Текст книги "Ночь рыжей луны"

6. «Встреча с учителем»

Новый день начался, как дежавю. Сержа разбудили телефонные звонки: один, второй, третий… И в этот раз он не сразу схватился за трубку. Не потому, что сопротивлялось усталое разбитое тело, а потому, что бунтовало само сознание. Сон был настолько медовым, тягучим, что Серж не хотел выходить из него, пытался сохранить это безмятежное, приятное состояние хотя бы еще минуту, и еще одну, и еще…

Очередной звонок заставил его все же открыть глаза. Инспектор протянул руку и нащупал телефон на стоящем рядом с кроватью стуле. На экране высветилось несколько номеров, с которых его набирали. Как и в прошлый раз, только два знакомых: Марии и помощника. По незнакомым он отвечать опять-таки не собирался. Невесте решил позвонить позже, после того, как выяснит, из-за чего снова поднялась такая телефонная суматоха.

Серж сладко зевнул во весь рот и набрал помощника. Лео, как и в прошлый раз, с ходу затараторил:

– Тут такое, тут такое…

– Какое-такое?

– Включи телевизор.

«Точно дежавю», – подумал Серж и, встав с кровати, стащив с ноги болтающийся на ней носок, включил телевизор. Увидел на экране двор дома номер двенадцать по улице Роз. На освещенной теперь уже солнечным светом мостовой вместо человека – его обведенный мелом силуэт. Труп, как и должно было быть, увезли еще ночью. Тот же, что и в прошлый раз, корреспондент с микрофоном в руках указывал на удаляющегося консьержа:

– Вот такие подробности о ночном происшествии мы узнали от практически участника события. Да, уважаемые граждане, мы и не подозревали, что в нашем городе орудует жестокий маньяк. Однако теперь, как нам удалось узнать, благодаря грамотным действиям замечательного инспектора Сержа Горевски город может бодрствовать и спать спокойно – преступник мертв и никому больше ничем не угрожает. Мы должны гордиться нашей полицией. Она умеет и может устранять опасность, когда мы даже еще не знаем о ней…

Почесав затылок, Серж набрал помощника:

– Ты в отделении?

– Да, я же дежурю сегодня.

– Что там у нас?

– Ничего особенного. Скоро закончу формальности с задержанным лжесвидетелем и, как ты распорядился, отпущу его. Пусть едет в свой Лар. Жена ему, чувствую, устроит продолжение веселой жизни.

– Хорошо…Шеф?

– Он в курсе всего и все еще на рыбалке. Сегодня же воскресенье.

«В том, что шеф в курсе, не сомневаюсь», – сказал Серж про себя. Помощник добавил:

– Так что можешь спокойно отдыхать до понедельника. По вчерашнему делу я сегодня также, кого нужно опрошу, запротоколирую и завтра тебе предоставлю все материалы в готовом виде.

«Но сначала их, наверное, увидит шеф», – снова заметил Серж про себя, а вслух произнес:

– Молодец, надеюсь на тебя. Значит, говоришь, нет смысла приезжать сегодня?

Помощник заверил:

– Абсолютно нет. Если, конечно, не хочешь пообщаться с журналистами, они опять целым стадом рядом с отделением пасутся. Комментариев добиваются.

– Никаких комментариев пока!

– И я того же мнения.

– Хорошо. До завтра. Звони, если что! Небольшое напряжение, вызванное необходимостью звонить помощнику, спало: и с делом о найденной кисти было покончено, и со лжесвидетелем…. У Сержа на сердце снова стало почти легко и спокойно. Почти. Он набрал Марию. Та очень обрадовалась:

– Видишь, родители отдали мне телефон.

– Прекрасно!

– И разрешили выходить на улицу!

– А видеться со мной?

– Не только видеться. Они даже пригласили тебя сегодня на вечерний чай!

– Потому что замечательный инспектор Серж Горевски спас город от маньяка?

– Не вредничай! Пригласили, и слава богу!

– Ну да, ну да…

– Значит, никаких задержек больше не будет и все опять пойдет по плану. Я так перенервничала и из-за пригласительных билетов, и из-за ресторана, и из-за свадебного платья…

– И из-за меня?

