Текст книги "Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России"

ДЕЛО ЧЕТВЕРТОЕ
Емельян Пугачев: восставшая степь

Восстание яицких казаков под предводительством Емельяна Ивановича Пугачева часто сравнивают с народным движением во главе со Степаном Разиным. Эти события отстоят друг от друга почти на век, но тем не менее действительно имеют много общего. В обоих случаях казацкий бунт начался на окраине страны и стремительно перерос в широкомасштабную крестьянскую войну.

Аналогично разинскому восстанию, пугачевский бунт расширялся за счет привлечения в ряды бунтовщиков представителей низших слоев общества – крестьян и мещан, а также местного этнического населения (татар, башкир, калмыков, чувашей). Похожи были подходы к агитационной работе и многое другое. Следуя в некотором роде традиции и повторяя опыт Разина, Пугачев попытался легализовать вооруженное выступление, причислив к рядам восставших убиенного императора Петра III. Отличие от разинского варианта заключалось в том, что Пугачев сам себя назвал царем и законным обладателем российского престола. Сравнение можно продолжать бесконечно. Однако, несмотря на все совпадения, пугачевское восстание оказалось явлением, по-новому представившим проблему взаимоотношений власти и народа.

В правление императрицы Екатерины II, на первый взгляд успешное и блистательное, в стране разразился глубокий кризис управления. Монаршее внимание концентрировалось прежде всего на вопросах столичной жизни, внешней политики и военного дела в ущерб развитию провинциальных территорий. Провинции верховная власть рассматривала исключительно как источник пополнения бюджета, рекрутов и сырья для военной промышленности, неумолимо набирающей обороты. Неудивительно, что такой подход привел к катастрофе, которая по своим характеристикам оказалась близка к гражданской войне. Восставшие казаки, крестьяне и городские жители фактически вступили в открытую борьбу с бюрократическим аппаратом государства, опиравшимся на дворянское сословие и армейскую элиту.

Прологом масштабного восстания послужило неповиновение яицкого казачества при выполнении государственных военных приказов. В 1769–1771 годах казаки отказались отправить свои отряды в действующую армию, а также отказались преследовать бежавших за пределы империи калмыков. Казаки посчитали эти приказы очередной попыткой столичных властей ограничить самоуправление казачьих областей и проявлением намерений имперского армейского командования включить казачье войско в структуру военного управления.

Жесткий приговор в отношении казачьих предводителей привел в 1772 году к вооруженному восстанию. Яицкий городок на время мятежа стал центром казачьего сопротивления. Однако вскоре восстание было подавлено прибывшими правительственными войсками во главе с генерал-майором Ф. Ю. Фрейманом. Остатки разбитого казачьего войска растворились среди степных хуторов и крепостиц, спустя год став опорой для нового казачьего бунта.

Все началось с появлением в яицких степях в августе 1773 года чудом спасшегося императора Петра III. Под личиной императора скрывался донской казак Емельян Пугачев. Год назад он уже прибывал в Яицкий городок и звал местных казаков на Кубань. Теперь же он скрывался от поисковых отрядов, будучи схваченным и бежавшим из казанской тюрьмы.

17 (28) сентября 1773 года, собрав в окрестностях Яицкого городка костяк своих последователей, Пугачев издал первый именной императорский указ:

«Во имянном моем указе изображено яицкому воиску как вы други мои прежным царям служили до капли своей до крови дяды и оцы вашы так и вы послужити за свое отечество мне великому государю амператору Петру Федаравичу когда вы устоити за свое отечество и ни истечет ваша слава казачья от ныне и до веку и у детей вашых будити мною великим государям жалованы казаки и калмыки и татары и каторые мне государю императорскому величеству Петру Фе(до)равичу винныя были и я государь Петр Федаравич во всех винах прощаю и жаловаю я вас рякою с вершын и до усья и землею и травами и денижным жалованьям и свинцом и порахам и хлебными ж правиянтам я велики государь амператор жалую вас Петр Федаравич.»

