Текст книги "Человек отовсюду"

Глава 5

Планета Земля. Какое-то место за двумя высокими заборами. Бдительная охрана. Здание коттеджного типа. Душ. Сауна. Снова душ. И наконец – обстоятельный разговор под пивко, что так хорошо идет после парной. В общем-то я всерьез не думал, что меня бросили подыхать.

– Тест, Ларс, обыкновенный тест, причем один из самых безобидных, – просвещал меня Вилли. – Просто-напросто оценка способности кандидата принимать верные решения при заведомой нехватке данных и некоторых несовпадений местных реалий с привычными понятиями. Как работает нормальная логика? Можно дышать? Значит, в атмосфере немало кислорода. Есть кислород – значит, есть растительность. Есть растительность – значит, есть травоядные животные, а раз есть они, то есть и питающиеся ими хищники. Что делает так называемый разумный человек, придя к таким выводам? Во-первых, торопится смастерить оружие – копье, палицу или даже каменный топор. Беда только в том, что дерева на планете не хватит и на занозу для мизинца, и приходится бедолаге ограничиться кистенем или ручным рубилом. Во-вторых, он пытается разжечь огонь, но не может даже начать – по той же причине. И тут он, как правило, впадает в тяжелый ступор. Далеко не все люди даже в чистой теории могут допустить, что есть миры, где жизнь устроена иначе, чем на их родимой планете, но и они нередко делают уйму глупостей, когда сталкиваются с подобным несходством на практике…

– А что это за мир? – перебил я. – Ни растений, ни животных, одна противная жижа…

– Доорганизменная стадия, – сказал Вилли. – Планета называется Архея. Ей уже четыре миллиарда лет, и жизнь на ней кипит, но организмов почему-то так и не получилось. Вся биосфера – единый организм, ну, или одна клетка, если считать органеллами ту микроскопическую мелочь, которая там кишит. Вся эта противная, как ты изволил выразиться, жижа, а также и частицы тумана – одно-единственное живое существо, формирующее в единственном числе всю биосферу. Очень устойчивая система, наши микробы ей нипочем, она их запросто переваривает. Переварит и человека, если тот просидит на одном месте этак с неделю. Ты заметил, что кожа у тебя словно шелковая?

– Еще бы не заметить. Мочалка – и та царапается.

– Так и должно быть: та «противная жижа» съела твой ороговевший слой. Это чепуха, сам понимаешь, вреда здоровью никакого, да и вообще не в том дело. Мы используем Архею, когда хотим понять, чего человек стоит.

Вот как? Стало немного обидно. Мои партизанские подвиги, выходит, не в счет?

– Ну и как, проверили? – не без сарказма осведомился я.

– Ты держался вполне удовлетворительно, – кивнул Вилли. – Понимаешь, что было с тобой на Тверди, то давно прошло, люди-то меняются. Кроме того, там ты был у себя дома, где и стены помогают. На свете полным-полно храбрецов, которые теряются, оставь их один на один с чем-нибудь не столько опасным, сколько непонятным. На Архее многие сразу начинают паниковать. Для чего нужна храбрость? Дураки воображают: чтобы крушить врагов. А она нужна, чтобы сохранять ясность мысли в самых неподходящих условиях. Например, в ночь перед расстрелом. Что лучше – скулить от жалости к себе или положить все силы ума на то, чтобы выкрутиться?

– Вероятно, второе. Впрочем, не знаю, не пробовал.

– У тебя еще все впереди, – хохотнул Вилли. – Какие твои годы.

– Утешительно… – пробормотал я. – А что на ближайшую перспективу? Тест на восприимчивость к пыткам?

– Господь с тобой. – Вилли рассмеялся. – К чему пытки, если можно применить ментоскопирование при незначительном фармакологическом воздействии или даже без него? Пытка ломает человека – любого можно сломать, но, как правило, не дает вполне объективной картины. Пытаемые часто мешают ложь с правдой, и требуется работа аналитиков, чтобы разделить их. Нет, это каменный век, Ларс, забудь.

