Текст книги "«ГЗ»"

– Нет, как-то специально по масонству книги у меня нет. Но у нас не так давно были интересные лекции на эту тему, так что могу довольно много об этом рассказать.

Мне не терпелось:

– Когда?

Зоя пожала плечами:

– Да хоть сейчас. Все равно ведь не спится. А что именно интересует?

Что именно? Этого я и сам не знал:

– Да все, наверное. Суть, история, современная ситуация, если, конечно, сегодня масоны существуют.

– Существуют… – сказала Зоя. – Масоны… На английском масонство – это Free Masonry, – какой у нее теплый и уютный голос, – или свободные, вольные каменщики… Назвали они себя так в связи с легендой о Хираме. Был такой мастер-каменщик, которого древний царь Соломон нанял для строительства храма. Так вот, царь всех работников разделил на три разряда. У каждого разряда были свои тайные знаки и слова, по которым Соломон вручал им соответствующую плату. Однажды несколько работников низшего разряда задумали узнать знаки и слова высших. Они подстерегли Хирама и, угрожая смертью, потребовали раскрыть тайну. Тот отказался и был убит.

Я был весь во внимании. Строительство храма… А ведь университет – это тоже храм, храм науки. И преступление было совершено…

– Значит, Хирама убили?

– Да, – подтвердила Зоя. – И именно его последователями считают себя «Вольные каменщики». Масонские ложи – это как бы прообраз объединений средневековых зодчих, которые владели секретами возведения готических соборов и замков. В представлениях масонов Бог – это «Великий архитектор Вселенной», а сами они – его скромные каменщики. Свое профессиональное мастерство «братья» используют, чтобы творить полезные для человечества дела. Для этого они оказывают влияние на властные структуры, проникают в них.

Я засомневался:

– И их так просто пускают в органы власти?

– Нет, все не так просто, – продолжала Зоя. – «Вольные каменщики» – это секретная организация. В нее берут не всех. В том числе и женщинам вход заказан. Раньше еще евреев не брали… Кандидат в «вольные каменщики» должен получить рекомендации от нескольких «братьев». Ритуал посвящения повторяет эпизоды легенды о строителе Хираме. Будущего масона вводят в залу с завязанными глазами, обнаженными грудью и коленом. Он проходит через символические странствования и очищение водой и огнем. Кандидату наносят символические удары, которые изображают раны Хирама. Будущий масон проходит так называемые «опросы под повязкой». Ему закрывают глаза и спрашивают о мотивах вступления в масонскую ложу. Голосуют черными и белыми шарами. Если наберется 3 черных шара, то «братство» отвергает кандидата.

Интересно, подумал я про себя, уж не имеют ли отношения к посвящению в масоны все эти взрывы и пожары в университете. И тут снова прислушался к голосу Зои:

– По окончании странствований с глаз будущего масона снимают повязку. Он дает клятву на верность братству, получает масонское имя и занимает место на скамьях учеников. В конце церемонии новому члену организации вручают знаки масонского достоинства. – Зоя взяла листок, ручку, нарисовала. – Символы масонов очень просты – угольник и циркуль, фартук и лопатка, камень, «Всевидящее Око Боже»…

– И что они значат?

– Часть таких символов, такие как угольник или лопатка и так далее, относится к строительству. Камень… он символизирует душу человека. У масонов «обтесывать свой камень» означает самосовершенствоваться.

Я тут же подумал: взрывы и пожары с обтесыванием имеют мало общего. И продолжил слушать Зою:

– Есть и другие символы. Они, кстати, могут истолковываться по-разному. На каждой новой ступени посвящения члену братства открывается новый смысл символа, более высокий. Так, лучезарный треугольник или «Всевидящее Око Божье» для ученика – это символ познания триединства всего сущего, внимания («имеющий глаза да увидит»). Для следующего на ступеньке старшинства – это символ «третьего глаза», невидимого света. Для мастера же – это солнце, великая истина космоса, Бог Непознаваемый… Многие масонские символы и сегодня живут вокруг нас. Только мы – непосвященные – не замечаем их.

– Например? – полюбопытствовал я.

– Например, – Зоя снова начала рисовать, – на банкноте в 1 американский доллар легко увидеть изображение масонских символов: пирамиду с «Всевидящим Оком Божиим», щит Давида…

– А почему на деньгах?

– Может быть потому, что все американские президенты, изображенные на долларовых банкнотах, были масонами. Но тайные символы есть и в нашей современной отечественной культуре. В Москве их можно найти на некоторых зданиях, которые построил в 18 веке архитектор масон Василий Баженов. Например, в усадьбе «Царицыно» есть, еще на особняке князя Гагарина в Гагаринском переулке. Да, эти символы даже у нас в МГУ имеются.

Я не поверил своим ушам:

– Серьезно?

