Текст книги "Золотарь золотого дна и Петр Великий"

– Знаешь, мы сейчас возьмём штурмом кафешку, которая, мне кажется, лучше всего нам сегодня подходит. К тому же, здесь недалеко Каботажная гавань, откуда нас смогут прокатить по фортам. Не возражаешь?

Ирина, конечно же, не возражала и доверилась другу, надеясь на его чуткость и понимание. Всё прошло, как нельзя лучше. В кафе оказалось хорошее меню, где было много блюд из рыбы и морепродуктов. Особенно Ирину поразило блюдо, носившее странное завораживающее имя «Хвост дьявола». После недолгих сомнений девушка всё-таки заказала себе это блюдо, но прежде навела справки у официанта о составе этого кушанья. Рыба, получившая такое прозвище, водилась большей частью в Атлантике, но и в Балтийском море она иногда попадалась в тралы рыбакам.

Дима тоже оказался поклонником морских даров, и перекусили они на славу.

Потом Дмитрий договорился с местными моряками, и те на довольно вместительной морской шлюпке повозили нашу парочку по необыкновенным фортам, составляющим вместе с островом Котлин своеобразную морскую линию, за которой уже начиналось настоящее Балтийское море, а позади до самого Санкт-Петербурга пространство более сорока километров было занято Маркизовой лужей.

– Вот я и говорю, – Дмитрий не уставал показывать девушке стоящие посреди синя-моря форты и рассказывать их происхождение. – Нам говорят, что форты строились на ряжах. То есть за зиму набивали сколоченную деревянную клетку камнями, весной лёд таял, и такая ряжа погружалась на дно, создавая основу будущему фундаменту. Но никто и никогда не упоминает, что если соединить все существующие форты одной линией, то непроизвольно возникает мысль, что это бывшая городская стена древнего города Винета, а форты – её сторожевые башни. Недаром Пётр не смог со своей морской флотилией пробиться в город и пришлось придумывать ухищрения.

– Пётр Первый? – опешила Ирина. – Но как же тогда город Петра?

– Ах, ты про общепринятую версию? Но она не выдерживает никакой критики. Вспомни: в Древнем Риме тоже был почитаемый Святой Пётр, и даже храм его существует по сегодняшний день. Я бы сказал, что по структуре он очень напоминает наш Исаакиевский собор. Не находишь?

– Действительно, – пробормотала Ирина, в уме примеряя друг к другу картинки итальянского и русского соборов. – Просто я как-то раньше и не думала их сравнивать.

– Почему?

– Да потому, что Исаакий – это наш, русский, православный собор, а Петра и Павла – что-то чужое, забугорное. Я не права?

– Да нет, наверное, – хмыкнул Дима.

– Постой, постой, – не отставала от него Ирина. – Ты хотел сказать «да», «нет» или «наверное»? Давай уточним!

– Ну ты даёшь! – ахнул Дмитрий. – Надо же, из-за каких-то архитектурных сравнений ты меня сразу на лопатки стараешься опрокинуть. Причём Пётр сразу в сторону отметается, то есть действует то самое «Окно Овертона»1111
  Окно Овертона – это методика воздействия на разум общества, разделенная на 6 этапов: «Немыслимо», «Радикально», «Приемлемо», «Разумно», «Популярно», «Государственная норма».


[Закрыть], когда желаемое выдаётся и утверждается, как действительно существующее? А как же тогда настоящая история?

– Да нет, наверное, – машинально повторила за собеседником Ирина. – Я ни от каких исторических фактов не открещиваюсь, просто…

Девушка вдруг остановилась, осмысливая уже сказанное, посмотрела на друга, и в следующую секунду они оба громко расхохотались. Владелец моторной шлюпки, согласившийся отвезти путешественников в несколько фортов, даже обернулся на их хохот, но ничего не сказал, только мотнул головой и снова занялся своим делом.

Впереди был Чумной форт, где оплавленные внешние гранитные стены не оставляли равнодушным никого из посетителей. Возможно потому, что гранит не мог расплавиться от обычного огня или даже взрыва динамита, в Чумной форт въезд был очень ограничен. Но Дмитрий сумел договориться с владельцем морского транспорта, который знал все ходы и выходы в различные форты, близлежащие к острову Котлин. Поэтому он посоветовал ребятам посетить форт Павел I, где по всему островку раскиданы огромные гранитные блоки, будто дети какого-то великана разбросали свой конструктор Лего, да так и не убрали за собой. А всё, что там уцелело, была небольшая кирпичная башня, расколотая пополам, будто списанная с одной из картин руиниста Пиранези. А ещё поражал воображение оплавленный кирпич на форте Граф Милютин, будто кирпич когда-то превратился в жидкий шоколад и стекал по стенам сладкими коричневыми струями. Представить невозможно, сколько градусов по Цельсию или Фаренгейту присутствовало в бушевавшем огне на территории всего барьера фортов или бывшей городской стены древнего морского порта.

Но, если Рэй Бредбери предполагал, что при температуре 451 градус по Фаренгейту, которая равняется 232,777 градусов по Цельсию, можно расплавить не только кирпич, а даже сознание человека, то, вероятно, именно такая температура присутствовала при пожаре, пробежавшемся когда-то по всем фортам.

Только вся эта температура оставалась пока ещё вне сознания, а всё потому, что на острове Граф Милютин, исследуя подвалы с потёкшим как шоколад кирпичом, её приятель вдруг встал посредине останков крепости, возвёл руки к небу и утробным голосов возгласил:

– Ар-эх-ис-ос-ур.

– Ой, что это? – искренне удивилась Ирина.

– Это призыв или, если хочешь, обращение к Вечности, чтобы высшие силы оградили бы нынешнее человечество от такого испытания огнём1212
  Магические слова «ар-эх-ис-ос-ур». Такова священная формула вечности.


[Закрыть].

– Ты вправе просить Всевышнего о спасении человечества?

– Да, – кивнул Дмитрий. – И не только я. Каждый из нас, ещё живущих в этом мире, должен поступать так же. Только тогда мы сможем сделать хоть что-нибудь для спасения мира от очередного всемирного пожара или потопа.

Глава 4

Этот день выдался тёплым, но пасмурным. Кучерявые тучи кружились по небу над всем Питером, не давая места солнечной радости и бесшабашной лёгкости морского бриза. Такие погодные условия Володя любил больше всего на свете, потому что народу на улицах было намного меньше, никто не приставал со своими проблемами и можно было просто посидеть в своём любимом уголке, скрытом от посторонних излишне любопытных глаз, где у него состоялась первая встреча с Германом Агеевым.

Через этот же двор можно было по подвалу проскочить на Митаевский переулок, а оттуда такими же дворами на Сапёрный. То есть питерские дворы часто выручали настоящих пацанов, когда надо было удирать от ментов. Правда, некоторые из участковых знали все дворовые входы и выходы, но, к счастью, в общих облавах участковые были задействованы крайне редко.

Тем не менее, питерская шпана любила заветные дворики, где были свои смотрящие, свои авторитеты и даже свои стукачи и сексоты. Собственно, новое слово «сексот» ещё не укрепилось в русском языке и многие его просто не знали. По разным своим проблемам и другим поводам пацаны собирались иногда на сход. Это, конечно, не настоящий воровской сходняк, но очень было похоже, потому что питерские пацаны старались с детства копировать поступки старших, а ворья после победы исторического материализма хватало, особенно в Питере. Что поделаешь, если большевистское «отнять и разделить» очень понравилось большинству молодого поколения, особенно трусоватым и подленьким. Таким был, к сожалению, наш Володя. В Питер он приехал десятилетним мальчиком, то есть уже со сложившимся отвратительным характером. А трусость и мечты отомстить у него привились в очень раннем возрасте от постоянных побоев отчима в грузинской деревеньке Метехи. Собственно, грузинской она могла назваться только с большой натяжкой потому, что девяносто пять процентов населения этой деревеньки были из еврейского рода эбраелей.

Не сказать, что это племя нисколько не огрузинилось и не обрусилось, но евреи есть евреи, поэтому посёлок жил и развивался по-своему.

Так было во все века и во всех странах. Вероятно, пришлые евреи ничего больше не умели, как превращать коренное население любой страны в вечных должников, куда бы они ни попали. Но отчим маленького Володи даже обманывать ради денег не научился из-за нездорового увлечения спиртным. Поэтому хороший солдатский ремень, а то и кулачное подтверждение были для маленького человека ежедневной воспитательной нормой. Но когда Володе исполнилось десять лет, мечты о дерзком отмщении обидчику начали обретать норму. Мальчик, завязав узлом концы синей расстёгнутой рубашки, взял в сарае ножовку и подпилил сидение в деревянном туалете, стоящем во дворе дома. Не трудно представить, что первым же пострадавшим, провалившимся в выгребную яму, стал отчим Володи. Его матери Вере Николаевне пришлось прятать мальчика у соседей от неминуемой расправы, но быстренько раздобыв денег, она отвезла мальчика на Урал к своим дальним родственникам, а те переправили его к лишившимся детей ленинградцам. Поэтому новая мама Володи сама привела его на сборище дворовых и сказала: