Текст книги "Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России"

Подготовленное Сперанским донесение Разрядной комиссии легло в основу документа, завершившего судебное рассмотрение дела – Всеподданнейшего доклада Верховного уголовного суда, который был подготовлен и представлен императору по результатам судебных процедур. В качестве приложения доклад содержал подробную, по каждому осужденному зафиксированную «Роспись государственным преступникам, приговором Верховного уголовного суда осуждаемых к разным казням и наказаниям».

10 (22) июля 1826 года Николай I смягчил наказание части осужденных. В частности, смертную казнь отсечением головы по его повелению заменили вечной ссылкой на каторжные работы. Были несколько снижены наказания и другим осужденным. Принятие решения о смягчении наказания пятерым руководителям восстания, приговоренным к четвертованию, император оставил Верховному уголовного суду. На следующий день 11 (23) июля 1826 года, следуя примеру монаршего милосердия, судьи постановили «вместо мучительной смертной казни четвертованием, Павлу Пестелю, Кондратию Рылееву, Сергею Муравьеву-Апостолу, Михайле Бестужеву-Рюмину и Петру Каховскому, приговором суда определенной, сих преступников за их тяжкие злодеяния повесить».

Ночью 12 (24) июля 1826 года в комендантском доме Петропавловской крепости осужденным объявили приговор. А уже ранним утром 13 (25) июля в отношении пятерых, приговоренных к повешению, наказание привели в исполнение. В донесении Николаю I об исполнении смертной казни петербургский генерал-губернатор П. В. Голенищев-Кутузов докладывал:

«Экзекуция кончилась с должной тишиною и порядком как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое и именно: Рылеев, Каховский и Муравьев сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть. О чем вашему величеству всеподданнейше доношу.»

Дела участников восстания Черниговского полка рассматривал отдельный военный суд в Могилеве. Четверо были приговорены к смертной казни, замененную на лишение чинов и дворянства и вечную ссылку в Сибирь на каторжные работы. Остальные схваченные мятежники были лишены чинов и подвергнуты телесным наказаниям, большинство было переведено на Кавказ рядовыми солдатами.

Так завершился судебный процесс над декабристами. Многим из них предстоял долгий путь в Сибирь и каторжные работы, некоторых ждало воссоединение с женами и невестами, и лишь единицы дожили до амнистии в 1856 году по случаю вступления на престол преемника и сына Николая I – Александра II.

События декабря 1825 года оставили глубокий след в отечественной культуре и политической мысли. В российской словесности появился феномен «декабристской литературы» – произведения самих декабристов, других участников революционного движения первой четверти XIX века, а также поэтов и писателей, разделявших их взгляды или сочувствующих им. Многие декабристы оставили после себя воспоминания о событиях восстания и годах, проведенных в сибирской ссылке. Среди литераторов с ярко выраженной декабристской тематикой можно вспомнить К. Ф. Рылеева, В. К. Кюхельбекера, А. А. Бестужева-Марлинского, А. С. Пушкина. Достаточно вспомнить пушкинские стихи «Во глубине сибирских руд…» – и станет ясен лейтмотив декабристской литературы: терпение, труд, содружество и надежда.

С восстанием декабристов на российской политической сцене появилось новое явление: дворцовый переворот, направленный на изменение государственного строя. Если ранее дворцовые заговоры имели цель сместить правителя и поставить на его место царя, удобного для верхушки дворянского сословия, то теперь переворот не ограничивался заменой монарха. Заговорщики впервые поставили цель создать новое государство с существенным ограничением или полным отстранением императора от власти. Достижению этой цели служили дарование населению гражданских и политических прав и свобод, а также обновление системы государственных органов на принципах народного представительства и разделения властей. В дальнейшем эти идеи легли в основу различных реформаторских и революционных движений. В этом смысле декабристы выступили в роли моста, соединившего практику дворцовых переворотов XVIII века с идеями изменения политического строя, характерными для реформаторов и революционеров XIX и начала XX веков.

ДЕЛО СЕДЬМОЕ
Каракозов: начало охоты на Александра II

Покушение Д. В. Каракозова на императора Александра II стало переломным моментом в отношениях верховной власти и подданных. До этого события царь мог в любое время без охраны выйти из Зимнего дворца, пройтись по Летнему саду или отправиться куда-то в экипаже. После покушения Александр II уже был скован пусть и примитивными, но обязательными требованиями охраны и относительно свободно посещал публичные места скорее по инерции, нежели с интересом, и в той мере, в какой это диктовалось безопасностью обстановки. Можно сказать, что покушение Каракозова в своем роде открыло «охоту на царя» – серию нападений, завершившихся в 1881 году взрывами на набережной Екатерининского канала (ныне канала Грибоедова) и скорой смертью раненого императора в покоях Зимнего дворца.

Первое десятилетие царствования Александра II было отмечено рядом ключевых государственных реформ и важных событий. В 1856 году закончилась неудачная Крымская война, по результатам которой Россия потеряла Черноморский флот и часть сфер влияния, но получила мир и опору для дальнейшего развития. В 1857 году император упразднил влачившие жалкое существование военные поселения, которые, как стало ясно к тому времени, не оправдали идею совмещения военной службы с выполнением сельскохозяйственных работ. В 1861 году в результате отмены крепостного права огромное количество крестьян получило личную свободу, что позволило создать базовые предпосылки для построения экономики на рыночных принципах. В 1864 году стартовала земская реформа – кардинальное изменение системы местного самоуправления путем формирования на местах выборных, «бессословных» земств. В том же году страна получила новую судебную систему, построенную на принципах гласности, беспристрастности и состязательности. Эти преобразования стали называть «великими», что подчеркивало их огромное историческое значение для государства российского.

Великие реформы способствовали бурному развитию отдельных сфер общественной жизни. Но сохранение самодержавия в неизменном виде и неравномерное распределение ресурсов среди населения, в первую очередь – непродуманное перераспределение земли, порождали противоречия и нестроения.

В условиях полуреформированной страны среди небогатых дворян витали социалистические идеи равенства и социальной справедливости. Благодатной почвой для культивирования этих знаний стала студенческая среда. Учащаяся молодежь собиралась в тайные кружки с целью развития и пропаганды своих идей, создавала коммуны как прообраз организации будущего общества, вела подготовку государственного переворота.

Наиболее многочисленной из подобных групп была организация «Земля и воля», члены которой стремились создать предпосылки для крестьянской революции. В орбите «Земли и воли» находились кружки, объединенные убеждением в необходимости радикального переустройства государственной власти и жизни. Таков был, в частности, кружок Николая Ишутина, студента, приехавшего в Москву и сразу включившегося в революционное движение.

Вдохновляясь идеями Н. Г. Чернышевского, запечатленными в его романе «Что делать?», он организовал небольшую коммуну с кассой взаимопомощи, бесплатные библиотеку и школу. По примеру главной героини романа ишутинцы открыли переплетную и швейную мастерские, в которых полученная прибыль на справедливой основе распределялась бы среди работников. Они подражали Рахметову своим аскетизмом, дисциплинированностью и идейностью. Ишутин постепенно становился главным «рахметовым» в революционной студенческой среде и такого же подражания идеалу требовал от других.

Созданная под его началом «Организация» – объединение нескольких молодежных кружков – сочетала пропаганду с заговорщической деятельностью. К тому времени, когда революционная агитация охватила бы значительную часть населения, его представители должны были обратиться к царю и правительству с требованием о переустройстве страны на принципах социалистического государства. В случае отказа радикально настроенные участники допускали возбуждение революционного мятежа и совершение цареубийства. «Цель оправдывает средства», – любил повторять Ишутин. После роспуска «Земли и воли» в 1864 году «Организация» продолжила свою деятельность самостоятельно, увеличила численность, объединив кружки в Москве, кружок И. А. Худякова в Санкт-Петербурге и ряд подобных групп в других городах страны.

Идеи заговора получили достаточно ощутимую поддержку среди участников общества. Некоторые из активных кружковцев всерьез полагались на террористическую тактику, способную, по их мнению, привести к государственному перевороту. Для целей ведения террористической деятельности в рядах «Организации» выделилась группа «Ад». Главными качествами заговорщика Ишутин называл конспирацию и преданность делу:

«Член «Ада» должен был в случае необходимости жертвовать жизнью своею не задумавшись. Жертвовать жизнию других, тормозящих дело и мешающих своим влиянием. В случае убийства кого-либо член «Ада» должен иметь при себе прокламации, объясняющие причину убийства; член «Ада» при этом имеет с собою шарик гремучей ртути, держа в зубах во время убийства, после должен стиснуть этот шарик зубами, а от давления гремучая ртуть производит взрыв, и посему смерть, и притом обезображивает лицо так, что потом нельзя будет узнать лицо убийцы. Это бы делалось на предмет безопасности для других членов.»

Оставшись сиротой в двухлетнем возрасте, Ишутин воспитывался в семье родственников Каракозовых. Неудивительно, что его двоюродный брат, Дмитрий Каракозов, оказался в итоге в сфере ишутинского влияния, впечатленный новыми идеями, захватившими Ишутина. Каракозов вступил в ишутинский кружок в 1865 году, и его целиком поглотил единственный пункт программы – цареубийство. Другие участники общества его рвение не поддерживали, рассматривая устранение царя в качестве крайнего варианта развития революционного движения. По их мнению, первостепенной задачей была пропаганда социалистических идей среди крестьян и зарождавшегося рабочего класса. В этом смысле ишутинцы стали предвестниками «хождения в народ», получившего широкое распространение в 1870-х годах.

Любопытно, что накануне каракозовского выстрела (или, по некоторым источникам, в сам день покушения) основная часть «Организации» провела собрание в Москве, на котором ее участники решили разъехаться по провинциям в целях агитации. На собрании они определили основные места для поселения и области пропаганды. Но выстрел Каракозова в императора не позволил им открыть дорогу народническому движению в России.

Лишенный поддержки других участников общества, Каракозов по собственной инициативе отправился из Москвы в Санкт-Петербург, чтобы самолично реализовать свои планы по физическому устранению императора. Первое время в Петербурге Каракозов блуждал по кабакам и распространял среди рабочих прокламации, в которых призывал к революции и установлению социалистического режима. Ишутинцы пытались образумить его и заставить вернуться в Москву, и на короткое время это им даже удалось. Тем не менее, спустя несколько дней Каракозов снова явился в столицу. Сначала он переночевал у знакомых, а затем устроился в Знаменскую гостиницу, вскоре купил на рынке пистолет, уже в магазине докупил пули, вернулся в гостиницу и зарядил оружие.

На второй день после описанных приготовлений Каракозов совершил покушение.

Описываемые события произошли 4 (16) апреля 1866 года. Завершив прогулку по Летнему саду и подойдя к ожидавшей его коляске, Александр II начал надевать шинель. Вокруг коляски образовалась толпа из прохожих, жаждавших увидеть царя. Внезапно раздался выстрел. Некто из толпы толкнул локоть стрелявшего и пуля прошла мимо цели. Преступник бросился бежать вдоль Невы по направлению к Прачечному мосту, но был остановлен двумя унтер-офицерами. При задержании он представился крестьянином Алексеем Петровым. При нем, помимо пистолета, были обнаружены фунт пороха и пять пуль, три сильнодействующих яда (синильная кислота, стрихнин и морфий), две прокламации «Друзьям рабочим», письмо некоему Николаю Андреевичу (впоследствии оказавшемуся Ишутиным) и маленький лоскуток бумаги с отдельными словами, написанными карандашом.

Личность преступника установили только после обыска в Знаменской гостинице. В номере, где проживал арестованный, обнаружили мелкие лоскутки исписанной бумаги, которые оказались клочьями уничтоженного письма. Из этих обрывков следователи составили адрес: «В Москву: на Большой Бронной, дом Полякова, № 25. Его высокоблагородию Николаю Андреевичу Ишутину». Доставленный в Санкт-Петербург, Ишутин сообщил следствию настоящее имя преступника – своего двоюродного брата Каракозова.

Спасителем царя, помешавшим Каракозову выстрелить прицельно, стал крестьянин Осип Иванович Комиссаров, промышлявший в столице шитьем головных уборов. О случившемся он рассказывал так:

«Сам не знаю что, но сердце мое как-то особенно забилось, когда я увидел этого человека, который поспешно пробивался сквозь толпу; я невольно следил за ним, но потом, однако, забыл его, когда подошел государь. Вдруг вижу, что он вынул и целит пистолет: мигом представилось мне, что, коли брошусь на него или толкну его руку в сторону, он убьет кого-либо другого или меня, и я невольно и с силой толкнул его руку кверху; затем ничего не помню, меня как самого отуманило.»

Сначала по городу, а потом по всей империи разнеслась новость о спасении царя простым мужиком. Комиссарова сравнивали с Иваном Сусаниным, спасшим молодого царя Михаила Романова от польско-литовского отряда. В театрах страны ставили оперу Глинки «Жизнь за царя», намекая на идентичность подвигов Ивана Сусанина и Осипа Комиссарова. Историю делал еще ярче тот факт, что оба героя происходили из одной местности Костромской губернии: их родные деревни отстояли друг от друга всего на 12 верст. Вечером в день покушения Осип Комиссаров был представлен императору на приеме в Зимнем дворце. Царь его благодарно обнимал, одарил Владимирским крестом IV степени и ввел в потомственное дворянство с фамилией Комиссаров-Костромской.

Следствие велось стремительно. Уже на следующий день после покушения состоялось первое заседание следственной комиссии, председателем которой был назначен граф М. Н. Муравьев. В связи с нахождением ишутинского кружка преимущественно в Москве, по приказу Муравьева в бывшей столице была создана временная комиссия «для обнаружения обществ, кружков и лиц, имеющих связи с пропагандистами». И, разумеется, следственная работа проводилась не только в столицах, но и в ряде губернских городов. В рамках розыскной деятельности проходили обыски, аресты, допросы участников «Организации», их родственников, знакомых и других лиц, которые могли быть хоть как-то связаны с ними. Счет привлеченных к делу подозреваемых и свидетелей шел на сотни.

О способах работы комиссий красноречиво говорят произнесенные на суде слова подсудимого Лапкина: «Мне угрожали, что я сам себе затягиваю петлю на шею; обо мне хотели записать в журнал, что я упорствую в сознании, и говорили, что этим прибавится мне 5 лет ссылки; говорили, что они меня отправят к Михаилу Николаевичу Муравьеву, а между нами был слух, что Михаил Николаевич подвергает пытке Каракозова, – об этом я говорил комиссии, мне отвечали: «Может быть, Михаил Николаевич и подвергал Каракозова пытке, не знаем». Для меня это было положительным ответом».

В июне 1866 года, не дожидаясь окончания следствия, власти начали подготовку к судебному рассмотрению дела. На начальном этапе предстояло ответить на вопрос: можно ли проводить судебные слушания, опираясь на недавно принятый Устав уголовного судопроизводства 1864 года, что означало проведение состязательного процесса с участием формально равноправных сторон обвинения и защиты. Однако исключительность случая покушения на священную персону императора и производство следственных действий по старым правилам побуждали следовать прежнему порядку. Министр юстиции Д. Н. Замятнин, руководитель и активный сторонник судебной реформы, настаивал на применении новых правил. Его поддерживал вице-председатель Государственного Совета князь П. П. Гагарин. В итоге Александр II склонился к их мнению, начертав резолюцию: «Исполнить по мнению кн. Гагарина и министра юстиции, но с тем, чтобы председательство в Верховном Уголовном Суде было возложено на вице-председателя Государственного Совета». Тогда в Государственном совете председательствовал брат императора великий князь Константин Николаевич, и в силу родственных связей с жертвой преступления его кандидатуру на роль судьи император посчитал правильным не рассматривать.

28 июня (10 июля) 1866 года для судебного разбирательства по делу Каракозова, Ишутина и других учрежден был Верховный уголовный суд. Согласно императорской резолюции, председателем суда стал князь Гагарин, остальную судебную коллегию составили судьи, специально назначенные для рассмотрения этого дела. Обвинение в ходе судебных слушаний поддерживал министр юстиции Замятнин. На скамье подсудимых оказались, помимо Каракозова и Ишутина, другие активные участники ишутинской «Организации»: А. А. Кобылин, И. А. Худяков, Н. П. Странден, Д. А. Юрасов и другие – всего 36 человек.

Судебные заседания проводились в закрытом режиме в комендантском доме на территории Петропавловской крепости. Помещения комендантского дома уже в третий раз принимали громкое судебное следствие: ранее там же слушались дела декабристов (1826 год) и петрашевцев (1849 год). Подсудимым предоставили возможность пригласить защитника по собственному выбору. Ишутин выбрал защитником присяжного поверенного [адвоката. – Прим. автора] Д. В. Стасова, Загибалов – А. А. Добролюбова. Остальным, не выразившим своих предпочтений, защитника назначил суд. Каракозов получил в защитники А. П. Острякова.

От начала судебной реформы прошло всего два года, и состязательность всем была еще в новинку. Еще необычнее по меркам времени выглядел судебный процесс, в котором по новым правилам слушалось преступление против священной особы государя. До реформы такие преступления были бы рассмотрены кулуарно без какой-либо надежды для подсудимых донести до судей свое мнение. Необычность «каракозовского процесса» наглядно иллюстрирует, в частности, вопрос члена судейской коллегии П. Г. Ольденбургского к защитнику Ишутина Стасову: «И охота вам защищать таких негодяев?» На это знаменитый адвокат ответил делом, проведя процесс на весьма высоком профессиональном уровне.

Поначалу планировалось в первоочередном порядке провести судебные слушания в отношении 11 подсудимых, наиболее вовлеченных в планы цареубийства. Такова была просьба императора. Александр II желал завершить дело Каракозова как можно скорее, поскольку ожидал приезда в столицу невесты наследника и не хотел омрачать празднества обвинительными приговорами и казнями. Затем ввиду перекрестного участия в качестве свидетелей одних подсудимых в делах против других суд принял решение «соединить обвинительные акты о всех этих лицах в одно дело, дав ему один общий ход». При этом в первоочередном порядке должны быть рассмотрены дела против Каракозова и Кобылина.

Последний находился на скамье подсудимых по подозрению в пособничестве. Обучаясь медицинскому делу, Кобылин имел доступ к различным ядам, которые он мог как по своей воле передать Каракозову, так и проявить небрежность, позволив этим ядам попасть в его руки, так, что в конечном итоге они были обнаружены при Каракозове в момент задержания. Показания этих двоих во многом противоречили друг другу, и при совместном рассмотрении дела судебная комиссия рассчитывала эти противоречия устранить.

Каракозов обвинялся в покушении на жизнь императора и принадлежности к тайному обществу «Ад», имевшему целью цареубийство. В судебном заседании был зачитан текст обнаруженной у него при задержании прокламации «Друзьям рабочим», в которой Каракозов объяснял мотивы своих действий:

«Грустно, тяжко мне стало, что […] погибает мой любимый народ, и вот я решил уничтожить царя-злодея и самому умереть за свой любезный народ. Удастся мне мой замысел – я умру с мыслью, что смертью своею принес пользу дорогому моему другу – русскому мужику. А не удастся, так всё же я верую, что найдутся люди, которые пойдут по моему пути. Мне не удалось – им удастся. Для них смерть моя будет примером и вдохновит их…»

В показаниях суду Каракозов обращал особое внимание на состояние невменяемости, в котором он пребывал при совершении преступления. По его словам, умственное помрачение было вызвано тяжелой болезнью (сифилисом), которую могли подтвердить ряд свидетелей. Председатель суда не нашел уместным вызывать предлагаемых свидетелей, по его просьбе было зачитано заключение из истории болезни Каракозова. По медицинским данным подсудимый находился в нервном, раздражительном состоянии, что, однако, не свидетельствовало само по себе о потере рассудка. При таких обстоятельствах вызов на допрос очевидцев течения болезни суд посчитал излишним.

В ходе досудебного следствия многим казалось, что Каракозов оговаривал Кобылина – так сильно отличались показания обоих подозреваемых. Помимо утверждения о передаче Кобылиным яда, Каракозов заявил, что он говорил Кобылину о действительной цели своего приезда в Петербург. Осведомленность о намерении Каракозова убить царя безапелляционно поместила бы Кобылина в ряды соучастников преступления. Кобылин все отрицал. На очной ставке они не смогли прийти к единому взгляду на спорные события. Подобная картина повторилась и на суде. В ходе эмоционального диалога между подсудимыми Кобылин несколько раз произнес: «Он бредит». Между тем, в глазах судей Каракозов выглядел подозрительно: он менял детали показаний, данных во время следствия, но не мог убедительно объяснить причину их изменения. Чаша весов постепенно склонялась в сторону Кобылина и указывала на большую достоверность его слов, нежели показаний Каракозова.

31 августа (12 сентября) 1866 года дела Каракозова и Кобылина были окончательно разрешены. В этот день министр юстиции Замятнин выступил с обвинительной речью против Каракозова. Обстоятельно рассудив о виновности подсудимого, Замятнин завершил свое выступление словами:

«… имею честь предложить Верховному Уголовному Суду именующегося дворянином Дмитрия Владимировича Каракозова за покушение на жизнь священной особы государя императора приговорить к лишению всех прав состояния и к смертной казни». В ответной речи адвокат Остряков, наоборот, просил верховных судей проявить милосердие и не назначать смертную казнь, ссылаясь на помрачение ума подзащитного и влияние на него со стороны окружения: «Так или иначе, т. е. совершено ли преступление во временном припадке умоисступления, или, быть может, преступление это есть результат чуждого влияния, я осмеливаюсь помышлять, что сколь бы по закону подсудимый Каракозов ни был повинен смерти, но жизнь ему может быть сохранена без нарушения высшего закона правосудия.»

Выслушав судебные речи обеих сторон процесса и задав пару уточняющих вопросов Каракозову, суд принял резолюцию «лишить всех прав состояния и казнить смертию через повешение». В тот же день Кобылин был освобожден от суда по причине недоказанности предъявленных ему обвинений. На следующий день Каракозов и Кобылин выслушали подготовленные в полном объеме приговоры. Каракозов направил на имя императора прошение, «как христианин у христианина и как человек у человека», о смягчении наказания. Александр II наложил на прошение резолюцию: «Лично я в душе давно простил ему, но, как представитель верховной власти, я не считаю себя вправе прощать подобного преступника». 3 (15) сентября 1866 года на Смоленском поле в Санкт-Петербурге приговор Каракозову был приведен в исполнение.

Заседания по рассмотрению дел других подсудимых продолжились. 24 сентября (6 октября) 1866 года по итогам слушаний суд вынес приговор, согласно которому Ишутину присуждалась смертная казнь, остальные подсудимые получили различные наказания от учреждения особого надзора полиции до высылки на каторжные работы. Единственным несогласным с мнением большинства судей относительно приговора Ишутину оказался председатель суда князь Гагарин. В особом мнении он приравнял степень вины Ишутина к роли других подсудимых в преступлении и выразил свою точку зрения о справедливости назначения ссылки на каторжные работы в рудниках нежели смертной казни.

После объявления приговора многие подсудимые обратились к Александру II с прошением о смягчении наказания. Ишутин также искал благоволения царя и просил сохранить ему жизнь. В разговоре с Гагариным император сетовал на слишком мягкий приговор: «Вы постановили такой приговор, что не оставили место моему милосердию». Тем не менее, император многим ослабил суровость наказания. Вопрос же о судьбе Ишутина оставался открытым вплоть до дня исполнения приговора.

4 (16) октября 1866 года его в числе одиннадцати осужденных привезли на Смоленское поле, где месяцем ранее был повешен Каракозов. Во всеуслышание снова зачитали приговор. На Ишутина надели саван и завели под виселицу, остальных поставили к позорным столбам. И в момент, когда оставалось только накинуть петлю на шею приговоренного, к министру юстиции, контролировавшему проведение казни, прискакал фельдъегерь и вручил запечатанный конверт с высочайшим повелением о даровании Ишутину жизни. Спектакль с помилованием был разыгран по всем правилам театрального искусства.

Покушение Каракозова на императора значительно повлияло на взаимоотношения власти и народа. С этого выстрела началась серия покушений на Александра II, закончившаяся его гибелью. Теперь никто из высоких чиновников не мог чувствовать себя в безопасности: к любому могли прийти в кабинет или подкараулить на улице. Страна вступила в период постоянного роста напряженности и революционной борьбы.