Этот первый указ был обращен не только к казакам, но и к местному населению окрестных территорий. Каждая этническая группа видела в лице выжившего императора шанс на послабление налоговых, рекрутских и прочих государственных повинностей. Рассчитывая получить землю и самоуправление, в войска Пугачева вливались новые казачьи, татарские, калмыкские, башкирские отряды. Неизменным источником пополнения мятежного войска были крестьяне, приписанные к железоделательным заводам Урала. С ростом промышленного производства их положение стало чудовищным: заводской труд по тяжести и интенсивности был близок к каторжному, при этом заработок не позволял работающему прокормить себя и семью. Когда волна мятежа достигла Волги и захлестнула губернии центральной России, помимо заводских крестьян восстание поддержали крестьяне помещичьи. Однако в начале восстания мятежникам приходилось формировать отряды только из казаков и представителей местных народов.

Первой целью восставших стала фактическая столица предуральской степи – Оренбург. 5 (16) октября 1773 года войско Пугачева подошло к хорошо укрепленному городу. Последовала серия штурмов, оставшихся безрезультатными, и город был взят в долгую осаду. С наступлением холодов пугачевцы обосновались неподалеку, в Бердской слободе, которая и стала управленческим центром восстания. Туда стекались новые силы, подвозилось оружие и захваченная в пограничных крепостицах артиллерия. Оттуда, из фактической ставки, Пугачев рассылал свои манифесты, в которых даровал свободу помещичьим и заводским крестьянам, жаловал земли, освобождал от государственных податей.

Тем временем в столице изрядно обеспокоились начавшимися волнениями и отправили для подавления восстания генерал-майора В. А. Кара. Собрав корпус из двух тысяч солдат и полутора тысяч ополченцев, Кар выдвинулся из Казани к Оренбургу. 7 (18) ноября 1773 года авангард правительственного войска был встречен казачьими отрядами и в трехдневном бою потерпел поражение. Опасаясь полного разгрома, Кар принял решение отступить и вернуться в Казань.

Это был первый большой успех мятежников. Под впечатлением от победы над регулярными военными частями отряды восставших к началу 1774 года овладели Самарой и Ставрополем, осадили Уфу и Яицкий городок, а на севере подошли к Екатеринбургу.

Неудачный поход генерал-майора Кара убедил власти в серьезности проблемы. Екатерина II назначила новым военачальником генерал-аншефа А. И. Бибикова, который более основательно, нежели его предшественник, подошел к комплектованию и подготовке воинских частей. В результате войска Бибикова освободили Самару и нанесли мятежникам ряд чувствительных поражений. Генеральное сражение между правительственными силами и пугачевцами состоялось 22 марта (2 апреля) 1774 года на территории Татищевой крепости. Восставшие сконцентрировали в крепости от 7 до 9 тысяч солдат и порядка 30 пушек, в то время как генералы П. Д. Мансуров, П. М. Голицын и Ф. Ю. Фрейман подтянули к крепости около шести с половиной тысяч гвардейцев и 25 пушек. В ходе ожесточенного боя войска Пугачева потерпели крупное поражение. Сам предводитель восставших под прикрытием отряда казаков вырвался из крепости и укрылся в Бердской слободе.

Казалось, что правительственной армии остается только развить успех и дни мятежа сочтены. Но командующий войсками А. И. Бибиков внезапно умер, а новый назначенец, генерал-поручик Ф. Ф. Щербатов, не сумел организовать активные действия против бунтовщиков. Случайное затишье в военной кампании работало на восставших, позволяя им собраться с силами и выдвинуться к северу, на уральские заводы, в поисках новобранцев и запасов провизии.

С апреля по июнь 1774 года Пугачев захватывает один завод за другим, привлекая на свою сторону заводских крестьян и обзаводясь артиллерией. Впрочем, крестьяне, хотя и выступали основным источником пополнения мятежных отрядов, но зачастую были плохо вооружены и не имели представления о военной выучке. Практически крестьяне-новобранцы были абсолютно непригодны для противостояния регулярным войскам.

Гораздо более организованную и обученную структуру представляли собой башкирские конные подразделения. После присоединения к восставшим отряда национального башкирского героя Салавата Юлаева доля башкир возросла до двух третей от числа боеспособной части пугачевского войска. С таким пополнением военные задачи, разумеется, стали решаться проще.

