Текст книги "Избранный"

7

Предвыборный штаб, который представлялся Корневу сродни военному: с часовым, или, на худой конец, строгим вахтёром у входа, чередой кабинетов с плотно прикрытыми, обитыми для звуконепроницаемости дерматином дверями, с разноголосой трелью телефонных звонков, и снующими торопливо по коридору этими… как их… вестовыми что ли, оказался при ближайшем рассмотрении заурядной, обшарпанной конторой, по-новомодному – офисом.

На пятнадцатом этаже высотки фирмы и фирмочки обосновались плотно, словно пчелиные соты. В одной из таких ячеек, за дверью, врезанной в фанерную перегородку, и находился штаб. Отпечатанная на принтере табличка извещала, что здесь располагается общественный комитет «Горожане – за честные выборы».

– Где-то я про эту контору слыхал, – кивнул на табличку доктор. – И лозунг насчёт честных выборов на глаза попадался.

– Это наша крыша, – вполголоса пояснил Минусов. – Такие шараги во многих регионах накануне выборов открываются.

– И кто их открывает?

– Да мы, политтехнологи. Ну, не афишируясь, конечно… Дескать, есть группа людей, которая болеет душой за то, чтобы выборы в их городе, области проходили честно, без использования грязных технологий…

– А на самом деле?

– А на самом деле именно в таких конторах разворачивается незаметная стороннему глазу работа по проталкиванию во власть определённого кандидата. Под крышей общественной организации, пока официальная избирательная компания ещё не объявлена, удобно проводить социологические исследования, замерять рейтинги местных политиков.

– Хитро, – цокнул языком Корнев.

– Да не слишком, – усмехнулся Минусов. – Конкуренты-пиарщики такие примочки вмиг распознают и принимают меры контрпропаганды… Ну да ладно. Тебе в эти тонкости пока рано вдаваться. Войдём.

Оплот «честных выборов» изнутри выглядел так же неказисто, как и снаружи. Три старомодных канцелярских стола и продавленный диван с потёртой обивкой, шаткие «венские» стулья эпохи развитого социализма, громоздкий, густо намазанный тёмно-коричневой масляной краской сейф, – всё свидетельствовало о том, что здешние обитатели не рассматривают это помещение в качестве длительного прибежища. Сиротскую бедность обстановки частично компенсировали ярко светящиеся мониторы компьютеров, стрекочущий бойко факс, массивный ксерокс и прочая оргтехника, которые придавали убогому кабинету черты современного офиса.

Двое мужчин, до того сидевшие за компьютерами, встали по-военному при виде вошедшего Минусова, а расположившаяся на диване пожилая женщина с девической, не по возрасту косичкой, украшенной огромным, как георгин, бордовым бантом, жеманно, будто для поцелуя, протянула старческую, наманикюренную кисть:

– Здра-а-вствуйте, Олег Христофорович…

– Как обстановка? – небрежно тряхнув руку вычурной старушки, поинтересовался вместо приветствия политтехнолог.

– Работаем, – сдержанно пояснил крупный, с блестящей солидной лысиной, похожий на актёра Моргунова мужчина.

– Молодцы! – похвалил Минусов, и подтолкнул замешкавшегося у порога доктора вперёд. – Знакомьтесь. Наш кандидат Корнев Геннадий Михайлович. Выдающийся хирург и замечательный человек!

– Будет вам… – скромно потупился тот.

– О-о! Какой типаж! – всплеснула руками старушка на диване. – Какая фактура! Я его себе таким и представляла!

– А это, так сказать, наши товарищи по оружию, – указал Корневу на обитателей кабинета политтехнолог.

– Сергей Иванович Бурдомагин, – с грохотом отодвинув стул, первым представился невысокий мужчина с неожиданной для его лица окладистой, будто приклеенной бородой. – Журналист, член Союза российских писателей.

– Наш спичрайтер, – снисходительно похлопал его по плечу Минусов. – Это он давеча статью про тебя написал. Талант!

– А что? Не отрицаю! – самодовольно огладил бороду журналист. – При том фактаже, что у меня был, материал получился занятным. «Сердце на шампуре»! – с пафосом процитировал он название статьи. – Броско, читабельно!

Скрипнув половицами, к доктору подошёл слоноподобный дядька. Протянул для рукопожатия крупную короткопалую лапищу.

– Аркадий Семёныч, социолог. По совместительству психолог и специалист по политической рекламе.

– У нас, знаешь ли, полная взаимозаменяемость, – пояснил Минусов. – Штаб невелик, но каждый сотрудник работает по двум-трём специальностям. Вот Маргарита Львовна, – он, растянув губы в улыбке, благосклонно кивнул в сторону старушки с бантом. – Имиджмейкер, театральный режиссёр, актриса. Будет с тобой, Геннадий Михайлович, в главной роли спектакли ставить.

– Спектакли? – поднял брови Корнев.

– Увы, мой друг, весь мир – театр, – кивнул политтехнолог, а престарелая актриса, на удивление легко вспорхнула с дивана, схватила за руку доктора и принялась теребить, воркуя:

– О-о, какая сильная, мужская рука! Мощная, функциональная! Мы с вами такие представления разыграем!

– Насчёт представлений мы не договаривались, – осторожно пытаясь освободить захваченную бесцеремонно старушкой руку, обернулся к Минусову Корнев.

– Да ты что! – возразил тот. – Вся политика – сплошной театр. Любое выступление – это моноспектакль. Депутат, министр, президент – всё это театр одного актёра. Сатирикон! Аркадий Райкин!

Отставная актриса тем временем плотоядно тискала руку Корнева, воркуя с придыханием:

– Избиратели – это публика. Публику можно очаровать. Публику можно соблазнить. Публику можно влюбить в себя. Публику можно изнасиловать. Да, изнасиловать! Если вы хороший актёр, публика – ваша! Возьмите её!

Корнев наконец освободил правую руку из цепкой и сухой, словно куриная лапка, ладони старушки, и опасливо спрятал за спину.

– Под руководством Маргариты Львовны тебе придётся изучать риторику и отрабатывать технику публичных выступлений, – перевёл на понятный язык страстный монолог отставной актрисы Минусов, и предложил всем радушно. – Присаживайтесь, друзья.

После того, как все расселись по скрипучим стульчикам, а Корнев провалился рядом с отставной актрисой в продавленный диван, Минусов, небрежно сдвинув какие-то бумаги, опустился на угол канцелярского стола, и таким образом, даже сидя, как бы вознёсся над окружающими.

– Итак, друзья, мы с вами подошли к самому ответственному этапу нашей работы – началу избирательной компании, – принялся вещать он, словно перед ним находилось не четыре человека, а, как минимум, сорок. – Начальный этап всякой избирательной компании характеризуется, как известно, растущим в обществе напряжением…

И хотя Корневу это было абсолютно неизвестно, он на всякий случай кивнул озабоченно: знаем, мол, чувствуем…

– Народ полон ожиданий, – продолжал между тем политтехнолог, – если не мессии, то его наместника на земле, который придёт и решит все проблемы. Повысит уровень жизни, снизит преступность, заставит чиновников повернуться лицом к простым людям… М-да… Об этом чуть позже. А пока в округе уже определился круг претендентов на депутатский мандат, наметились фавориты и аутсайдеры. Что касается нашего кандидата, – Минусов благосклонно кивнул в сторону Корнева, – то о нём пока не знает никто. Он – тёмная лошадка, на которую до поры ставим лишь мы с вами. И которая, неожиданно для всех, через два месяца первой придёт к финишу!

Престарелая актриса зааплодировала, и все, включая смущённого Корнева, тоже вяло похлопали.

– А сейчас нашему кандидату необходимо заявить о себе, позиционироваться в политическом пространстве, – Минусов достал из кармана «Кэмэл», закурил, стряхивая пепел в угодливо пододвинутую журналистом пустую банку из-под кофе. – Но сделать это следует исподволь, незаметно для конкурентов. Чем дольше мы продержим паузу, тем меньше грязи выльют соперники на нашего уважаемого Геннадий Михайловича…

Корнев поймал на себе сочувственный взгляд слоноподобного социолога и поёжился, словно эта грязь – холодная, липкая – уже пролилась на него, побежала тонкой струйкой за шиворот.

– Наша задача на данном этапе, – вещал политтехнолог, – сделать доктора Корнева максимально узнаваемым для избирателя. При этом как можно дольше, до последних дней регистрации, по крайней мере, скрывать его намерение баллотироваться в депутаты Государственной Думы. Конечно, наши соперники не дремлют, и они уже наверняка обратили внимание на серию публикаций в местных газетах о чудо-хирурге…

Тщедушный журналист при этих словах самодовольно огладил бороду.

– Завтра же приступим к съёмкам телевизионного фильма о докторе Корневе. Что-нибудь вроде «Талант, отданный людям», – продолжил Минусов. – Минут на десять.

– Или «Жизнь для людей» – вставил журналист.

– Это обо мне? – растерянно уточнил Корнев.

– Естественно, – политтехнолог бросил дымящийся окурок в банку. – В городе вещают четыре телеканала. Прокрутим фильм на трёх коммерческих, позже, с началом официальной избирательной компании – на государственном. Политическая реклама пока запрещена, поэтому наше кино должно быть нейтральным – просто рассказ о хорошем человеке, специалисте своего дела. Никаких намёков на грядущее депутатство, на выборы.

– Но я же работаю, – несмело напомнил доктор. – Когда мне в кинофильмах сниматься?

– А мы на работе и снимем, – успокоил Минусов. – В естественной, так сказать, обстановке. Но это завтра, а сегодня поговорим о тактике проведения избирательной компании. Я понимаю, – обвёл он взглядом присутствующих, – многое из того, о чём я буду сейчас говорить, вам известно. Однако повторение – мать учения. Да и Геннадию Михайловичу, человеку в нашем деле не искушённому, будет небезинтересно послушать. Да, и ещё, – Минусов доброжелательно улыбнулся. – Чтобы сразу расставить все точки. Разговоры о свободе, вольнодумстве и демократии оставим для обывателей. Дисциплина в моём штабе среди сотрудников должна быть железная. Сталинская. За это я плачу вам хорошие бабки. Поэтому все мои указания должны исполняться беспрекословно, точно и в срок. И так, Аркадий Семёнович, доложите обстановку, – обратился он к социологу.

Тот тяжело поднялся, одёрнул задравшийся на барабанном животе пиджак, достал из прозрачной пластиковой папочки компьютерную распечатку и, дальнозорко отставив от себя листок, принялся читать.

– При массовых исследованиях, проводимых нами среди так называемых «простых людей», мы сталкиваемся с проблемой, которую я бы обозначил термином «немота народа». Простые люди с большим трудом излагают своё видение политической ситуации в городе, области и стране в целом, не умеют её оценить, не имеют чётких политических предпочтений. Тем не менее, благодаря разработанной мною уникальной методике… так сказать, ноу-хау…

– Ближе к делу, пожалуйста, – бесцеремонно окоротил его Минусов.

– Э-э… – запнулся Аркадий Семёнович. – В результате уникальных – я всё-таки подчеркну этот факт – исследований, проведённых путём опроса пяти тысяч респондентов из числа горожан… Технические подробности этого чрезвычайно трудоёмкого процесса я опускаю… – с некоторой обидой посмотрел он на Минусова.

– Ваши технические подробности обошлись мне в пять тысяч баксов. По доллару за человека, – напомнил тот.

– Увы, демократия – вещь дорогостоящая, – парировал толстяк, и продолжил: – В результате исследований мне удалось выявить тип идеального кандидата, за которого готовы проголосовать сорок шесть процентов женщин, и тридцать восемь процентов мужчин. Идеальный кандидат по представлениям жителей этого избирательного округа – лицо мужского пола в возрасте от тридцати до сорока пяти лет, высокий, не страдающий ожирением, – социолог машинально погладил себя по выпирающему животу, – седовласый, гладковыбритый, с высшим образованием, предпочтительно – врач, лучше хирург. – С видимым трудом Аркадий Семёнович поклонился в сторону Корнева. – У идеального, в представлении населения, кандидата должна быть жена, один или двое детей, престарелые родители – желательно из числа трудовой интеллигенции: бывшие медработники, учителя, инженеры. Наш идеальный кандидат – хороший семьянин, заботливый сын. Он не слишком много зарабатывает, имеет автомобиль отечественной марки, предпочтительно «ВАЗ» пятой, шестой или седьмой модели, не курит, не часто и умеренно выпивает. Да, ещё что касается внешности. В этом городе почему-то не любят лысых и бородатых.

Журналист смущённо хихикнул.

– К нашему кандидату это не относится, – строго глянул на него Минусов. – А вот от курения на публике, Геннадий Михайлович, придётся отказаться.

– Да я не часто, мне пачки сигарет на два дня хватает, – виновато оправдывался Корнев.

– И всё же, – с нажимом произнёс политтехнолог, и доктор кивнул с готовностью.

– Теперь о политических предпочтениях, – продолжил, заглядывая в бумажку, социолог. – Их нет. Вернее, политические пристрастия есть, но особой роли при голосовании не играют. Главное, что бы наш кандидат не был сторонником правых идей, не позиционировал себя с партией СПС и их лидерами – Немцовым, Чубайсом и прочими. Он должен лояльно относится к президенту Путину, при этом активно критиковать политику правительства страны, особенно в социальной сфере. Предвыборную программу кандидата в депутаты Государственной Думы намерены внимательно изучить лишь три процента опрошенных, тем не менее, по мнению шестидесяти двух процентов респондентов она должна быть, и обязательно включать в себя пункты с набором обещаний социальных льгот малоимущим и пенсионерам – по оплате жилья, лекарственных средств, пользование автотранспортом. Короче говоря, иметь чёткие патерналистические признаки.

– Патер… какие? – переспросил Корнев.

– Патерналистические, – снисходительно пояснил ему социолог. – Патер – по латыни отец. Патернализм – отеческая забота государства о подданных… В общем, в этом роде. У меня всё.

– Прекрасно! – подытожил Минусов. – Практически по всем параметрам наш кандидат соответствует представлениям избирателей о том, каким должен быть депутат Государственной Думы. Нам остаётся совсем немного – представить Геннадия Михайловича тем идеалом, который воплотит в себе все чаянья горожан. Теперь о кино. Сергей Иванович!

– Я! – подскочил журналист.

– Что у нас по телевизионщикам?

– Ваши финансовые условия их устроили…

– Ещё бы! – хмыкнул Минусов.

– Телеканал «Орбита» завтра выделяет съёмочную группу в составе оператора, видеоинженера и режиссёра…

– Сценарий готов?

– А как же! Правда, в общих чертах. Нужна биография кандидата, всяческая лирика – где вырос, учился… А видеоряд пока просматривается такой. Геннадий Михайлович идёт по улице в толпе горожан. Голос за кадром: он такой же, как вы. Неотличим внешне от вас. Но на счету этого неприметного внешне, но обаятельного человека – тысячи и тысячи спасённых жизней. Он – неизвестный герой нашего времени, когда внимание публики привлечено к похождениям эстрадных звёзд, криминальных авторитетов, продажных политиков… Потом следуют кадры: Корнев в операционной, в палатах у постелей больных, среди коллег. Пациенты рассказывают о том, как излечил их чудесный доктор… Двоих вчера уже записали.

– Это кого? – заинтересовался Корнев.

– Да вы их не знаете, – отмахнулся журналист.

– Как не знаю? Своих пациентов? – изумился доктор.

– Ну… они не совсем ваши пациенты… – замялся Сергей Иваныч. – Я за двадцать баксов двух мужиков нанял. Текст им подсунул, они и пересказали его… с выражением. О том, какие тяжёлые травмы перенесли, как вы им жизнь спасли, а потом выхаживали, ночи напролёт от их коек не отходили… Здорово получилось. А завтра мнение ваших коллег запишем, главврача…

– Тоже подставных, с улицы? – съехидничал Корнев.

– Зачем же? – журналист обидчиво вздёрнул бороду. – Настоящих!

– А вдруг они обо мне ничего хорошего не скажут? – упрямился доктор.

– Двадцатью баксами здесь, конечно, не отделаешься, – согласился Сергей Иваныч. – А за триста – наговорят всего, чего я им надиктую.

– Ты деньгами-то чужими не шибко разбрасывайся! – попенял ему Минусов. – Хватит с докторов и двухсот долларов за глаза! Им и ста достаточно, а ещё сотню приплатишь за артистизм и это, как его… вдохновение!

– У нас артисты драмтеатра сто долларов за месяц работы получают, – вставила старушка с бантом. – Такая ставка у рядового актёра. У ведущего, конечно, побольше. Долларов двести…

– Вот-вот, – согласился Минусов. – Большие деньги людей развращают. Художник должен быть голодным!

– А главврача моего вы за сколько купите? – азартно поинтересовался Корнев.

– За триста, наверное, – пожал плечами журналист. – В крайнем случае – за пятьсот. – Он вопросительно воззарился на Минусова, но тот промолчал, и Сергей Иванович выдохнул окрыленно: – Да сторгуемся, не впервой!

– Вот и добро, – согласился Минусов благодушно. – Я сейчас убываю по делам, а Геннадий Михайлович остаётся в вашем распоряжении. Сначала займитесь его биографией, подкорректируйте, если потребуется. Потом вы, Маргарита Львовна. За вами – урок сценического мастерства. Порепетируйте для начала что-нибудь простенькое – умение держаться в кадре, манеру речи, жестикуляцию… Насчёт одежды определитесь – костюмчик, галстучек… Ну, не мне вас учить!

8

Написание автобиографии оказалось вовсе не таким простым делом, как это представлялось Корневу.

Бородатый журналист усадил доктора рядом с собой за обшарпанный стол и, пододвинув ближе к себе клавиатуру компьютера, защёлкал по кнопкам, одновременно объясняя суть стоящей пред Корневым задачи.

– Подсчитано, что знакомство с биографией кандидата позволяет примерно двадцати процентам избирателей принять решение, стоит голосовать за него, или нет. Поэтому, если подойти к делу неумело, с кондачка, можно ещё на старте предвыборной компании потерять шанс на победу.

К удивлению доктора, к участию в составлении его биографии, которая казалось ему свершившимся фактом, подключились все находящиеся в кабинете. Первая же строка вызвала ожесточённые споры.

– Я родился в городеЛьвлве, в 1965 году, – сообщил Корнев, – в семье инженера…

– Стоп! Стоп! – в ужасе вскочил толстый социолог. – Это катастрофа!

– Почему? – вздрогнул от неожиданности доктор.

– Ага! Ещё объявите, что вы родом из Тель-Авива! Вы что, с ума сошли?! – негодовал толстяк.

– Да нет… Я без всякой задней мысли… – растерянно оправдывался Корнев. – У меня родители местные, но в момент моего рождения жили на Украине. Папу туда по распределению после окончания политехнического института направили. На завод. Помогать братской республике. Это ж во времена СССР было! Нормальный факт биографии.

– Не нормальный! – яростно сопел социолог. – Исходя из этого факта получается, что вы – варяг! Засланный, можно сказать, казачок! Да вас наши противники бандеровцем изобразят! И Крым с Севастополем, оттяпанный у России, припомнят!

– Ерунда какая-то, – встряхнул головой Корнев. – У меня и фамилия русская…

– Нет, Аркадий Семёнович прав. Здесь есть над чем задуматься, – согласился с социологом журналист. – В нашем деле все сомнения – в пользу корректировки. Та-ак… А родители ваши, говорите, здешние?

– Отсюда, с Нижнеуральска. Мне три года исполнилось, когда они в родной город вернулись.

– Вот и чудненько! Так и запишем: коренной нижнеуралец! И по сути – правда, не подкопаешься, и звучит э-э… вполне патриотично! – журналист быстро защёлкал ловкими пальцами по клавиатуре.

Так же тщательно, цепляясь к каждому слову, оттачивая формулировки, обсудили все этапы жизненного пути будущего кандидата в депутаты. Месяц военных лагерей на финише учёбы в мединституте обернулся в ненавязчиво упомянутую «службу в рядах Вооружённых Сил». Практика в областной больнице, которую проходили все молодые врачи-интерны, в интерпретации журналиста обозначилась «стажировкой в лучших клиниках страны». Три года отработки в районной больнице, куда Корнева направили по распределению, стали «работой в сельской глубинке».

Долго думали над хобби кандидата, сходу отметя рыбную ловлю, коллекционирование марок и чтение художественной литературы, как слишком банальные, не имеющие общественной значимости. Корнев, у которого к стыду, вовсе не было никаких увлечений, кроме работы и просмотра в свободное время, дома, лёжа на диване, телепрограмм, вовремя вспомнил, что когда-то, в бытность его районным хирургом, одна пожилая пациентка подарила ему старый несессер с набором инструментов своего дедушки – земского врача. И теперь эта сумка дала возможность, не слишком кривя душой, записать в автобиографии кандидата необычное и солидное хобби – «коллекционирование старинных медицинских инструментов».

Затем за доктора взялась престарелая актриса. Маргарита Львовна долго выпрямляла ему осанку, отчего Корнев, неестественно выгнув спину, стал ходить по кабинету, словно командир полка перед личным составом на строевом смотре, учила его энергично вставать со скрипящего протестующе стула, а потом садиться, небрежно откинув полу пиджака.

– Ни в коем случае не скрещивайте на груди руки, не кладите ногу на ногу, – с мольбой в голосе причитала она. – Так вы демонстрируете не позу независимого человека, – победителя по натуре, а закрытого перед собеседниками циника. Вы должны показывать окружающим не агрессивное превосходство, а свою расположенность к ним, сочувствие, понимание. Дело в том, что восприимчивость к жестикуляции глубоко заложена в сознании слушателя. Ведь руки, как и речь, определили переход человека на высшую ступень развития! В сочетании со словами жесты тоже говорят, усиливая эмоциональное звучание сказанного. Учтите, что речь оратора, не пользующегося жестами даже если она льётся гладко, оставляет осадок недоверия. А вот осмысленная и выразительная работа рук от кистей до самых плеч создаёт впечатление мужественной силы, уверенности, достоверности. Однако избегайте непроизвольных жестов. Прибегайте к жесту по мере ощущения потребности в нём. И запомните: далеко не каждая фраза нуждается в подчёркивании жестом, а только самая важная, ключевая. Присядьте, – чуть задохнувшись, предложила отставная актриса. – Теперь положите руки на колени ладонями вверх, ноги поставьте ровно. Вот так. Научитесь сидеть в такой позе непринужденно. Она будет свидетельствовать о вашей открытости, доброжелательности. Беседуя с человеком, «отзеркаливайте» его жесты, повторяйте их как бы невзначай. Тем самым вы подчеркнёте интерес к разговору с ним, вызовете к себе его расположение. Никогда, произнося речь, не прикрывайте рукой рот, не трите пальцами нос, ухо, глаз – такие движения свидетельствуют о лживости…

Теперь о том, как надо стоять, – продолжила Маргарита Львовна. – Ноги расставьте на десять-двенадцать сантиметров. Одна стопа выставлена чуть вперёд. Так. Вам удобно? Колени гибки и податливы. В плечах и руках нет напряженья. Голова и шея несколько выдвинуты вперёд по отношению к груди. Нет, не так явно, а то вы, простите, похожи на гусака… Грудь – будто на вдохе, живот подтянут… Но при этом вы должны дышать спокойно! Ходьбу по сцене лучше начинать с полушага. Попрактикуйтесь отступать на шаг вправо… Теперь влево… Назад. Следите за центром тяжести…

Корнев слушал, кивал покорно, ходил на негнущихся, чужих будто ногах по кабинету, словно по импровизированной сцене, произносил с пафосом, превозмогая себя, нелепые скороговорки, тренируя костенеющий от смущенья язык.

– Больше энергетики! Не машите руками! Движение – прорыв! Вы ведёте за собой массы! Вы видите светлую даль, а они – нет. Укажите им на неё – не пальцем, всей кистью. Там она, там! – командовала Маргарита Львовна, и Корнев тыкал рукой в «светлую даль», указывая куда-то за мутное окно, и отставная актриса порхала вокруг, заламывая наманикюренные лапки. – Вскиньте подбородок! Поверните голову в профиль… У вас, кстати, прекрасный профиль, чеканный, как на монете… Вот так! Так! Всё… отпад! Женщины-избирательницы у ваших ног!

Она даже причесала Корнева на свой манер, приказав:

– Сегодня же сбрейте волосы на висках. Эти бачки вам не идут. Вы когда-нибудь видели положительных героев с бакенбардами? Вы же не дворецкий, не маркер в биллиардной. Фи! Это так неблагонадёжно. Короткая стрижка, косые височки. Бровки тоже надо подстричь, а то торчат, как у… Бармалея!

– Может, напудриться ещё? – съязвил доктор, которому смертельно надоела эта канителью

– Надо будет, и напудритесь, – назидательно окоротила его Маргарита Львовна. – А перед выступлением по телевидению – обязательно.

Не обращая внимания на раздражение Корнева, она поведала ему и о предстоящих сценических постановках.

– Перед каждой встречей с избирателями необходимо тщательно изучить аудиторию, – щебетала отставная актриса. – Очень хорошее впечатление на публикуя оказывают мизансцены, в которых вы называете пришедших к вам граждан по имени-отчеству, и демонстрируете знание их наболевших проблем. Например, указываете на женщину в третьем ряду зала и говорите: «Я знаю, у Зинаиды Степановны из тридцать второй квартиры течёт стояк, а ЖЭУ, куда она не раз обращалась, никаких мер не принимает». Зинаида Степановна, которая видит вас воочию первый раз в жизни – в шоке. А вы: «Обещаю, что когда стану депутатом, лично займусь наведением порядка в жилищно-коммунальной сфере вашего района». Или так: «Вот Валерий Петрович Ананьев, уважаемый человек, ветеран труда. А в лекарствах по льготным ценам ему отказали чиновники из соцобеспечения. Не расстраивайтесь, Валерий Петрович! Я лично разберусь с этими бюрократами». Эффект, я вам скажу, поразительный. Действует безотказно. Все сидящие в зале, не говоря уже о названных товарищах, сразу становятся вашими сторонниками. А всего-то нужно, – вдалбливала она обалдевшему от потока информации Корневу, – с парой-тройкой пенсионеров, что на лавочках у подъезда сидят, перетолковать накануне. Расспросить о житье-бытье, пригласить на завтрашнюю встречу. Обычно этим помощники кандидата в депутаты занимаются…

Когда за окнами стемнело, и на потолке кабинета замигали в плафонах потусторонним светом неоновые лампы, вернулся Минусов. Освободил замороченного Корнева из цепких объятий Маргариты Львовны, бросив коротко: «На сегодня хватит!», и, препроводив на улицу, посадил всё в ту же неприметную «девятку».

– Ну что, домой? Как тебе мой штаб? – поинтересовался он минутой спустя.

– Народ знающий, – с уважением ответил Корнев. – И журналист, и толстяк-психолог. А эта… актриса бывшая, меня, честно говоря, совсем достала!

– Опытные политбойцы. Пехота! – удовлетворённо согласился Минусов. – Не в первый раз на полевых работах. У каждого за спиной – десятки избирательных компаний. Я их сам подбирал. Штучный товар.

– И что… Все компании выигрывали? – недоверчиво поинтересовался доктор.

– Не все. И если встретишь политтехнолога, который заявит, что не проиграл ни одной – не верь. Это либо аферист, либо прилипала, берущийся работать только с явными фаворитами. Проигрывал и я, конечно, – Минусов замолчал, потом вздохнул тяжко, судя по всему, вспоминая былые бои. – В нашем деле много… неясностей. Поэтому политические технологии всё-таки не наука пока, а больше искусство. Как твоя медицина. Ты ведь тоже, несмотря на самое тщательное обследование пациента, не сможешь поручиться на сто процентов за исход болезни? Поражённые смертельным недугом продолжают жить, относительно здоровые вдруг умирают… Поэтому-то так развиты у докторов предчувствие, интуиция…

– Это точно, – согласился Корнев. – Только в руках твоих штабистов я – как… марионетка на ниточках. Ни один из них не поинтересовался, что я думаю по тому или иному поводу. Нет. Делай так, делай эдак. Здесь сядь, здесь встань… Кукловоды!

– Ты прав, и… не прав, – возразил Минусов. – Что такое будущий политик? Это драгоценный камень, алмаз, найденный в тоннах пустой породы! Однако, дикий камень виду не имеет. Блеск, сияние, великолепие придают ему огранка, сделанная рукой опытного мастера. А ещё камню нужна драгоценная оправа. Всем этим мы, политтехнологи, и занимаемся. Ты, Геннадий Михайлович, мужик сам по себе ценный, как тот алмаз. Но подшлифовать тебя надо. Что б засверкал гранями и превратился в бриллиант!

Корнев хмыкнул смущённо, но сравнение с бриллиантом ему понравилось…