворы шляхетские, а также города и сёла некоторые палили и в полон как шляхту, так и разного состояния людей множество забрали. Этот неприятель также напал на имение и двор пана Телятицкого под названием Задолже» («Акты, относящиеся ко времени войны за Малороссию»).

24 декабря несколько сотен конных крымских татар напали на имение Кухча, принадлежащее земянину Валериану Гричине и его жене Марине (в девичестве Достоевской). Супруги вместе с детьми едва успели уехать. Двор, дом, фольварк, гумно со всем содержимым и скотом были разграблены, а затем сожжены. Крестьян Терешка и Миска [панов] Прокоповичей и Илька [пана] Струковича, которые пытались бежать, вместе с другими забрали «в полон до Орды татарской». Скот, имущество и ульи крестьянские полностью были разграблены. Тогда же татары напали и на село Диковичи. Крики ужаса сливались со звоном оружия и шумом битвы, как будто отчаяние и насилие соперничали друг с другом – кто громче возвысит свой голос. Но внезапность нападения и многочисленность нападавших быстро подавили отчаянное сопротивление оборонявшихся, многие из которых вскоре были убиты. Заснеженные улицы села, в котором проживали многие из Диковицких, представляли после набега ужасающую картину разгрома. Со всех сторон неслись рыдания и крики женщин, стоны и плачь испуганных жителей, переживших разнузданную жестокость свирепых кочевников. По Диковичам стелился дым, сыпались искры от камышовых крыш подожжённых татарами жилищ, во многих местах снег был обагрён кровью убитых, испуганно ревел скот, который уводили за собой грабители.

5 января 1654 года возный генерал Пинского повета Анджей Сачковский осмотрел и зафиксировал разорение татарами имения Угриничи. При этом его свидетелями были пан Ян Островский и пан Стефан Диковицкий. 8 января возный генерал Ян Анкудовский предъявил пинскому подстаросте Владиславу-Казимиру Войне «акт реляцийный» об ограблении и сожжении имения Задолже, в котором свидетелями со стороны пана Анджея Телятицкого выступили шляхтичи Ян Яблонский и Павел Диковицкий. Те же паны Ян Яблонский и Павел Диковицкий на следующий день выступили свидетелями при подаче Яном Анкудовским акта о разграблении и сожжении имения Кухча. Можно сделать вывод, что Стефан и Павел Диковицкие родились не позднее 1634 года и жили как минимум до 1655 года.

В ответ на решение Переяславской Рады и слухи о близкой войне с Московией Януш Радивилл 16 февраля 1654 года издал универсал, в котором приказывал всем наёмным войскам и шляхетскому ополчению собраться под городом Оршей. «…весной его царское величество, оповестив своими послами его милости королю о своих обидах и об угнетении православной веры введением римской веры и больше всего притеснением христиан унией, объявил, что идёт войной на короля польского и сам своей персоной царской двинулся из столицы с многими войсками, направляясь под Смоленск, а боярина Василия Васильевича Бутурлина с многими войсками выслал к гетману Хмельницкому» («История Отечества в романах, повестях, документах»).

24 марта 1654 года в пинский гродский суд Владиславу-Казимиру Войне, подстаросте пинскому, подчинённому канцлеру Великого княжества Литовского и старосте Пинского повета Альбрехту-Станиславу Радивиллу, было подано заявление от шляхтичей Данилы, Андрея, Димитра, Бориса и Ивана Тимофеевичей Диковицких о нападении татар на имение Диковичи. В документе говорилось: «Оповещаем о […] сожжении домов в Божьем имении нашем в году 1653 от рождения Божьего от нечестивых татар, напавших на имение наше Диковичи. Там же убили двоих братьев – Афанаса Семёновича и Семёна Семёновича Диковицких, – дома которых сожгли, а самих поубивали. А при Даниле Тимофеевиче был привилей наш, выданный их милостями панами и королями, устанавливавший границы нашего имения Диковичи с селом, и другие разные документы, нам принадлежащие, вместе со шкатулкой» (НИАБ, г. Минск. Фонд 319, оп. 2, д. 901, стр. 591).

В мае 1654 года три большие группировки московских войск ворвались в пределы Великого княжества Литовского с направлений Великих Лук, Вязьмы и Брянска. Начало войны было ознаменовано большими успехами русских войск. Основные силы московитов двинулись к Смоленску, осадили город, а затем овладели им. На помощь московитам с юга пришли казаки под командой шурина Хмельницкого наказного гетмана Ивана Золотаренко, которых направил Хмельницкий. Общая численность московских и казацких войск составила около 100 тысяч человек, в то время как численность войск Великого княжества Литовского не превышала 12 тысяч.

6 июня 1654 года Дзиковицкими вновь была подана «протестация» по поводу сожжения села Диковичи. В это время Ивану Дмитриевичу было уже не менее 40 лет и, в отличие от своего отца, которому было не менее 62 лет, он вполне мог принимать какое-то активное участие в происходивших событиях. Может, поэтому и не было его подписи под заявлением других Диковицких о нападении татар на Диковичи?..

Защита запорожцев от польского короля стала прекрасным предлогом для начала войны. Огромная 100-тысячная армия московитов устремилась на запад. Обессиленная и обескровленная Речь Посполитая смогла собрать лишь 10 тысяч человек, которые выиграли несколько пограничных сражений, а затем были попросту сметены. В июне 1654 года из Новгород-Северска атаман Золотаренко пошёл на Гомель. Ему предшествовала молва, будто с ним 40 и даже 100 тысяч казаков, хотя на самом деле он имел около 20 тысяч. Польский гарнизон поспешил укрыться за замковыми укреплениями, и 20 июня ему открылось зрелище, как несколько тысяч казаков подъезжали и подходили к городу, как Золотаренко и Пётр Забелло расставляли пушки вокруг замка по улицам и по окрестным холмам, и как все готовились к первому приступу. Но через день к осаждающим приехал боярин князь Александр Никитич Трубецкой и не велел приступаться к замку, опасаясь большого урона. После этого рвение казаков охладело и большая часть их, не торопясь с окончанием осады, разошлась загонами жечь замки Речицу, Злобин, Рогачёв, Горваль и Стрешин, а Золотаренко остался с прочими донимать осаждённых голодом, безводьем и пушечной пальбой.

Взятые Золотаренко «языки» показывали, что в Гомеле заперлись не 2.000 человек, как он первоначально думал, а только 700, и что среди них находились староста Рудский, хорунжий князь Жижемский, полковник Бобровницкий и командир наёмного отряда из немцев некий Михал Сверской. Золотаренко посылал им письма, от имени царя и гетмана приглашая их сдаться, но те отвергали такие предложения. 26 июля прискакали царские гонцы с грамотой, чтобы Золотаренко, оставив Гомель, скорее шёл на помощь царским войскам. Но атаман упорствовал, послал своего брата Василия Никифоровича, Ивана Нестеренко и Петра Забелло с 1.000 казаков, а сам продолжал осаду. Он велел втащить несколько пушек на колокольню Спасской церкви и оттуда стал стрелять но замку, чем нанёс страшный урон литовцам. Положение гарнизона ухудшилось ещё от того, что казаки отрезали подвоз провианта и спуск к реке Сож за водой.

Спустя всего 5 лет после прежнего разгрома Пинска, не успев ещё восстановиться, город вновь испытал разрушительное нападение. Летом 1654 года московский воевода князь Волконский, заняв Пинск и простояв здесь двое суток, выжег город и его слободы, после чего с добычей отплыл вниз по Струменю. В пожаре в Пинске был сожжён православный Богоявленский монастырь, а Димитриевский кафедральный собор, наряду с другими постройками, был уничтожен вторично и на этот раз окончательно.