В июне 1774 года Пугачев двинулся на запад в сторону Казани. По пути он взял несколько крепостей и заводов, обеспечив значительный приток в отряды местного удмуртского и татарского населения, а также приписанных заводских крестьян. В деревнях и селах, куда входили войска восставших, их встречали хлебом и солью, снабжали провиантом и фуражом. Численность пугачевцев достигла 20 тысяч человек, не считая множества мелких стихийных групп повстанцев, промышлявших в районах, охваченных восстанием. Периодические стычки правительственных войск с народными отрядами препятствовали должному преследованию Пугачева, обеспечив ему и его соратникам фору в несколько дней.

Быстро продвигаясь на запад, пугачевская армия оказалась у стен Казани неожиданно для горожан и городских властей. В городе нарастала паника. Опасаясь разграбления, состоятельные люди стали прятать свое имущество, началась эвакуация городского населения.

12 (23) июля 1774 года пугачевцы предприняли отчаянный штурм казанского посада и в течение дня заняли весь город. Единственным исключением стала территория Кремля, где укрылись основные силы защитников города. Это был кульминационный момент в истории пугачевщины: никогда более на протяжении всей крестьянской войны в руках восставших не находился столь крупный и стратегически важный центр. Но эйфория от успеха длилась менее суток.

В тот же день подоспевшие к городу войска генерала Михельсона вступили в бой с мятежниками и одержали победу. На следующий день положение восставших только усугубилось. Фактически они оказались в клещах между отрядом Михельсона и кремлевским гарнизоном, атаковавшим их в спину. 15 (26) июля состоялся решающий бой казанской кампании, в результате которого многократно уступающее в численности, но превосходящее по военной выучке правительственное войско разгромило бунтовщиков. Армия восставших была рассеяна, Пугачеву в числе немногих руководителей восстания удалось спастись.

Это поражение существенно уменьшило боеспособную часть армии, но не смогло подавить волну мятежа. С распространением бунта на поволжские территории и губернии, расположенные к западу от Волги, восстание по праву получило прозвание всенародного. В каждом городе, селе или деревне пугачевские отряды встречали широкую поддержку крестьян, выражавшуюся прежде всего в уничтожении местной помещичьей власти и наведении своих порядков. При приближении бунтовщиков крестьяне, как и на Урале, громили усадьбы, вступали в военные отряды, помогали продовольствием и фуражом.

Горючей смесью на угли крестьянских ожиданий пролились рассылаемые по округам пугачевские призывы к вооруженной борьбе с дворянством и чиновничеством. 28 июля (8 августа) 1774 года в Саранске и спустя три дня под Пензой был зачитан указ о вольности для крестьян, ставший кульминационной точкой крестьянской войны:

«Жалуем сим имянным указом с монаршим и отеческим нашим милосердием всех, находившихся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков, быть верноподданными рабами собственной нашей короне; и награждаем древним крестом и молитвою, головами и бородами, вольностию и свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей, владением землями, лесными, сенокосными угодьями и рыбными ловлями, и соляными озёрами без покупки и без оброку; и свобождаем всех от прежде чинимых от злодеев дворян и градцких мздоимцов-судей крестьяном и всему народу налагаемых податей и отягощениев. И желаем вам спасения душ и спокойной в свете жизни, для которой мы вкусили и претерпели от прописанных злодеев-дворян странствие и немалыя бедствии.»

Указ даровал крестьянам вольность от помещиков, что означало зачисление их в сословие казаков. Крестьяне получали пашенную землю и вспомогательные угодья (лесные участки, сенокосы, рыбные ловли, соляные озера), освобождались от различных повинностей (оброка, рекрутских наборов, подушных податей). Вполне ожидаемо, что этот жест Пугачева привлек на его сторону великое множество помещичьих крестьян. Пожар восстания охватил до миллиона представителей низших слоев населения. В руках мятежников оказались города Саранск и Пенза, не говоря о десятках более мелких городков и населенных пунктов. Пламя мятежа заполыхало вплотную к границам Московской губернии.

Угроза захвата восставшими Москвы вынудила Екатерину II поступиться принципами и принять решительные меры. Вместо не проявившего себя генерал-поручика Щербатова во главе правительственного войска императрица поставила генерал-аншефа П. И. Панина. Несколько лет до этого назначения Панин пребывал в немилости у царицы, поскольку, по словам Екатерины II, был «первым вралем и себе персональным оскорбителем». Но опасное положение дел и уговоры приближенных заставили ее вернуть опального генерала и вверить ему подавление разгулявшегося восстания.

Ко времени назначения нового командующего в июле 1774 года российское правительство форсировало заключение мирного договора с Турцией. Русско-турецкая война 1768–1774 годов завершилась. 10 (21) июля представители России и Османской империи подписали Кючук-Кайнарджийский договор, и это позволило отозвать с фронта два десятка кавалерийских и пехотных полков, чтобы бросить их на борьбу с мятежниками. Месяцем позже с фронта на внутренний театр военных действий был переведен наиболее успешный полководец, генерал-поручик А. В. Суворов. Так столичные власти выставили против бунтовщиков действительно крупную регулярную армию под предводительством лучших военачальников.

Между тем по непонятной причине отряды Пугачева повернули от Пензы на юг. По всей видимости, казачьи атаманы, предчувствуя поражение, намеревались укрыться от надвигающейся опасности в южных пограничных степях. В августе 1774 года пугачевские войска вышли на Волгу и захватили Саратов. В нескольких днях перехода за отрядами восставших следовал корпус Михельсона. Близость правительственных войск вынудила Пугачева покинуть Саратов и отправиться вниз по Волге, овладевая по пути новыми городами и практически сразу их оставляя. Подойдя к Царицыну, мятежники блокировали город, но, не имея времени для длительной осады, отступили на юг в направлении Черного Яра. Войско Михельсона шло по пятам, пока не настигло отряды бунтовщиков у Солениковой ватаги.

25 августа (5 сентября) 1774 года состоялось последнее крупное сражение крестьянской войны. Практически в самом начале боя регулярные войска сумели отбить у мятежников всю артиллерию. Исход же боя решила атака конницы, которая сабельным ударом разделила отряды восставших, и полное поражение пугачевцев стало лишь делом времени.

Пугачеву с двумя сотнями казаков удалось бежать с поля боя на восток за Волгу. Через несколько дней он был схвачен своими же приближенными и передан властям в обмен на обещания о помиловании казаков – участников пленения Пугачева. Прибывший в Яицкий городок Суворов провел допрос самозванца и под конвоем отправил его в Симбирск, а затем, уже без участия Суворова, Пугачева перевезли в Москву.

Теперь жизнь главного злодея страны находилась в руках властей, против которых он все это время боролся, а, следовательно, его судьба во многом была решена. Оставалось провести показательные следствие, суд и казнь. Гораздо больших усилий требовало усмирение продолжавшихся народных волнений: правительственные войска боролись с последними очагами восстания оружием и виселицами вплоть до середины 1775 года.

Следственное дело Пугачева началось еще в Яицком городке, где первые допросы плененного зачинщика восстания вел чиновник секретной комиссии капитан-поручик С. И. Маврин. Он хорошо знал обстоятельства бунта, поскольку с весны 1774 года проводил следственные действия в отношении попавших в плен участников восстания. В августе того же года Маврин вел следствие по делу о Яицком восстании казаков 1772 года, предшествовавшем пугачевскому. 15 (26) сентября 1774 года Пугачев был опрошен без протокола, а на следующий день показания подследственного уже записывались в протокол. Этот допрос проходил без применения пыток, и полученные в ходе него сведения считаются наиболее достоверными. Пугачев изложил свою биографию, поведал об основных событиях восстания. Розыскные мероприятия продолжились в Симбирске, но уже другим составом следователей.

1 (12) октября 1774 года по прибытии в Симбирск Пугачев предстал перед командующим карательными войсками Паниным и генерал-майором Потемкиным. Последнего Екатерина II еще в июне 1774 года назначила главой Оренбургской и Казанской секретных комиссий, в обязанности которых входило расследование причин и событий мятежа. При проведении допросов Потемкин применял пытки, что, по мнению следствия, должно было способствовать получению правдивых показаний. В ходе допросов «с пристрастием» Пугачев дал вымышленные показания об участии старообрядцев в подготовке восстания и принятии Пугачевым имени императора Петра III. Императрицу крайне волновали причины восстания, в связи с чем влияние раскольников расценивалось как одна из вероятных причин мятежа. Также Екатерина II усматривала возможную вовлеченность в развитие пугачевского бунта иностранных послов и части российского дворянства и упорно искала этому подтверждение.

