Книга: Былое и думы - Александр Герцен

Александр Иванович Герцен яркая, интересная, увлекающаяся и энергичная личность, с достаточно сложным характером, достойный представитель своего времени и поколения.

«Былое» Герцена – это вся жизнь автора, события и люди его окружающие. Жизнь без прикрас и дополнений, без всей ненужной шелухи. Герцен не боялся своих воспоминаний, не боялся своей жизни, такой какая она есть, какой она была. Он смело и открыто рассказывает о себе, о поступках и словах своего прошлого. О некоторых своих действиях автор открыто признает, что позже бы сделал многое по-другому, но тогда иначе просто не мог. В жизни Александра Ивановича было так много разочарований и потерь, боли и скорби, но он пронес свои воспоминания с подлинными эмоциями.

«Дети вообще проницательнее, нежели думают, они быстро рассеиваются, на время забывают, что их поразило, но упорно возвращаются, особенно ко всему таинственному или странному, и допытываются с удивительной настойчивостью и ловкостью до истины.»

Первая часть «Детская и университет» предстает перед нами детскими восторженными глазами. Мы видим ребенка, который готов учиться, развиваться, но вынужден прятать свою любознательность в скучных буднях под гнётом отца-самодура.

«Пир идёт к полноте жизни, люди воздержанные бывают обыкновенно сухие, эгоистичные люди. Мы не были монахами, мы жили во все стороны и, сидя за столом, побольше развились и не меньше сделали, чем эти постные труженики, копошащиеся на заднем дворе науки.»

Часть об университетских годах наполнена оптимизмом и энтузиазмом молодости. Открытие нового, воплощение абстрактных идей и мыслей в свою философию, точку зрения. Ведь столько ещё впереди, столько предстоит сделать, увидеть, узнать.

Поражает его портретика. Герцен, как настоящий художник рисует портреты близких людей, любимых, просто знакомых, с которыми сводила судьба и других представителей эпохи. Все мельчайшие черточки и мелочи не ускользнули от его проницательного взгляда.

«Былое и думы не историческая монография, а отражение истории в человеке, случайно попавшимся на её дороге»

Здесь хочется добавить, что воспоминания и рассуждения публициста будет сложно читать тем, кто плохо знаком с историей XIX столетия. Не только с историей России, но и Европы. Дело в том, что Герцен, как часть этой истории, касается многих исторических событий и персоналий, но не дает исторической справки и пояснений, только свое отношение (например, польский вопрос).

Части о ссылках сильно отличаются друг от друга, отличаются настоем и позицией. Если первая ссылка в юношеские годы носила чуть ли не героический характер, то вторая была наполнена непониманием и озлоблением. Да и сопровождалась вторая ссылка трагическими семейными событиями.

«Чтобы сложиться в княжество, России были нужны варяги. Чтобы сделаться государством – монголы. Европеизм развил из царства московского колоссальную империю петербуржскую»

Потом следует эмиграция – желанная свобода. Правда до этого момента пришлось изрядно потрудиться, чтобы получить паспорт. О! Истории о чиновничьем делопроизводстве в Николаевской России почти ничем не отличаются от того, что можно увидеть сейчас в государственных учреждениях. Поэтому описания многочисленных чиновников и министерств (куча лишних учреждений видно настолько необходима нашему государству, что до сих пор в силе) делает «Былое и думы» очень актуальным произведением.

Разочарование в Европе, революции для Александра Ивановича проходят легче, ведь он уже не тот впечатлительный юноша, только что покинувший университет, но эти разочарования легли гораздо глубже к нему в душу.

«… я желала, чтобы все страницы твоего дневника были светлы и безмятежны; прошло три года с тех пор, и, оглянувшись назад, я не жалею, что желание моё не исполнилось, - и наслаждение и страдание необходимо для полноты жизни…»

«Рассказ о семейной драме» пронизан такой болью и любовью, что, читая о событиях давно минувших дней, у меня навернулись на глаза слёзы. Настолько пронзительны слова автора.