Среди всевозможных военных трофеев полон считался самой выгодной добычей царских воинов. К категории военнопленных московское правительство относило и мирное население, захваченное на неприятельской территории. Кроме государственных пленных существовали частные, которые сразу переводились в «холопство пленное». Такой простой путь заполучить «пригонных людей» в любом количестве обусловил массовую депортацию жителей Литвы, особенно детей, женщин и квалифицированных мастеров, в Московское государство. Уже в июле 1654 года антиохский архидьякон Павел Алеппский, направляясь из Путивля в Москву, видел на дороге многочисленные «телеги с пленными польско-литовскими женщинами и детьми, которых везли с театра войны; а мужчин московиты избивали мечом», и с грустью добавил: «Бог да не даст нам видеть подобное!». В самой Москве Алеппского поразило «бессчётное число пленников», которых приводили царские бояре и помещики: «Ни одного из них мы не видели без одного, двух, пяти, шести и более пленных. По причине бывшей в то время сильной грязи и слякоти и падёжа лошадей они большую часть пленных бросили в дороге умирать от голода и холода». Алексей Михайлович был обо всём этом прекрасно осведомлён. В июле, когда на восток пошли первые партии невольников, он поручил воеводе Ивану Хованскому принять и контролировать полон под Вязьмой. Это по его царским, получившего прозвище «Тишайшего», приказам опустошались литовские города и поветы…

В этом же году царское правительство создало Литовский «казачий» полк во главе с могилёвским шляхтичем К. Ю. Поклонским, намереваясь использовать его против Речи Посполитой на территории Великого княжества Литовского.

Томимые голодом и жаждой осаждённые жители Гомеля в конце восьмой недели решили сдаться на великодушие победителя и 13 августа объявили об этом Золотаренко. Он предложил им принести присягу верноподданнически служить царю Алексею Михайловичу. Когда поляки и немцы исполнили это, каждый по обрядам своей веры, Золотаренко дал всем полную свободу: собранные в Гомеле старшины и челядь присоединились к казакам и участвовали в военных действиях. Гомель снова принадлежал Московскому государству и вскоре пришёл царский указ: «униатам не быть, жидам не быть и жития никакого не иметь».

Из Могилёвского повета московскому царю «розных станов и деревень крестьянишка» в августе пожаловались, что «полку боярина и воеводы Якова Кудентовича Черкасского с товарищи ратные люди поимали жёнишек наших и детишек в полон, как мы, сироты твои, были на твоей государевой службе у пана Поклонского в подмоге…». Московский царь рассматривал жалобы потерпевших, выдавал им охранные грамоты, грозил ратникам смертной карой за издевательства над православными. Таким образом 25 августа Орша получила охранную грамоту, в которой царь обещал горожанам «жон их и детей в полон имати отнюдь никому не велети». На жалобу Баркалабовского и Буйницкого монастырей монарх приказал воеводе Михаилу Воейкову и полковнику Константину Поклонскому «их от всяких людей оберегать». На деле, однако, и православные литвины, и их соотечественники католического и униатского вероисповедания, и шляхта, и селяне, и жители городов – все были одинаково беззащитны. Царские воины, нападая, опустошали и грабили всех без разбору. Деревни Павловичи, Крапенина, Замалач неприятельское войско осенью 1654 года «спустошыла, дома в тех поместьях со всем сожгло, а подданных – одних в плен забрало, других порубило, поубивало и поразогнало, скотину, коней и всё позабирало».

В соответствии с жалобой шляхтича Оршанского повета Якова Шумовского, деревеньку Углы, что над рекой Басей, люди воеводы Трубецкого всю «выжгли, и крестьянишка разбрелися, а иные поиманы в полон». Крестьяне разных деревень того же повета жаловались царю в начале сентября, что после того, как они «государю с хлебом и солью били челом», их «жёнишка и детишка все без вести распропали, потому что побрали твои государевы ратные люди и розвели по разным полкам и к тебе государю под Смоленск, и животишка, остатки все у нас и скотину и хлеб поимали, и домишка пожгли, скитаемся по лесам наги и босы, сидим на пепелище, с холоду и голоду вконец погибли…». Искать же им своих родных в полках и занятых деревнях ратники не давали – везде били.

