Текст книги "Политическое животное"

Все-таки фильмы балканских режиссеров – просто чудо! Именно к такому выводу мы пришли после целой ночи просмотра кино и секса в перерывах и во время фильмов.

– Ну ты разгулялся! – воскликнула рыжая, выслушав мой рассказ о прошлой ночи. Когда я рассказывал ей о драке, она громко хохотала, когда речь зашла о пьяной девице – она немного ревновала. (Первое время меня как-то даже удивляло, насколько спокойно она принимала подобные приключения: не волновалась, не особо переживала, что со мной может что-то случиться. Это немного расстраивало и удивляло меня, но со временем я понял, что для нее существовал некий мужской мир со своими законами, влиять на который она не пыталась и просто принимала его таким, каким он был.)

– Шатается там со всякими, – наигранно обиженным тоном пробурчала она. Мы лежали на кровати под пледом, и я с силой притянул ее голову к своей груди, она вяло затрепыхалась и обняла меня. Уже светало, и ложиться спать не было смысла, хотя мне предстояла первая, а потому очень ответственная съемка для нового телеканала.

– Начну-ка я уже собираться, чтоб потом не торопиться, – заявил я, выполз из-под пледа и качнулся от бессонной ночи и похмелья.

– Вот и иди, а мне сегодня никуда не надо, у меня выходной, и я буду спать. – Она зарылась лицом в подушку, и я посмотрел на ее круглые, будто детские, щеки. Она замерла, не двигаясь. Тогда я развернулся, потянулся к рюкзаку и достал фотоаппарат. Крутанул затвор и резко плюхнулся на кровать рядом с ней.

– Что ты делаешь! – завизжала она.

Я притянул ее за шею, выставил руку с аппаратом под потолок и, глядя в объектив, нажал на спуск. Она с удовольствием вырвалась и, улыбаясь, сделала вид, что спит.

Я прошел пять шагов прямо, до плиты, поставил чайник и, повернув направо, прошел три шага до ванной. Нужно было побриться, но станок лежал в машине – до сих пор я понемногу доносил вещи из машины в квартиру. Я вспомнил о переезде, о художнице, и мне стало как-то тоскливо. Наверное, не стоило пока общаться с ней, лучше подождать, чтоб немного улеглось. Я отодвинул ширму и посмотрел на снимки ее картин – стало еще печальнее, и я опустил глаза на рыжую. Я смотрел на нее и думал, что все сделал верно. Она открыла глаза, поймала мой взгляд, улыбнулась и перевернулась на другой бок. Теперь, после объяснения с художницей, я иначе видел некоторые фразы и поступки девушки, которых ранее просто не понимал.

…Окна были открыты настежь, вечерняя жара отходила, воздух не двигался. Я прыгал по своей комнате в одних трусах, стараясь вдеть ногу в джинсы. Ежедневные прогулки на велосипедах и почти вегетарианская кухня художницы сделали свое дело – я похудел на семь килограммов и теперь не мог подобрать штаны впору. Уже несколько месяцев я ходил только в шортах, поэтому лишь сейчас понял, что все джинсы и рубашки стали мне велики.

– Что ты там скачешь? – С еле слышным шелестом свободных штанов и рубахи художница вплыла в мою комнату.

– Да вот не знаю, что надеть! Все велико. – Я так и застыл с одной ногой в джинсах.

– Так надень шорты, куда это ты вечером так официально. – Она, не отводя глаз, смотрела на меня.

– А, – я махнул рукой, – помнишь, рассказывал тебе про школьную подругу, которая пропала и все не брала трубку? Так вот объявилась, пойдем выпить по коктейлю.

– Я думала, мы сегодня пойдем на бульвар, к морю – вчера договорились фотографировать чеканку на воротах музея…

– Давай завтра! – Я улыбнулся, подумал, какую лучше надеть рубашку, и вдел вторую ногу в штаны. Эти оказались почти впору – висели на бедрах, но не падали. Больше внимания на художницу я не обращал, и она незаметно ушла из комнаты.

Возможно, через несколько дней мне предстоял переезд – хозяин Тюлень мстительно отказывался подождать, пока у меня появятся деньги. Заработков не было уже давно, и я практически потратил заначку, заработанную в столице. В резерве оставался дорогой «Роллейфлекс», который можно было продать сотен за пять, но этого не хватило бы оплатить сразу шесть месяцев – Тюлень не простил мне того фокуса, что я проделал, стоя перед ним в трусах. Поэтому я готовился к предстоящему переезду и выходу из почти полугодового анабиоза. Я видел, что художница встревожена, но не расстроена, что немного меня удивляло. На днях я взял у товарища машину для перевозки вещей или для ночлега – спать в машине у моря представлялось мне далеко не худшим вариантом. Оказалось, что рубашка и джинсы сидят на мне очень даже ладно, и, довольный своим внешним видом, я прошел мимо ее двери. Видимо, она почему-то решила лечь пораньше, и в комнате уже не горел свет.

В гулкой тиши многолитровый двигатель разбудил резонанс вековых стен двора-колодца. После долгого перерыва мне нравилось быть за рулем, и я с удовольствием доехал до рыжей – еще со школы я помнил ее дом. Денег было немного, но я вполне мог угостить ее несколькими коктейлями в прекрасном заведении прямо у моря.

Я припарковал машину рядом с парадным, вышел в теплый вечерний воздух и сел на крыло со стороны пассажирской двери. Через несколько минут я узнал в темноте ее силуэт. Темная юбка сужалась книзу и заканчивалась у коленок. Блузка полностью закрывала ее красивую небольшую грудь, но плечи были открыты. Я залюбовался ее неожиданно стройной фигурой, а она подходила ближе. Я поднялся, когда уже мог различить ее лицо – она разительно отличалась от той румяной и немного полной девушки, что я видел на фотографиях, когда жил в столице. Резко очерченный нос, впалые щеки и глаза, худые ноги, но волосы были пышными и блестели даже в темноте.

– Ну что, хороша я? – Она сказала это как-то развязно, будто подражая продажной девице – так она явно старалась оправдать свою, как ей казалось, неприглядность.

– Ты очень хороша. – Я не соврал. Она действительно очень понравилась мне.

– Прям так, – усмехнулась она.

– Прям так. – Я притянул ее одной рукой за талию, другой за шею и поцеловал ее где-то между ухом и щекой. Она коротким движением повернула голову, и я почувствовал ее губы. Не успел я сжать ее с новой страстью, как она оттолкнула меня и сказала:

– Поедем!

Я открыл перед ней дверь машины: меня захватило какое-то ожидание, какая-то новая, еще неизвестная мне радость. Я обогнул машину и сел за руль.

– Тебя не пугает, что мы не виделись со школы, последние полгода не общались и целуемся при встрече? – улыбаясь одним уголком губ, спросила она.

– Вообще не пугает, только возбуждает!

– Ну и хорошо, поедем!

Вчера я получил от нее сообщение. Первое после полугодового молчания, игнорирования моих звонков и писем. В суматошной переписке она рассказала, что после разрыва прошлых отношений у нее ухудшилось здоровье, какое-то время она лежала в больнице, затем на принудительном питании. Она потеряла в весе и много болела. Всего неделя прошла, как она начала выходить из дома, и я был первый человек после матери, которого она увидела.

– Куда мы едем?

– Пить коктейли в бар у моря!

– Ты замечательный мужчина! – сказала она и положила руку мне на живот. Она сделала это как-то просто и естественно, будто так уже много раз бывало раньше, поэтому я не демонстрировал никакого внимания к этому жесту, но моя голова кружилась, а в руках я чувствовал силу и слабость одновременно. Я включил передачу, тронулся с места и повернулся к ней – уличное освещение выхватывало ее резко очерченный профиль и глаза, неподвижно устремленные куда-то за стекла автомобиля. Рука ее оказалась уже под рубашкой, и она обсуждала мой пресс, уверяя, что проверяет эффективность упражнений, которые я рекомендовал ей еще зимой.

Когда мы приехали к морю, мы не сразу вышли из машины – что-то говорили негромко и целовались. Я чувствовал, как в кармане вибрирует телефон, но это было где-то в другой реальности. Машину я припарковал на темной стоянке, бывшей популярным местом для таких парочек, поэтому скоро к нам подошли патрульные, которые постучали фонариком по стеклу. Но я быстро показал им удостоверение журналиста, и полицейские ушли.