Герцен смог описать свою семейную жизнь, выразить свои чувства без призмы времени, не сглаживая и не изменяя свои воспоминания под ностальгическим углом. Конечно, во многом ему помогли записи воспоминаний и дневники, которые он вёл. Но думаю у каждого человека, когда он рассказывает о прошлом есть соблазн что-то приукрасить, что-то убрать, а что-то вовсе изменить.

«…выводы разума независимы от того, хочу я их или нет»

История становления, годы, проведенные в эмиграции, страсть и революция, разочарование в Европе, отношение к Америке, и снова обращенный с надеждой взгляд на Россию. Всё это и есть «думы». Размышление об устройстве мира, общества, человека, даже становление истории тесно перемежаются с жизненным путем Герцена и отражаются в его мемуарах.

Александр Иванович прожил насыщенную и интересную жизнь, познакомился с выдающимися людьми, испытал великую любовь. В его жизни были радости и горести, мечты и разочарования, победы и поражения, и в своём автобиографическом сочинении он делится этим всем с читателем. Это не просто труд всего его жизни. Это и есть вся жизнь Александра Ивановича Герцена, жизнь писателя, философа, революционера и просто выдающейся личности.

Создавалась она частями с 1852 года, иногда Герцен писал большими кусками, порой крохотными главками. Хорошо заметны перепады авторского настроения, от злой иронии до патетической грусти, и эволюция стиля, совпадающая с общей тенденцией развития нашей литературы: от многословного бытового романа с дядюшками и ритуалами чаепития к чувствительному натуралистическому повествованию, а позже – к идейному роману-беседе. “Былое”, воспоминания, перемежается с философскими отступлениями (“думами”) – о русской жизни, природе власти, ходе истории, важнейших событиях современности.

Симпатичная черта Герцена: способность передать правдиво свои мысли и чувства в конкретный отрезок жизни, не перевирая и не анализируя их с учетом последующего опыта. Детство мы видим глазами ребёнка (очень развитого и наблюдательного), Московский университет – через призму философских исканий и безобидных приключений молодого автора, тюрьму и ссылку чувствуем кожей осуждённого. Незабываемы портреты современников – Грановского, Чаадаева, царя Николая, Хомякова и других – без цитирования этих фрагментов не обходится теперь ни одна книга об эпохе. Вероятно, проницательность Герцена, острый и сосредоточенный ум, сделавший его гениальным публицистом, происходят из уединённого детства, тесного семейного круга, где тон серьёзности и протокольной мелочности задавал самодур-отец. Но отсюда и особая чувствительность, даже надрывность переживаний Герцена, характерная для юношей тридцатых годов. Сейчас так не чувствуют, не говорят, не поступают и не думают, оттого и читать о молодости Герцена чрезвычайно увлекательно – он пришелец с утонувшего континента, исследованного Лотманом.

Порывистый и увлечённый идеями свободы и справедливости, витавшими в воздухе после 1812 и 1825 годов, Герцен всегда предчувствует недоброе, плохое – и оно регулярно случается. Семейные трагедии чередуются с идейными разочарованиями и в середине жизни главные из них: смерть жены и крах либеральных воззрений Герцена, крах утопии западного революционного проекта. О первом – почти документальной точности горький отчёт, о втором – трезвые рассуждения, звучащие справедливо и теперь.

“Былое и думы” ещё и одна из первых книг о нашей эмиграции. Русский эмигрант, проклинаемый на родине и не востребованный на чужбине, типический и сохранившийся до нашего времени вариант “лишнего человека”. В Ницце и Женеве, в Лондоне и Нью-Йорке, в Шанхае и Гонконге для него остаётся лишь нестерпимая скука, создание драм на ровном месте, дрязги личной жизни и вмешательство в чужие отношения. Состояние вечной подавленности, отчуждения от привычных дел, ломка мировоззрения приводит к трагичным перекосам, вроде “брака на троих”. Связь жены Герцена Natalie с поэтом Гервегом, а позже и роман самого Герцена были у всех на виду, бесконечно обсуждались и осуждались. Не могло пройти мимо и правительство, которое и тогда и сейчас обожает выставлять своих врагов гуляками и извращенцами, забывая о куда больших собственных грехах.