Кроме грабежа скота, имущества, драгоценностей и крестьян, московиты охотились за искусными ремесленниками. Они в массовом порядке уводили из Литвы пленных мастеров, которым уже не суждено было вернуться на родину. Десятки новых ремёсел появились в Москве благодаря литовским мастерам, поселённым в так называемой «немецкой слободе». Можно сказать, что вся основа ремёсел, впоследствии развившихся в России, была заложена пленными из Великого княжества Литовского. Они, по разным оценкам, составили от 10 до 20% посадского населения Москвы. В результате слияния российского и литвинского языков сформировался даже своеобразный «акающий» московский говор. Также московиты занимались работорговлей: семьи подневольных мастеров они продавали на невольничьих рынках Астрахани. И не только с католиками и униатами, но и с православными литвинами «старший брат» не церемонился. Виновников уничтожения литвинского народа можно легко установить по сохранившимся указам царя Алексея Михайловича и донесениям московских воевод: «слуцкие посады и слободы велели мы все выжечь, а идучи дорогою до Слонима, сёла, и деревни, и хлеб, и сено по обе стороны жгли и людей побивали и в полон имали, и разоряли совсем без остатку, а у Клецку и на посаде литовских людей побили всех…» (из донесения воеводы Трубецкого царю Алексею Михайловичу).

Восстание запорожских казаков и последовавшие войны между Речью Посполитой и Казацкой Украинской Державой Иван-Лаврин Диковицкий и его братья сумели как-то пережить и выжить, несмотря на суровые условия времени. После окончания первого этапа гражданской войны в Речи Посполитой, когда шляхта подвергшихся разорению земель оказалась не только лишённой имущества и средств к существованию, но и не имела никаких документов, подтверждающих её прежнее социальное положение и владельческие права, королём был издан Манифест 1654 года. Согласно этому Манифесту был значительно облегчён порядок доказательства шляхтой своих прежних прав. В генеалогии Диковицких есть отметка, что в Диковичах также были уничтожены документы и привилеи, в связи с чем Манифест 1654 года напрямую затрагивал интересы и этого семейства.

Возобновить деятельность средней школы (коллегиума) пинским членам Ордена иезуитов удалось не сразу, а только в 1654—1655 учебном году.

К концу 1654 года Речь Посполитая оказалась крайне ослабленной восстанием Хмельницкого и войной с Россией. Правительство Швеции решило, что оно не может далее пассивно наблюдать за развитием успеха русских войск в Речи Посполитой и должно вмешаться. А в Великом княжестве Литовском часть магнатов уже в конце 1654 года вступила в переговоры со Швецией о «протекции». В результате было принято решение о начале в следующем году войны. Но в Речи Посполитой категорическим противником союза со Швецией оказался король Ян-Казимир.

В конце 1654 – начале 1655 годов войска Великого княжества Литовского (посполитое рушение) под руководством Я. Радивилла, В. Гонсевского, П. Сапеги, Глебовича, Оскерки сняли осаду Нового Быхова, заняли Копысь, Дубровно, Оршу и другие. Но уже в январе 1655 года объединённые русско-казацкие войска нанесли поражение польской армии, а московский князь Семён Андреевич Урусов принудил в Бресте сдаться воеводу Великого княжества Литовского Павла-Яна Сапегу, русские также осадили Сурож и Езерищенский замок. В Великом княжестве Литовском появились дикие племена калмыков, пришедших в составе московских войск. В Минске, вследствие нападения на них городского гарнизона, калмыки жестоко разграбили храмы, дома и вырезали несколько тысяч жителей. Но Литва не была ещё готова сдаться. Войска княжества во главе с Радивиллом и Гонсевским продолжали борьбу. 12 февраля 1655 года они осадили казаков и русских в Могилёве. Литовский казачий полк К. Ю. Поклонского в этом же феврале, насмотревшись на зверства завоевателей, перешёл на сторону сражавшейся части шляхты Речи Посполитой и отныне воевал совместно с ней. «…христиан наших, которые в повседневном гонении от униатов пребывали, ныне в вечную неволю забрали, а иных помучали; а какие безделия над честными жёнами и девицами чинили…», – писал позже полковник Поклонский, объясняя причины своего ухода из подчинения царю.