Я вспомнил, как поступали на Тверди ребята Рамона Данте с плененными земными десантниками, и предпочел не развивать эту тему.

– Мы и без того достаточно много о тебе знаем, – подмигнул Вилли.

– Например?

– Пожалуйста. Ты был откровенен во многом, но не во всем. Варлам Гергай старательно делает вид, что изменил свои взгляды на принципы сотрудничества наших планет и ныне пытается оказать нам услугу якобы только для того, чтобы со временем вновь занять президентский пост. На самом деле он надеется сманеврировать, используя немногие оставшиеся в его распоряжении средства, и пойдет на честное сотрудничество только от полной безысходности. Мы предполагали это с той минуты, когда узнали, что ты направлен на Прииск, а твои ментограммы полностью подтвердили это.

– Когда они были сняты? – дернулся я.

– Не имеет значения. – Вилли с видимым удовольствием отхлебнул пива. – Тебе незачем расстраиваться. Игра Варлама Гергая нам понятна, и мы, вероятно, ее примем. Любопытнее другое: твой отец до сих пор надеется привить тебе интерес к политической деятельности, видя в тебе своего преемника, а тебе вовсе не кажется привлекательным этот род занятий. Я прав?

– Да.

– Можно узнать почему?

– Личный опыт, – поморщился я. – Мы выиграли войну против вас, а могли бы проиграть ее или вовсе не начинать – примерно с тем же, если не лучшим, результатом. Я был обманут, как все, и сам невольно обманывал других, а реальность на самом деле очень проста: Твердь – это скандий. Ничего больше. Имеет значение только стоимость тонны концентрата. Я не гожусь для болтовни о свободе, национальной гордости и прочей лапше для ушей недоумков, живущих в выдуманном мире. Слишком противно. Говорят, это называется совестью. – Я улыбнулся не очень-то весело.

– Возраст лечит, – хохотнул Вилли. – Не хочу на тебя давить, но если когда-нибудь передумаешь, дай знать. Президент Тверди Ларс Шмидт – звучит неплохо, а? Не сейчас, конечно, а со временем. Обдумай эту перспективу, она не столь уж неосуществима.

– Уже обдумал. Нет.

Вилли пожал плечами.

– Не хочешь сделать что-нибудь полезное для своего народа?

– Хочу.

– Боишься тяжелой работы?

– Нет.

– Так в чем же дело? – Я не стал говорить ему, что боюсь бессмысленной работы. Не дождавшись ответа, Вилли пожал плечами. – Ладно, дело твое. Может быть, со временем ты изменишь свою точку зрения. Вернемся к текущим делам.

– Новый тест?

– Зачем? Хватит тестов. Годен. Тебя ждет учеба в нашем тренировочном центре. Данные у тебя есть, но тебя плохо обучали, если вообще обучали, так что тебе следует кое-что наверстать. Кстати, ты не заметил на Архее ничего странного?

Он внезапно посмотрел мне прямо в глаза, и я выдержал этот взгляд. Даже весьма простодушно фыркнул:

– Там вся планета довольно странная.

– И только? – настаивал он.

«Будь искренним», – вспомнил я слова отца. Больше всего меня занимал вопрос, знает ли Вилли о появившемся на Архее черном корабле или его любопытство связано с чем-то иным. Если знает, то это банальная проверка на лояльность. Впрочем, отец был наивен: мне давно стало ясно, что вне зависимости от результатов всех этих тестов и проверок земляне не допустят меня к работе по черным кораблям.

На один миг у меня даже возникло подозрение, что на самом деле черные корабли – дело рук землян, их сверхсекретная разработка. Довольно дикое подозрение, но вы попробуйте рассуждать здраво, когда в запасе у вас от силы секунда.

Я решил довериться интуиции.

