Текст книги "День козла"

X

Вечером того же дня на одной из элитных дач ближнего Подмосковья встретились двое. Кирпичный забор с рядами блестящей багрово в лучах закатного солнца, и от того еще более зловещей и неприступной колючей проволоки, видеокамеры наружного наблюдения, ворочающиеся грозно, как пулеметы на турелях, да огромные, мечущиеся без привязи тенями, словно выходцы из преисподней, кавказские овчарки, а еще бдительная охрана с зарплатой в пять тысяч баксов, и потому особо старательная и неподкупная – все это исключало появление здесь непрошенных гостей. Высокопрофессиональные спецы из службы собственной безопасности, дважды в день тщательно исследующие каждый квадратный сантиметр поверхности трехэтажного коттеджа, гарантировали отсутствие прослушивающих закладок. И все-таки собеседники предпочли уединиться в ротонде, надежно спрятанной под кроной векового, видевшего иные времена дуба, и оплетенной толстыми лозами дикого винограда.

Хозяин дачи – худощавый, седовласый, с легко угадывающейся в каждом движении военной выправкой указал гостю – человеку, судя по всему, сугубо гражданскому, с заметным брюшком и модной нынче семидневной щетиной на щеках – на кресло напротив, пододвинул скользнувший легко на колесиках столик с закуской, взял в руки бутылку коньяка.

– По рюмочке?

– Уф-ф… – выдохнул, опускаясь в кресло, его гость и энергично замотал головой.

– У нас теперь трезвость – норма жизни. В кабинетах не курят. Мужики с сигаретами по туалетам прячутся.

– Шефа боитесь?

– Еще как. Он, если заметит, и не скажет вроде ничего… А потом при случае обязательно подковырнет. Типа того, что, мол, перекуриваете часто, от того и проблемы в стране не решаются… Одним словом, гэбист. Но я вам, Сергей Иваныч, так скажу. Порядок всегда лучше хаоса – не только в армии, но и в бизнесе. А то как вспомню, какой пьяный клубок по Кремлю еще недавно катался – аж оторопь берет.

– Не жалеете? – остро глянул военный.

– Помилуйте, как можно! – всплеснул пухлыми руками гость.

– Кстати, о прежнем… – хозяин дачи все-таки плеснул коньяку на донышко тонкостенных бокалов – Вы ведь тогда неплохо на толлинге зарабатывали? А теперь эта лавочка прикрыта. Не в обиде?

Собеседник взял протянутый бокал, подышал тонким ароматом коньяка, пригубил, почмокал губами, сказал искренне.

– Я, Сергей Иванович, не квасной патриот, о любви к Родине на каждом углу кричать не буду. И понимаю прекрасно, что для Запада я со всеми своими миллиардами долларов – никто. Более того, подозрительная персона, выскочка. Что мне там делать? За высоким забором виллы прятаться, как Гусинский? Или дергаться, паясничать на манер Березовского? В России я – величина, уважаемый человек. Со мной президент советуется, а там какой-нибудь дворянишко в рваных джинсах, но с графской кровью мне руки не подаст! Не-ет, только с Россией я силен. Только здесь! И за то, что делалось в нашей стране тогда… При первом президенте… Да за это в лагеря надо было сажать, по этапу!

– А я думал, вы либерал, – тонко усмехнулся военный.

– Я прагматик. А прагматики понимают, что политика либерализма – не для нашего государства. Необходим некий этап максимальной концентрации власти в одних руках… Для последующего прорыва. И это невозможно без ограничения некоторых свобод…

– Ну-ну… Нас и так черт знает в чем подозревают, – урезонил его хозяин дачи. – Вы лучше, Борис Михалыч, мне вот на какой вопрос ответьте. Доходят ли до вас слухи, что ребята… скажем так, из прежней команды… всерьез о реванше на предстоящих выборах думают.

– Доходили, конечно. Да пустое все это. Им не о реванше надо думать, а благодарить нас при каждом случае за то, что мы их по прежним делам не замели. А если серьезно, то кого они выставят? Не этих же… кудрявеньких! Кто ж за них проголосует? У нашего-то рейтинг – во! Как у Сталина!