И всё же попытки литовских гетманов собственными силами вернуть занятые русскими войсками земли зимой-весной 1655 года не привели к положительному результату. Поэтому весной 1655 года в переговоры со Швецией вступил великий гетман литовский Януш Радивилл. Поднимался вопрос об избрании шведского короля на трон Польши. Позже переговоры со шведскими властями начал и виленский епископ Юрий Тышкевич. К лету 1655 года был готов план предстоящей кампании. Удар планировалось нанести с двух сторон. На западе шведская армия должна была из Померании начать наступление на земли Великой Польши. Другим направлением должны были стать земли Великого княжества Литовского и польской Ливонии. В начале июля русские войска сосредоточились в Минске и двинулись к столице княжества Вильно. Великий гетман литовский Януш Радивилл и епископ Ежи Тышкевич срочно направили своих гонцов к шведам и просили скорее послать войска в Биржи и Вильно.

21 июля первая шведская армия пересекла польскую границу под Чаплинком и двинулась на Великопольшу. 29—30 июля через Западную Двину в Литву стали переправляться шведские войска под командованием фельдмаршала Г. Левенгаупта. 1 августа Левенгаупт получил приказ занять все земли княжества, которые ещё не контролировали русские войска. Биржи сдались шведам без боя, но с Вильно возникли проблемы: русские форсированным маршем захватили этот город, а 6 августа – и Ковно. Суперинтендант лютеранской церкви Великого княжества Литовского Ян-Казимир Малина покинул Вильно и переехал в Кёнигсберг, где издал книгу под названием «Разгром Литвы» (Excidium Lithuaniae).

Встречая слабое сопротивление, шведские войска заняли польскую Прибалтику, почти всю Польшу вместе с её столицей Варшавой, а также часть Литвы, где ввиду московской опасности шведов поддержал гетман Великого княжества князь Януш Радивилл. Он подписал со шведами соглашение, по которому Литва обязалась разорвать союз с Польшей и заключить аналогичный со Швецией. Но большинство литовской шляхты не приняло такого договора, называло Радивилла изменником и даже требовало для него позорной казни. В то же время «В 1655 году московские русские получили чрезвычайный успех в Литве. Они взяли Минск, [16 августа] Ковно, наконец Вильно. Алексей Михайлович въехал в столицу Ягеллонов и повелел именовать себя великим князем литовским. Города сдавались за городами, большей частью без всякого сопротивления. Мещане и шляхтичи, сохранившие православие, а ещё более угнетённые владычеством панов поселяне, принимали московских людей как освободителей. Успех был бы ещё действительнее, если бы московские люди вели войну с большим воздержанием и не делали бесчинств и насилий над жителями» (Костомаров Н. И.). Однако дальнейшему продвижению московских войск на запад помешали не только указания из Москвы, но и отряды левого крыла литовского войска, которые во главе с Казимиром Хвалибогом Жеромским отошли сначала из-под Вильно левым берегом реки Вилии на Понары, Троки и Гродно, а затем 23 августа в Вержболове организовали военную конфедерацию во главе с Жеромским как маршалком, заявив о своей верности королю Речи Посполитой Яну-Казимиру.