Русское правительство и бессмертная бюрократия – теневой герой книги, за что её так любили советские литчиновники: можно давать читать школьникам, правда только до того места, когда выясняется, что на Западе немногим лучше, и революционный прогресс устремился в никуда. Острое и размашистое герценовское перо вспоминает русских столоначальников то с иронией, то в замешательстве, то со злобой, но враг Герцена не они, а сам главный бюрократ, император Николай. Его автор ненавидит увлечённо, почти по-женски, когда отвращение на уровне физиологии, от “взмыленного” лба и холодных безжизненных глаз. Герцен выносит приговор николаевской эпохе за удушливую и развращающую молодое поколение атмосферу, искалечившую так много замечательных, подававших надежды людей. В эмиграции он видел нервного Энгельсона (этакого недо-Достоевского), слишком книжного для жизни, Сазонова, вечно носящегося с проектами и статьями, но так ничего и не сделавшего, Головина, у которого все хорошие склонности ушли в буйство и нелепицу. Он видел, как угасали Белинский, Вадим Пассек, как пришиблен был Тургенев – эпоха прошлась немилосердно по всем своим детям, а некоторых и вовсе переехала насмерть…

Тем и ценны сейчас мемуары Александра Герцена: духовный и идейный путь молодого человека в России в них показан со всеми поворотами, взлётами и падениями. Смешно слышать, что опыт Герцена устарел, а проблемы “Былого и дум” остались в бородатых временах. Да всё то же самое: и метания молодости, и умные книжки в университете, и столоначальники, тянущие лапы в каждое дело, и скука смертная, и дикость русской жизни, и даже эмигранты из Лондона ручкой машут. А книга Герцена остаётся вечно прекрасной, читаемой с наслаждением, в негодовании и задумчивости, настоящей и актуальной классикой.

Это не столько записки, сколько исповедь, около которой, по поводу которой собрались там-сям схваченные воспоминания из былого, там-сям остановленные мысли из дум.

Мемуары представляют собой прекрасный слепок эпохи, раскрывающийся в калейдоскопе личностей и описаниях повседневности. Студенты, бунтари, философы, революционеры, политики, писатели и их спутницы сопровождают нас по России, Италии, Франции, Англии первой половины 19 века. Герцен рисует для потомков портреты выдающихся людей того времени – Белинского, Чаадаева, Бакунина, Аксакова, Печерина, Оуэна, Гарибальди, Прудона, Орсини, Карлейля,..

Атмосфера «Былого и дум» непередаваемая, она словно окутывает и погружает в прошлое, но в то же время не позволяет оторваться в полной мере от настоящего, заставляя ежеминутно сравнивать государственные институты, столичное и провинциальное общество, чаяния людей столь разных и, одновременно, столь близких эпох.

Читается произведение на одном дыхании, как хороший роман. Шикарная книга, искренняя исповедь сына своего века – революционера-романтика.

Дальше...

Александр Иванович Герцен (25 марта 1812, Москва — 9 января 1870, Париж). Фото 1861 года. Герцен с детьми – Александром, Натальей и Ольгой. Николай Платонович Огарев (1813 — 1877), дальний родственник и ближайший друг Герцена. Флаговый заголовок первого номера журнала "Колокол" от 1 июля 1857 года Страница второго номера журнала «Колокол» от 1 августа 1857 года. Издание книги "Былое и думы" под псевдонимом Искандер, 1862 год, Лондон

«Былое и думы» не историческая монография, а отражение истории в человеке, случайно попавшемся на ее дороге.

Мой любимый период в истории России всегда был XIX век по множеству причин, и мне доставили огромное удовольствие размышления Герцена на злобу того дня. Нельзя сказать что эти размышления актуальны на данный момент, они устарели, но их занимательности это не отнимает Для любителя XIX века. Гигантский срок военной службы, дикое и бедное положения подавляющего населения страны, бесправие женщин, цензура, отсутствие свободы мнений – все это Герцен выписывает и клеймит нещадно. Особенно меня несколько удивило отношение Герцена к Николаю I, хотя в принципе в нем не было ничего удивительного. Он с яростью нападал на императора, при любом удобном случае оскорблял или высказывался негативно обо всем, что с ним связано, начиная с внешности и заканчивая любым политическим действием. Это очень оживляет исторический процесс, оживляет саму фигуру императора, которая спустя множество десятилетий стала статичной в сознании человека. И как-то странно даже становится от того, что император, человек из учебника истории, властелин Земли русской вроде бы умер полтора века назад, а такие яркие, негативные эмоции остались о нем на страницах книг.