– Чего ж еще? Может, там и было что-то совсем уж необычное, да как разглядишь? Туман.

Казалось, Вилли был удовлетворен ответом.

– Там работает автоматическая лаборатория, – сказал он. – Иногда ее посещают биологи, снимают показания с приборов, проводят какие-то эксперименты… Насколько я понял, ты взял не то направление, иначе обязательно дошел бы до нее. За это и получил «удовлетворительно», а не «хорошо».

Интересно, постоянно ли отслеживались мои перемещения в живом киселе Археи и на ее скользком базальте? Самое главное: знает Вилли о черном корабле или нет?

Отбрехаюсь, подумал я. Ничего не знаю, ничего не видел – и хоть режьте меня! Ну не смотрел я в небо, я под ноги себе смотрел, навернуться носом о базальт не хотел, там скользко было, между прочим!..

– А что надо было сделать, чтобы получить «отлично»? – ворчливо осведомился я. – Построить хижину? Добыть огонь без дров? Основать цивилизацию и учредить в ней секретную службу? Склонить к сотрудничеству местную протоплазму?

Вилли захохотал, замахал на меня руками и сбил со столика пивную банку. На вопрос он так и не ответил.

Я присосался к пиву. Неплохое пиво варят земляне, даже хорошее, а все-таки наше твердианское лучше. Хотя Вилли, наверное, так не считает. Видимо, все дело в привычке.

– На Прииск я не вернусь? – спросил я.

– Нечего тебе там делать, – сказал Вилли, слизывая с губ пену.

– Мне-то, может, и нечего. А научники в претензии не будут?

– Обойдутся. Тебе, Ларс, предстоит провести некоторое время на старушке Земле. Ты ведь уже был у нас? Ну вот, вспомнишь студенческие годы. Не обещаю только, что тебе будет так же комфортно, как тогда, ха-ха. Зато могу обещать, что скучать не придется.

– Верю. Когда начинаем?

– Торопишься? – Вилли посмотрел на меня с любопытством. – Завтра. Сегодня можешь отдыхать. Библиотека, фильмотека и напитки в твоем распоряжении, а захочешь перекусить – просто хлопни в ладоши. Вздумаешь прогуляться – пожалуйста. Наслаждайся, но живые изгороди не форсируй и вообще не чуди. Чревато.

Он исчез, а я хлопнул в ладоши. Секунд через десять появился официант с такой приветливой физиономией, что я ни на минуту не усомнился: андроид, причем самой дешевой модели. Возможно, его вырастили не на Прииске, а на самой Земле. Я велел ему принести еще пива и погрузился в размышления.

Итак, со мною станут возиться. Вероятно, несмотря на мое прошлое, меня считают достаточно ценным человеческим сырьем, чтобы обучить кое-чему и попытаться использовать. При этом они знают, что Варлам Гергай – политический труп, по их мнению, – ведет свою игру, и не особенно возражают. Они знают также, что мои цели – это не цели моего отца. Собственно говоря, у меня больше нет целей. Похоже, это их более чем устраивает, а вот то, что у меня нет амбиций, – наоборот, смущает.

Это у меня-то нет амбиций?! Ха-ха. Мои амбиции огромны: я собираюсь прожить оставшиеся мне годы так, как сам хочу, и если что-то перестанет меня устраивать – выйду из игры. Найду способ.

Интересно, вполне ли понимает меня Вилли? Он рядится под простачка, но сам очень не прост.

Ладно, Вилли – потом…

Мои первичные умозаключения вроде бы должны были успокоить меня, а вместо этого встревожили. Не исключено, что меня сознательно подталкивали именно к таким мыслям. К тому же человеческая голова так устроена, что в нее первым делом лезет то, что называется верхним слоем логики; истина же часто зарыта глубже. Но где она и в чем заключается? Я ломал голову до тех пор, пока не решил, что это уже становится опасным. Перемудрить иногда хуже, чем недомудрить, причем значительно хуже. И для дела вреднее, и для здоровья.

Утром пришел какой-то тип и предложил следовать за ним. Меня переселили в крохотный домишко, один из примерно двух десятков домиков, что окружали более крупное здание, как цыплята наседку. Весь мой домик состоял из маленькой прихожей и маленькой спальни. Последняя служила также и кабинетом, ибо половину свободного пространства в комнатушке занимали стол и табурет. В те времена, когда я стажировался в Монтеррейском университете, мне полагалась примерно такая же конура в студенческом кампусе. Казалось бы, будущим агентам должны были полагаться лучшие условия, – но нет. Узкая жесткая постель, грубое казенное одеяло, резкий запах какого-то клопомора. Я не удивился бы, если бы ко мне ввалился здоровенный сержант и, заорав, что сидеть полагается только на табурете, а ложиться днем вообще запрещено, попытался бы поднять меня с кровати пинками.

Попробовал бы он это сделать!

Вместо сержанта явился андроид в форме без нашивок и, даже не покосившись на смятую постель, вежливо попросил меня следовать за ним. В одной из комнат большого здания было устроено нечто вроде школьного класса, только очень маленького – мест на пятнадцать. Я слышал, что для земных школ это норма, хотя никак не мог взять в толк: откуда они берут такую прорву педагогов? На Тверди нормальный школьный класс – пятьдесят человек.

Нас оказалось всего семеро. Я занял место у окна, мое любимое еще с детства, и сделал вид, что нисколько не интересуюсь компанией начинающих шпионов, в которую я попал.

Вводную лекцию прочитал некий пузанчик. Общие слова о том, что в наше время агентурная разведка несмотря ни на что все еще приносит результаты. Азы вербовки, ничего интересного. Все это я давно уже знал и применял на практике. Но слушатели внимали, и я делал вид, что мне тоже безумно любопытно.

Впрочем, на следующий день стало интересно по-настоящему. Пошли примеры из работы реальных агентов на реальных планетах. Пузанчик рассказывал о блистательных удачах и позорных провалах. Особенное впечатление на меня произвела история об агенте, который провалился из-за того, что у него были слишком чистые уши, – оказывается, там, где он работал, местное население исстари подвергало себя избирательной гигиене. Сколько миров, столько диковин, а общий рецепт работы агента-нелегала прост: если тебе предстоит быть заброшенным в мир, где люди ходят на головах, заранее обеспечь себя мозолистой плешью.

Пузанчик говорил и говорил. Интересно, кем он считал нас, слушателей? Сосунками, не иначе. Желторотиками. По его мнению, мы должны были смотреть ему в рот и не дышать. Я так и делал.

Порядки были армейские. Вставали до рассвета. Каждое утро начиналось с физподготовки – пятикилометровый кросс по весьма пересеченной местности, спортивные снаряды. Затем завтрак и занятия до обеда. Получасовой отдых – и занятия до ужина. Вскоре после захода солнца – отбой. Личного времени – час в день плюс то, что удастся сэкономить за счет сна.

Как и все, я пользовался менторедуктором весьма компактной модели – с горошину. Впоследствии нам обещали вживить еще более компактную модель в черепную кость. Было еще множество полезных приспособлений, у нас горели глаза, а пузанчик, глядя на нас, улыбнулся, как улыбается взрослый, увидев малыша, учащегося ходить на помочах, и сказал:

– Вас научат пользоваться всем этим, но вас также научат обходиться вообще без электронных средств. Очень хороши имплантируемые биошунты различного назначения, выращенные из ваших же стволовых клеток и трудновыявляемые без специальной аппаратуры, но вас научат работать только с тем инструментарием, которым наделила вас природа. Вообще имейте в виду, что главное – здесь. – Он легонько постучал себя по лбу. – Никакой усилитель памяти или даже интеллекта не спасет вас, если в этом месте у вас пустовато. А чтобы первое ваше главное место не слишком перегружалось, у вас есть и второе, тоже главное, вот оно. – И, повернувшись к нам в профиль, наш преподаватель звучно хлопнул себя по обтянутому заду.