Мы выбрались из машины и пошли на свет заведения. Теперь мы открывали друг друга снова: я смотрел в ее зеленые глаза, разглядывал волосы, а она тоже что-то во мне искала.

– Рыжая, – сказал я, сгреб ее волосы в охапку и несильно потянул, как в школе. Она звонко засмеялась и, вырываясь, устремилась к дверям ресторана. После вчерашней переписки я решил не донимать ее разговорами о том, что было.

Мне казалось, она хотела бы родиться еще раз, и сейчас я собирался ей в этом помочь. Перед тем, как зайти в бар, я достал телефон и увидел, что оба пропущенных звонка были от художницы. Я подумал, что, наверное, это первый вечер, который мы проводим не вместе. «Не волнуйся, буду поздно», – написал я ей.

…То безразличие, которое изображала художница при моем переезде, скорее всего, скрывало ее уверенность в том, что я заберу ее с собой. И вот, когда я нашел какое-никакое, но жилье и скоро буду стабильно работать, оказывается, что все это будет уже не с ней. «Почему она раньше никогда не проявляла своих чувств?» – думал я.

– Ты шатаешься, как кот, – прервал мои мысли голос рыжей из-под одеяла, – точно! Ты кот! – Показалось ее хитрое лицо, обрадованное таким значимым открытием. – Ты кот и шатаешься по ночам! Кот! Кот! Кот! – Она показывала пальцем и думала, что дразнит меня, а я с радостью ответил на эту провокацию: полуодетый прыгнул на нее, схватил за руки и начал целовать. Она, не выпутываясь, ответила поцелуем.

– Ты кот, – шептала она, – я хочу от тебя котят… У меня есть всего несколько лет, когда это еще можно сделать, слышишь? Мне нужно успеть, даже если у нас будет все плохо, ты сделаешь мне котят, слышишь?

Когда она говорила это, что-то пульсировало в моей голове. Я, зарывшись в ее плечо и грудь, прятал взгляд. Она, запустив пальцы мне в волосы, говорила эти слова, как в бреду…

Я вышел на улицу – будто вырвался из тумана, рыжая словно околдовала меня своими словами. Мне нужно было обдумать предстоящую съемку, но я не мог собраться с мыслями. Что она имела в виду? Хотела выйти замуж? Но она не говорила о женитьбе. Завести детей? Но едва ли мы оба сейчас к этому готовы, тем более так быстро после начала отношений. Я всячески отбрасывал догадки о том, что она срочно хочет ребенка, а я просто нужен ей в качестве донора. И в голову мне пришла мысль, после которой я почувствовал себя параноиком: она обманула меня, когда сказала о том, что принимает гормональные препараты.

В таких невеселых размышлениях я дошел до памятника, где меня уже ждал оператор. Мы были знакомы по работе еще до моего отъезда в столицу, и я был рад видеть его.

– Здорово!

– Я уже отснял памятник – там разные планы, люди, играют дети, можем писать интервью.

Жара еще не пришла, прогуливались немолодые пары, люди спешили на работу. Мы подходили к прохожим, я задавал вопросы, оператор искал удачные ракурсы. Я хотел вставить в сюжет очень много замечаний горожан, взять у каждого короткую, но емкую фразу. Памятник всем нравился, его связывали с историей города. Только несколько человек заметили, что установка памятника может вызвать ненужные волнения. Набрав нужных героев и мнений, мы отправились в заведение напротив.

– Здравствуйте! – Я поздоровался прямо с порога. В зале не было посетителей, только бармен за стойкой и официантка у администраторского стола.

– Я сейчас позову администратора, – покосившись на штатив и камеру, сказала она.

Администратор вышла с твердым намерением отправить нас подальше, но, услышав, что речь идет о нападении на хозяина заведения, позвала всех работников, что работали в тот вечер. Мы пытались восстановить события.

– А все дело в том, что наш руководитель один из тех, кто вносил деньги на сооружение памятника, понимаете? – поправляя очки, возмущалась администратор. – И публично участвовал в обсуждении, ведь он один из членов городского собрания!

Подробно я расспросил о бородатом предводителе молодчиков. Оказалось, и о нем здесь знали немало.

– Совершает поджоги по заказу, а вообще он специально руководит волнениями на улицах, это надо некоторым в совете. Нет-нет, вы что, я не буду! – закричала полная мойщица посуды в ответ на предложение записать эти слова и показать в новостях. Тогда я понял, что смогу узнать многое через Фоку, который вертелся среди подобных персонажей. Я набрал недавно записанный номер.

– Что, уже соскучился? – хриплым и немного гнусавым голосом пробормотал он.

– Ага, не могу жить без тебя! Слушай, ты знаешь такого типа с бородой, бегает по улицам, машет флагами и жжет машины по заказам телезрителей?

– Знаю. Иди к Круглому дому, где стоят коллекционеры. Встретишь там одного нашего общего знакомого, будет через час монеты менять. Вот такая загадка – дерзай! – Фока засмеялся и положил трубку.

Я был озадачен, но последовал его совету и, отпустив оператора, ровно через час стоял среди людей, монет, часов и других мелких антикварных штуковин. И в самом деле, скоро я заметил школьного приятеля, с которым занимался в секции восточных единоборств. Он был многократным чемпионом, вот и сейчас под обоими глазами красовались уже желтые, отцветающие синяки.

– Что, начал пропускать прямые в нос? – Я подошел со спины и сбоку и постарался резко его развернуть, что у меня не слишком получилось, а он совсем не испугался и даже не вздрогнул.

– Здорово. – Его скуластое лицо расплылось в улыбке. – Нет, работа теперь такая! Ты, я смотрю, тоже не блещешь достижениями. – И он с силой ткнул пальцем в фингал, полученный мной в ночной драке.

– Это что же, ушел в профи – дерешься за деньги? – запоздало уклоняясь, спросил я.

– Нет, охраняю город от преступности и пресекаю неправомерные действия. – Он многозначительно поднял палец вверх. Я узнал, что он попал в правоохранительные органы благодаря спортивным достижениям и был одним из лучших оперативников. Временно он занимал должность участкового в этом районе.

– А знаешь, как я тебя нашел, участковый?

– А ты меня искал, значит… И как же?

– Фока сказал. – Я проверял его реакцию.

– А-а-а, бандит, – участковый засмеялся, – я его когда-нибудь посажу! – Мы оба засмеялись. – А зачем искал?

Я начал рассказывать о бородатом, но товарищ перебил меня.

– Он из военных, сапер. Специализируется на взрывах и поджогах, обнаружении и маскировке взрывчатки. Но так вообще башка у него варит, он вечно участвует в каких-то комбинациях, где есть деньги. Последние несколько лет провел в той половине страны, и сейчас все представляет здесь их интересы.

Рассказал он и некоторые факты из богатой биографии бородатого – всю эту информацию я добавил в сюжет, сославшись на анонимные источники. Редакторы были очень довольны материалом, вырезав только кадры, где был виден мой синяк.

Телефон настойчиво звонил, я спал крепко, но подскочил сразу. До будильника оставалось еще полчаса. «Так и запишу этот номер: „Небесные глаза“», – решил я.

– Доброе утро, красотка! Ты так соскучилась, что не смогла дотерпеть до семи утра? – Я был очень рад ее звонку.

– Что ты там вчера устроил? Что за стрельба? – словно стараясь отругать, спросила она.

– А ты откуда знаешь? – Я изменил тон, немного беспокоясь, но мне нравилось, что она знает об этом, волнуется. – Начальство рассказало?

– Ну вроде того, да, начальство, – усмехнулась она, – так что там было?

– Пришли двое крепких мужчин, – я жестко выделил букву «ж», – и, видимо, хотели со мной обсудить некую видеозапись. У меня возникли опасения, что в ходе беседы они могут меня сильно напугать или сделать какие-то ненужные мне предложения. Я просто пальнул куда-то пару раз, демонстрируя свою неготовность к общению.

– Ну ты идиот, – недоверчиво и восхищенно проговорила она. Я представил ее глаза и сказал:

– Ага, такое… Будешь об этом делать новость?