Огромную ценность этих записок составляет описание идеологической борьбы западников и славянофилов, а также меткие характеристики представителей того и другого крыла. Вообще Герцен имел сильнейший талант в характеристике персоналий. Даже таких выдающихся личностей, как Гарибальди или Белинский он описывает со всех сторон, знакомит читателей с положительными и с отрицательными сторонами, которых не мало, этих людей. Поражает воображение количество именитых личностей, с которыми Герцен был знаком лично - Виктор Гюго, Прудон, Гарибальди, Орсини и это только европейцы. При этом почти каждому он дает характеристику.

Особенную часть «Былого и дум» составляют воспоминания о жене Герцена - Наталье Александровне. Какую удивительную историю любви между ним и его будущей женой вначале описывает Герцен. Несмотря на то, что она ему изменила, он остался предан ей, сумел простить, и сохранил в памяти чудесные воспоминания начала их влюбленности. Здесь и ссылка, и разлука, и противодействие родителей, и насильное замужество Натали, и тайное посещение Москвы Герценом. Читая первые любовные воспоминания автора, даже и в голову прийти не может, что все закончится так, как закончилось. Неспроста Герцен писал, что хочет этой работой обелить образ своей жены, отчистить от общественной грязи, от того, что стало всеобщим достоянием. Если кому-то не хочется тратить время на прочтение всех воспоминаний, я очень советую ознакомиться хотя бы с частью под названием «Рассказ о семейной драме». Самая болезненная и вместе с тем проникновенная часть мемуаров. В один момент все пошло как-то не так у Герцена. Буквально в два года он потерял все своё личное счастье.

…Было время, я строго и страстно судил человека, разбившего мою жизнь, было время, когда я искренно желал убить этого человека…

А ведь действительно, первым шагом на пути к катастрофе стал Герверг.

На другое утро я взял свою старую повесть «Кто виноват?» и перечитал журнал Любеньки и последние главы. Неужели это было пророчество моей судьбы, - так, как дуэль Онегина была предвещанием судьбы Пушкина?.. Но внутренний голос говорил мне: «какой ты Круцеферский – да и он что за Бельтов – где в нем благородная искренность, где во мне слезливое самоотвержение?»

В очередной раз можно только подивиться, как женщины могут быть неразборчивы с одной стороны, и как с другой стороны их легко ввести в заблуждение. Наталья Александровна создает впечатление женщины разумной, чуткой, преданной своему мужу и она вступает в связь с человеком неприятным, в чем-то даже мерзким. Неужели она ничего не приметила? Или заброшенная мужем, загруженная заботой о детях она была готова отдаться любому, кто проявит к ней интерес? Лишь бы воскресить чуточку романтизма в душе? Стоило ли это того? Она и сама поняла, что не стоило.

События, связанные с гибелью матери и сына Герцена описаны пугающе жизненно и чувственно. В каждом абзаце, в каждой строчке сквозит эмоция, сквозит боль и отчаяние. Он заставляет читателя испытывать те же чувства, что и он испытал. В самых болевых моментах повествования он доходит до гениальности изображения.

Автор этих блестящих мемуаров пережил высочайшую глубину страдания, личные потрясения и трагедии, участник и свидетель множества исторических свершений Европы. Сложно не проникнуться уважением к этому человеку, несмотря на несогласие с многими его взглядами. Герцен был человек выдающийся, я бы не сказал, что он выразил себя в искусстве надлежащим образом, но его высочайшим самовыражением был его жизненный путь, он был тонкий мастер искусства жить и прожил жизнь выдающуюся.