К осени 1655 года почти вся территория Великого княжества Литовского была занята московскими войсками и присоединена к России. Только гарнизоны Старого Быхова, Слуцка и Бреста продолжали ещё оказывать сопротивление. В первых числах сентября московские войска остановились на линии среднего Немана, заняв 7 сентября город Гродно. Тем самым они заставили участников конфедерации Жеромского оставить район Вержболова и передвинуться на юг от Гродно, а затем и в Волковысский повет Новогрудского воеводства. Лишь часть московского войска в числе нескольких тысяч казаков под командованием Василия Золотаренко двинулась на юг от Немана в направлении Бреста. В то же время участники конфедерации направились к Каменцу Литовскому, чтобы установить связь с группой войск, собравшихся около Бреста Литовского под командованием витебского воеводы Павла-Яна Сапеги. Так им предписывали распоряжения короля Яна-Казимира, который прислал Сапеге на съезд литовско-подляшской шляхты в Пружаны акт назначения региментарем войск Великого княжества Литовского.

25 сентября древнюю столицу Краков осадила шведская армия под личным предводительством короля Карла Х Густава. Шведы полностью окружили город и стали обстреливать его из осадной артиллерии. Несмотря на значительное численное превосходство противника, С. Чарнецкий во главе небольшого гарнизона почти месяц отважно оборонялся. 29 сентября великий коронный гетман Станислав «Ревера» Потоцкий был разбит в битве под Городком объединённой русско-казацкой армией под командованием боярина Василия Шереметева и гетмана Войска Запорожского Богдана Хмельницкого. Примерно в то же время, казацкое войско при поддержке русского военачальника Василия Бутурлина начало осаду Львова.

Большая война, однако, не касалась интересов жителей Пинщины, стремившихся остаться в стороне от раздоров сильных мира сего, хотя далеко не всегда успешно. Полещуки угрюмо отмахивались в ответ на посулы польской шляхты и на пламенные призывы Богдана Хмельницкого. Ну, а что касается Москвы, то ярче всего говорят об этом местные поговорки: «Тату, тату, лезет чёрт в хату! – кричит хлопчик. – Ладно! Лишь бы не москаль!». Или так: «От чёрта откреститься, но от москаля не отмолиться, от москаля полы врежь да беги!». И такому отношению были основательные причины. Так, 5 октября (25 сентября по православному стилю) 1655 года «москва и казаки, неприятели государства его королевской милости Короны Польской и Великого княжества Литовского войском в несколько тысяч человек прибыли челнами и байдаками под город Пинск. Подъехавши и спешившись, вторглись в город» («Акты, относящиеся ко времени войны за Малороссию»). Командовал ими русский воевода Ф. Волконский. При этом нападении московитов было истреблено около 14 тысяч жителей города. Простояв здесь двое суток, повырезав даже детей и беременных женщин, захватчики «всё имущество, деньги, разные товары, золото, серебро, свинец, медь, колокола костёльные и церковные, домашние вещи и утварь выбрав дочиста, снесли в байдаки и челны. А отходя от Пинска, замок, город, костёлы, церкви, постройки рыночные, дома, фольварки» и прочее «огнём спалили и в ничто обратили» («Акты, относящиеся ко времени войны за Малороссию»). Старинный Пинский замок, построенный из дерева ещё при князе Войшелке 400 лет назад, также подвергся огню. Однако, вырытые под ним подземелья и тайный ход, что было обычным явлением для средневековых оборонительных сооружений, позволили многим горожанам, укрывшимся в замке, спастись от безжалостного врага, тайно выйдя к берегу Струменя. Таким же образом была спасена от разграбления казна города. Лишь несколько домов в одном конце в предместье осталось, которых огонь не достиг. Мещане, которых не смогли застать на месте, живут теперь в большой нищете, радуясь, что остались живы, и, потеряв жильё, разбрелись по разным местечкам и сёлам повета. А князь Волконский после своего набега отплыл вниз по Струменю.

6 октября начались переговоры между казацко-московским войском и осаждёнными жителями Львова. Гетман соглашался на выкуп, Бутурлин настаивал на немедленной капитуляции и присяге царю Алексею Михайловичу.

