Текст книги "Стакан без стенок (сборник)"

Из рассказиков моего телефона

Случайная связь

В кармане звякнуло. Эсэмэска пришла с незнакомого номера. «Больше мне не звони». Он и не стал звонить, но, как вежливый человек, все же ответил – письменно: «Хорошо, не буду». Тут же получил: «Ты сволочь».

Весь день на душе было тяжело. Вечером послал: «За что?»

На следующее утро с того же номера пришло: «Так всё и кончится?» Взял себя в руки, написал сухо: «Вы неправильно набираете номер».

Но еще долго не стирал эту переписку.

Окончательный диагноз

«Скорая» выла и подпрыгивала. «Не закрывайте глаза, больной, – твердила сестра, – не закрывайте глаза, сейчас приедем».

Каталку бригада везла бегом.

«Радикальная мобилоэктомия, – сказал врач. – Показано полное иссечение, айфон химии не поддается».

Скальпель мерцал полированным серебром. Время остановилось.

Потом кто-то сказал: «Мы его потеряли, полная разрядка».

Но телефон тихо звякнул в области поджелудочной, и электрический голос произнес сквозь рыдания: «Абонент безвременно недоступен».

И он послушно закрыл глаза.

Вся рублевка стоит

Таких пробок здесь не было никогда. В небе плыли удивительных очертаний облака, и под этими облаками вилась бесконечная змея неподвижных машин, тускло сверкающих в сером облачном свете.

Он всегда ездил в это время – получасовой промежуток между правительственными кортежами и обвалом джипов и Bentley, принадлежащих рублевскому среднему классу, сто-двести личных миллионов на каждого, по подсчетам Forbes. Его Maybach, прогибая мостовую Кутузовского, не то полз, не то летел, Range Rover охраны осторожно лип к тяжелому немецкому заду лилово-кремово-го дредноута, а в результате пассажир лимузина входил в конференц-зал ровно в ту секунду, когда минутная стрелка застывала вертикально. Все знали, что за получасовое опоздание он может уволить кого угодно без объяснений, а за пятиминутное – потребовать от кого угодно объяснений в письменном виде. По заведенному им порядку секретарь при его появлении объявлял: «Председатель совета директоров компании “Петро Рос” господин Петр Росляков!», и все вставали. Американский этот обычай не столько грел его тщеславие – в сущности, он вообще не был тщеславен, – сколько, на его взгляд, задавал приличный тон отношениям и солидный стиль.

День его был расписан по минутам не в смысле распространенного фигурального выражения, а буквально, например: «Генеральный директор Северо-Уральского отделения – 13:17–13:38. Японские судовладельцы – 13:38–14:05. Ланч с японцами…» И так далее.

Если бы кто-нибудь мог остаться с ним наедине в его свободное время… Впрочем, предположение бессмысленное, поскольку понятия «свободное время» в его сознании не существовало, а если бы случайно у него из-за просчета помощника выдались пустые и бесполезные пять-десять минут (помощнику было бы сделано краткое и сразу последнее предупреждение), то ни с кем наедине он не остался бы, а быстро просмотрел бы документы к следующим переговорам, или доклад заместителя, или…

Но все же… Остаться наедине и спросить, не обременительна ли для него такая жизнь и не хочет ли он – хотя бы иногда – провести час, день, неделю без расписания, без обязательств, без охраны, без встреч с неприятными и норовящими обмануть его людьми, словом, без всего, что и составляет его обычную жизнь? Он очень удивился бы. А что же делать? Лечь и смотреть в потолок всегда широко открытыми и редко мигающими глазами? Или в небо? Или, наоборот, лечь на живот и смотреть во мглу подушки? И о чем думать? Если о корректировке контрактов, то какое же это свободное время, это работа, и заниматься ею лучше сидя, поскольку необходим монитор компьютера, а его, конечно, можно укрепить на потолке, или на подушке, или – тоже решаемая проблема – даже на небе, но зачем лишние действия?

Нет, сказал бы он – как мы уже знаем, его зовут Петр Росляков, – нет, никакого свободного времени мне не нужно. Благодарю вас, всего доброго.