Менее чем через месяц Пугачева доставили в Москву для производства генерального следствия. Дознание велось Московским отделением Тайной экспедиции Сената в составе Потемкина, генерал-аншефа М. Н. Волконского и обер-секретаря Тайной экспедиции С. И. Шешковского. В ходе большого допроса, продолжавшегося в течение 10 дней, Пугачев рассказал об основных событиях своей жизни, в том числе об участии в Семилетней войне, Турецкой кампании, скитаниях по донским и поволжским степям, разжигании крестьянской войны и ее основных событиях вплоть до момента его задержания.

В рамках следствия не подтвердились догадки ни о вмешательстве извне, ни о дворянском влиянии на мятежников. Данные Пугачевым в Симбирске и Москве показания об активной роли раскольников при подготовке восстания в ходе очных ставок были опровергнуты. Пугачев признался в оговоре старообрядцев: «На помянутых людей ложно показывал, будучи в страхе, а в Синбирске – боясь наказания, ибо, как стали ево стегать, то и не знал кого б ему оговаривать. А как показанных людей имянами он знал, то на них и показывал. А потом и здесь он, в Москве, то свое показание, знав, что оно ложное, не отменил, боясь уже показать разноречие». Отбросив эти версии, следователи остановились на наиболее очевидной причине мятежа – непокорности и своенравии яицкого казачества.

Следствие завершилось, настало время суда над Пугачевым и его основными сподвижниками. Манифестом от 19 (30) декабря 1774 года Екатерина II установила список судей, в который вошли некоторые сенаторы, члены Синода и главы коллегий:

«Помянутое следствие злодейских дел, касающихся до сего бунта, от самого начала производили, по повелению нашему, генерал-аншеф князь Михайло Волконский и генерал-майор Павел Потемкин в царствующем граде Москве, которое окончав, ныне в наш Сенат отсылаем, повелевая ему купно с синодскими членами, в Москве находящимися, призвав первых трех классов персон с президентами всех коллегий, выслушать оное от помянутых присутствующих в Тайной экспедиции, яко производителей сего следствия, и учинить в силу государственных законов определение и решительную сентенцию по всем ими содеянным преступлениям противу империи, к безопасности личныя человеческого рода и имущества.»

Императрица негласно контролировала суд над Пугачевым и его соратниками. Ее доверенным лицом в судейском составе был генерал-прокурор Сената А. А. Вяземский – человек, глубоко преданный государыне и готовый исполнить ее любую волю. Перед отъездом Вяземского в Москву императрица подробно проинструктировала его на предмет возможных действий в ходе рассмотрения дела, и с момента прибытия в столицу Вяземский держал Екатерину II в курсе всех событий, возникавших в рамках осуществления правосудия.

В письме к Волконскому, также состоявшему в судебной коллегии, императрица дала последний наказ быть милосердным к подсудимым: «Пожалуй, помогайте всем внушить умеренность как в числе, так и в казни преступников. Противное человеколюбию моему прискорбно будет. Недолжно быть лихим для того, что с варварами дело имеем». Такой подход должен был в глазах общественности и зарубежного мира выгодно подчеркнуть ее великодушие и снисходительность к судьбам государственных преступников.

30 декабря 1774 года (10 января 1775 года) в Кремлевском дворце состоялось первое судебное заседание по делу Пугачева. Судьям были зачитаны выдержки из материалов дела, содержащих описание преступных деяний подсудимых. Затем из состава судей были делегированы представители в две комиссии. Одна из них вечером того же дня провела опрос подсудимых в тюремных помещениях, а вторая приступила к подготовке приговора – сентенции. На следующий день коллегия судей заслушала доклад комиссии, проводившей накануне вечером опрос подсудимых. Докладная записка подтвердила, что никто из подсудимых не оспаривал данные в ходе следствия показания и дополнительно ничего не желал сообщить.