– О чем? Что ты героически отстрелялся от двух бандитов? Начальство этого не простит, – засмеялась она. – Просто обсуждали тут у нас с самого утра. И что дальше?

– Сегодня отдам запрос по помещениям, опубликую эту информацию где смогу, и посмотрим, что будет.

– С целью?

Слушая ее голос, я уже не знал, есть ли у меня тот личный мотив, который стимулировал меня в расследовании про бородатого. Но в любом случае история была интересной, и хотелось ее раскрутить.

– Знаешь, мне кажется, из этого может выйти что-то… Возможно, в этих помещениях хранится какая-то любопытная коллекция. Давай я попробую, а там увидим. Поддержишь?

– Посмотрим! – кокетливо рассмеялась она.

– Хорошо, дорогая, я завтракать и на пробежку. На связи.

– Пока, – неожиданно очень тепло сказала она.

Я был уверен, что никто меня на этот раз не подстерегает, поэтому без всякого чувства тревоги прошел по двору, пнув кроссовком вчерашнюю гильзу. Она пусто зазвенела по булыжнику, и звук этот в свежести летнего утра был чистым и тонким – я все же поднял ее, а вот вторая за ночь успела куда-то запропаститься. Я сел в машину и быстро доехал к парку у моря. Бег, морской воздух и щадящее утреннее солнце не давали ни одной мысли закрасться в мозг, и так я отдыхал целых сорок минут. Закончив пробежку, я посмотрел на воду, вспомнил сегодняшние планы и отказался от купания. Уже в мыслях о делах я приехал домой и принял душ. Не одеваясь, сел за компьютер в кабинете, накидал текст запроса и распечатал на бланке, несколько видов которых с подписями разных людей всегда лежало у меня в столе. Я надел брюки, рубашку, захватил пиджак и отправился в совет.

Я с трудом нашел место на закрытой парковке перед советом, взял папку с запросом и захлопнул дверь машины. У черного хода стояла небольшая кучка людей с плакатами в руках – привычная картина на месте, где парковали машину мэра; недовольные городской политикой старались пообщаться с ним именно здесь.

Проходя мимо митингующих, я услышал знакомый голос:

– А ты веселый парень!

Я повернул голову и увидел бородатого. Он смотрел с улыбкой, но без насмешки. Он стоял напротив меня, я смотрел на его голову, выраставшую из его плеч тяжелоатлета. Он был ниже меня, но намного крепче.

– А что мне печалиться? – Я вымученно улыбнулся.

– Конечно. В других обстоятельствах мы бы подружились. – Он протянул руку.

– Не уверен, – без удовольствия сказал я, но руку пожал и, придержав, добавил: – Ты смотри, барышню не обижай.

– Она сама сделала выбор, – ухмыльнулся он, – а чтоб никто никого не обидел, ты не особо болтай…

Я развернулся и пошел к дверям горсовета. Я прекрасно понял, что он имеет в виду – если я опубликую запись, рыжей не поздоровится. Но если запись есть не только у меня? Что, если она как-то появится в СМИ, а бородатый решит, что это я? Что тогда ждет ее?

Я поднялся по ступеням, открыл массивную дверь, прошел турникет и направился к кабинету обращений. От тревожных мыслей меня отвлек голос охранника.

– Что у вас с собой?

– В смысле что с собой? – Я остановился и смотрел на него. – Вы недавно здесь работаете?

– Это не имеет значения. У вас есть оружие? Металлодетектор реагирует. – Из-за стеклянного заграждения вышел высокий человек в черном костюме. У него была большая голова и широченные ладони.

– И что? Я всегда прохожу без проблем.

– Поменялась охрана. Нужно сдать оружие на время посещения совета.

Я не хотел оставлять пистолет незнакомому человеку, пусть даже охраннику. Тогда, ничего не говоря, я позвонил знакомой из управления информации. Возникла пауза, охранник смотрел на меня.

– Вы будете проходить? – Он нарушил молчание, и мне показалось, что я его где-то видел. Я не отвечал. Трубку подняли.

– Привет, меня перестали пускать к вам в совет, подойди ко входу, я хочу оставить обращение.