– И из-за тебя, из-за нас…

– Знаешь, я сегодня не смогу прийти.

– Ты все-таки обиделся на родителей?

– Да, нет, я их даже в чем-то понимаю. Не знаю, как бы сам поступил на их месте.

– Тогда в чем дело?

– Дело в этом чертовом деле. Тут не все так просто. Мне нужно сегодня еще немного поработать: кое в чем разобраться.

– Но сегодня же воскресенье – выходной.

– С такими делами приходится работать без выходных.

– Но хотя бы на меня-то у тебя найдется время?

– Давай встретимся, встретимся… – посмотрел на часы, – после обеда. В четыре…

– Где?

– Где тебе больше нравится?..

– Давай возле старого вокзала…

Серж понял, что Марии, видимо, очень хочется побывать на месте вчерашнего происшествия, о котором теперь говорит весь город. Не зная, что ответить, переспросил:

– Возле старого вокзала?

– Ну да. Я ведь в том районе только раз и была. На машине проезжала. А ведь это наша достопримечательность. И с моим отважным инспектором я могу спокойно прогуляться по Старому городу.

– Отважный инспектор пока не рекомендует благородным барышням посещать Старый город. Но обещаю однажды…

– Но почему?

– Обещаю: в другой раз обязательно…

– А сегодня? Я хочу сегодня!

Серж тяжело вздохнул в трубку:

– Знаешь, я так устал от этого Старого города. Для меня и прогулка в нем будет, как работа. Давай пойдем куда-нибудь в другое место.

– В какое другое? – в голосе невесты слышалось явное недовольство.

Но Серж настаивал:

– В другое.

– В какое другое? – интонация Марии немного смягчилась.

– А пойдем в парк. Я там давно не был. Там так хорошо, тихо, беззаботно…

Парк был гордостью Сен-Бьена. Он представлял собой окультуренную часть остатков леса, когда-то полностью занимавшего эту часть города. Сен-Бьен, расширяясь со стороны старой части, перескочил через Грай и через заросли деревьев, далее начал застраиваться на пустоши левого берега. Позднее лес, оказавшийся в центральной части города, чуть не вырубили под новые дома. Однако благоразумие горожан взяло верх, и дикие заросли расчистили, прорубили аллеи, заасфальтировали дорожки. Парк стал любимым местом отдыха горожан. В его центральной части располагалось несколько ресторанов и кафе. Летом на входе раскидывал шатер заезжий цирк-шапито. По воскресеньям там же играл любительский городской оркестр.

В самой глубине парка вплоть до Грая раскинулся просторный зоопарк. Серж в детстве бывал в старом городском зверинце. Там животных заточали в маленькие клетки, от которых удушливо дурно пахло. Люди возле клеток толкались и ругались. Но теперь звери, птицы, пресмыкающиеся жили в просторных вольерах, бассейнах и террариумах.

– В парк? – повторила невеста, размышляя.

Серж продолжал настаивать:

– В парк. Договорились? Встретимся у входа.

– У входа в парк… – снова повторила Мария.

– Конечно, – не давал ей времени на особые размышления инспектор. – Погуляем на природе. Может, в зоопарк заглянем. Хочешь в зоопарк?

Он знал, что Мария очень любит всяких милых зверюшек. И зоопарк сделал свое дело. Невеста воскликнула:

– Хорошо! Я так по тебе соскучилась! – А уж как я! – шумно вздохнул Серж и почему-то вспомнил Леду и Сицилию. Его тут же бросило в жар.

Попрощавшись с невестой, инспектор положил телефон и подошел к зеркалу: лицо его стало красным. Он умылся холодной водой. Вернувшись в спальню, посмотрел на постель, вспомнил вчерашний вечер, и ему опять стало жарко…

На Провинциальной он догнал Сицилию. Узнав ее со спины, остановился и предложил подвезти. Девушка не то, что согласилась, бросилась к нему в машину:

– Да-да, спасибо! Как здорово, что ты оказался здесь в это время.

Серж, конечно же, поинтересовался:

– Что случилось?

Сицилия взмахнула сразу двумя руками:

– Так… Один тип пристал, еле отвязалась. Мы по делу встречались, а вышло черт знает что… Пришлось бежать от него, споткнулась. Потом хотела вызвать такси, но, оказывается, кошелек и телефон потеряла, видимо, вытряхнула из сумочки, когда упала.

– Давай вернемся, найдем.

– Нет, не хочу туда возвращаться. Да и в этом районе ничего долго у всех на виду не лежит.

– Это верно… – с неудовольствием подтвердил инспектор и спросил: – Куда тебя отвезти?

Сицилия неожиданно предложила:

– Поехали к тебе, – объяснила. – У меня младшая сестра дома. Не хочу ее пугать. Мне нужно сначала успокоиться, прийти в себя. А у тебя я уже была: ты человек безобидный.

– Вот спасибо, – усмехнулся Серж.

Он остановил машину подальше от дома. Несколько секунд всматривался в улицу: за последние дни в его дом женщина приходит третий раз. Это и до Марии могут донести. Конечно, он всегда мог сослаться на работу, на конспирацию, но все-таки…

Сицилия, не дожидаясь приглашения выйти, открыла дверь машины, отправилась знакомой дорогой, не оглядываясь. Серж догнал ее уже возле квартиры.

Она сразу зашла в спальню. Обернувшись, спросила:

– Можно у тебя принять душ?

– Конечно, – указал рукой в сторону ванной.

– Да-да, я знаю, где, – кивнула в ответ и зевнула, обнажив мелкие зубки с необычно острыми клыками.

Как будто его и не было в комнате: Сицилия стянула с себя пестрое платье с рисунком из полевых голубых, зеленых и желтых цветов, сняла белые бюстгальтер и трусики. Бросив одежду на стул, где ранее уже поставила сумочку, спокойно прошла мимо обалдевшего Сержа. Будучи в этот раз трезвым, он внимательно рассмотрел девушку. Отметил про себя ее стройность, тонкую талию. Подумал: «Наверное, очень гибкая и страстная в постели». Пожалел, что во время прошлой встречи был сильно пьян…

Еще заметил, что волосы Сицилии были рыжими не только на голове. По всему ее телу разбежались мелкие огоньки-конопушки. Больше всего их было над грудью и на спине от шеи по лопаткам. На правом плече – старый бесформенный шрам, должно быть, от ожога.

Когда Сицилия зашла в ванную, несколько минут не знал, чем себя занять. Потом подумал, что девушке, желающей успокоиться, нужно предложить выпить. Из припасенной на всякий случай бутылки кальвадоса налил в бокал ей, ну, и себе – за компанию. Потом посмотрел на кровать. Быстро стянул с нее старое белье. Вытащил из шкафа, застелил новую простынь. Достал пододеяльник, но не успел с ним окончательно разобраться: в комнату вошла замотанная в большое полотенце Сицилия:

– Уф, как я устала!

Серж предложил выпить, указав на два бокала, но она отрицательно покачала головой и попросила телефон. Прихватив также и сумочку, ушла на кухню, чтобы наедине поговорить, должно быть, с сестрой.

Вернулась с двумя стаканами в руках. Один протянула Сержу:

– Давай лучше выпьем это.

Теперь он уже не боялся принять из ее рук непонятный раствор. Взял стакан, обратив внимание на то, какие у нее длинные и острые ногти. Не отводя от них глаз, спросил:

– Не мешают работать?

– Помогают, – слабо улыбнулась она и залпом выпила из своего стакана. Посмотрела на Сержа: – Пей, здесь очень полезная для здоровья травка. Я там тебе на кухне еще оставила в чайничке… – кивнула на повязку, – А что у тебя с рукой?

– Кот поцарапал.

– Царапины котов и лис очень опасны. Дай посмотрю.

Она размотала бинт, внимательно осмотрела царапины. Серж с улыбкой спросил:

– И для них у тебя найдется лекарство?

– Найдется, – кивнула Сицилия.

Инспектор ожидал, что девушка полезет в сумочку, но ей не потребовались какие-либо еще травы или медикаменты. Сицилия приблизила лицо к руке Сержа и несколько раз лизнула царапины. По телу инспектора от сладких покалываний пробежали мурашки.

Девушка еще раз глянула на царапины, потом перевела взгляд на инспектора:

– Сейчас подсохнет, и не перевязывай больше: к утру царапины тебя уже не будут беспокоить. И пей травку. Я-то свою уже выпила…

Он послушно выпил из своего стакана, но не так быстро, как она. Пока делал глоток за глотком, Сицилия сдернула с себя полотенце. Просто рухнув на кровать, свернулась на ней клубочком, как котенок или щенок. Серж укрыл ее пододеяльником. Начал раздеваться, также думая заглянуть в душ. Однако сон навалился на него настолько стремительно, что он упал на кровать рядом с Сицилией в трусах и одном болтающемся на ноге носке. Вот, наверное, утром смеялась девушка, когда любовалась им…

Инспектор вздохнул и, подойдя к постели, погладил место, на котором спала Сицилия. Казалось, простынь все еще хранит ее тепло.

Потом он посмотрел на два бокала с выпивкой и на два пустых стакана. Спросил себя вслух:

– Чем же она меня поит?

Заглянул в чайничек, в котором была заварена какая-то трава, и сам же себе ответил:

– Она точно знает, чем и для чего.

Осмотрел руку: царапины действительно к утру зажили. Снова подумал о том, как быстро заснул, и о том, что спал так крепко, что даже не заметил, когда Сицилия ушла. Отметил, что после такого здорового сна в теле ощущается особая свежесть, его переполняет энергия молодости и желания.

– Хочется жить! – сказал он, бодро начиная готовить завтрак. – И вообще хочется! Мария!

Он был бы очень рад сейчас же встретиться с невестой, но сам ведь настоял на послеобеденном времени. Отчасти все-таки из-за обиды на ее родителей (хотя она-то здесь при чем?), отчасти из-за того, что хотел собраться с мыслями.

– Хочется! – повторил, покончив с яичницей и апельсиновым соком.

Серж уже знал, как он проведет это утреннее время: снова пойдет в больницу, чтобы поговорить с женой учителя. Во время их прошлой встречи София говорила очень странно и явно что-то недоговаривала. Ему очень хотелось знать: что именно.

Поехал на машине, чтобы потом от парка отвезти невесту к ее родителям.

Жена и дочь Марка Донтерна встретили его в коридоре больницы. Серж поздоровался и сразу же обратился с вопросом к Софии:

– В прошлый раз вы сказали, что…

Жена учителя, однако, не дала ему договорить:

– Неважно, что сказала я, важно, что скажет он. А я, я… разделяю его взгляды, – посмотрела в сторону двери, за которой находилась палата мужа.

– Но он… – не понял инспектор.

Радостно закивала дочка:

– Папа вчера пришел в сознание. Бог милостив.

Слово снова взяла София:

– Дело, конечно, не в Боге. Марк весь день был очень слаб, а ночью хорошо спал и…

Женевьеве, видимо, очень хотелось принять участие в таком радостном разговоре, и она продолжила за мать:

– … и сегодня уже лучше, намного лучше. Папа разговаривает, даже поел с аппетитом. Боженька его не оставляет…

София по-доброму смотрела на инспектора:

– Мы как раз хотели вам позвонить, пригласить…

Дочь развела руками:

– А вы и сами пришли!. Как будто услышали, – посмотрела над собой и перекрестилась. – Наверняка услышали глас божий…

Конечно, такая новость приятно взбудоражила и инспектора. Он вопросительно обвел жену и дочь взглядом:

– Уже можно к нему?

София спокойно разрешила:

– Да, только надо дождаться, когда выйдет сестра. Она ему какой-то нужный укол делает.

На этом оживленный разговор прервался. Все почему-то разом замолчали. София и Женевьева молча переглядывались. Серж нервно посматривал на дверь. Он забыл, о чем хотел спросить жену учителя. Думал теперь, какие вопросы задать самому Марку Донтерну.

Наконец сестра вышла. София, придержав распахнутую дверь, кивнула:

– Заходите.

Инспектор нерешительно посмотрел на нее:

– Может, вы его предупредите?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет необходимости. Заходите, я не сказала вам сразу: он сам очень хотел вас видеть.

«Как у них все странно-то», – подумал Серж, входя в палату.