И его вполне можно понять, если серьезно подумать. Ведь судите сами – что такое свободное время? Это время, которое мы заполняем свободно выбранными занятиями. А уж занятия Петра Рослякова, председателя совета директоров компании «Петро Рос», были им выбраны абсолютно свободно, свободней некуда. И учеба в достославной «Керосинке», Институте нефти и газа, среди выпускников которого, пожалуй, теперь не многим меньше миллионеров и даже миллиардеров, чем среди каких-нибудь гарвардских… И комсомольская беззаветная работа, приведшая его сначала в молодежный кооператив, а потом уж известно куда – как всех… И даже то, что некоторое время под статьей ходил – так ведь и это был его свободный выбор, хотя мог бы спокойно перекачать уже имевшиеся тогда активы куда-нибудь в Доминикану, да и сам… того… А он по своему свободному выбору здесь искал своей правды – и нашел-таки условно… И развод с женой, некогда комсомольской красавицей и активисткой, а впоследствии постоянной покупательницей, которую, как родную, встречал весь Третьяковский проезд, – все ей отдал, кроме минимума, необходимого для собственного сдержанного быта, – лишь бы на бизнес не претендовала…

Словом, он всегда был свободен, и следовательно, все время его было свободное.

Прозвище у него в компании было Электроник, то есть как бы искусственный, электрический человек. Кино детское когда-то было такое… Впрочем, никто это прозвище где попало не произносил – все знали, что чувство юмора не самое главное чувство у Петра Романовича, при том, что и прочие чувства тоже не слишком сильные…

Между тем на Рублевке, вообще известной своими пробками, продолжало твориться нечто невообразимое. Тяжелый, слегка сутулый, как все гиганты, автомобиль Рослякова уже не летел и даже не полз, а просто стоял, как и все остальные. Вероятно, нигде в мире не съезжается столько таких дорогих автомобилей, чтобы выстроиться без движения на плохой дороге протяженностью несколько километров. Сотни тысяч, если не миллионы долларов, воплощенные в лакированном железе, жгли дорогой бензин и стирали роскошную резину от самого кардиоцентра до Триумфальной арки. В машинах этих сидели люди, чьи рабочие минуты и часы стоили вполне соответственно их машинам. Дорожная полиция присутствовала при этом, не проявляя никаких признаков служебной деятельности, поскольку все, кому положено, уже проехали.

И вся Рублевка стояла.

Потому что в небе над шоссе плыли облака, и они извещали о конце света.

$ 30 за баррель

– вот что было написано в небе облаками – дымными, непрерывно движущимися и никуда не уходящими, подсвеченными тревожным огненным солнцем.

– Включай мигалку, – сказал Петр Романович шоферу.

Шофер молча включил мигалку и еще по собственной инициативе крякалку.

Естественно, ничего на дороге не произошло. Потому что даже если бы соседи, предшественники и последователи Рослякова все до единого решили пропустить его мигающий и крякающий автомобиль, им бы это не удалось – машины стояли бампер к бамперу и дверь к двери.

Жизнь прекратилась, не дожидаясь дальнейших указаний.

Во всяком случае, в уме Рослякова то, что происходило, было равно прекращению жизни, то есть именно концу света: он опаздывал.

Через пять минут он позвонил секретарю совета директоров и сказал, что сегодня на заседании не будет. Причин, естественно, сообщать не стал, как никогда их не сообщал никому и что бы ни случилось. Не стал и слушать, что начал говорить секретарь, – как, за редкими исключениями, не слушал никогда и ничьих объяснений, поскольку все они были лживыми, а истинные обстоятельства он знал сам, – просто отключил телефон.

Пробка стояла мертво.

Через полчаса ему позвонили по другому номеру и напомнили, что сегодня в двенадцать тридцать его, как и еще примерно с десяток человек, известных не столько по фамилиям, сколько по названиям самых больших в стране компаний, ждут в правительстве. Он начал объяснять, почему не сможет быть, но на той стороне отключились, не дослушав.

Тут только Росляков заметил, что сидит в машине один, если не считать, конечно, водителя, а помощника в салоне нет, как будто и не было. При этом даже если допустить, что помощник сбежал – чего допустить Росляков никак не мог, – то надо было бы понять, как он мог сбежать из машины, левые двери которой были блокированы правыми дверями белого Mercedes, а правые – левыми вишневого Jaguar.

Но факт состоял в том, что помощника и след простыл, и Петру Романовичу приходилось самому отвечать на звонки.

Примерно часа через полтора после того, как пробка встала абсолютно неподвижно, состоялось заседание совета директоров, на которое срочно собрали и мажоритарных акционеров компании «Петро Рос». Черт их знает, откуда они ехали и как добрались, но присутствовали все. Было принято решение о продаже контрольного пакета акций государственному акционерному обществу «Рос Петро». Блокирующий пакет, принадлежавший лично г-ну Рослякову П.Р., совет директоров предложил у владельца выкупить по цене, назначенной советом директоров. В голосовании по цене г-н Росляков не участвовал в связи с отсутствием на заседании, впрочем, если бы он присутствовал, его голос был бы единственным «против». Обо всем этом сообщил Петру Романовичу незнакомый голос, при этом зафиксировался неизвестный номер, с которого никто и никогда ему не звонил.

Одновременно мажоритариями было принято решение о смещении г-на Рослякова с поста председателя совета директоров в связи с невозможностью исполнения им своих обязанностей по объективным причинам.

Об этом наш герой узнал из выпуска новостей – водитель без приказа включил радио. При этом он и закурил в салоне.

Объективные причины конкретизировал звонок по третьему, сугубо личному телефонному номеру Петра Романовича Рослякова. Звонивший, конечно, не представился и сразу перешел к делу, которое завела прокуратура на гражданина Рослякова Петра Романовича по многочисленным фактам нарушений экономического законодательства страны, принесших государству ущерб, объем которого будет точно оценен в дальнейшем. Предварительно речь идет о миллиардах, а рублей или евро, не сообщается в интересах следствия.

Звонок по телефону, стоящему в машине, кратко известил о возбуждении уголовного дела по факту убийства гражданина Рузаева А.М., по каковому делу гражданин Росляков П.Р. привлекается в качестве подозреваемого. Ему предлагается явиться в течение двадцати четырех часов для дачи показаний, в противном случае он будет объявлен в международный розыск. Петр Романович попытался узнать, кто такой Рузаев и зачем его кто-то убил, но в телефоне уже была пустота. Причем это была не такая пустота, какая возникает в трубке после окончания разговора, а такая, как если бы Росляков поднес к уху булыжник.

Петр Романович глянул в окно, не полностью затянутое шторкой, потом в другое – и очень удивился: там, за окнами, были уже совсем не те машины, что стояли бок о бок с Maybach десять минут назад. Следовательно, пробка поехала! Он извернулся и посмотрел в заднее стекло – охраны позади не было, отстали, вероятно. Однако ж они не могли отстать, потому что вся их работа состояла в том, чтобы не отставать.

За три с лишним часа неподвижного сидения в автомобиле у Петра Романовича возникли не только деловые, но и физиологические проблемы. Как с ними справлялся водитель, оставалось загадкой. Только помощник, сволочь, выкрутился…

А машина Рослякова по-прежнему стояла, это он чувствовал. Общее движение пробки на нее не распространилось.

Тут, как всегда кстати, позвонила на давно выключенный номер бывшая жена. После пятнадцати минут плача по роумингу из Майами она сообщила, что заблокированы все ее счета, а как раз перед этим она обнаружила, что не пришел перевод от Рослякова за текущий месяц. Ей буквально нечем расплатиться за мелочи, только что купленные у Tiffany, не говоря уж о том, что ей просто не на что жить, и прислуга уже разбежалась, и дом зарастает грязью от гардеробных до бассейна. Росляков вдруг вспомнил, как он ее называл в подобных случаях до того, как избавился – за немалые деньги – от необходимости называть ее как бы то ни было. И уже едва не произнес это короткое и эффективное, но почти забытое им слово, однако она опередила его аргумент в дискуссии: если ты, Росляков, сказала она, немедленно всё не наладишь и я не смогу расплатиться и у Tiffany, и у Donna Karan, я подаю в суд. И ты мне отдашь половину акций, как нечего делать.