– Я с вами абсолютно согласен. Эти ребята нам пока нужны… Для политического спектра. Вот мы их и терпим. А они бог знает что о себе возомнили. И готовят первый удар с привлечением подконтрольных им СМИ.

– Компру, что ль, вбросят? Так мы вроде им все концы обрубили. У них, кроме рязанской истории, ничего нет. Но про то даже самый отвязанный журналист не напишет. А самое главное, политических тяжеловесов за ними нет.

– Зато деньги пока есть. – Хозяин дачи долил коньяка, глотнул из своего бокала. – И тяжеловес появился. По крайней мере, один.

– Кто?

– Дед. Они его через семью задействовали.

– Так он не соображает уже ни хрена! На что он годен?

– Ну, бумажку-то, что ему подсунут, в слух прочтет. И документ любой, если надо, подпишет. Для них он – идеальный президент!

– Вы сказали, бумажку прочтет? – подался вперед, навалясь животом на стол, гость. – Какую бумажку? Некий текст-обращение? О чем?

– А вы понятливый, – удовлетворенно откинулся на спинку кресла хозяин. – Всe правильно уловили. Скажем так. Есть некий текст, смысл которого по нашим данным, заключается в следующем. Мол, дорогие россияне. В прошлый раз я, понимаешь, ошибся, оставив на хозяйстве вместо себя не того человека. Он, понимаешь, надежд моих не оправдал, повел страну не туда. Вот такая загогулина получилась! И теперь я, дорогие соотечественники, призываю вас отдать предпочтение на выборах…

– Кому? – напрягся гость.

– А хоть кому, – поднеся к губам бокал, пожал плечами военный. – Любой, кого назовет Дед, мигом окажется главным соперником нашего. Представь, как подхватят эту новость мировые информационные агентства! Как бросятся обсасывать такой финт доморощенные дурачки-политологи!

Гость взял коньяк, ахнул в один глоток, как водку, крякнул и закурил, не закусывая.

– Вот, значит, как… – задумчиво пустил он в потолок беседки струйку дыма. – И когда состоится оглашение этого э-э.. политического завещания?

– Та-ак… сегодня у нас понедельник? Вероятнее всего, в субботу, в заштатном городишке, при стечении большого количества народу, и, главное, средств массовой информации. По моим данным, некоторые телеканалы уже выписали командировочные съемочным группам. Город называется Козлов, Слыхали про такой?

– Н-нет.

– Ему в субботу исполняется триста лет. А сегодня, в понедельник, туда прикатил Дед с супругой. Якобы на лечение к местной целительнице. И пробудет там как раз до юбилея. На праздник, естественно, его пригласят – все-таки бывший глава государства, ему – все внимание. Вот тогда он и заговорит. Только…

Гость утер потный лоб.

– Господи, что еще?

– Выступление его может не состояться.

– Удастся отговорить?

– Это вряд ли. Он же упрямый, как… бык. Если что в голову втемяшится… Дело в другом. В него там сегодня стреляли.

– В Деда?! – гость едва не выронил бокал, – Кто?!

– Скорее всего какой-нибудь псих из местных. Но важен… сам прецедент.

– Что это нам дает? – взяв себя в руки, сосредоточился гость.

– Стрелка сейчас ищут. В самом факте покушения есть некоторые сомнения. Пострадавших нет, пули нет, снайпера, естественно, никто не видел. Кроме начальника охраны Первого президента. А его слова к делу, естественно, не пришьешь. Для нас, повторяю, важен прецедент. Есть некто, намеревавшийся убить Деда. И со второй попытки это у него должно получиться.

– У психа?

– У профессионала, – жестко сказал хозяин. – Который, я знаю, есть у вас для выполнения… конфиденциальных поручений. И которого вы немедленно – не позднее завтрашнего утра, обеспечив всем необходимым, командируете в город Козлов.

Гость помолчал, а потом указал на свой бокал, попенял обиженно.

– Что ж вы коньяка-то жалеете? Наливаете не по-русски, чуть-чуть… Такое дело затеяли. Нам с вами теперь без удачи никак нельзя!

Хозяин щедро налил себе и гостю, поднял наполненный до краев бокал, выцедив до дна, сказал, отдышавшись.

– А вообще-то вы правы. С разгулом преступности надо кончать. До чего докатились – президентов убивать начали! У нас, слава богу, не Америка. Мы еще можем, с учетом такого вопиющего злодейства, закрутить гайки. И трудовые коллективы, народ в целом, нас в этом поддержит!

ХI

Ночь ложилась на городок тихо, неторопливо, будто старушка одинокая спать укладывалась. Над поймой реки долго алел закат – словно плюшевый, побитый молью занавес опускался неторопливо между актами скучной пьесы. Но Коновалову созерцать пейзажи родного когда-то городка было некогда. Для него все еще длился беспокойный день.

Полковник не стал посвящать мэра в подробности утреннего происшествия, сказал лишь, что в связи с некоторыми обстоятельствами ужесточает режим охраны бывшего первого лица государства, и предложил отменить намеченное посещение Дедом местной достопримечательности – краеведческого музея с богатейшей и единственной в мире коллекцией пуховых платков. Зато начальнику горотдела милиции рассказал все как есть. Тот – хитромудрый мужик лет пятидесяти, сразу смекнул, какие неприятности грозят ему лично в случае удачного покушения на высокого гостя, и, не переставая жаловаться на нехватку личного состава – кто в отпусках, кто в спецкомандировке в Чечне, пообещал-таки оказать всю возможную помощь.

– Дело это, я так понимаю, деликатное, – говорил он Коновалову, когда они, выйдя из мэрии, остановились на площади со свежевыкрашенным газоном. – Тут покумекать надо. Вeдь в президента кто мог стрельнуть? Тот, у кого есть из чего.

– Ну, оружие-то сейчас не проблема, – пожал плечами Коновалов. – У бандитских группировок целые арсеналы изымают. У вас же бандиты есть?

– Как не быть, – пригорюнился начальник милиции. – Есть, конечно. Только стрелять по президенту они не будут.

– На чем основана такая уверенность? – полюбопытствовал полковник.

Начальник милиции замялся, кашлянул деликатно, ответил смущенно:

– Вы уж меня извините, конечно. Может, мы в провинции чего недопонимаем… Это раньше – политинформацию послушаешь, и тебе все по полочкам разложат – что да зачем в стране происходит… А теперь сами кумекаем… Так вот я так думаю. Наши бандиты в Первого президента не то что стрелять не будут – они ему, если намекнуть только, памятник из чистого золота отольют. В натуральную величину. Потому что никто кроме него уголовникам такой воли за всю историю России не давал…

– Вернемся к оружию, – сухо напомнил Коновалов.

– К оружию… я и говорю, что насчет винторезов пошуровать надо, – с готовностью подхватил милиционер. – Не из дробовика же по президенту долбанули?

– Нет, конечно. Стреляли чуть ли не за тысячу метров.

– А раз так, надо через разрешительную систему в начале поискать, посмотреть, у кого разрешение на хранение нарезного оружия есть.

– И кто же этим займется? – гнул свое Коновалов, – Нужен человек расторопный, ответственный, и… не болтун.

– Дам я вам такого человека! – оживленно пообещал собеседник, заметно радуясь, что таким образом удасться-таки переложить нежданно-негаданно свалившуюся проблему на подчиненного. – Зама своего подошлю. Подполковника Гаврилова. Правда, он сейчас в отпуске… ну ничего, справадим президента… простите, это у меня вырвалось… проводим, то есть – отгуляет оставшиеся дни.

– Гаврилова… Не Иваном зовут? – полюбопытствовал как бы между прочим полковник.

– Ну да, Иван Петрович. А вы его знаете? Да, я и забыл. Говорят, вы из нашего города родом. Земляк!

– Жил… когда-то, – вяло отозвался Коновалов.

– Так вот, Гаврилов вам и поможет. Он у меня за милицию общественной безопасности отвечает. У него все участковые под началом. Мужик он спокойный, дотошный. Да и языком бестолку не молотит. Я его сегодня же к вам подошлю. Пусть впрягается.

Коновалов поблагодарил начальника горотдела за помощь, и, отказавшись от предложения подвести до дачи, пошел пешком по знакомым с детских лет улицам.

Он шел по тенистым выщербленным тротуарчикам, которые не асфальтировали с тех еще, кажется, пор, мимо почерневших от времени заборов, и кривые ветви старых яблонь норовили задеть пыльными листьями лицо, и все здесь внешне осталось прежним, даже остов трактора «Фордзон», брошенный у обочины в незапамятные времена, рыжий от ржавчины, навечно вросший железными колесами в землю.

Коновалов хорошо знал Ивана Гаврилова, учился с ним в одном классе. В ту пору Ванька был, как говорили тогда, «активным общественником», секретарем комсомольской организации школы, носил буйную шевелюру, которую зачесывал назад, подражая известным партийным деятелям, разговаривал с собеседником набычившись, склоняя шишковатый лоб, будто бодаться собирался, отстаивая свои убеждения. Любимым книжным героем его был Давыдов из «Поднятой целины» Шолохова, он и разговаривал так же напористо, не к месту вставляя позаимствованное у бывшего революционного матроса словечко «факт».

– Ты, Илья, не комсомолец, – отчитывал бывалыча он одноклассника Коновалова. – Ты пассивный сторонний созерцатель. – И припечатывал, словно приговор выносил. – Факт!

А юному Коновалову было плохо тогда. Отец его ушел из семьи, он видел, как бьется в нищете, стремясь поставить сына на ноги, мать, работая нормировщицей на кирпичном заводе, а городок жил в ту пору, на закате социализма, в целом, неплохо. В магазинах было шаром покати, но на подворьях частных домов кудахтала и хрюкала сытая живность, которую откармливали в изобилии местные мужички краденным на мелькомбинате комбикормом. Однако на стол семьи Коноваловых от этого изобилия редко что попадало. Потому что с покупателей драли за свою продукцию оборотистые козловцы на рынке три шкуры, и над всем бытом заштатного городка витало зловещее, допускающее к закромам Родины одних, и напрочь отсекающее других, полууголовное понятие «блат».

Ни у Ильи, ни у матери его «блата» не было, перед ними наглухо закрывались те двери, куда то и дело со счастливыми улыбками на лице ныряли прочие горожане. Коновалов страдал от чувства собственной ничтожности, третьесортности, и разглагольствования Ваньки Гаврилова о достижениях социализма доводили его до бешенства.

Илья даже подрался с ним однажды, но случилось это гораздо позже, на выпускном вечере, и не на почве идеологических разногласий, а из-за одноклассницы, Зинки, за которой приударял Ванька, но которая отчего-то предпочла его, Коновалова.

Из той первой любви ничего путного не вышло. Илья уехал после школы в Москву, поступил в пограничное училище, относившееся тогда к ведомству КГБ, закончил, много мотался по стране, пока извилистая судьба не привела его в начале девяностых годов в службу охраны Первого президента.

С тех пор он только раз побывал в Козлове, десять лет назад, на похоронах матери. Примчался спецрейсом на военно-транспортном самолете, постоял на кладбище, глядя, как опускают гроб в холодную глинистую землю, и в тот же день вернулся в Москву, оставив растерянным соседкам, хлопотавшим вокруг поминального стола, пачку тысячерублевок – на обиход могилки и памятника.

С тех пор его ничто не связывало с этим городом. Потому нечаянная поездка нынешняя вызвала раздражение и легкое беспокойство. Так бывает, когда напоминает о себе наболевший и залеченный давным давно зуб. Забыл о нем, успокоился – и вдруг он опять стрельнул болью, ни с того ни с сего, заныл, разбередился…

Подходя к даче, полковник издали заметил топтавшегося у ворот высокого, русоволосого милиционера. Китель на нем был расстегнут по причине летней духоты, фуражку он держал под мышкой, вроде папки для документов. Увидев приближающегося Коновалова, шагнул навстречу, протянув большую сильную руку.

– Здорово, Илья. Сколько лет, сколько зим… – и откинул назад взъерошенные ветерком волосы, обнажив свой упрямый лоб.

– А ты, Иван, вроде не изменился, – улыбнулся Коновалов. – Все такой же… правильный. Страж порядка… Факт!

– Да уж с порядком-то нынче туго, – подметил Гаврилов. – Но стараемся, стережем…

– Не слишком у вас это выходит, – не выдержав, съязвил полковник. – Тебе начальник твой объяснил, что к чему?

– Так, в общих чертах. Отозвал из отпуска, оторвал от дома. Сказал, что поступаю временно в твое полное распоряжение.

Коновалов глянул остро:

– А ты не рад?

– Да ладно тебе… – потупился милиционер. – Мы ж товарищи все-таки… Хоть на старости лет свидились.

Из облака пыли, поднявшегося в дальнем конце улицы, вынырнула светлая «Волга», свернула к даче.

– Кого это несет? – вгляделся Гаврилов. – Номера вроде не наши, не козловские.

– Возможно, товарищ из ФСБ – пожав плечами, предположил полковник. – Он как раз сейчас должен подъехать.

И не ошибся. Тормознув, «Волга» окатила их клубом дорожной пыли. Из машины расторопно выскочил водитель в клетчатой рубашке и синих джинсах и поспешил представиться.

– Майор Сорокин, из управления ФСБ. Не подскажете, где мне найти полковника Коновалова?

– Я перед вами. А это подполковник Гаврилов из городского отдела милиции. Временно прикомандирован для совместной работы, – сделав ударение на слово «временно», и ехидно покосившись на старого приятеля, отрекомендовался Коновалов. Потом, указав на калитку, предложил. – Пройдемся. Вы, майор, оставьте машину здесь, ее мои ребята в гараж загонят. А мы с вами поужинаем, а заодно и план действий обсудим.

– Сразу видно нашего брата, чекиста, – подмигнул Гаврилову Сорокин. – С ужина начинает. Нетипично для столичного начальства. Те любят официальную тягомотину разводить – совещание, заседание… А в конце бутербродик на палочке, величиной с ноготок и глоточек винца.

– У нас тут нравы простые, провинциальные, – усмехнулся полковник. – Мы с президентом питаемся без затей. Пельмени, водочка…

– Эх, хорошо! – с чувством потер ладони Сорокин.

– А можно, это… – деликатно кашлянул Гаврилов. – На президента взглянуть? Я ж его в натуральном образе ни разу не видел. Только на фотографиях, да по телику…

– Там он лучше выглядит. – Коновалов указал на беседку в глубине сумеречного сада, подсвеченную матовой лампочкой, будто аквариум в темной комнате, – Садитесь за стол, а я насчет ужина распоряжусь.

На удивление шустрая при ее тучности повариха быстро принесла глубокое блюдо с исходящими паром пельменями, расставила тарелки, и, правильно расценив легкий кивок полковника, водрузила на середину бутылку ледяной водки, присовокупив к ней три хрустальные стопки.

– Кушайте на здоровье. Все горяченькое, сварку, – проворковала повариха и удалилась, зыбко белея фартуком в сгустившихся сумерках.

Коновалов на правах хозяина разлил водку по рюмкам, предложил, подняв свою:

– Ну, за знакомство! – а когда все выпили, подцепил вилкой пельмень, посоветовал. – Вы ешьте, ешьте. О делах после поговорим…

Тем не менее, разговор о делах начался сразу после второй рюмки, когда Гаврилов поинтересовался простодушно.

– Ты, Илья, мне вот что скажи. Президент – будь то действующий или бывший, фигура заметная. У нас, вон, простых людей чуть ли не на каждом шагу ни за что ни про что грабят да убивают. А на вашего-то желающих немало найдется. Так и пасете его, охраняете днем и ночью?

– Так и пасем, – кивнул Коновалов. – Он без нас – ни ногой…

– Правильно! – захмелев слегка, согласился Гаврилов. – Столько террористов развелось! Дома, понимаешь, взрывают, театры со зрителями захватывают. А здесь – президент! Какой– никакой…

– На террористов вы зря грешите, – неожиданно вступил в разговор Сорокин. – Я статистику изучал. Девяносто процентов тех, кто когда-либо покушался на глав государств, страдали отклонениями в психике. Скажите, Илья Ильич, я прав?!

– К сожалению, – подтвердил Коновалов. – Террористы – это всегда группа. А там, где о готовящемся преступлении знают двое, обязательно информируется третий. Остается эту информацию… м-м… скачать и принять, так сказать, привентивные меры. А вот с психами – сложнее. Такой, если ему в голову втемяшится, что виновник всех его бед – президент, может месяцами его выслеживать, просчитывать места возможного появления… И службы безопасности на таких как раз и прокалываются! Как Рейгана американские спецслужбы пасли, а в 1981 году, в присутствии сотни агентов восемнадцатилетний сопляк влепил в него шесть пуль! Правда, в президента попал лишь раз, зато умудрился ранить еще двух охранников и пресс-секретаря! Или другой пример – президент Афганистана Наджибулла. Сколько на него покушений предотвратили! И машину со взрывчаткой ему подставляли, и снайпер выцеливал. Даже отравить через пищу пытались – все охрана пресекла. А прорвалась к нему и пырнула ножом девчонка. Подносила гладиолусы, и – раз! Тоже, как установили потом, не в своем уме… На Шарля де Голля тридцать два раза покушались. Ему даже крылатое выражение по этому поводу принадлежит. Дескать, если в президента ни разу не стреляли – значит, он не популярен в народе.

– Ну, теперь с этим у нашего Деда все в порядке! – подхватил Сорокин.

– Стрелять – одно, а убить – другое, – строго поправил его Коновалов, – Я ведь догадываюсь, о чем твое, майор, начальство подумало. А не затеял ли старый президент с помощью охранника пиаровскую акцию? И выдумал покушение, чтобы рейтинг поднять? Нет, ребята. Прошу отнестись к ситуации максимально серьезно. В Деда стреляли, причем, профессионально. С расстояния тысячи метров – прямо в яблочко. Если бы я не среагировал на блеск оптики сейчас бы вы некрологи о Первом президенте во всех газетах прочли…

Коновалов говорил, убеждая не только собеседников, но и себя. Потому что, глубже окунувшись в атмосферу сонного городка, он и сам уже начал сомневаться – а не почудился ли ему тот выстрел? Может, и впрямь створка окна блеснула, а потом, ну совпало так – у лица шмель пролетел? Быстрый такой шмель, горячий… как пуля!

– Версию майора Сорокина о душевнобольном я поддерживаю, – продолжил, стряхнув мимолетное сомнение, полковник. – Но и киллера-професоионала со счетов сбрасывать не будем.

– А я так думаю, – отодвинув от себя тарелку, заявил Гаврилов, – что этого стрелка вычислить легче, чем, к примеру, уличного грабителя. А ведь мы грабежи, хоть и не все, но раскрываем! Факт!

– Ну ты, брат, сравнил, – усмехнулся Сорокин.

– А то! – разгорячился милиционер. – В этом городе половина жителей – безработные. Несколько тысяч человек! И, в принципе, любой из них, будучи лишенным средств к существованию, включая женщин и детей, может с прохожего зимой шапку снять или кошелек отнять. А вот в президента пальнуть – совсем другое дело! Тут идея должна присутствовать – раз. Оружие дальнобойное – два. Профессионализм, чтоб за километр цель поразить – три. Таких в Козлове раз-два, и обчелся…

– Идея? – насторожился Сорокин. – Почему обязательно идея? Может, под заказ… Наемник…

Правильно угадав стремление фээсбэшника отвести от себя ответственность за происходящее – идея – значит, терроризм, – Коновалов заметил не без ехидства:

– А тот, кто заказал, не террорист? Я понимаю, что чекистам выгоднее этот выстрел под другую статью подвести.