– Вполне. Их легко увидеть на старом здании МГУ на Моховой.

– Надо посмотреть как-нибудь…

Да, это, действительно, интересно. Надо обязательно найти и посмотреть. Масонские знаки в современном университете. Где есть старые следы, там могут быть и…

А Зоя продолжала своим тихим уютным голосом:

– Кроме символов у масонов есть слова и условные знаки, по которым они узнают друг друга. Братья не должны разглашать их. Например, если масоны обнаружат в своем кругу чужака, то предупреждают друг друга: «Дождь идет». Все братья должны хранить тайны, как хранил их когда-то строитель Хирам.

– А что будет, если какой-нибудь братан расколется?

Зоя покачала головой:

– Это будет не очень хорошо… Есть версия, что Моцарт был отравлен не просто так. Вроде бы был великий композитор членом масонской ложи и в своей опере «Волшебная флейта» раскрыл тайны братства. За это как бы и пострадал. Ложа его не простила…

Я тут же вспомнил, что в университете при пожаре погибло два человека. А еще, судя по криминальным сводкам, были убийства и самоубийство. И все объединяет фактор времени, последних нескольких лет…

Сказал Зое:

– Судя по книге, которую читаю, масонские ложи появились очень давно…

Она подтвердила:

– Да, первая масонская организация «Великая ложа», возникла в Лондоне еще в 1717 году. Оттуда масонство разошлось по всему миру. В самых разных странах 24 июня отмечают день создания «Великой ложи», как главный масонский праздник.

– 24 июня?

– 24 июня…

Я запомнил дату, надо будет над ней потом еще поразмыслить. Сейчас же спросил, думая о студентах и профессорах университета:

– Первыми масонами были интеллигенты?

– Нет. Сначала ложи объединяли ремесленников. А вот потом туда стали вступать интеллигенция, коммерсанты, знать. Всех их привлекали стремление помогать друг другу, свобода в «братском» общении, разумное устройство братства.

Я повторил про себя: «разумное устройство…» История знает немало примеров, когда тайные общества во имя «разумного устройства» своей ли организации, всего ли общества, но шли на преступления. И еще об одном я подумал:

– Значит, масоны, как и высшее образование, пришли к нам с Запада…

– Да, – кивнула Зоя. – Еще в первой половине 18 века некий капитан Джон Филипс из Англии был назначен Великим Мастером «для всей России». Сначала в ложе состояли англичане, живущие в то время у нас. Потом в «вольные каменщики» стали принимать и русских. Считается, что масонами были Карамзин, Ключевский, Суворов, Кутузов, Пушкин, Грибоедов… В царской России масонство было первой свободной общественной организацией. Братство привлекало многих выдающихся людей, которые хотели переменить жизнь в Отечестве к лучшему. В организацию входили также и люди, которые были привлечены мистикой, надеждой постичь древние тайные премудрости. Часть будущих членов, прослышав о братской солидарности масонов, рассчитывала таким образом сделать карьеру. Часть вступала в масоны просто так, от скуки…

«Со скуки на все руки» – подумалось мне.

– И что они делали, чем занимались?

– Профессор Шварц, например, излагал студентам Московского Университета основы учения Вольных Каменщиков. Он учил, что средством к постижению истины должны служить разум (наука), чувство (литература и искусство) и откровение (религия). Его последователь Новиков начал издавать морально-нравственную литературу. И это в то время, когда основным спросом у отечественного читателя пользовался французский развлекательный роман. Московские масоны вели большую просветительскую и филантропическую работу. Они следовали основному принципу учения Вольных Каменщиков о самопознании, самовоспитании и самосовершенствовании. На средства московских масонов были открыты общественные библиотека, больница, аптека…

– Прямо-таки «агнецы божие»… – усмехнулся я.

– Император Александр I так, видимо, не считал, – усмехнулась и Зоя. – Он поначалу увлекся было масонством, подражая, очевидно, Наполеону Бонапарту, который возвел масонство во Франции в орган государственного управления. Но потом, наверное, вспомнил о судьбе Павла 1, которого масоны свергли с престола, как не оправдавшего их надежд. Так или иначе, но в 1822 году Александр I ложи запретил, и масонство в России пошло потихоньку на убыль. После 1917 года процесс демасонизации ускорился. Последняя ложа в стране была «ликвидирована» в 36-м…

Это прозвучало для меня несколько разочаровающе – только что родившаяся версия начинала умирать. Спросил:

– А что, большевики боялись масонов?

Зоя согласно кивнула:

– Они, как и цари, как и германские нацисты, боялись любых неподконтрольных организаций, расправлялись с ними.

Мне не терпелось:

– И что было дальше?

– 20 век стал для масонов весьма неприятным. После второй мировой войны они в какой-то мере восстановили свои организации, но интерес к братству оказался незначительным. Масоны стареют. Они вынуждены быть не такими уж тайными. Сегодня во многих странах есть официальные офисы масонских лож. В некоторые даже организуются экскурсии, чтобы привлечь новых членов. Масоны проводят обычные для всех других организаций рекламные кампании. Но все это мало помогает – количество масонов падает. В целом в США их около 2 миллионов, на родине в Великобритании – около 300 тысяч.

Меня, конечно, интересовало то, что поближе к университету:

– А в России?

– В России – около 400 масонов…

Да, я был откровенно разочарован:

– В России всего 400 масонов?

Зоя развела руками:

– Что-то около того. Никто точно не знает.

– И чем они занимаются?

– Современные масоны занимаются не только благотворительной, филантропической деятельностью, но и стремятся участвовать в обустройстве демократии в неразвитых странах. Как и раньше, свое профессиональное мастерство они используют для влияния на властные структуры, для проникновения в них. Поскольку это закрытые организации, то под их «крышей» нередко работают спецслужбы и обыкновенные аферисты.

После уничтожения отечественного масонства в начале 20 века, оно несколько возродилось в 90-х годах. Но в нем уже практически нет политиков, чиновников высокого ранга, известных бизнесменов. Да, масоны помогают друг другу в карьерном росте, но в современной России больше ценятся аппаратные связи «в верхах». Деловым людям некогда заниматься мистическими собраниями, они и так слишком заняты. И у современных студентов также есть занятия поинтереснее – интернет, ролевые игры, ночные клубы. К тому же и элементарной моды на масонство сегодня просто нет.

Современное отечественное масонство состоит в основном из интеллигенции. Есть преподаватели, мелкие предприниматели. Также к масонству приходят отставные офицеры, испытывающие, видимо, дефицит общения. Основное занятие нынешних российских «вольных каменщиков» – работа над сочинениями на этические, философские и исторические темы. Отечественное братство крайне слабо в материальном отношении и едва может содержать себя.

Все это звучало для меня очень, очень разочаровывающее. Но разочарование, конечно, не захватило меня полностью. Это нормально, когда версии умирают. Все они не могут быть подтверждены. Хотя и от этой масонской пока еще рано отказываться…

Зоя так интересно рассказывала, что я не мог не покачать восторженно головой:

– Просто заслушался. А ведь никогда не любил историю.

Зоя улыбнулась:

– У тебя просто не было хорошего учителя. А к нам на лекции даже из других вузов приезжают. Все-таки Московский университет…

Вот так под масонов мы и перешли «на ты». Просидели несколько минут в тишине. Зоя, наверное, устала рассказывать. Я – переваривал услышанное.

Зоя внезапно зевнула:

– Ой…

Я тут же подскочил:

– Извини. Спасибо. Я пойду. Ложись спать…

– Да, пожалуй. Бессонница кажется, прошла…

Я вышел в прихожую. Сел на стул и достал из сумки список происшествий в МГУ. Нужно было сверить его. Не было ли 24 июня – в день основания масонства – какого-либо происшествия. Конечно, даже если что-то и было, это еще ничего не доказывает, но все-таки, все-таки…

Смотрю на список:

05.03.05 – убийство профессора МГУ

21.04.06 – большой пожар с гибелью людей в ГЗ МГУ

17.05.06 – убийство студентки МГУ

07.10.06 – парашютисты в ГЗ МГУ

25.10.06 – убийство студента МГУ

25.11.06 – взрыв, пожар 5 кв.м. в ГЗ МГУ

18.12.06 – самоубийство научного сотрудника МГУ

14.01.07 – взрыв в общежитии МГУ на Шверника

26.01.07 – взрыв в ГЗ МГУ

15.02.07 – убийство аспирантки МГУ рядом с ГЗ

Нет, 24 июня в МГУ ничего из моего списка не случилось. И судя по всему, что я узнал сегодня, масоны здесь явно были не при делах…

Охота продолжается

Я снова приоткрыл внешнюю дверь в коридор – как и раньше никого. До утра еще несколько часов. Немного подумал о Хираме и его храме, о масонских символах и Зое. В длинном свитере, наброшенном, видимо, на голое тело. На красивое тело. Вздохнул и снова взялся за книгу.

Я читал, почти не отвлекаясь на неясные звуки за стенами, в коридоре, на тихое завывание в вентиляции. Почему-то был уверен, что второй раз сегодня черный аспирант не придет, что все будет, как в предыдущий день. Он был вечером, а ночью не показался. И сегодня все повторится. Черный аспирант уже приходил, а значит, кто и может объявиться, так это Кеша с кастрюлей – повеселит своим бледным присутствием. Но время шло, а Кеши все не было. Или заранее суп сварил. Или спит вовсю этой вьюжной ночью Кеша начитавшись, натрескавшись пищи духовной. Похрапывает себе, переваривая.

«12 июня 1812 г. войска Наполеона переправились через реку Неман и вторглись в Россию. Студенты Московского университета начали записываться в народное ополчение, поступать на работу в полковые госпиталя. Университет эвакуировался в Нижний Новгород. Из-за недостатка подвод в Москве пришлось оставить большую часть коллекций, имущества профессоров, библиотеку из 20 000 книг, университетский архив и даже часть казны, которые погибли во время сентябрьского пожара. При оставлении Москвы Наполеоном пострадают от взрывов, устроенных французами для уничтожения Кремля, и остатки университетских зданий.

В 1813 г. обозы с университетскими вещами и книгами, а также учениками, студентами, семьями профессоров возвращаются, и с 17 августа в наемном доме в Долгоруковском переулке занятия возобновлены.

Ввиду недостаточности содержания, получаемого в одном месте, профессорам и преподавателям разрешено в 1817 г. совмещать преподавание в других учебных заведениях. В этом же году начато восстановление здания Московского университета (главный архитектор Д. И. Жилярди). В мае попечитель Оболенский утверждает положение о вступительных экзаменах в университет. Согласно нему, производили „в студенты тех токмо, которые знают Арифметику, главные основания Всеобщей и Отечественной Истории, логики и риторики и правила российского и латинского языка, вменяя хотя не в обязанность, но в похвалу и одобрение знание иностранных языков”.

В 1819 г. утверждено „Положение о производстве в ученые степени” – первый в истории России устав, регулирующий процесс научной аттестации. Согласно этому документу определялись ученые степени, требования, предъявляемые к соискателям, правила сдачи экзаменов и защиты диссертаций. Организована кафедра „Богопознания и Христианского учения”, посещение лекций которой было объявлено для всех студентов обязательным. Через два года в университете прекращено преподавание философии. Труды профессора Давыдова в министерстве духовных дел и народного просвещения нашли „пропитанными богопротивным учением Шеллинга”.

В 1823 году Совет университета издал постановление, согласно которому студенты должны были слушать не менее восьми профессоров. Это возмутило студентов, которые хотели даже не подчиниться постановлению. Часть из них оставила университет в знак несогласия с чрезмерной, по их мнению, нагрузкой.

14 декабря 1825 на престол восходит Николай I. В восстании „декабристов” против нового императора принимают участие несколько десятков университетских питомцев.

В 1826 г. попечителем Писаревым представлены новые принципы университетского устава. В них доказывается преимущество единоличного управления университетом над коллегиальным, необходимость полицейского надзора. Впервые напрямую поставлен вопрос о благонамеренности как самих профессоров, так и преподаваемых ими дисциплин. В Московский университет направлен флигель-адъютант императора Николая I граф Строганов, которому было велено обратить внимание на „вредный образ мыслей”, господствующий между студентами. Граф посетил вступительную лекцию „О возможности философии как науки” Давыдова, который после пятилетнего ожидания был, наконец, зачислен по распоряжению попечителя на кафедру философии. Лекцию Строганов нашел „вредной”, потребовал уничтожения всех ее печатных экземпляров и запрещения преподавания философии в университете, которое возобновится только в 1845 г.

21 июля 1826 г. в Москву прибывает Николай I. Ему представлена записка агента III Отделения Бибикова „О Московском университете”. Императору доносилось, что „профессоры знакомят юношей с пагубной философией нынешнего века и дают полную свободу их пылким страстям”". В пример приводились отрывки из поэмы студента Александра Полежаева „Сашка”, „наполненной развратными картинами и самыми пагубными для юношества мыслями”.

Позже Михаил Лермонтов напишет:

 
„Хвала тебе, приют лентяев,
Хвала, ученья дивный храм,
Где цвел наш бурный Полежаев
Назло властям…”
 

Александр Полежаев среди студентов славился как дебошир и гуляка, но при этом он хорошо учился и готовился к преподавательской деятельности. Полежаев был автором многих стихов, в том числе и оды „В память благотворений Александра I Императорскому Московскому университету”, написанной по поручению университетского начальства к торжественному акту 12 января 1826 года. Но сатирическая поэма „Сашка”, в которой изображались студенческие похождения и попойки, испортила всю его жизнь. Поэма ходила по рукам в списках:

 
„Не для славы —
Для забавы
Я пишу!
Одобренья
И сужденья
Не прошу!
Пусть кто хочет,
Тот хохочет,
Я и рад.
А развратен,
Неприятен —
Пусть бранят.
Кто ж иное
Здесь за злое
Хочет принимать,
Кто разносит
И доносит
Тот и блядь!..
…
Вот те, которые в борделе,
Как мы, ночь в пьянстве провели,
Покинув смятые постели,
Домой в пуху и пятнах шли.
Прощайте ж, милые красотки!
Теперь нам нечего зевать!
Итак, допив остаток водки,
Пошли домой мы с Сашкой спать.
Ах, много, много мы шалили!
Быть может, пошалим опять;
И много, много старой были
Друзьям придется рассказать
Во славу университета…”
 

В целом достаточно невинная поэма содержала строки, из-за которых делу был дан ход:

 
„О родины прямых студентов —
Геттинген, Вильна и Оксфорд!
У вас не может брать патентов
Дурак, алтынник или скот.
Звонарь не может колокольный
У вас на лекции сидеть,
Вертеться в шляпе треугольной
И шпагу при бедре иметь.
 
 
У вас не вздумает мальчишка
Шипеть, надувшись: «Я студент!»
Вы судите: пусть он князишка,
Но в нем ума ни капли нет!
У вас студент есть муж почтенный,
А не мальчишка, не сопляк,
Не полузнайка просвещенный,
И не с червонцами дурак!
У вас таланты в уваженье,
А не поклоны в трех верстах.
У вас заслугам награжденье,
А не приветствиям в сенях!
 
 
Не ректор духом вашим правит —
Природный ум вам кажет путь,
И он вам чин и честь доставит,
А не «нельзя ли как-нибудь!»
А ты, козлиными брадами
Лишь пресловутая земля,
Умы гнетущая цепями,
Отчизна глупая моя!
Когда тебе настанет время
Очнуться в дикости своей?
Когда ты свергнешь с себя бремя
Своих презренных палачей?…»
 

Граф Бенкендорф препроводил крамольную рукопись государю.

Александр Полежаев не входил в тайные общества и не был лично связан с декабристами. Однако поэт был вызван к государю вместе с ректором университета и министром просвещения. Полежаева „взяли утром, в чем он был, и отвезли к государю в грязном сюртуке, с двумя пуговицами и в пуху”. Николай I подал ему тетрадь с поэмой „Сашка” и велел читать вслух. Император слушал внимательно, а по окончанию чтения воскликнул: „Я положу предел этому разврату! Это все еще следы, последние остатки; я их искореню!” Получив же от министра просвещения отзыв, что Полежаев „поведения превосходнейшего”, Николай I неожиданно спросил: „Хочешь в военную службу? Даю тебе военной службой средство очиститься”. Потом царь положил руку ему на плечо и поцеловал в лоб.

По личному распоряжению Николая I А.И.Полежаев был отдан в солдаты. В „1838 года января 16 дня Тарутинского егерского полка прапорщик Александр Полежаев от чахотки умер и священником Петром Магницким на Семеновском кладбище погребен”. Могила поэта, на которой не было установлено памятника, затеряна среди многих других безымянных могил…»

Я оторвался от книги. Задумался. Университет, рожденный царем для укрепления его могущества, стал взрослеть и угрожать своему же родителю. А тот уже не может все вернуть вспять и закрыть рассадник вольнодумства – государству нужны достижения науки. И оставить все, как есть, тоже нельзя, во имя самосохранения режиму приходится бороться с «брожением умов». Парадокс: история университета – это противостояние власти, его создавшей и кормящей, во благу государству, управляемому этой властью…

«7 сентября 1826 года выходит указ Николая I об обязательном ношении студентами Московского университета мундира установленного образца. Еще через двадцать дней император посещает университет и высказывает желание „видеть в воспитанниках Московского университета прямо Русских”. В октябре попечитель Писарев предписывает Совету университета „отбирать у студентов предосудительные стихотворения и запрещенные книги и воспрещать им иметь что-либо подобное, кроме учебных книг, избранных начальством”.

В 1827 г арестованы и исключены из университета несколько студентов – участников кружка Критских, желавших „преобразовать Россию” путем „учреждения конституции”. По указанию Николая I установлен надзор городской полиции за студентами, живущими вне университета. Через год на отделение физико-математических наук поступили вольнодумцы Герцен и Огарев. Их любимое место в столице – Воробьевы горы. На них дали они свою клятву: „Взбежали на место закладки Витебергова храма на Воробевых горах.