Петр Росляков, тридцать восьмой в русском списке Forbes, злорадно сказало радио, по некоторым сведениям, уже покинул страну. Источник в аэропорту «Шереметьево» сообщил, что арендованный Росляковым девятиместный самолет класса бизнес-джет взял курс на Франкфурт, откуда полет продолжится в Лондон. Таким образом, Петр Росляков, видимо, станет очередным российским лондонцем, скрывающимся в гостеприимной британской столице от закона.

…Он закрыл глаза. Пейзаж, который теперь лежал перед ним, уже никак не напоминал Рублевку.

По всей дышащей болотными парами равнине стояли игрушечные журавлики – из тех, что клюют и клюют в блюдце, дно которого чуть покрыто водой. Только эти журавли были гигантские и несколько условной формы, так что напоминали игрушки лишь общими очертаниями и характером движений.

Их были сотни.

И над ними плыли те же страшные облака.

Петр Романович Росляков беспрепятственно открыл дверь машины и ступил на пружинящую болотную почву. В эту же секунду на горизонте полыхнул и ровно загорелся гигантский факел.

– Ничего страшного, Петр Романович, – успокоил, как маленького, немедленно оказавшийся рядом помощник. – Нормальное явление. Углеводороды же…

Росляков шагал по болоту сшитыми на заказ туфлями John Lobb. Настроение у него сделалось прекрасное.

– Пошлите в совет директоров мой протест и категорический отказ подчиниться их решениям, – на ходу диктовал он помощнику, и тот умудрялся на ходу же записывать все в ноутбук и распечатывать на принтере, парящем в воздухе рядом. – Собрание мажоритарных акционеров незаконно, поскольку не была заранее объявлена повестка дня, – продолжал Росляков. – И немедленно позвоните генеральному прокурору, я хочу переговорить с ним сейчас же. Жене переведите… ну, сами там подсчитайте, сколько она просит, и пошлите половину. Предупредите, что если она подаст в суд, я вообще перестану платить и по крайней мере до решения суда она сама будет мыть полы у себя в Майами… А Tiffany пусть вернет, хватит у нее и так побрякушек. Теперь насчет Рузаева – подключите федеральную службу, им за что деньги платят?..

Тут впереди замаячила спина шофера. Не оборачиваясь и не выпуская сигарету изо рта, он пробормотал «что-то совсем борзеет хозяин», но тут же и смолк: Росляков, не вставая со своего сиденья, как будто и не вставал, сильной рукой врезал наглому холую по шее, так что сигарета вылетела и скрылась далеко впереди, там, где туманно виднелась Триумфальная арка…

– Не смей курить, здесь все огнеопасное! – рявкнул Росляков, и шофер съежился, скукожился, смазался и сник до полного исчезновения.

А нефтяное поле лежало впереди, по бокам, позади, везде полыхали без всякой пользы факелы, били черные фонтаны и бурильщики размазывали бурые потеки по радостным лицам…

– Сырьевая экономика, – заканчивал свое выступление Петр Росляков, Россия, компания «Петро Рос», – не хуже любой другой экономики, господа. Все, что нужно людям, делается из сырья, а без такого сырья, как нефть, вообще невозможно существование человечества. Мы отвечаем за планету, которую Бог поручил нашим заботам, и мы просто обязаны добывать углеводороды, и те страны, на долю которых выпала нелегкая миссия обеспечивать цивилизацию энергетическим сырьем, должны пользоваться особым уважением всего мира. Мы – сырьевой придаток, господа? А как понравится вам звание «технологические придатки сырьевой экономики»?

Форум тридцать секунд переваривал эту дерзость, но потом все же взорвался аплодисментами.

Петр Росляков открыл глаза.

Пробка действительно понемногу начала двигаться.

Вполне еще можно успеть к началу утреннего совещания.

Все было обычно, водитель сидел прямо, представить себе его говорящим или тем более курящим в машине было невозможно. Помощник деликатно смотрел в сторону, чтобы взглядом не побеспокоить задремавшего начальника.

Поток все ускорялся, ближе к «Киевской» поехали вообще нормально.