Учитель по-прежнему лежал на кровати. Но теперь ее изголовье было приподнято. Лицо Марка порозовело. Порозовела и круглая лысина, тянущаяся ото лба до темечка. Казалось, и обрамлявшие ее кудрявые светлые волосы тоже порозовели. Теперь Серж видел и глаза Донтерна: красные то ли от постоянного чтения при подготовке к занятиям в гимназии, то ли от слез, то ли от лекарств. За старомодными очками с роговой оправой и большим увеличением они казались глазами огромного кролика.

Ладони лежавших поверх одеяла рук также были розоватыми. Белое убранство палаты и розово-красное тело учителя… Серж так и не понял, почему в этот момент он вспомнил розовые обои в комнате разбившегося маньяка.

– Здравствуйте, – сказал учитель.

– Здравствуйте, – чуть запоздало откликнулся Серж и приготовился принести свои извинения, которые он не высказал полностью Софии в прошлый визит.

Но учитель не дал произнести ему больше ни слова, повторив то же самое, что инспектор уже слышал от его жены в прошлый раз:

– Не корите себя: вы ни в чем не виноваты.

– Как так? – опять растерялся Серж. – Это же я стрелял в вас! Это моя пуля ранила вас!

– Вы ни в чем не виноваты, – еще раз сказал учитель, моргая за очками большими кроличьими глазами. Потом перефразировал: – Виноваты не вы.

– А кто? – все еще не понимал Серж

Учитель вздохнул:

– Я виноват. Только я сам во всем виноват. Вы знаете, помните, что со мной случилось год назад?

Конечно, Серж знал, помнил. Тогда это происшествие обсуждал весь город. О нем писали газеты, говорили по радио и телевидению. Ведь учитель литературы местной гимназии Марк Донтерн был весьма известным человеком. Когда Сен-Бьен разросся, то он не переехал в новую часть, а, отправив дочь учиться после школы в Швейцарию, остался вместе с женой на прежнем месте заниматься с детьми теперь уже беднейшего района. За это, а также за его любовь к литературе его весьма почитали по всему городу, везде, где жили его бывшие ученики и их родственники.

Помимо занятий по литературе Марк вел в гимназии и кружок поэзии. Часто проводил факультативные занятия не в городе, а на природе. Дети обожали ходить с ним на экскурсии в горы. Выбирали выходной день, собирали рюкзаки с термосами-бутербродами и пускались по надежным дорожкам в недалекий путь: поднимались до какой-нибудь живописной поляны с альпийским разноцветьем-разнотравьем и прекрасным видом на ближние и дальние горы.

По дороге Марк подбадривал учеников строчками:

 
«Мы идём по дороге, рюкзак давит плечи,
Но от песни походной становится легче.
Не мозоли тревожат, не мокрые спины,
А лишь то, что ещё далеко до вершины…»
 

На поляне, отдышавшись, дети подкреплялись бутербродами, пили горячий кофе и чай, всматривались в призрачную даль и вслушивались в то, что читал им их учитель:

 
«Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
 
 
Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.»
 

Закончив одно стихотворение, учитель начинал следующее:

 
«Пусть речка шумит на закатах
И плещет зеленой волной.
Уходишь ты вечно куда-то,
А горы повсюду со мной.
 
 
Тебя я увижу не скоро,
Но твердо уверен в одном:
Полюбишь ты синие горы,
Вершины, покрытые льдом….»
 

И следующее:

 
«Сырая мгла лежит в ущелье,
А там, как призраки легки,
В стыдливом девственном веселье,
В багрянцах утра ледники!
 
 
Какою жизнью веет новой
Мне с этой снежной вышины,
Из этой чистой, бирюзовой
И света полной глубины!
 
 
Там, знаю, ужас обитает,
И нет людского там следа, —
Но сердце точно отвечает
На чей-то зов: «Туда! Туда!»
 

Иногда дети, прочувствовав эти строки, глядя на окружающие горы, начинали плакать, а то и рыдать. И тогда он читал им другое:

 
«О горы – первые ступени
К широкой, вольной стороне!
С челом открытым, на колени
Пред вами пасть отрадно мне.
 
 
Как праха сын, клонюсь главою
Я к вашим каменным пятам
С какой-то робостью, – а там,
Как сын небес, пройду пятою
По вашим бурным головам!»
 

И еще:

 
«Как в бёклиновских картинах,
Краски странны…
Мрачны ели на стремнинах
И платаны.
 
 
В фантастичном беспорядке
Перспективы —
То пологие площадки,
То обрывы.
 
 
Лес растет стеной, взбираясь
Вверх по кручам,
Беспокойно порываясь
К дальним тучам.
 
 
Желтый фон из листьев павших
Ярче сказки,
На деревьях задремавших
Все окраски…»
 

По дороге обратно взволнованных и усталых детей Марк убаюкивал другими строчками:

 
«В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы – просто некуда деться!
И спускаемся вниз с покоренных вершин,
Оставляя в горах, оставляя в горах свое сердце.
 
 
Кто захочет в беде оставаться один?
Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?
Но спускаемся мы с покоренных вершин —
Что же делать, и боги спускались на землю…»
 

Год назад он в очередной раз повел детей в горы. Все было замечательно: дети с обычной жадностью питались природными видами, бутербродами и стихами. Вот только на обратном пути их нагнал сначала туман, а потом ливень. Многие дети, хотя и были в плащах, куртках, с зонтиками, быстро промокли, начали хныкать. И тогда учитель, беспокоясь и переживая за детей, повел их назад в город более короткой дорогой. Длинная вела через мост. А короткая – по тропинке вдоль Грая: она была достаточно широкой, по ней ходили все, кто ленился идти в обход по длинной дороге, через мост. Но длинная считалась более безопасной, она вела к городу через лес.

Одна девочка из любопытства остановилась на краю идущей параллельно реке тропинки и загляделась вниз. У нее закружилась голова. Девочка качнулась в сторону реки. К ней на помощь бросился мальчик. Но оба не удержались на мокром склоне и покатились, свалились в реку. Учитель бросился по круче за ними. На этом участке река была мелкая, однако упавшие дети, видимо, ненадолго потеряли сознание и захлебнулись.

Марк вытащил обоих на берег. Но вытащил мертвыми. Искусственное дыхание не помогло ни одному…

Провели полицейское и общественное расследования. Гибель обоих детей была признана несчастным случаем. Никто не обвинил учителя в халатности или неосторожности: ни полиция, ни родители погибших детей. Но Марк не прекращал винить сам себя:

– Если бы мы пошли по мосту в обход, все дети были бы живы…

Он часто ходил к тому месту на тропинке. Там поставили памятный камень, на котором выбили имена погибших детей…

– Соня, Валерий… – сорвалось вдруг с губ учителя.

Серж вспомнил те газетные публикации, разговоры о том случае. Пожал плечами:

– Конечно, это очень трагичная история, но ведь от несчастного случая никто не застрахован.

Сказав это, инспектор вспомнил и о другом несчастном случае, при котором погибли люди – трое взрослых: полицейский, пожарный и медсестра…

Донтерн откликнулся эхом:

– Никто не застрахован… – потом быстро заговорил, – Нет, никто не признал меня виновным. Я сам себе вынес приговор: я виновен и должен ответить, не по суду – по совести, по высочайшей справедливости. Когда я встречаюсь с родителями погибших детей, они ничего не говорят мне, они меня ни в чем не обвиняют. Но знаете, что, – он повторил, – что я вижу в их глазах?

– Вам не в чем себя винить. Закон не признал вашей вины.

Марк приподнялся с подушки:

– Но совесть – человеческая справедливость – выше Закона. Так считаю и я, и моя жена. Так нас воспитали и так мы воспитываем своих учеников. Я год жил с этой мукой, я думал, думал, пока окончательно не понял: я должен, я обязан понести наказание. Они погибли: Соня и Валерий. Это были очень талантливые дети. Они только начинали свою жизнь. Соня хотела выучиться на врача, и она бы им стала, и спасла бы многих людей, но уже никого никогда не спасет. Валерий… Валерий мечтал стать певцом. У него был чудный голос и драматический дар. Валерий мог прославить не только себя, но и Сен-Бьен и всю нашу Провинцию. Но уже никто никогда не услышит Валерия… И еще. Они дружили: Соня и Валерий. Поэтому именно он первым бросился ей на помощь. Их дружба могла перерасти в любовь. Они могли пожениться, родить детей. Понимаете?! Я убил не двух человек! Я убил и Соню, и Валерия, и их детей, и их внуков, и их правнуков, – учитель зарыдал.

Серж попытался его переубедить:

– Это все предположения. Они, конечно, могли полюбить друг друга, а могли и нет. Кто знает? Часто первая дружба и любовь кончается ничем. Да и не у всех людей рождаются дети, внуки, правнуки. Так что неизвестно, как бы там все дальше сложилось.

Не ваша вина, что девочка загляделась в пропасть. Может быть, ее туда тянуло? Кто знает, о чем она тогда думала… Мы ведь не все знаем о том, какие отношения складываются у детей со сверстниками и даже с родителями…

Учитель, казалось, не слушал Сержа, но прекратил рыдания и зашептал:

– Дети погибли, и я должен заплатить за их смерть своей гибелью. Если умру, как и они, это будет справедливо. Поэтому я и взял пистолет, поэтому и вышел с ним в руках навстречу полиции. Я сделал это осознанно, я знал, что в меня обязательно будут стрелять. Только не учел, что раны могут оказаться не смертельными, что меня не убьют…

Произнеся это все на одном дыхании, Донтерн устало откинулся на подушку. Лысина, лицо, руки его снова побледнели.

Серж тут же озвучил внезапно пришедшую на ум версию:

– Может быть, вам только кажется, что вы сами взяли пистолет, а на самом деле его вам дали. Кто-то хотел, чтобы именно вы вышли с ним к полиции. Кто-то хотел вашей смерти. Может быть, это те самые родители погибших детей? А, может быть, вы ссорились с другими родителями, с учениками или коллегами? Может, кто-то в Старом городе питал к вам недобрые чувства?

Марк, возражая, поднял слабую руку:

– Нет, родители погибших детей на такое не способны. И я ни с кем не ссорился. Ни с родителями, ни с учениками, ни с коллегами, ни с кем-либо еще…

Серж не спорил. Хотя он и озвучил эту версию, но был уверен в том, что наказать хотели не учителя, а инспектора сектора «12–15». Теперь уже мертвый организатор происшествия у ресторана подстроил это все, чтобы досадить ему, Сержу, заставить его снизить активность по поиску в Старом городе обладательницы найденной части руки, девушки, чей обезображенный труп лежал в ванне. Бывший житель дома номер двенадцать по улице Роз не случайно выбрал в качестве жертвы учителя. Правильно рассчитал и душевное состояние Марка Донтерна, и то, какой резонанс вызовет это убийство. Только вот незадача: учитель остался жив, а сам маньяк погиб…

– Дела… – не знал, что еще сказать Серж, – Давайте вот что: я обо все этом серьезно подумаю и зайду к вам на днях. А вы набирайтесь сил, выздоравливайте, пожалуйста. И не вините себя в смерти детей. Это был несчастный случай. Они, к сожалению, в нашей жизни бывают. Вот и для меня ваше ранение – несчастный случай. Следуя вашей логике, если бы это действительно была ваша вина, то пуля попала бы прямо в сердце. Согласно вашей высшей справедливости вы должны были умереть, но, как мы видим, вы живы. Свою вину вы уже искупили и душевными страданиями, и страданиями физическими, связанными с этим ранением.

Учитель встрепенулся:

– Значит, раз я только ранен и не был убит, то не виновен полностью в их смерти, и то, что продолжаю жить, это по совести справедливо?

Серж заверил его:

– Да это же очевидно, – и добавил. – И не забывайте: вас очень любят, ценят и ждут в гимназии. Возвращайтесь в нее поскорее к вашим ученикам…

– Значит, это по совести справедливо…, – пробормотал еще раз Донтерн. Его кажущиеся огромными из-за очков красные кроличьи глаза устало закрылись.

Серж вышел из палаты в большой задумчивости. Увидев вопросительные взгляды Софии и Женевьевы, вздохнул:

– Он – святой. И вы – святые…