Запыхавшись и раскрасневшись, стояли мы там, обтирая пот. Садилось солнце, купола блестели, город стлался на необозримое пространство под горой, свежий ветерок подувал на нас, постояли мы, постояли, оперлись друг на друга, вдруг обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избранную нами борьбу…”

Сначала студенты восторгаются своей университетской жизнью: „Всего казенных студентов 150 человек. В каждом номере находится от восьми до 12 студентов. У каждого студента своя кровать, свой стол и своя табуретка. Кровати все железные… Мягкие, довольно высокие тюфяки, подушки, простыня, желтое байковое одеяло, к которому пришита другая простыня, и полосатый чехол составляют постель. Наволоки, простыни и одеяла всегда бывают белы, как снег, и переменяются еженедельно… Чистота и опрятность необыкновенные. Для каждого номера определен солдат, который метет пол, прибирает постели и прислуживает студентам. По уставу вставать должно в 6 часов, впрочем, спать можно и до 8 с половиною. В семь часов бывает завтрак, который состоит из булки и стакана молока… Стол по будням состоит из трех блюд: горячего, холодного и каши… Увидя столы, накрытые снеговыми скатертями, на которых поставлены миски, блюда, карафины с квасом, приборы в величайшем порядке, можно подумать, что это приготовлен обед для гостей какого-нибудь богача по случаю праздника, бала или чего-нибудь подоб ного…”

Но студентов становится больше. Их быт меняется: „Бывало, в номере жило не более как по десяти, или много-много по одиннадцати, а теперь по пятнадцати, семнадцати и девятнадцати… Столики стоят в таком близком одни от другого расстоянии, что каждому даже можно читать книгу, лежащую на столе своего соседа, а не только видеть, чем он занимается. Теснота, толкотня, шум, крик, споры… Извольте тут заниматься! Сидя пять часов сряду на лекциях, должно и остальное время вертеться на стуле… Пища в столовой так мерзка, так гнусна, что невозможно есть…”

В 1830 г. в своекоштные студенты нравственно-политического отделения принят Михаил Лермонтов. В сентябре занятия прекращены в связи с вспыхнувшей в Москве эпидемией холеры. В университете создан комитет по борьбе с холерой, в который вошли ректор и несколько профессоров.

В 1831 г. занятия возобновляются. В марте состоялась первая в истории университета публичная демонстрация студенческого протеста. За свою грубость и невежество был изгнан студентами из аудитории и, в итоге, уволен из университета профессор нравственно-политического отделения Малов. В „акции” принимали участие студенты Герцен и Лермонтов.

В последних числах мая в общежитии университета студент-медик Шанявский, „понося с дерзостью священнейших особ России”, произнес речь в честь восставшего польского народа. Он был арестован и сослан в Сибирь. В июне арестованы и исключены из университета шестеро студентов – участников кружка Костенецкого.

В июле того же года по предложению попечителя князя Голицына университетским Советом приняты правила „О должности декана”. Согласно им деканы были обязаны „наблюдать за точным преподаванием курсов и потому посещать по временам лекции преподавателей в факультете, иметь сведение от преподавателей о поведении студентов на лекциях, доводить до сведения Совета, если кто-либо из преподавателей на своих лекциях отступает от конспекта, одобренного высшим начальством”.

Осенью 1831 года начал свою деятельность кружок Герцена и Огарева, следовавший идеям сен-симонизма, отличавшийся общей свободолюбивой и республиканской направленностью.

3 декабря 1831 года состоялась лекция И. И. Давыдова „О слове российском”, которая была восторженно встречена студентами и расценена III отделением как нарушение порядка в университете. 27 сентября 1832 г. лекцию Давыдова по истории русской литературы посетил А. С. Пушкин. „Вот вам теория искусства, – сказал граф Уваров, обращаясь к студентам и указывая на Давыдова, – а вот и самое искусство, – прибавил он, – указывая на Пушкина”.

Пушкин в то время питал к данному учебному заведению весьма малую симпатию. „Ученость, деятельность и ум чужды Московскому университету” отмечал он в одном из своих писем. На его взгляд, университет не успевал за бурным развитием русской литературы, современной науки.

„На первый курс поступило много молодых людей из так называемых аристокра– тических домов; они принесли с собою всю пошлость, всю наружную благовидность, и все это бездушное приличие своей сферы, всю ее зловредную светскость. Аристократики сшили себе щегольские мундирчики и очень ими были довольны, тогда как студенты доселе старались как можно реже надевать свое форменное платье. Аристократики пошли навстречу требованиям начальства… Сурово смотрели старые студенты на этих новых поклонников форменности, предвидели беду и держали себя с ними гордо и далеко… Прежде русский язык был единственным языком студентским; тут раздался в аудитории язык французский… Пошлая форменность, утонченная внешность завладели университе том и принесли свои гнилые плоды…”

Осенью 1833 г. Огарев и Герцен арестованы „по делу о лицах, певших пасквильные стихи”. Огарев сослан в пензенское имение отца. Герцен переведен на службу в Вятку под надзор местных властей.

Через год утвержден „Общий устав императорских Российских университетов”. Согласно ему упразднялся университетский суд, контроль за расходами изымался из ведения Совета и передавался попечителю. Профессора избирались Советом путем голосования и в то же время министр имел право назначить профессора в университет на вакантное место.

„Студенты были раскиданы по всей обширной Москве, сходились – кто пешком, кто в экипаже – на лекции. Ничто не отвлекало от занятий тех, кто хотел заниматься… Никаких балов, концертов, спектаклей в пользу неимущих слушателей не давалось… Все было патриархально и просто; ходили в университет как к источнику за водой, запасались знанием, кто как мог – и, кончив свои годы, расходились…”

В 1835 году попечителем Московского учебного округа был назначен граф Сергей Григорьевич Строганов. „Явился начальник, какого никогда еще не бывало, человек дея тельный, хотевший сделать в своем ведомстве все как нельзя лучше и имевший к тому средства. Дух добросовестного начальника сделался присущ каждому заведению; Строганов поселил всюду свой дух, и этот дух блюл за улучшением нравственным и учебным. Всех осенила благодетельная мысль: чтоб заслужить внимание начальника, надобно как можно усерднее исполнять свою обязанность – и только, не заботясь более ни о чем; от начальника не скроется нерадение, он не пощадит; и к нему нельзя подольститься ничем другим, кроме усердного исполнения должности, кроме личных достоинств… Прийти к Строганову с рекомендательным письмом от знатной дамы, знатного господина, значило навсегда погубить себя в его мнении, никогда не получить от него места. Огромна была заслуга Строганова в том отношении, что он уничтожил занятие учебных воспитательных мест по рекомендациям людей, неспособных ценить рекомендуемых…”

В 1837 г. закончена внешняя и внутренняя переделка комплекса усадьбы Пашкова для размещения новых университетских зданий. В 1841 г. в Московском университете введена плата за обучение со студентов и вольнослушателей (28 руб. 57 коп.).

„Профессором словесности был Шевырев…, богатое содержание умел превратить в ничто, изложение богатых материалов умел сделать нестерпимым для слушателей фразерством и бесталанным произведением известных воззрений… Бесконечные фразы о гниении Запада, о превосходстве Востока, русского православного мира. Однажды после подобной лекции Шевырева, окончившейся страшной трескотней в прославлении России, студент-поляк Шмурло… спросил: «Не знаете ли, сколько Шевырев получает лишнего жалования за такие лекции?» Так умел профессор сделать свои лекции казенными…

Преподавание Грановского представляло широкую и возвышающую душу картину исторического развития человечества… Грановский одарен был высоким художественным чувством… Все преподавание Грановского насквозь было пропитано гуманностью, оценкою в человеке всего человеческого, к какой бы партии он ни принадлежал, в какую бы сторону ни смотрел… Когда Грановский обращался к слушателям с сердечным словом, не было возможности оставаться равнодушным; вся аудитория увлекалась неудержимым восторгом… В нем было такое гармоничное сочетание всех высших сторон человеческой природы, и глубины мысли, и силы таланта, и сердечной теплоты, и внешней ласковой обходительности, что всякий, кто к нему приближался, не мог не привязаться к нему всей душой…

Катков читал уже второй год… Никто из слушателей не понял ни единого слова из всего того, что читал профессор, так что, когда наступил экзамен, он всем должен было поставить 5, ибо студенты вовсе не были виноваты в том, что отвечали совершеннейшую чепуху…

Изложение Соловьева было ясное, умное и живое… Поражали новые взгляды, мастерские очерки…

Герье читал просто, безо всяких эффектов, неторопливо и размеренно, очень ясно и отчетливо излагая свою мысль. Он считался грозою факультета… Требования его были вполне разумны, да и в качестве экзаменатора он был вовсе не так страшен, как его малевали ходячие среди студентов анекдоты. Один из этих анекдотов пользовался особой популярностью. За столом сидят три экзаменатора: протоирей Сергиевский, философ Троицкий и Герье. Сергиевский говорит студентам: «Верь, не то будет единица», Троицкий говорит: «Не верь, не то будет единица», а Герье говорит: «Верь – не верь, а единица все равно будет».

Дювернуа странный был профессор. Он ходил по Москве, словно иностранец, неожиданно для себя попавший в русскую столицу. Его речь была весьма нелепа для русского уха… Идя по улице и желая поторопить бабу, медленно шедшую перед ним и мешавшую ему идти, говорил ей: «Поселянка, прогрессируй» – и искренне удивлялся, что баба его не понимает…”

В 1842 г. окончивший Берлинский университет И.С.Тургенев обратился в Совет университета с просьбой предоставить ему право на получение степени магистра философии. Он надеялся в будущем занять соответствующую кафедру. Однако Совет отказал, ссылаясь на невозможность экзаменов „в науке, которая в течение 15 лет не преподается в университете”.

В августе 1847 г. Грановский „со товарищи” обратились к попечителю графу Строганову. Молодые ученые требовали увольнения профессора Н.И.Крылова, который своими личными качествами „позорил университет”. „Крылов был человек необыкновенно умный и даровитый, но полнейший невежда и лишенный всякого нравственного смысла…” На экзамене он поставил богатому студенту единицу и соглашался перевести его на следующий курс за деньги.

Требования ученых бунтарей не были выполнены и они подали в отставку. Отставка Грановского не была принята, так как он еще не выслужил 12-летнего срока после заграничной командировки. Но за ним по предписанию московского генерал-губернатора Закревского был учрежден „строжайший секретный надзор”.

3 ноября 1847 попечитель Московского университета Строганов подал в отставку из-за обострившегося конфликта с министром народного просвещения Уваровым. После увольнения графа, он был избран почетным членом университета. В знак „прощания” Строганову был поднесен адрес с подписями профессоров и около 200 студентов.

Весной 1848 г. в связи с революциями в Европе министр просвещения издает циркулярное предписание о приостановлении отпусков и командировок „в чужие края по настоящим заграничным обстоятельствам”.Следующей весной выходит распоряжение императора Николая I, ограничивающее число студентов в университетах, в связи с чем временно прием студентов прекращался. В университете вводится „военная дисциплина”, согласно которой студентам запрещается читать газеты, ходить в кондитерские, нарушать форму одежды.

Через год выходит указ императора „О порядке избрания ректоров и деканов в университеты”. Согласно ему должность ректора перестает быть выборной и совмещаться с должностью профессора. Ректор назначается министром и утверждается императором на неопределенный срок. Выборность деканов сохраняется формально, так как министр получал право назначения деканов и увольнения их до истечения срока полномочий. Попечителем университета назначен генерал-майор Назимов – сторонник „палочной” дисциплины. „Приходил Назимов на лекции, в коих мало понимал, но считал нужным сказать несколько слов о величии и славе России. Пришедши на лекцию профессора римского права Н.И.Крылова, Назимов собрался сказать, что Римская империя по значению и величию своему была почти равна Российской, и на вопрос попечителя, что он читает, Крылов ответил: «О преторском интердикте». Ответ, который поставил Назимова в невозможность что-либо сказать, так как он и не понял даже ответа Крылова…”

Выходит распоряжение Николая I „О принятии мер, чтобы исключаемые из университета студенты не оставались на месте жительства в том же городе”.

Летом 1853 г. начинается Крымская война. Студенты университета находятся в действующей армии.

Через два года 12 мая 1855 г. университет отмечает столетие основания. Профессор Шевырев произнес речь „Обозрение столетнего существования Московского университета”: „Нам пришла пора, как в оныя времена священной брани, изготовляться на все возможные жертвы, каких бы от нас не потребовали Государь и Отечество. А на старейшем из Университетов Русских лежит святая обязанность, и мыслью, и словом, вызывать все духовные, и умственные и нравственные силы наши, на утверждение народных начал нашей жизни, на защиту и спасение нашего Отечества. Денно и нощно наука пускай работает над познанием России и огромных ее сил природы телесной и духовной. Некогда грозило нам варварство от Татар и востока: теперь оно грозит нам от запада. За мир, за добро и любовь к просвещению нам платят войною, злом и угрозами отодвинуть нас в тьму невежства на целое столетие. Не бывать тому. Брани от запада были всегда нам полезны тем, что призывали нас к народному самопознанию. Завистники сил наших думают принести нам вред своею враждою: нет, они принесут нам пользу, заставив нас сосредоточиться более всего в самих себе, узнавать и разработывать силы нашей земли, нашего неизмеримого Отечества. Задача Русских Университетов в этом деле есть задача великая, святая, не истощимая…”

К столетию университета с приходом к власти Николая І в университете фактически исчезло демократическое начало: прием студентов ограничен количественно и качественно, образование стало платным и строго поднадзорным. „Комплект студентов, кроме медицинского факультета, был ограничен тремястами человек; философия как опасная наука была совершенно изгнана из преподавания, и попу Терновскому поручено было читать логику и психологию… Московскому университету, да и всему просвещению в России нанесен был удар, от которого они никогда не оправились. Высокое значение Московского университета в жизни русского общества утратилось навсегда…”

4 октября 1855 г. скончался Т.Н.Грановский. Похороны собрали сотни учеников и почитателей его таланта, явились символом окончания целой эпохи в истории университета…»

Ночь заканчивалась. Вздохнул. Ни тебе черного аспиранта, ни даже и Кеши… Но я не считал прошедшие «засадные» часы потраченными бесцельно. Ведь читая эту книгу, я все больше вникал в дела университетские, все больше понимал их. Рано или поздно мне станет ясно все происходящее здесь и в прошлом, и в, наверняка с ним связанном, настоящем. Разберусь и с пожарами, и с взрывами, и с черным аспирантом, если он, конечно, существует.