Кто-то гыгыкнул, а зря. Пузанчик имел в виду, что подготовка общая, подготовка специальная, а в дальнейшем и подготовка каждой операции, кроме самых экстренных случаев, требует времени и терпения. Кому неймется действовать, не просчитав все возможные варианты, тот выбрал не ту профессию и тому, между прочим, еще не слишком поздно передумать. Цена вопроса – всего лишь небольшая коррекция памяти…

Больше никто не гыгыкал.

На третий день начались занятия со специалистами. Хороший агент – это хороший актер, а кроме того, он должен обладать изворотливым умом, умением вытягивать из собеседника информацию, безупречной памятью, обаянием и еще длинным списком полезных качеств. Он должен быть устойчив к большим дозам спиртного, уметь хорошо играть в несколько десятков распространенных в обитаемой Вселенной игр и оставаться холодным к чарам обольстительниц. Бегать, стрелять, закладывать мины, устраивать тайники, вести наружное наблюдение, отрываться от «хвоста», выживать в нечеловеческих условиях, держаться на допросе и допрашивать самому, не имея под рукой спецсредств, – это, конечно, само собой. Брезгливость – долой. Каждому из нас пришлось форсировать глубокую и широченную канаву с дерьмом. Кого рвало, тех заставляли повторить упражнение. Бывали и еще менее приятные учебные часы.

Базовая подготовка, ничего более. Впоследствии каждому из нас предстояло пройти специальную подготовку для работы на конкретной планете. Я удивился, узнав, что в земных колониях, считающихся стопроцентно лояльными, агентурная сеть земной разведки подчас не менее густа, чем в колониях ненадежных и даже бывших.

Следовательно, и у нас на Тверди до нашей революции существовала сеть, включавшая в себя также и нелегалов, маскировавшихся под твердиан?

Наверняка.

Почему же не было принято никаких мер?

Я ломал над этим голову несколько дней и пришел к выводу: вряд ли земная агентура на Тверди была настолько беспечна, что вульгарным образом прошляпила переворот. Вероятнее всего, она имела достаточно данных и о настроениях в народе, и о разложившейся Администрации, и о подполье, чтобы в метрополии всполошились. И тем не менее – никакого разультата. В тот момент всего один батальон грозной линейной пехоты метрополии, переброшенный гиперканалом в Новый Пекин, сделал бы восстание немыслимым. Может быть, стекающиеся данные обрабатывал никуда не годный аналитик? А может, и того проще: был составлен исчерпывающий доклад и попросту затерялся в потоке документов? Теоретически это вполне возможно.

Был и третий вариант ответа, самый неприятный: нам сознательно позволили начать восстание. Хуже того, нам позволили одержать полную победу. Для чего? Может быть, для того чтобы мы выпустили пар в свисток. На каком уровне принималось решение? Кого, кроме очередного министра колоний, удалось свалить по результатам нашей революции? Не знаю. Откуда мне знать? Тысячи убитых земных десантников, сотни тысяч погибших твердиан – даже не фишки в игре. Так, пыль… И в результате нарыв был вскрыт, Твердь успокоилась, уверовав в призрачную свою независимость, и новые люди заменили старых в неведомых кабинетах, и скандий по-прежнему идет на Землю…

Тут была логическая нестыковка. Первое-то время скандий шел не на Землю, а на Марцию! Следовательно, гибель Мации – дело рук землян?!

Нет, конечно же. Доказано, что нет.

Или я глуп, как эхо-слизень, и ничегошеньки не понимаю?

В конце концов я отложил разгадывание этой загадки на потом – мне по самые ноздри хватало текущих проблем. Спал я в среднем часа по три-четыре в сутки – больше не получалось. А ведь я, черт побери, издавна и не без оснований считал себя толковым парнем! У меня был опыт самостоятельной работы! Оказалось, однако, что умению схватывать на лету мне еще учиться и учиться.