– Да я не о том, – обиделся майор. – Мы же тоже работаем, информацию получаем… У нас ведь сейчас чуть что – террористы. Как раньше – вредители. Начнем не там копать, только время упустим. Я, например, почти уверен, что стрелял сумасшедший. Или дедок какой-нибудь, на советской власти упертый и реформами обиженный. Вы фильм «Ворошиловский стрелок» видели? У нас таких профессионалов среди стариков сколько угодно. Любой фронтовик. А оружие сейчас достать без проблем можно. На улице найти…

– Насчет дедков из бывших фронтовиков, готовых Первого президента за разор в стране укокошить, вы верно подметили, – серьезно сказал Гаврилов. – Наш реформатор в этом плане покруче Шарля де Голля будет… В смысле популярности у народа.

Коновалов поднял предостерегающе руку.

– Давайте не будем отвлекаться. Так сложилось, что реальной проблемой безопасности президента занимаемся сейчас лишь мы трое. Правда, в Москве мое руководство тоже в этом направлений работает, но… сами понимаете, они далеко, а остановить киллера должны именно мы. А обязанности давайте распределим, направления, по которым начнем работать завтра с утра. Майор Сорокин еще раз через свои источники прочешет преступные группировки на предмет связей с террористическими организациями, местные экстремистски настроенные объединения, особенно молодежные… Ну и возьмет на себя проверку так полюбившейся ему версии о душевнобольном с манией убийства бывшего президента. Вполне вероятно, местные психиатры встречались с подобными пациентами… Договорились?

Сорокин обречено кивнул.

– Ты, Иван, – обратился полковник к Гаврилову, – через разрешительную систему раздобудь список лиц, а также организаций, особенно частных охранных структур, имеющих нарезное огнестрельное оружие…

– Знаешь, сколько таких наберется? – встрепенулся милиционер.

– Подключи участковых. Обратите внимание на то, как хранится оружие. Охотников, у кого есть карабины с оптическим прицелом, в городе наверняка немного, возьми на карандаш наиболее подозрительных. Например, тех же дедков упертых, о которых нам Сорокин рассказывал. Или пацанов, имеющих доступ к оружию отцов-охотников… В общем, не мне тебя учить. Если уж вы грабежи раскрываете, – усмехнулся полковник, – то наш случай можно квалифицировать как разбойное нападение с применением огнестрельного оружия. Так что действуй по привычной схеме. Ну а я с райвоенкоматом свяжусь…

– А там что за дела? – поинтересовался Гаврилов.

– Поговорю насчет ребят, которые в Чечне воевали… в других горячих точках. Особенно снайперами.

Коновалов помолчал, потом решительно разлил по рюмкам оставшуюся в бутылке водку.

– Давайте еще по одной, и спать. Ты, майор, где остановился?

– В гостинице место забронировал.

– В элитной?

– Да нет, в «Доме колхозника». Поближе, так сказать, к народу.

– Ну и добро. Завтра занимаемся по своим направлениям. Встретимся в двеннадцать-ноль-ноль. Здесь, на даче. Обсудим, что у кого прорисовывается.

– А как же президента? Покажешь? – напомнил Гаврилов.

– Спит он уже… – и, заметив, как вздохнул разочарованно милиционер, утешил. – Да увидишь еще. Случай представится.

– Хотелось бы вблизи… Так он завтра с Душновой встречается? Слыхал, на дому ее посетит.

– Возможно, – неопределенно пожал плечами полковник.

– Вот ведь сука! – ругнулся в сердцах Гаврилов. – Умеет же, сука, даже таких людей облапошить!

И Сорокин поддакнул скорбно.

– Поощряем незаконное врачевание, чертовщину всякую на самом высоком, государственном, можно сказать, уровне!

– Ладно, ладно, – примирительно пожал им на прощание руки половник. – Для правителя вера в сверхъестественное – еще не самый большой грех.

– А какой самый большой? – с хмельным упорством настаивал Гаврилов.

– Будто сам не знаешь, – буркнул Коновалов и добавил вполголоса, закрывая за гостями калитку. – Оглянитесь вокруг, олухи, в какой стране вы теперь живете, – и неожиданно для себя подытожил. – Факт!