После приобщения докладной записки к материалам дела перед судом предстал главный злодей. Пугачева ввели в зал и поставили на колени. Ему задавались вопросы, чтобы публично закрепить собранные о нем сведения:

«Ты ли Зимовейской станицы беглой донской казак Емелька Пугачёв? Ты ли по побеге с Дону, шатаясь по разным местам, был на Яике и сначала подговаривал яицких казаков к побегу на Кубань, потом называл себя покойным государем Петром Фёдоровичем? Ты ли содержался в Казани в остроге? Ты ли, ушед с Казани, принял публично имя покойного государя Петра Третьего, собрал шайку подобных злодеев, с оною осаждал Оренбург, выжег Казань и делал разные государственные разорения, сражался с верными ея императорского величества войсками и, наконец, артелью твоей связан и отдан правосудию ея величества, так как в допросе твоём обо всём обстоятельно от тебя показано? Имеешь ли чистосердечное раскаяние во всех содеянных тобою преступлениях?»

На все вопросы судьи услышали утвердительные ответы, а при ответе на последний вопрос Пугачев ожидаемо для всех раскаялся в совершенных преступлениях.

Оживленную дискуссию среди судей вызвало распределение подсудимых по «сортам» в зависимости от тяжести их вины. Первоначально такой жестокий способ наказания, как четвертование, планировалось применить только к Пугачеву. Однако некоторые из судей посчитали наказание путем отсечения головы слишком легким для одного из пугачевских сподвижников, яицкого казака А. П. Перфильева. Назначение же четвертования Перфильеву открыло вопрос об изменении наказания самому Пугачеву, как «в высшей степени повинному» в совершенных преступлениях. Стремясь выделить Пугачева из массы других преступников, судьи предлагали для него еще более страшную казнь – колесование. Компромисс все-таки удалось найти: судьи сошлись на том, чтобы не менять Пугачеву меру наказания, но после четвертования останки надлежало положить на колесах и сжечь.

К 3 (14) января 1775 года комиссия из сенаторов Д. В. Волкова и И. И. Козлова, а также руководителя следствия, Потемкина, подготовила решительную сентенцию (приговор). Пугачев и его сподвижники признавались виновными в совершении многочисленных преступлений, в том числе, среди прочего, намерении завладеть государством, государем быть, в участии словом или делом в бунте, сожжении города, села, деревни или церкви. При назначении наказания суд показательно сделал попытку учесть наказ императрицы о соблюдении норм гуманности: приговор был вынесен, «сообразуяся беспримерному ее императорского величества милосердию, зная ее сострадательное и человеколюбивое сердце, и наконец рассуждая, что закон и долг требуют правосудия, а не мщения, нигде по христианскому закону несовместного».

Тем не менее, приговор оказался весьма суров:

«за все учиненные злодеяния, бунтовщику и самозванцу Емельке Пугачеву, в силу прописанных божеских и гражданских законов, учинить смертную казнь, а именно: четвертовать, голову взоткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города и положить на колеса, а после на тех же местах сжечь.»

Другим обвиняемым были назначены различные по тяжести наказания сообразно степени их вины: от четвертования, отсечения головы и повешения до телесных наказаний, ссылки на каторгу и лишения чинов. Группа казаков, схвативших Пугачева и передавших его властям, «в силу высочайшего ее императорского величества милостивого манифеста» была помилована и от наказания освобождена.

После проверки приговора императрицей на последнем заседании 9 (20) января 1775 года приговор был подписан присутствовавшими судьями за исключением представителей Синода. Духовные лица, в целом поддержавшие приговор и назначение «жесточайшей казни», ходатайствовали освободить их от подписания сентенции. Они указывали на несовместимость подписания смертного приговора с их духовным статусом. Их просьбы были услышаны, текст приговора был дополнен пояснительной записью, и от подписания приговора они были освобождены.

На последнем заседании суда также были определены особенности исполнения приговора и правила оповещения населения о вынесенных наказаниях. В частности, приговор надлежало исполнить на следующий день, 10 (21) января, «пополуночи в 11 часов» в Москве на Болотной площади («болоте»). Генерал-губернатор и обер-полицмейстер Москвы получили указания обеспечить порядок и безопасность в месте совершения казней. Сенату предписывалось определить места для отправки заключенных в ссылку и известить об этом местные власти. При обнародовании приговор должен был сопровождаться «Описанием, собранным поныне из ведомостей разных городов, сколько самозванцем и бунтовщиком Емелькою Пугачёвым и его злодейскими сообщниками осквернено и разграблено Божиих храмов, а также побито дворянства, духовенства, мещанства и прочих званий людей, с показанием, кто именно и в которых местах».

Утро казни выдалось морозным. Но это не отпугнуло людей, желавших увидеть последние минуты жизни самого опасного злодея и изменника, «какого на сей день только видела русская земля». Вокруг эшафота на Болотной площади собралось множество зрителей. Будущий литератор и министр юстиции И. И. Дмитриев так вспоминал этот день: «Позади фронта все пространство Болота, или лучше сказать, низкой лощины, все кровли домов и лавок, на высотах с обеих сторон ее усеяны были людьми обоего пола и различного состояния. Любопытные зрители даже вспрыгивали на козлы и запятки карет и колясок. Вдруг все восколебалось и с шумом заговорило: «Везут! Везут!»

Пугачева доставили на площадь на «позорной колеснице» – санях, на которых был устроен выкрашенный черным помост со столбом. Прикованный к столбу Пугачев сидел на скамье, установленной на помосте, и держал в руках две свечи. Остальные преступники шли следом за повозкой. Как только Пугачева и Перфильева возвели на эшафот, судебный секретарь начал размеренно читать сентенцию, подчеркнуто останавливаясь на описании каждого злодеяния. По воспоминаниям очевидца казни, известного мемуариста А. Т. Болотова, внешний вид Пугачева и его поведение ничем не выдавали в нем преступную натуру: «Он стоял в длинном нагольном овчинном тулупе почти в онемении и сам вне себя и только что крестился и молился. Вид и образ его показался мне совсем не соответствующим таким деяниям, какие производил сей изверг. Он походил не столько на зверообразного какого-нибудь лютого разбойника, как на какого-либо маркитантишка [торговец или повар. – Прим. автора] или харчевника плюгавого».

Из записок Дмитриева известно о последних мгновениях жизни Пугачева: «По прочтении манифеста духовник сказал им [Пугачеву и Перфильеву. – Прим. автора] несколько слов, благословил их и пошел с эшафота. Читавший манифест последовал за ним. Тогда Пугачев сделал с крестным знамением несколько земных поклонов, обратясь к соборам, потом с уторопленным видом стал прощаться с народом; кланялся на все стороны, говоря прерывающимся голосом: «Прости, народ православный; отпусти мне, в чем я согрубил пред тобою; прости, народ православный!» – При сем слове экзекутор дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний тулуп; стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья».

Четвертование предполагало последовательное отрубание рук и ног приговоренного, и в последнюю очередь – головы. Такая казнь считалась одной из самых мучительных. Но в этот раз случилось непредвиденное. Болотов запечатлел этот эпизод в своих мемуарах:

«…вместо того, чтоб, в силу сентенции, наперед его четвертовать и отрубить ему руки и ноги, палач вдруг отрубил ему прежде всего голову, и Богу уже известно, каким образом это сделалось: не то палач был к тому от злодеев подкуплен, чтоб он не дал ему долго мучиться, не то произошло от действительной ошибки и смятения палача, никогда еще в жизнь свою смертной казни не производившего; но, как бы то ни было, но мы услышали только, что стоявший там подле самого его какой-то чиновник вдруг на палача с сердцем закричал: «Ах, сукин сын! Что ты это сделал?» И потом: «Ну, скорее – руки и ноги».»

Казнь закончилась быстро. Голова Пугачева показалась на столбе посреди эшафота, а руки, ноги и тело были брошены на закрепленное на том же столбе колесо. Казака Перфильева, приговоренного к четвертованию, ждала та же участь и опять же в нарушение очередности ему сперва отрубили голову. Вокруг эшафота вершилось правосудие над пугачевскими сподвижниками: качались на виселицах трупы, свистели кнуты и плети, разрывались ноздри, выжигались клейма на щеках и лбу. Останки Пугачева вместе с эшафотом и санями, на которых его доставили к месту казни, были сожжены.

Почему же палач облегчил мучения главных злодеев? Допустил ли палач ошибку, или такова была воля государыни? Вариант с ошибкой выглядит надуманным по той причине, что, допустив оплошность при казни Пугачева, палач повторил ее при четвертовании Перфильева. Совершение одной и той же ошибки дважды говорит о преднамеренности случившегося. Этот вывод находит подтверждение в переписке Екатерины II: в письме графине Бьелке, отправленном в феврале 1775 года, императрица рассказывает о своем снисхождении и приказе не подвергать приговоренных чрезмерным мукам: