Текст книги "Предтеча Ленина. В спорах о Нечаеве"
Автор книги: Александр Гамбаров
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Александр Гамбаров
Предтеча Ленина. В спорах о Нечаеве
© Гамбаров А. Г., 2024
© ООО «Издательство Родина», 2024
Марат Нигматулин
Жизнь и деятельность Александра Гамбарова
Александр Григорьевич Гамбаров родился в городе Поти (Кутаисская губерния).
Большинство источников указывает, что это произошло в 1895 году, но это следует подвергнуть сомнению: представляется почти невозможным, чтобы Гамбаров окончил классическую гимназию в тринадцать лет, а университет в Москве в семнадцать. Скорее всего Гамбаров родился в 1890 году или около того. Тогда дата окончания им гимназии будет совпадать с возрастом восемнадцатилетия.
Александр Гамбаров
К РСДРП Гамбаров присоединился в 1907 г., за год до выпуска из гимназии, на волне Революции 1905 года и продолжавшихся за ней ещё несколько лет волнений.
После окончания гимназии он поступил в Московский императорский университет на юридический факультет. Его он окончил в 1912 г. За время учёбы несколько раз арестовывался полицией за политическую деятельность – в 1909 и 1910 годах.
В годы Первой Мировой войны воевал на Персидском фронте.
В августе 1917 г. предан корпусному суду 7-го корпуса за «разложение фронта». Позднее избран председателем Тавризского исполкома солдатских и казачьих депутатов (до 1918), тогда же избран членом Кавказского крайкома РСДРП(б).
До 1920 г. находился на подпольной работе в Грузии; был арестован белыми за организацию вооружённого восстания.
В 1920 г. после освобождения из тюрьмы командирован на Северный Кавказ. Он становится председателем Пятигорского окружкома РКП(б), затем членом ЦК компартии Грузии. Некоторое время Гамбаров был председателем СНК Аджаристана (1922), членом РВС Батумского укрепрайона.
В ноябре 1922 г. командирован в Москву и назначен ответственным инструктором ЦК РКП(б).
С 1924 г. Гамбаров находился на дипломатической работе в должности поверенного в делах СССР в Латвии (1925) и Эстонии (1926). Позднее был советником полпредства СССР в Персии.
В 1928–1930 гг. Гамбаров заведовал сектором культуры МК ВКП(б). Одновременно с этим учился на историческом отделении Института красной профессуры (1928–1931).
В октябре 1931 г. он был назначен ректором Московского института востоковедения имени Нариманова и заведующим сектором страноведения там же.
17 июня 1937 г. Гамбаров был арестован.
1 октября 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к смертной казни (по ст. 58–10 УК РСФСР) и в тот же день расстрелян.
Реабилитирован Гамбаров был в 1955 г.
* * *
В 1926 г. в издательстве «Московский рабочий» вышла книга Гамбарова «В спорах о Нечаеве». Это замечательный пример научной и общественно-политической работы того времени. Сам удивительный дух романтических двадцатых годов, позднее героизировавшихся и «официальной линией», и советскими диссидентами, превосходно отражён в этой небольшой брошюре.
В то время, когда революционные бури ещё не до конца улеглись, но в стране уже были преодолены экономические трудности Гражданской войны, бурно расцветает ранняя советская культура. Всё новое и интересное, что происходит тогда в мире, привлекает внимание в Советском Союзе. Модернизм, дадаизм, фрейдизм, новейшие педагогические и социальные теории.
В это время происходит и переоценка многих старых установок, в том числе и в исторической науке.
На волне этих переоценок Гамбаров и написал свою книгу, где он полемизирует с умеренно-народническим взглядом на Нечаева, позднее апроприированным либералами и советскими чиновниками эпохи «застоя».
Согласно этому взгляду Нечаев был чудовищем, дискредитировавшим революционное движение, его методы – глупостью и подлостью, а сама нечаевщина – курьёзным случаем в истории.
Гамбаров убедительно доказывал, что это не так. Из его работы ясно следует, что Нечаев был теоретически весьма грамотен, во многом опережал своих современников, отличался поразительной смелостью и верностью своим товарищам и своим революционным идеалам. Его практические наработки оказались бесценны для своего времени, и лишь про прошествии более чем десятилетия после заключения Нечаева в тюрьму смогли быть отчасти восприняты «Народной Волей».
Книга Гамбарова была подвергнута разгромной критике со стороны «официальной» советской науки. Затеянная автором «историческая реабилитация» Нечаева не получила достаточной поддержки со стороны советских учёных.
Книгу разнесли в советской печати.
Тем не менее, её автор на протяжении следующих десяти лет продолжал трудиться на благо социалистической Родины. Во многом именно Гамбарову принадлежит заслуга создания советской востоковедческой школы. Также он внёс видный вклад в дело признания советской власти за рубежом.
Гамбаров – видный «старый большевик», один из тех, кто пришёл в партию на волне Революции 1905 года, герой Гражданской войны – пал жертвой интриг и был сначала арестован, а позднее расстрелян.
Тем не менее, дело реабилитации Нечаева не было забыто. Много позже, уже в 1960-е годы, и не в СССР, а в странах Запада, многие «новые левые», включая Хью Ньютона, Ульрику Майнхоф и Жан-Марка Руйяна, проведут теоретическую и практическую переоценку «нечаевщины». Однако это случится много позже смерти Гамбарова.
В этом издании мы предлагаем вам полный текст книги «В спорах о Нечаеве», издающийся впервые с 1926 года, а также многочисленные документы, расширяющие наше понимание Нечаева и его деятельности.
Александр Гамбаров
В спорах о Нечаеве
Предисловие
Имя Сергея Нечаева является одним из самых ярких и колоритных имен в истории нашего революционного движения. В свое время вокруг него возникали горячие и ожесточенные споры представителей самых разнообразных общественно-политических группировок. Тем не менее Нечаев одинаково оставался для всех не только непонятным, но даже чуждым и враждебным явлением русской политической жизни. С тех пор прошло более полустолетия.
Имя Нечаева давно отошло в область истории, но образ его и до настоящего времени не утратил своего, если можно так выразиться, острого интереса, продолжая волновать каждого, сколько-нибудь знакомого с историей нашего движения. И тем не менее имя Сергея Нечаева по-прежнему остается одним из самых неосвещенных и самых запутанных имен в истории нашего движения. О Нечаеве слишком много писали. Но все, что писалось о нем, – это один сплошной поток мемуарной хулы, а нередко и злобы его классово-политических противников, сознательно искажавших подлинный облик исторического Нечаева.
Разглядеть из-под этой мемуарной накипи настоящую фигуру Нечаева не только трудно, но иногда даже невозможно. Лишь за последние годы, в связи с раскрытием архивных материалов, постепенно начинают появляться отдельные работы о нем. Но, давая подлинные документальные материалы, тем не менее ни одна из этих работ не вскрывает во всей полноте сущность политического облика Нечаева.
На всех этих работах, в большой или меньшей степени, лежит отпечаток «того представления о нем, которое складывалось в эпоху 1860—1870-х годов, в обстановке лихорадочных идеологических исканий и обостренной политической борьбы. Здесь трудно рассчитывать на объективность и беспристрастие. А между тем в истории русского революционного движения вряд ли найдется хотя бы один этап политической мысли, который представлял бы такой историко-методологический интерес, как историческая расшифровка Сергея Нечаева. Стоит лишь вооружиться классовым методом, вскрыть и проанализировать все, что писалось о нем его классовыми противниками, а также сопоставить его политическую программу с программой последующих этапов революционной борьбы, – как политический облик Нечаева выявится в совершенно ином освещении. И тогда, очищенный от мемуарной накипи современников, Нечаев воочию предстанет в качестве, быть может, отдаленного предшественника современной классово-революционной борьбы. Нечаев был революционер и революционер такого исключительного размаха и классовой устремленности, который задолго до нашего времени, на рубеже 60-х и 70-х годов прошлого столетия, пытался наметить и провозгласить принципы революционного коммунизма.
Правда, он намечал их иначе, чем выявились они в нашу эпоху классовой борьбы. В то время Нечаев не был свободен от целого ряда ошибок, вносивших в принципы его революционного коммунизма элементы чуждых и даже враждебных пролетариату положений, как например личный террор.
Но такова была эпоха, таково было строение российской классовой действительности, что эти привнесения не только не затушевывали классово-революционного лица самого Нечаева, а, наоборот придавали ему еще большую характерность и яркость. Вот почему пересмотр революционной деятельности Нечаева и его историческая реабилитация являются одной из ближайших задач современной исторической науки. Но для того, чтобы хотя частично совершить эту работу, необходимо прежде всего вскрыть мемуарную накипь вокруг имени Нечаева и, проанализировав ее классово-буржуазную сущность, очистить от нее образ исторического Нечаева. В настоящее время мы пытаемся совершить эту предварительную черновую работу, подготовляя к печати свое исследование о Нечаеве. А так как вопрос о пересмотре революционной деятельности и историческая реабилитация Нечаева являются вопросом достаточно актуальным для нашего времени, могущим вызвать различные суждения, то мы сочли необходимым предложить вниманию читателей настоящую брошюру «В спорах о Нечаеве», представляющую полемическую часть нашей дальнейшей работы о нем.
Александр Гамбаров. 29 января 1926 г.
Глава первая
Исторические наслоения вокруг Нечаева и нечаевского движения
В истории русского революционного движения нет ни одного имени революционера, которое было бы так обезображено мемуарной накипью современников, всякого рода «легендами», а то и просто умышленным искажением исторических фактов, – как имя Сергея Нечаева. Среди огромного арсенала мемуарной литературы 60-х и 70-х годов трудно найти хотя бы одно воспоминание, в котором не давалась бы попытка освещения личности Нечаева или связанного с ним движения. Тем не менее ни одна из этих попыток не только не проливает свет, но еще больше запутывает наши представления о Нечаеве.
Подобное отношение всецело объясняется теми классовыми противоречиями, которые неизбежно вырастали между Нечаевым и буржуазией.
Появление Нечаева на исторической сцене совпало с политическим оформлением русской буржуазии и классовым пробуждением зарождавшегося в России пролетариата. Являясь одним из первых представителей движения грядущего класса, Нечаев встречен был русской буржуазией с такой классовой ненавистью, с какой она не встречала ни одного революционера. Поэтому нет ничего удивительного, что буржуазия представляла его не иначе, как в образе какого-то «пугала». Не зная его, своим классовым чутьем она улавливала в нем своего классового врага и всеми силами старалась оклеветать и дискредитировать его.
Редко кто из пишущих о Нечаеве сталкивался или работал с ним.
Большинство никогда не знало его, и свои представления о нем складывало на основании разнообразных слухов или по отчетам правительственных газет. Тем не менее, каждый все же считал своим долгом говорить или писать о нем, попутно забрасывая грязью или искажая его деятельность до пределов неприкрытой клеветы. Такому поруганию подвергался Нечаев даже со стороны так называемой «радикальной» интеллигенции, являвшейся революционным крылом этого буржуазного общества. Бессильная подняться до уровня политической борьбы, «радикальная» интеллигенция никак не могла примириться с классовым характером политической борьбы Нечаева.
Отдавая дань «общественному мнению», она огулом клеветала на Нечаева, вписывая, со своей стороны, не одну страницу злобной хулы о нем. Отсюда вполне понятно, что вокруг имени Нечаева напластовалось так много всякого рода шелухи, из-под которой с трудом можно распознать подлинный облик исторического Нечаева. Вокруг его имени нередко скрещивались полемические шпаги современников самых разнообразных политических оттенков, тем не менее эта полемика объединялась одним – нескрываемой ненавистью к самому Нечаеву. Его имя продолжало волновать даже после того, когда Нечаев сошел уже с исторической сцены. Но что более любопытно, так это то, что в этой полемике почти никто не задумывался над тем, насколько точно приходилось оперировать с историческими фактами нечаевского движения. Можно привести не мало примеров, как во имя той или иной легенды до неузнаваемости искажались исторические факты. Отсюда вполне понятно, что имя Нечаева, благодаря классовой ненависти современников, долгое время находилось под тяжелым пластом мемуарной накипи, из-под которой невозможно было распознать подлинную сущность самого Нечаева. А между тем, Сергей Нечаев является тем историческим именем, которым определялось революционное движение конца 60-х и начала 70-х годов прошлого столетия.
Нечаев был революционер и революционер такого исключительного масштаба, такого пламенного размаха, аналогично которому трудно найти в истории нашего движения. История знала немало примеров исключительного революционного героизма. Тем не менее, на страницах ее нельзя найти хотя бы одного революционера, сколько-нибудь напоминающего собою Сергея Нечаева. В ту отдаленную эпоху, когда движение только что начинало выходить на историческую сцену, Нечаев был единственным для своего времени примером классового борца. Но что является более характерным для определения классовой сущности Нечаева, так это то, что в огульном осуждении его революционной деятельности повинно было не столько царское правительство, сколько сами народники-пропагандисты, в свою очередь боровшиеся с самодержавием. Общность огульных оценок Нечаева, доходившая нередко до своеобразной солидарности революционеров с царским правительством, достаточно характерна для определения буржуазной сущности самого движения семидесятников. Стоит только проанализировать отношение семидесятников к Нечаеву, как основные противоречия народников выявятся сами собой. В силу своей мелко-буржуазной сущности народники не могли принять Нечаева. Но, обрушиваясь на него, тем не менее, никто из них не нашел в себе достаточного мужества до конца отрицать революционную сущность Нечаева. В своем бессилии опровергнуть Нечаева, как революционера, мемуаристы народнического толка могли только ограничиться умалением исторической роли Нечаева. Но и это не всегда удавалось им. Та исключительная страстность, с которой производилась подобная операция, лишний раз подтверждает, что в лице Нечаева история имела исключительный по своей классово-политической устремленности образ революционера-борца. Не могло отрицать этого и царское правительство Александра II, которое больше всех, казалось, должно было ненавидеть Нечаева, боровшегося с ним в течение всей своей жизни. Распространяя убийственную клевету о Нечаеве, что он не революционер, а фальшивомонетчик, что он не политический преступник, а убийца студента Иванова, – само правительство меньше всего, конечно, верило своим собственным бредням. В данном случае правительству необходимо было «поймать на удочку» общественное мнение, чтобы дискредитировать Нечаева-революционера. Но что обязательно было для «общественного мнения», то совсем необязательно было для представителей революционного народничества. Тем не менее, «радикальная» молодежь огулом разделила точку зрения правительства. Что Нечаев действительно был опасным революционером, на это указывает хотя бы та исключительная ненависть, какую питало к нему царское правительство. Граничащая с животным страхом, подобная ненависть могла обусловливаться, конечно, не уголовной, а исключительно революционной сущностью Нечаева.
Если бы Нечаев был только обыкновенным убийцей какого-то студента Иванова, до которого III отделению, канцелярии его императорского величества, в сущности, не было никакого дела, то вряд ли бы оно мобилизовало большую половину своих агентурных сил, чтобы поймать Нечаева, скрывавшегося в это время где-то в Западной Европе; вряд ли бы оно пускалось на те ухищрения в течение двух с половиной лет, какие обнаружены были в связи с погоней за Нечаевым, – конечно, нет. Нечаев был одним из первых организаторов зарождавшейся в России классовой борьбы, именно той, которой больше всего боялось царское правительство. Вписывая со своей стороны не одну страницу злобной хулы о Нечаеве, тогдашняя народническая молодежь не подозревала, что этим самым она лишний раз подчеркивала свою солидарность с правительством и свой собственный мелко-буржуазный лик. Отрицая тактику политической борьбы, впервые провозглашенную Нечаевым, народническая молодежь этим самым вылущивала революционную сердцевину и в своей борьбе с самодержавием. В борьбе с Нечаевым, или, как она называла сама, в борьбе с «нечаевщиной», – народническая интеллигенция не останавливалась ни перед какими средствами.
Возмущаясь нечаевским лозунгом – «во имя революции и борьбы с самодержавием – цель оправдывает средства», – она сама нередко прибегала к далеко не безупречным средствам – к злобной хуле и явному искажению исторической сущности нечаевского движения. Благодаря подобным приемам борьбы с Нечаевым, представление о нем, как революционере, настолько было загрязнено, что от него отворачивались даже представители пролетарского движения. Крепко укоренившееся в нашей исторической литературе такое заведомо искаженное представление о Нечаеве долгие годы жило в сознании последующих поколений, и в таком искаженном виде дошло вплоть до наших дней. С тех пор прошло 53 года. Нечаев давно сошел с исторической сцены. На смену нечаевскому движению, ходом диалектического развития, выдвинуты были новые формы революционной борьбы, которые то отходили, то вновь подходили к формам борьбы, впервые провозглашенным Сергеем Нечаевым. Боровшийся с русским самодержавием во имя социальной революции и захвата политической власти силами организованной революционной партии, – Нечаев не мог устоять в неравной борьбе с царизмом.
Созданная им партия «Народной расправы» в то время не могла опереться на революционный класс, каким явился впоследствии пролетариат. Нечаев выступил на историческую сцену значительно раньше, чем успел рабочий класс оформиться в мощную политическую силу.
В этом и заключается основной исторический трагизм как самого Нечаева, так и начатого им движения. Другим, не менее важным фактором, подточившим корни нечаевского движения, было народничество 70-х годов. Явившись на смену нечаевскому движению, народничество, с его расплывчатой программой, отрицанием политической борьбы и централистической организации партии, растворило в своих аморфных формах сущность нечаевского движения и надолго задержало применение выдвинутой им тактики политической борьбы. Борясь с принципами нечаевской тактики, народничество вскоре само запуталось в своих собственных противоречиях и принуждено было сойти с исторической сцены, признав ряд своих тактических ошибок. Возникшая в 1879 году партия «Народной Воли», несмотря на признание ряда народнических ошибок, несмотря на провозглашение тактики политической борьбы, по существу своему оставалась народнической партией. В данном случае произошла только перегруппировка сил, но старые народнические традиции продолжали коснеть над каждым членом партии «Народной Воли». Выдвинутая народовольцами тактика политической борьбы не носила массового характера, а выливалась преимущественно в форму индивидуального террора. Тем не менее, даже такую форму политической борьбы приходится признать существенным шагом вперед в сравнении с формами борьбы предшествующего периода 70-х годов. Но если сравнивать ее с тем, что уже дано было в нечаевском движении, то вся система политической борьбы народовольцев представится не шагом вперед, а шагом назад – обратным поворотом к Нечаеву, десятью годами раньше провозгласившему этот самый принцип.
Не сумевшее в 70-х годах переварить тактики политической борьбы Нечаева, народничество вынуждено было признать именно то, что отрицало до сих пор. Самым главным и, можно сказать, основным противоречием в народнической программе являлось отношение его к зарождавшемуся революционному движению рабочего класса. То, чего недоставало в нечаевском движении именно, наличия движения, рабочего класса – это самое для народовольчества стало фактором разложения. Не учитывая самостоятельных задач рабочего класса, а, наоборот, пытаясь даже обойти его, народовольчество этим самым подтачивало свои собственные корни. В результате выхода на историческую сцену российского пролетариата, инициатива политической борьбы отныне закреплялась не за горстью отважных революционеров-интеллигентов, оторванных от масс, а за целым революционным классом, выразительницей которого стала русская социал-демократия. На протяжении десятков лет борьбы, беспрерывно отсеиваясь и отслаиваясь в своей классовой чистоте, русская социал-демократия закладывала незыблемые основы классово-политической борьбы во имя окончательного торжества социальной революции. Правда, и тут не обошлось без известных шатаний политической мысли. В лице меньшевиков история еще раз могла наблюдать измену рабочему классу и делу социальной революции.
Лишь в лице социал-демократов – большевиков, тесно и неразрывно связанных с рабочим классом, история, наконец, нашла последовательных завершителей классовой борьбы, во имя которой, полсотни лет тому назад, боролся Сергей Нечаев. Октябрьский переворот 1917 года, совершенный рабочим классом при непосредственном руководстве Российской Коммунистической партии (большевиков), – это победоносный финал полувековой революционной борьбы. Грандиозные завоевания Октябрьской революции являются, несомненно, результатом борьбы не одного, а целого ряда поколений, неисчислимыми жертвами и усилиями заплативших во имя торжества социализма.
И если в завоеваниях Октября история отмечает каждый революционный факт, каждое усилие и отдельную жертву не только со стороны рабочего класса, почти целиком вынесшего на своих плечах всю тяжесть борьбы с русским царизмом, но и те отдельные усилия и жертвы народников 70-х и 80-х годов, то тем более она должна отметить в завоеваниях Октября революционные борения Сергея Нечаева и связанного с ним движения, провозгласившего борьбу во имя торжества социальной революции задолго до народовольцев, на рубеже 60—70-х годов прошлого столетия. Историческое значение Нечаева, недооцениваемое нами в силу мемуарной накипи современников, представляет тот исключительный интерес, что в лице его история имела отдаленного предтечу современного нам движения. Нечаев был первым провозвестником борьбы за социальную революцию, стремившимся к ниспровержению царизма и к захвату политической власти силами организованной партии. Созданная Нечаевым партия «Народной Расправы» в истории революционной борьбы являлась первой попыткой организации боевой революционной партии, строго законспирированной и централистически построенной от верху до низу, представлявшей собою в зародыше как бы схему современной развернутой организации. От низовых ячеек-кружков первой степени через кружки следующих высших степеней организация восходила к Отделению, охватывавшему деятельность целой сети кружков в данном городе или губернии. В свою очередь, «Отделения», соответствующие современным губернским центрам, выдвигая наиболее активных членов, выделяли «Центральный комитет», руководивший делами всей организации во всероссийском масштабе. Далее, по уставу нечаевской организации, Центральный комитет неразрывно связывался с заграничным центром, а через него с 1 Интернационалом. Ничего подобного не было ни до Нечаева, ни в последующий период народнического движения. Даже сама по себе тактика нечаевской борьбы, которую окрестили народники презрительным именем «нечаевщины», представляла единственную возможную форму борьбы в специфических условиях тогдашнего самодержавия.
Безусловное подчинение уставу организации, строжайшая дисциплина не только для отдельных членов, но и для всей организации, непримиримая ненависть ко всему политическому и экономическому строю тогдашней царской России, захват политической власти с передачей земли крестьянам, а фабрик и заводов, как орудий производства, рабочим, равномерное и целесообразное распределение продуктов труда на основах коммунистического уклада будущего общественного строя, таковы главные основы программы и тактики нечаевского движения. Исторический трагизм нечаевского движения заключается в том, что движение опередило на несколько десятилетий выступление на историческую сцену рабочего класса, единственно могущего воплотить в жизнь выдвинутые Нечаевым принципы грядущего коммунизма. Но как бы не было схематично начертанное Нечаевым движение, тем не менее, оно представляло собою первую и в своем роде единственную попытку организации революционных сил с последовательным применением программы и тактики политической борьбы. Ничего подобного русская история не знала до Нечаева. В этом отношении его можно рассматривать, как одного из первых провозвестников того великого переворота, который в окончательной форме завершился лишь спустя 47 лет, в октябре 1917 года.
Нечаев был одним из первых последователей коммунистического учения Гракха Бабефа, и, как таковой, он действительно по праву должен занимать одно из почетных мест в истории нашего движения.
Между тем, в настоящее время о Нечаеве знают значительно меньше, чем знали при его жизни. Мало того, имя Нечаева и до сих пор еще остается одним из самых запутанных и неосвещенных имен в истории русского революционного движения. Тот мемуарный хлам, который нагроможден был его политическими противниками, продолжает коснеть и по настоящее время, мешая разглядеть подлинную революционную сущность Нечаева. О Нечаеве слишком много писали народники, достаточно много уделяли ему внимания и буржуазные историки.
Тем не менее, о нем нет до сих пор ни одной исторической работы, объективно вскрывающей сколько-нибудь личность и характер его деятельности. Наоборот, вокруг Нечаева и до сих пор продолжают еще бушевать страсти. И до сих пор имя его продолжает вызывать судороги на лице у многих мемуаристов, как вызывало оно полсотни лет тому назад, когда жил и боролся Сергей Нечаев. Полувековая историческая давность, время, казалось, вполне достаточное, чтобы хотя немного поубавить полемический пыл и сократить свои страсти. Пора отнестись с должным вниманием к личности революционера-борца и произвести, хотя бы частичную, переоценку его деятельности. Пора перестать повторять полувековые бредни мемуаристов и сводить чуть не личные счеты с давно погибшим революционером. В настоящее время мы вплотную подошли к моменту переоценки политической деятельности Нечаева. Полувековая революционная борьба рабочего класса не только с царским правительством и буржуазией, но и с теми революционно-буржуазными группировками, которые пытались занять командные высоты в историческом процессе, внесла достаточно четкие коррективы для определения классовой сущности нечаевского движения, обнаружив, что на рубеже 60-х и 70-х годов прошлого столетия в лице Нечаева история уже имела попытку провозглашения принципа классовой борьбы. Многое, что казалось непонятным в нечаевском движении несколько лет тому назад, благодаря классовому коррективу пролетарского движения, выявилось, как отдаленная попытка провозглашения политической борьбы не только с царским правительством, но и с революционно-буржуазными группировками, впервые выступавшими на сцену. Рабочий класс знает – к каким методам борьбы прибегает буржуазия в своей классовой ненависти к нему, знает, что единственным методом в подобной борьбе является политическая клевета и что приемы этой клеветы довольно однообразны для различных исторических моментов, Буржуазия оклеветала Нечаева, но пролетариату слишком знакомы классовые корни этой клеветы. Анализируя мемуарную накипь вокруг имени Нечаева, можно легко вскрыть классово-буржуазное происхождение всех обвинений, возводимых на Нечаева. Вот почему для действительной переоценки революционной деятельности Нечаева, необходимо прежде всего проанализировать весь мемуарный хлам, облепивший тяжелым пластом исторического Нечаева, и, вскрыв его классово-буржуазную подоплеку, очистить от него Нечаева, а затем приступить к анализу его политической деятельности.