От 15 октября 1655 года пинскому подстаросте Владиславу-Казимиру Войне было подано через возных генералов Яна Анкудовского и Анджея Сачковского заявление жителей Пинска об убытках при взятии этого города московскими войсками. Свидетелями от шляхты были паны Феодор и Самуэль Островские, Ян и Войцех Сачковские и пан Павел Диковицкий.

Пожары 1655 года опустошили целые города и деревни Великого княжества Литовского. В этом году князь Урусов выполнял распоряжение царя Алексея Михайловича, приказавшего составить список шляхты Великого княжества, готовой присягнуть его власти. Присягу принесла шляхта тех земель, что находились под властью московских войск. Из других поветов присягнувших оказались единицы. В частности, от Пинского повета такой «новый верноподданный» оказался в единственном числе – некий Александр сын Симака Чухалинский. Всего в списке оказалось 2058 лиц. Хотя, наверное, всех присягнувших царю было больше, чем оказалось записано в «Крестоприводной книге».

Шляхтичи Мянчинские из-под Могилёва писали, что московские ратные люди «дворишка наши сожгли и разорили без остатку, а животишка наши все поимали до основанья». Даже после того, как Мянчинские приняли царское подданство, «государевы воинские люди, заехав, во дворишке мать нашу, да брата, да сестру и людишек наших били и мучили и огнём сожгли до смерти, и достолные животишка, что было, всё побрали и разграбили без остатку, толко мы, холопи твои, остались душою да телом». Как жаловался Станислав Кожарин из Горов, ратник воеводы Чаркасского, «резанец взял в полон жёнишку мою Аленицу и з детишками моими с тремя сынишками, да четвёртую дочеришко моё, да свояченицу мою Микулаеву жену Дубовского Марью саму з детми с четырмя сыновми да з двемя дочерми, и свёз их к себе в поместья». От набега не спасло даже крестоцелование и верность царю. Крестьяне многих деревень Витебщины, которые присягнули на верность Алексею Михайловичу, в 1655 году писали, что московские ратники, приехавши в деревню, «нас бедных бьют и увечат и достальные животишка грабят, лошади и животину отогнали и хлеб потолочили, и нас пытают и жгут и саблями рубят, а иных до смерти изрубили, и жёнишек и дочеришек позорят», поэтому все прячутся в лесу и по деревням не живут.

В течение четырёх месяцев шведская армия, нанеся несколько поражений польской армии, оккупировала всю территорию коренной Польши (Великую Польшу, Мазовию и Малопольшу). Король Карл Х Густав выдвинул требование о прекращении осады Львова казацкими войсками и их возвращения в Поднепровскую Украину. Осада Львова завершилась в начале ноября. Казаки, взяв с львовян контрибуцию в размере 60 тысяч злотых, ушли. А московский князь Урусов с воеводой Ю. Барятинским выступил 2 ноября из Ковно в поход против непокорившихся войск Литвы, собравшихся в Бресте и его округе под началом Павла-Яна Сапеги. 27 ноября произошло кровавое столкновение в окрестностях Верховичи на краю Беловежской пущи. Исход его был неопределённым: московиты отошли к Слониму, а затем к Вильно. С конца 1655 года Москва, напуганная успехами Швеции, решила пойти на сближение с Речью Посполитой. Собиравшиеся на Сеймы шляхтичи никак не могли договориться о противодействии захватчикам. Достаточно было одного подкупленного крикуна, чтобы сорвать голосование. Оружие у всех было с собой, поэтому довольно часто прения переходили в рукопашные схватки. Население страны истекало кровью и находилось на грани физического уничтожения, а шляхта обсуждала такие «важные» вопросы, как законность наследования чьей-то мельницы и кто кого назвал «хамом». Возможно, ей тогда казалось, что силы государства безграничны, и не им надо было, а кто-то другой спасёт страну.