Через минуту ко мне подошла девушка из управления информации.

– Ты чем-то провинился? – Она улыбнулась.

– Ага, особо опасен, – сказал я, протягивая бумагу.

– Я зарегистрирую и по телефону скажу тебе номер. – Она развернулась и пошла обратно.

– Счастливо, – сказал я охраннику. Он не ответил. Я вышел на улицу и захлопнул массивную дверь.

Я думал о рыжей, теперь уже всерьез осознав, что ей может что-то угрожать. Я набрал ее номер. После долгих гудков она взяла трубку.

– Я работаю. У тебя что-то срочное? Если да, то говори быстро.

– Привет, не торопись перебивать, – настойчиво сказал я, – твой друг может быть не столь дружелюбен к тебе, как ты думаешь, поверь.

К моему удивлению, она не разозлилась и не начала спорить.

– Послушай, я понимаю, что ты волнуешься, я уже хорошо знаю, чем он занимается. Но, мне кажется, здесь больше значения имеет твоя ревность, чем реальная угроза. У нас все хорошо, я выхожу за него замуж…

Я не мог ничего сказать. Я думал, она уже не имеет такого значения для меня, как раньше, но эти слова уж слишком взволновали меня. Она быстро добавила:

– Мы же договаривались на днях встретиться: давай уже поговорим, как увидимся, расскажу тебе все.

В ее голосе я слышал покой и тщательно скрываемую радость. Таким ее голос я не слышал уже давно.

– Хорошо, увидимся. – Я с трудом нашел силы произнести эти слова.

Я не заметил, как оказался на парковке. Там я долго искал ключи, потом сидел за рулем, не трогаясь с места.

Зазвенел телефон, я будто очнулся. Звонили с офисного номера, взволнованный голос секретаря тараторил:

– Ты где? Мы тебе звоним, шеф спрашивает, срочно к нему езжай!

– Сейчас. – Я положил трубку.

Пока я ехал в офис, секретарь набирала меня еще дважды. Я ехал в пробках и вновь разглядывал мотоциклы. Через полчаса я вышел из машины, перед дверьми курили охранники шефа. Мы поздоровались, один из них спросил:

– Ты почему с кем попало за руку здороваешься? Не надо, не то подумать могут.

Я ухмыльнулся и нажал кнопку звонка. Дверь щелкнула, я вошел в приемную.

– Иди скорее, я докладываю, что ты здесь, – заторопилась секретарь. – Он один, – понизив голос, добавила она.

Я бросил сумку и вошел в кабинет. Табачный дым витал над креслами. В пепельнице на журнальном столике дымили окурки, вокруг стояли чашки с недопитым кофе.

– Заходи! – Шеф сидел за массивным столом у дальней от входа стены. Я подошел и протянул руку. Все это время он внимательно меня рассматривал.

– Ты что, пил вчера? – Шеф не отличался особым тактом.

– Нет, работы много.

– Что ты там за активность развел, обращения в совет носишь от людей? – Он хищно двигал нижней челюстью.

– Я докладывал о ситуации. Вы сказали заниматься, вот и навожу справки.

– Наводишь справки? А ты знаешь, что по этому вопросу не надо наводить справки?

– Нет, не знаю, – уже резко сказал я, – вы дали добро, я и занимаюсь.

– Занимаешься? Так вот больше не надо заниматься! – Он уже кричал.

– Да хорошо! – Я посмотрел ему в глаза.

– Все, что касается таких вещей, – согласовывать со мной!

О каких именно вещах сейчас идет речь, было неясно, но я согласился и вышел.

– Его кто-то кусил сегодня? – Я остановился у стола секретарей.

– Звонили из столицы по поводу обращения от нашего человека. Того самого, которое ты утром принес в совет. – В голосе секретаря слышалось участие.

– Понял. – Я вспомнил слова приятеля-участкового.

Я побрел в кабинет, завалился в кресло и уставился в окно. Я думал о том, что нужно потерпеть еще немного – в случае победы на выборах меня ждал новый шаг в карьере и куда большая независимость. Вошла одна из работниц моего отдела.

– Мы уже разослали обращение, все проконтролировали: газеты, радио, теле.

– Хорошо, тогда я не парюсь, спасибо. – Я не менял позы и пялился в окно.

– Зачем ты ввязался в это? Передал бы дело, уже работает выборный штаб, они как раз развивают структуру по таким обращениям…

– Да он меня сам всюду отправляет! – возмутился я.

– Ну ему же не слишком важно, лишь бы проблема была решена. Он поручил, а ты передай. Ведь это их задача, – важно заметила она.

– И то правда, – согласился я. – Что там с приездом нашего заклятого врага?

– На днях будет, обсуждали с утра прием, – заговорщицки сообщила девушка.

Что-то все время не давало мне покоя, и тут я понял: как минимум одна копия записи была у моей синеглазой журналистки.

– Да-да, прием, – рассеянно пробормотал я, схватил телефон и, не глядя на сотрудницу, через открытое окно первого этажа вылез на улицу и позвонил журналистке.

– Я не могу сейчас говорить, я на прессухе.

– Напишу сообщение!

Я быстро набрал текст и, надеясь, что она нигде не успела опубликовать запись, присел на корточки и задумался. Пока лучше было оставить мысли о войне с бородатым. Я забрался обратно в кабинет, сотрудница уже вышла. Достал из стола большую сигару, откусил кончик и закурил. В кабинет вошел один из сотрудников службы безопасности.

– А ты уже на совещания не ходишь? – Он ухмыльнулся. – Расслабляешься?

– Иду. – Я бросил сигару в массивную пепельницу, подаренную девочками, взял ежедневник и направился в конференц-зал. Все еще болтали и здоровались, поэтому моего опоздания не заметили. В кабинете были социолог, начальник СБ, несколько его бойцов, пятеро наших членов городского собрания, девочки из орготдела, начальник выборного штаба и секретарь совещания. Я сразу сел на свободное место и раскрыл блокнот.

– Ну что, коллеги, начнем? – Наш социолог стал во главе стола. – Давайте сначала пройдем по событиям, а потом обсудим планы.

– Первоочередное – встреча нашего политического оппонента, – начал шеф СБ. – Предлагаю заблокировать его машины грузовым транспортом на подъезде к месту встречи с избирателями. Ему придется идти значительное расстояние пешком, и по дороге с ним может что-то случиться.

– Что же может с ним случиться? – расхохотался один из наших представителей в совете, а я вспомнил, что не оставил телефон за пределами конференц-зала.

– Что надо, мы свое дело знаем, – с улыбкой проговорил начальник безопасности и легко кивнул головой, – никакой крови, никаких жертв, просто несколько минут позора.

– Для минут позора должны быть готовы СМИ, – заметил я.

– Да, мы проведем рекогносцировку на месте и отметим на плане. – У начальника СБ было армейское прошлое, что часто сказывалось на его лексиконе.

– Хорошо, с этим решили. Что у нас по событиям лидера? – обратился ко мне социолог.

– В этот же день и в то же время он приглашен на открытие памятника, так что у него алиби. – Все засмеялись. – Сегодня едем в совет ветеранов, а вообще думаю, что пора готовить график встреч по целевому району, пока слишком все точечно выходит.

Я почувствовал, как завибрировал телефон.

– Сейчас поговорим и об этом. Главный повод, по которому мы собрались, – организация выборного штаба. – Вибрация телефона не давала мне покоя, но я не мог достать его здесь. – Необходимо организовать взаимодействие лидера с выборным штабом, обрисовать типичные проблемы жителей района и передать всю необходимую информацию штабу.

Начальник штаба кивал в такт вибрациям телефона. Я быстро сказал, что подготовлю нужную информацию, и под недовольным взглядом социолога выскочил из кабинета. Пропущенный звонок от управления по приему обращений. Я перезвонил, трубку взяли сразу, и я попросил позвать девушку, которой передал бумагу.

– Привет, ты звонила?

– Да! Послушай, тут такой скандал утром был. Я отнесла начальнику, регистрировать и подписывать он не стал, позвонил кому-то в столицу. Был какой-то разговор, после чего он сказал докладывать ему, когда кто-то интересуется этими помещениями, и никакой информации не выдавать.

– А что ты думаешь по этому поводу?

– Из того, что я раньше видела, эти помещения оформлены как складские, под партийные нужды этих идиотов-экстремистов. – Я успел подумать, что напрасно она все это вываливает, ее телефон может просушиваться.

– Хорошо, я все понял, потом договорим, давай без телефона.

– Хорошо, пока.

Я аккуратно открыл дверь конференц-зала и прошел на свое место. Теперь разговор напрямую меня не касался, и я чувствовал себя свободнее. Несколько раз ко мне обращались, я отвечал на вопросы, но был в какой-то прострации. Вновь завибрировала трубка, я украдкой взглянул на экранчик – журналистка.

– Я должен готовиться к встрече лидера, – негромко я сказал социологу, вышел из кабинета и ответил на звонок.

– Алло, слушай, это помещения под склады! Под склады их партии, – быстро говорила она. – Не знаю, что там можно хранить, но между собой у них договоренность: бородатый до выборов должен выполнить какую-то задачу, а после может оставить их себе под бизнес. – Она была захвачена этим сюжетом.

– Тоже не понимаю, что хранит, но это мне подтвердили и в совете. Ты мне скажи еще вот что: ты не публиковала запись, которую я тебе дал?

Похоже, ее расстроило, что я не слишком обрадовался полученной ею информации.

– Нет, нигде, а что – не надо?

– Не надо, могут быть нежелательные последствия.

– Он что, угрожал тебе? – В ее голосе смешались беспокойство и вызов.

– Не мне…

– Кому же? – тише спросила она.

– Моей знакомой, с которой у него близкие отношения.

– Я ничего не поняла, но публиковать не буду, – сказала она.

– А не такие уж они идейные, твои соратники: на складах не только флаги хранят, но и машины моют, – перевел я тему.

– Да, он своего не упустит, но больше не называй, пожалуйста, их моими соратниками, – ответила она.

– Хорошо. Я сейчас готовлю шефа к встрече, потом хочу расслабиться, покидать мяч, а вечером можем встретиться, ты как?

– Хорошо, давай созвонимся.

– А ты какой коктейль любишь? – Я старательно менял интонацию разговора.

– Я не люблю спиртное. – Хоть она и согласилась встретиться, она держалась несколько отстраненно.

– Ну что-то же ты пьешь?

– Шампанское.

– Хорошо, давай я возьму шампанского, и мы поедем на море.

– Посмотрим, до свидания.

– Пока, – сказал я и услышал короткие гудки.

Неоправданный подъем таможенных пошлин в порту привел к сложной ситуации в городе: некоторые товары совсем пропали из магазинов, неоформленный груз накапливался в контейнером терминале, импортные продукты питания значительно поднялись в цене. Торговцы терпели большие убытки, а работа перевозчиков сделалась и вовсе невозможной: фуры неделями стояли в очередях на разгрузку или в ожидании растаможки импорта. Наш телеканал снимал подробные сюжеты об этом кризисе, и я круглыми сутками дежурил рядом с контейнерными терминалами, очередями груженых и пустых фур, брал интервью у работяг.

Тогда же, параллельно с полюбившейся мне работой на городском телеканале, я стал корреспондентом республиканской радиостанции, поэтому все ключевые фигуры этой истории старались завладеть моим вниманием. Я делал прямые включения о забастовках, перекрытиях дорог и голодовках, а вечером отписывал то же в студии телеканала. Работа занимала все время, порой было проще ночевать в студии, чем ехать домой. В эту зиму снега было необыкновенно много: некоторые районы города остались без транспортного сообщения, а моя машина с замерзшим антифризом стояла под домом. Уже почти год, как мы с рыжей перестали жить вместе, изредка она приезжала ко мне, чтобы заняться сексом, практически не разговаривая и не интересуясь жизнями друг друга. Она считала, что мне не нужно ничего, кроме работы и карьеры, а на чувства я попросту не способен. Часто наши встречи заканчивались ссорами, но они повторялись вновь и вновь: даже если от наших отношений не осталось практически ничего, кроме какой-то ревности к эпизодическим приключениям друг друга, нас неудержимо влекло друг к другу физически.