Скромные по своей ближайшей цели студенческие беспорядки (в которых Нечаев принимал активное участие. – А. Г.) сыграли видную роль в развитии революционных идей в России, заставивший высказаться тогдашних представителей революционной мысли по вопросу, который являлся в ту эпоху координатным для интеллигентного разночинца.
Этот вопрос был – «наука» или «жизнь», или, точнее, – легальная оппозиция или революционная борьба. Ближайшее десятилетие показало, что вопрос этот был разрешен в пользу «жизни»), т. е. борьбы. Так оценивает один из историков значение студенческих волнений 1868–1869 гг.
«которые неразрывно связаны с именем Нечаева. Давая сравнительно верную оценку студенческим волнениям 1868–1869 гг. «тот же С.Г. Сватиков далеко не беспристрастен в оценке личности и последующей тактики революционных действий самого Нечаева. Обстоятельно изложив фактический материал о студенческих волнениях, Сватиков умышленно отказался проанализировать историческую зависимость личности главного руководителя этих волнений от тех общественно-политических условий, которыми определялся характер деятельности Нечаева. Сделай это, Сватиков легко мог бы вскрыть источник легенд и извращений, возникших вокруг имени Нечаева. Только одна из участниц нечаевского движения, Александра Ивановна Успенская (Засулич), в своих воспоминаниях о Сергее Нечаеве и связанном с ним движении, смогла подняться над общим уровнем огульного осуждения Нечаева и четко определить источник подобного рода легенд: «Через полгода, когда, отданная моей матери на поруки, я очутилась на свободе, мне пришлось услышать многое, не вязавшееся с моим представлением о Нечаеве. Всякого рода слухов и разговоров было много. Черпались они главным образом из «Московских Ведомостей» (издаваемых Катковым. – А. Г.), как наиболее осведомленной газеты, благодаря ее сношениям внёс Г. Сватиков[1]1
Студенческие волнения 1869 г. Исторический сборник «Наша страна», 1907 г. стр. 249. доступными для других органов печати правительственными учреждениями (курсив наш. – А. Г. ).
[Закрыть], Воспоминания А.И. Успенской представляют ту исключительную ценность, что в них А.И. выступает в роли единственной защитницы исторического образа Нечаева, и что написаны они человеком, стоявшим к движению значительно ближе, чем все пишущие по этому вопросу. Органическая связь слухов о Нечаеве с газетой Каткова, конечно, не случайное замечание А.И. Успенской. В подтверждение этому можно найти немало примеров, если внимательно сопоставить мемуарную литературу современников Нечаева с оценкой его представителями правительственной клики. Пытаясь загрязнить личность революционера, правительство умышленно распространяло самые нелепые сведения о Нечаеве, которые бессознательно, а то и сознательно, подхватывались тогдашней молодежью, перерабатывались ею по-своему, чтобы после, в качестве «исторических свидетельств современников», – вся эта накипь была включена в общий арсенал мемуарных материалов о Нечаеве. Что это так, достаточно указать хотя бы на замечание близкого к Каткову по своим политическим воззрениям правительственного цензора А. Никитенки, который в своем Дневнике» говорит, что «…возбуждать полудикий народ к восстанию, давать ему в руки топоры – не есть ли это политическое безумие?» Не так ли оценивала характер нечаевского движения и современная ему молодежь?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?