Книга: Фанданго (сборник) - Александр Грин

Послушаем «Фанданго»… Тише…

… это ритмическое внушение страсти, страстного и странного торжества. Вероятнее всего, что он – транскрипция соловьиной трели, возведенной в высшую степень музыкальной отчетливости.

Если Фанданго звучит, и вы воспринимаете это чудо, то знайте, что душа звука непостижима уму.

Если Фанданго звучит, и вы воспринимаете это чудо, то знайте, что это выражаемая определенность видимого. Фанданго уходит в пульс, в дыхание.

И если ты хочешь увидеть невидимое, то непременно увидишь, а услышать сможет не каждый, а только тот, кто сможет укутаться звуками, натянуть их на себя, и, замерев, раствориться без остатка. Это чувство приятного порабощения не передать словами. Это нужно пережить, или, иначе быть неготовым к этому. Вот именно Быть Неготовым. Это главное. Это подсознательный импульс. И на какой ноте пересечения это происходит у избранных, никто не знает. А тишина знойного лета! Как она действует с волшебством, играя светом, расщепляя его невидимые глазу, но слышимые отдельные ноты из Фанданго. Ой, это коварное фанданго, сколько ловушек кроется в нем, сколько обрывов подстерегает путника, и сколько очаровательных минут восторга и удивления самим собой дарит оно тебе. Фанданго может с «легкостью», непонятной тебе, неожиданно похитить зрителя в глубину перспективы картины, так понравившееся тебе, так что ты будешь чувствовать себя стоящим там, в той, картинной комнате, что очаровала тебя своей простотой, и в то же время недосказанностью..

Простота картины была полна немедленно действующим внушением стойкой летней жары. Свет был горяч. Тени прозрачны и сонны. Тишина – эта особенная тишина знойного дня, полного молчанием замкнутой, насыщенной жизни – была передана неощутимой экспрессией, солнце горело на моей руке, когда, придерживая раму, смотрел я перед собой, силясь найти мазки – ту расхолаживающую математику красок, какую приблизив к себе картину, видим мы на месте лиц и вещей.

В городе были цыгане. Это был город Зурбаган , хороший Зурбаган шутников.

В городе стрельнула пушка. Двенадцать часов.

Цыгане несли цимбалы, медный кларнет. Профессор испанец Мигуэль-Анна-Мария-Педре-Эстебан-Алонзе-Бам-Гран. Невидимо руководил. Статистик Ершов негодовал.

Все - профили, пейзажи и арабески были смешаны в условном порядке минутного настроения.

Загадочное не поражало. Это было обычное приглашение в другое измерение. Необычное в обычном. Заметьте его! И у вас будет свой Зурбаган.

Любителям МиМ ознакомиться с этим надо хотя бы для полноты картины и для того, чтобы ещё раз прочувствовать масштаб Булгаковского романа. Это приблизительно как сравнить "Ромео и Джульетту" Луиджи да Порто или "Венецианского мавра" Джиральди Чинтио с версиями Шекспира.

Сказать, что понравилось не могу, высокой оценки эта ерунда явно не заслуживает. Низкую оценку ставить неудобно: бог его знает, а вдруг в самом деле Булгаков этим вдохновлялся? Пребываю в замешательстве и оставляю этот опус совсем без оценки.

Другая часть рассказов и повестей давно широко известна, очень ценима, но теперь входит в сборник с прижизненными иллюстрациями, что само по себе очень ценно и интересно. Например, повесть "Фанданго". В ней писателю удалось объединить совершенно несовместимые два мира: вполне реальный зимний Петроград 1921 года и фантастический, сверкающий весенней красотой, Зурбаган. Писатель детально, реалистично, (хотя и не без элементов мистики), передает жизнь жителей города на Неве того времени. Зима, холод, люди топят сломанной мебелью, бревнами разрушенных деревянных домов. Проблемы с едой. Очереди за пайками. Воришки, цыгане, мешочники на улицах. Всюду царят грязь, разруха, уныние и упадок. Происходят самоубийства, растет преступность. Главный герой рассказа искусствовед и переводчик Александр Каур все же находит в себе силу духа для прекрасного и величественного. Настоящим откровением для него (или средством для ухода от действительности) становится увиденная им у знакомого картина, изображающая комнату, окна которой выходят на улицу восточного города... Переломным моментом в рассказе становится прибытие в город загадочной иностранной делегации то ли с острова Куба, то ли из Испании. Возглавляет ее некий Бам — Гран, в отличии от рассказа «Ива», предстающий здесь чуть ли не в образе дьявола — искусителя: берет с петушиным пером, острая бородка, хитрый и пронзительный взгляд внимательных глаз, умение колдовать и читать мысли. Неожиданные гости привозят вагоны с продуктами и различные вещи: экзотическую одежду, ткани, музыкальные инструменты и т.д. Александр Каур становится у них переводчиком. Грин мастерски выстраивает психологические сцены. Особенно хорошо сделана сцена показа Бам- Граном привезенных товаров. Отношение к этому людей — это, в сущности, реакция дикарей, далеких от цивилизации, на привезенные игрушки. Каур, как переводчик, получает необычную плату — золотые пиастры и конечно же спешит в чайную... Но и хочет разыскать исчезнувшего искусителя Бам-Грана. Узнав о странной связи того с цыганами, он получает от последних загадочный артефакт — волшебный конус. Соединив предмет с картиной, он сначала погружается в чарующий мир Зурбагана, где оркестр играет «Фанданго», а затем возвращается назад, но уже в более благополучный 1923 год. Беглый пересказ сюжета не может передать все нюансы и тонкости рассказа, а также своеобразной философии Грина, могущей иметь различные толкования. Как любопытное соединение реальности и фантастики, у Грина также есть ранее написанный рассказ «Крысолов». И, наконец, в последний том входят незаконченные крупные произведения Александра Грина. Очень занимательный его роман "Мотылёк медной иглы", первая глава которого использована для романа - буриме 25 писателей "Большие пожары". Очень жаль, что от занимательных и таких необыкновенных вещей, как интереснейший роман "Таинственный круг" ( О Нансене) и "Повесть о Хар - Датаге" сохранились лишь отрывки, отмеченные печатью мастерства настоящего гения. Более лучше сохранилась и может дать цельное представление последняя книга мастера "Недотрога". Начинаешь читать это произведение и погружаешься в своеобразную гриновскую эстетику, в тонкий душевный мир его героев — бедных скитальцев, зажиточных филантропов, благородных нарушителей закона, охотников и рыбаков. Скитания седобородого оружейника Ферроля и его дочери Хариты, девушки очень тонкой душевной организации, в чем-то напоминают страницы прозы Чарльза Диккенса, например, его «Лавки древностей», где описано путешествие девочки и ее дедушки. Но Грин постоянно ставит своих героев в такие положения, когда проверяется их благородная сущность, человечность, способность к доброте и состраданию. Несмотря на присутствие в книге похотливого мясника, черствого учителя, юноши-садиста рано или поздно отыскивается и благородная душа. Это зажиточный человек, приютивший у себя отца и его дочь, материально помогающий им переоборудовать заброшенный блокгауз на берегу моря, чтобы превратить его в жилой дом. И тут возрастает роль Хариты, неутомимой труженицы, выращивающей в саду чудо-цветы, лепестки которых вянут в присутствии недобрых людей. Грин работал над романом до последнего вздоха, вырывая у болезни часы и минуты. Но роман закончить так и не удалось. Считаю, что данное трёхтомное собрание Грина очень интересно и доставит немало приятных часов поклонникам писателя.

Вот и герой повести Александр Каур постоянно напевает мотив испанского танца фанданго. Жизнеутверждающий ритм и горделивая мелодия фанданго помогают ему выжить в холодной комнате среди пустых сковородок не меньше, чем его потрёпанное пальтишко и случайно попавший в его руки лещ.

Образами идеального мира наполнена сцена встречи испанской делегации во главе с Бам-Граном. В холодный и голодный Петроград приезжают заморские гости с подарками - сахар, кофе, шоколад, бочки хереса и оливкового масла. И ещё гости торжественно распаковывают тюки с диковинными вещами - ароматические свечи, инкрустированные гитары и мандолины, роскошные шелка с дивной вышивкой, морские раковины и кораллы и подобные драгоценности. Петроградцы в недоумении, сейчас не до идеалов, бесполезная, дескать, это штука, а товарищ Ершов кричит «Всего этого нет!». На что Бам-Гран отвечает: «Безумный! Так будет тебе то, чем взорвано твоё сердце: дрова и картофель, масло и мясо, бельё и жена, но более – ничего! Мы уходим в страну, где вы не будете никогда!». Посланцы идеального мира презрительно отходят в сторону, наигрывая на гитарах фанданго.

Вот и самоубийца, которого видит Каур, был неплохо одет, но видимо, для того, чтобы жить, одних только материальных вещей мало, нужно что-то вдохнуть в этот мир из мира невидимого, идеи, идеалы.

А самый чарующий образ идеального мира, конечно, в картине, где дышит тёплый летний день в солнечном прекрасном Зурбагане, где запечатлена атмосфера человеческого счастья, тепла и любви. Сохраняя в душе идеальное, Александр Каур и сам не заметил, как прошло время, и он преодолел самые тяжёлые времена. А в его жизни появилась любовь.

Писатель детально, реалистично, (хотя и не без элементов мистики), передает жизнь жителей города на Неве того времени. Зима, холод, люди топят сломанной мебелью, бревнами разрушенных деревянных домов. Проблемы с едой. Очереди за пайками. Воришки, цыгане, мешочники на улицах. Всюду царят грязь, разруха, уныние и упадок. Происходят самоубийства, растет преступность.

Главный герой рассказа искусствовед и переводчик Александр Каур все же находит в себе силу духа для прекрасного и величественного. Настоящим откровением для него (или средством для ухода от действительности) становится увиденная им у знакомого картина, изображающая комнату, окна которой выходят на улицу восточного города... Переломным моментом в рассказе становится прибытие в город загадочной иностранной делегации то ли с острова Куба, то ли из Испании.

Возглавляет ее некий Бам — Гран, в отличии от рассказа «Ива», предстающий здесь чуть ли не в образе дьявола — искусителя: берет с петушиным пером, острая бородка, хитрый и пронзительный взгляд внимательных глаз, умение колдовать и читать мысли. Неожиданные гости привозят вагоны с продуктами и различные вещи: экзотическую одежду, ткани, музыкальные инструменты и т.д. Александр Каур становится у них переводчиком.

Грин мастерски выстраивает психологические сцены. Особенно хорошо сделана сцена показа Бам- Граном привезенных товаров. Отношение к этому людей — это, в сущности, реакция дикарей, далеких от цивилизации, на привезенные игрушки. Каур, как переводчик, получает необычную плату — золотые пиастры и конечно же спешит в чайную... Но и хочет разыскать исчезнувшего искусителя Бам-Грана.

Узнав о странной связи того с цыганами, он получает от последних загадочный артефакт — волшебный конус. Соединив предмет с картиной, он сначала погружается в чарующий мир Зурбагана, где оркестр играет «Фанданго», а затем возвращается назад, но уже в более благополучный 1923 год.

Беглый пересказ сюжета не может передать все нюансы и тонкости рассказа, а также своеобразной философии Грина, могущей иметь различные толкования.

Как любопытное соединение реальности и фантастики, у Грина также есть ранее написанный рассказ «Крысолов».