Сами воспоминания по своей стилистике неоднородны и, если часть «Тюрьма и ссылка» предстает в несколько радужных цветах и изливается легко и ясно, несмотря на суровость названия, то «Москва, Петербург и Новгород» уже тянется в несколько мрачных тонах, которые с появлением Белинского и всего кружка, правда, рассеваются, но тенденции к упадку только усиливается от части к части. Последняя же, которая мне понравилась меньше всего, выбивается на общем фоне и вовсе представляет собой коротенькие наброски, путевые заметки, небольшие фельетоны обо всем. Да, многие политические размышления, мысли о грядущих переменах мирового устройства были местами крайне скучны, но это общего впечатления не затушевывает и не сильно ухудшает. Чего только стоит глава «два процесса» или часть «тюрьма и ссылка» и жемчужина всего герценовского повествования «рассказ о семейной драме». «Былое и думы» это не золотой фонд русской классической литературы, которым представлен весь XIX век, но, несомненно, выдающееся произведение в своем жанре и одно из самых крупных, ярких, умных и интересных мемуарных повествований.

Несчастье – самая плохая школа! Конечно, человек, много испытавший, выносливее, но ведь это оттого, что душа его помята, ослаблена. Человек изнашивается и становится трусливее от перенесенного. Он теряет ту уверенность в завтрашнем дне, без которой ничего делать нельзя; он становится равнодушнее, потому что свыкается с страшными мыслями; наконец он боится несчастий, то есть боится снова почувствовать ряд щемящих страданий, ряд замираний сердца, которых память не разносится с тучами.

В общем, произведение мне больше понравилось, чем нет.

Вот уж не думала, что, случайно увидев где-то на просторах жж упоминание о Герцене в стиле "открывал - не осилил и страницы", навсегда влюблюсь в эту книгу. Как удалось Герцену показать настолько живо и людей, и окружающий мир, и саму жизнь - слов не могу подходящих найти. Как изливается из каждой строки ненависть ко всему николаевскому царствованию, ко всем этим бесконечным допросам, ссылкам, бесконечной бюрократии; к самому Николаю, наконец, "прозаическому человеку" у которого потрясающие зимние глаза! Которому "не нужно было таких людей, как Милорадович", которому необходимо, по словам Герцена, чтобы перед ним дрожали всякий раз, как Бенкендорф, входя с докладами много лет подряд. Клокочет эта ненависть, бурлит и изливается, как вулканическая лава. И рядом с этой ненавистью - столько любви, так много, что дух захватывает, что тяжело дышать и переворачивать дальше страницы. Такой родной, такой понимающий и чуткий Огарёв! Контраст характеров с самим Герценом, и ведь насколько сложно им обоим быть по отдельности, друг без друга, когда вместе с самого детства, когда чувствуется единение в желании подарить свободу этой стране.

Вообще у Герцена большой талант описывать других людей. Огарёв, Белинский, Грановский, Станкевич, такой-то чиновник и такой-то генерал - всех, всех видно. Особенную любовь я, признаюсь, испытала к Станкевичу и к Белинскому - причём последний предстал передо мной совсем не как занудный критик с горсточками умных слов обо всей известной ему русской литературе. Над историей про опрокинутое вино на белые штаны Жуковского хохотала до упаду. И наряду с такими неловкими, чётко обрисовывающими застенчивость Белинского историями не менее ясно показаны все его взгляды, желание отстаивать их до последнего, пока не станет совсем плохо. А Станкевич - просто сердце щемит.

Станкевич действовал обаятельно всем своим существом на сверстников: это был живой идеал правды и чести, который в раннюю пору жизни страстно и неутомимо ищется молодостью, живо чувствующей своё призвание.

После прочтения страшно увлеклась эпохой, ещё сильнее прониклась всеми этими людьми, которые жили своей идеей - у кого-то одной, у кого-то множеством на протяжении многих лет, - жили, переезжали из одной ссылки в другую и умирали, у которых что-то не получилось. Не идеальные, нет - но как-то очень много чувств.

Один из самых печальных результатов петровского переворота - это развитие чиновнического сословия. Класс искусственный, необразованный, голодный, не умеющий ничего делать, кроме "служения", ничего не знающий, кроме канцелярских форм, он составляет какое-то гражданское духовенство, священнодействующее в судах и полициях и сосущее кровь народа тысячами ртов, жадных и нечистых.

Можно много еще писать, а можно пока на этом закончить, ведь за неимением времени прочтен только первый том из трех.