Впрочем, это не умение. Это талант. Его отличие от умения в том, что нарабатывается он гораздо дольше и труднее.

Обычно с завербованными на стороне агентами так долго не возятся, но для меня, как и для остальных шести молодых кадров, сделали исключение. Возможно, свою роль сыграло то, что я сам пошел на вербовку и еще ни разу не заикнулся об оплате. Возможно, умные спецы проанализировали мои ментограммы и сочли их подходящими. Короче, не знаю.

Позднее во мне укрепилось подозрение, что Земля, должно быть, испытывает некоторый дефицит подходящего человеческого материала для работы, обычно исключающей возможность пожаловаться кому-нибудь на то, что с ним, материалом, обошлись не так, как он, материал, того заслуживает, по его, материала, мнению. В армии и то проще – можно пожаловаться командиру (иной вопрос, стоит ли это делать). Между прочим, две трети тех десантников, с которыми мы дрались на Тверди, были не коренными землянами, а навербованными контрактниками из лояльных колоний. Уже сам по себе этот факт кое о чем говорит. Что до агента-нелегала, то он работает чаще всего в одиночку, никто не подставит ему плечо, не подскажет верное решение, не проревет в ухо команду грубым сержантским ревом, и пожаловаться некому, разве что святым мученикам на том свете. Коренные земляне избалованы. Насколько я их знаю, они всегда находятся в полном сознании своих прав, разумеется, священных и неотъемлемых, и главным правом, по-моему, считают право на то, чтобы кто-нибудь решал их проблемы, создавая им безопасность и уют. Оказавшись вне Земли, они долгое время не верят, что жизнь на самом деле грубее и примитивнее, чем им казалось, и уж совсем отказываются верить в то, что она именно по этой причине интереснее! Повидал я таких землян на Тверди в старые времена… Бедняги. Бедные напыщенные бедняги!

Стоило ли удивляться тому, что в нашей группе из семи человек был лишь один землянин, да и тот родился и провел детство не на Земле, а на Дидоне!

Другой был родом с Хляби. Третий и четвертый прибыли из марсианской колонии, если только не врали, пятый – с Нового Гуама, а что до шестого, то его угораздило родиться на планете с милым названием Край Света. Я и не слыхивал о такой. Может, она и впрямь болтается где-то на краю Галактики, а может, и за ним.

Мы не откровенничали друг с другом, а с того момента, как пошла индивидуальная подготовка, почти и не общались. Имя Ларс мне велели забыть. Теперь я стал Винсентом – просто Винсентом без фамилии, как монарх или раб. Имечко не без претензии, мне оно сначала не нравилось, но потом я привык. Других обучающихся я тоже знал только по именам и не сомневался, что они вымышленные.

Раз в неделю полагался выходной. Хочешь – зубри, хочешь – отдыхай, дело твое. Можешь напиться и, если не станешь буянить, никто слова не скажет. Можешь вызвать девушку-андроида или мальчика-андроида для секс-услуг, никто не возразит. Твое дело. Твоя учеба. Твоя жизнь.

В первый же свободный день мы напились до зеленых чертей и болтали всякую пошлятину. Потом – как отрезало. Видимо, не только я осознал, что на самом деле нет у меня свободного времени, совсем нет.

Пухла голова.

Один из обучаемых, и как раз землянин, был отчислен; по слухам – сам запросился, не выдержал. Нас осталось шестеро. Так прошло полтора месяца. Кто-то где-то услыхал, что надо продержаться первые шесть недель, дальше уже пойдет легче. Откуда пошел звон – неизвестно, да и не сам ли я это выдумал? С перегретых мозгов станется, они припомнят и то, чего не было.

Однако шесть недель прошли, и я не был отчислен. А еще две недели спустя прибыл Вилли.

По мою душу.