Небо над всем городом было абсолютно чистое, ни облачка.

– Посмотри сегодняшнюю цену, – велел Росляков помощнику, – там вроде бы что-то происходило…

Парень пролетел быстрыми, как у приличного пианиста, пальцами по клавишам ноутбука.

– Все нормально, Петр Романович, – улыбнулся он, – поднимается, расчетами на завтра сто восемьдесят два…

Росляков откинулся на сиденье, снова прикрыл глаза.

Жизнь идет правильно, в полудреме подумал он. Жизнь должна идти правильно.

В это время запищал телефон – тот, который личный.

Помощник ответил и надолго замолчал, потом, так же молча, нажал отбой.

– Что там? – спросил Росляков, уже зная, что там. Жизнь должна идти правильно, подумал он, должна, должна! Почему же…

А вокруг уже останавливались, вжимаясь в стальную толпу, дорогие машины, которые только здесь скапливаются в таких количествах.

Рублевка опять стояла в пробке, и никто не знал, когда она снова поедет.

С востока небо начало темнеть, и, непрерывно меняя форму, поплыли над Москвой облака.

Осажденный

Все меньше хочется выдумывать. Видимо, попал под влияние общей тенденции.

А уж если выдумывать, то что-нибудь несусветное – летающих женщин, бессмертных мужчин, демонов и ангелов – в общем, всякую фантастическую белиберду, которой и без того хватает, включая не белиберду, а классику… Впрочем, это не останавливает. Что ж, если майорский нос гулял сам по себе вдоль питерских каналов, так уж после этого ничего и не выдумай? И пусть себе кот садился в трамвай, потирая усы гривенником, – никто не запретит и нам придумывать сказки и фантастические романы…

Да что угодно, лишь бы не начинать тоскливую как бы реалистическую тягомотину: «Ранним весенним утром Петр Иванович Семенов, господин средних лет, живущий в гигантском столичном городе, вышел из подъезда своего многоэтажного дома и отправился в большой банк, где он служил топ-менеджером…» Ужас! К тому же сразу, как только потребуются детали, начнешь путаться и нести чушь, поскольку сам менеджером ни топ, ни каким другим в банке не служил, квартируешь в умирающей пятиэтажке, и не средние идут твои годы, а вполне уже, по чести говоря, преклонные.

Нет, положительно – нон-фикшн притягателен! И никаких фантазий не надо. Не надо напрягать воображение, а потом получать от критика презренное клеймо «булгаковщина» (а то и вовсе «аксеновщина»). И жизнь изучать в ее конкретных и разнообразных проявлениях не требуется – достаточно одно проявление записать точно и без прикрас, а читатель уж сам извлечет из этой правды свою, ему необходимую правду.

Да, положительно – только нон-фикшн! Хватит беллетристики, побаловались, пора и честь знать. Вот вам истинная история, документально подтвержденный случай.

Итак:

Ранним весенним утром Петр Иванович Семенов, господин средних лет, живущий в гигантском столичном городе, вышел из подъезда своего многоэтажного дома и отправился в большой банк, где он служил топ-менеджером. Паспортные данные Петра Ивановича, его ИНН и номер страхового свидетельства государственного пенсионного страхования, а также адрес по месту постоянной регистрации и другие реквизиты любой желающий может найти в социальных сетях, Фэйсбуке, Одноклассниках и прочих. Там же, в Фэйсбуке, вы можете ознакомиться и с той историей, которую мы собираемся вам здесь рассказать, но, конечно, там она будет изложена пристрастно, а здесь мы абсолютно объективны. Так что, если понравится – лайкните. А если вас смущает то, что на старомодном листе бумаги, содержащем слишкам многа букаф, и лайкнуть-то негде, то лайкните где угодно, какая разница.

Итак:

Ранним весенним утром… Весна в том году была короткая, зато жаркая, в полном соответствии с обещаниями ученых – в основном, как обычно, британских – вовсе упразднить сдержанно жизнерадостные демисезоны, весну и осень, оставив только экстремистские лето и зиму. Поэтому Петр Иванович вышел из дому налегке. На нем были: узкое и коротковатое, из черного кашемира, соответственно текущему деловому тренду, пальто нараспашку… А также узкий, строго по тренированной фитнесом фигуре темный костюм… И, понятное дело, сияющие ботинки стиля oxford brogues. Уже только по вышеописанному экстерьеру можно было бы заключить, что жизнь Семенова удалась, или, чтобы употребить актуальный оборот, состоялась. Если же добавить, что спустя пять минут он вновь появился в нашем поле зрения, но уже выехав из паркинга под домом на автомобиле почтенной немецкой марки и модели текущего года, то следует признать, что жизнь его не только состоялась, но именно удалась.

Итак:

Петр Иванович Семенов, господин средних лет… Средних – это сорока трех. К такому прекрасному возрасту у нашего фигуранта (воспользуемся популярным в текущие времена борьбы с коррупцией словом) было все, что положено фигуранту. Несколько счетов не только в родном банке, но и в других, отделенных от РФ госграницами. Приличный домик в Испании и еще более приличный по известному Новорижскому шоссе. Еще одно транспортное средство, находящееся в пользовании жены, японский затейливый кроссовер. И, наконец, сама жена, девушка Алена Васильевна Семенова, неполных тридцати пяти лет, со скромным модельным прошлым и столь же скромным деловым настоящим, обремененным заботами о собственном оздоровительном бизнесе «СПАщая красавица». Пусть нас простят за упоминание близкого Петру Ивановичу человека в ряду его материального имущества, тут ничего обидного нет, а только логика жизни.

Итак:

Живущий в гигантском столичном городе… Боже, как удивителен этот город! Не будем даже и пытаться перечислить хотя бы главные чудеса – просто проедем по его Третьему транспортному кольцу, будь оно неладно с его вечными пробками, да оглянемся вокруг, да задохнемся от вида небоскребов, упирающихся в сиреневое от гари небо, да зажмуримся на мгновение, взлетая по стартующей в бесконечность эстакаде, да представим себе это пространство, эти двадцать миллионов обитателей, эти миллиарды вдохов и выдохов… И миллиарды рублей, добавим мы, так же растворенных в городском воздухе, как дыхание горожан и выхлопы машин, в основном пока еще не соответствующие современным европейским стандартам. Только вдохов и выдохов на всех горожан приходится примерно поровну, выхлопы зависят от года выпуска автомобиля и мощности… А денежки вообще выпадают из воздуха сугубо неравномерно, густо оседая на некоторых депозитах и совершенно игнорируя большинство текущих, зарплатных и пенсионных, счетов и просто дырявые карманы среднего населения – не путать со средним классом. В результате возникает, как сказали бы электрики, разница потенциалов, а где разница потенциалов, там и напряжение, спросите у тех же электриков, а где напряжение, там, того и гляди, пробежит искра и, соответственно историческому прецеденту, возгорится из нее пламя. Черт возьми! Черт возьми, иногда восклицал про себя Петр Иванович, да что ж они, не видят, что ли?! Кто они, Семенов отчетливо не представлял, но на всякий случай время от времени принимал участие в, как говорится, протестных акциях. Он шел или стоял на мостовой вместе с немалым количеством горожан, среди которых встречалось порядочно таких же господ в кашемировых пальто, тоже, видимо, смущенных разностью потенциалов – впрочем, возможно участвующих в упомянутых акциях лишь соответственно тренду, то есть моде, вроде как на то же узкое и укороченное пальто.

Итак:

Вышел из подъезда своего многоэтажного дома… Не всегда П.И. Семенов жил в этом многоэтажном новостроенном доме (монолит, планировка свободная, первичная отделка) со своею женой Алёной и девятилетним сыном Иваном. Вернее, сын тогда еще только намечался, а Петр и Алёна жили в малогабаритной трешке с родителями Алёны и ее младшим братом. Район Капотня для готовящегося возникнуть сына был не слишком подходящим. Да и совместная жизнь с родителями жены тяготила, прямо скажем, бедного – тогда еще бедного – Семенова даже больше Капотни. А у самого героя жилья не было никакого, поскольку он происходил из города Каменска-Шахтинского Ростовской области. И совсем недавно он произошел из простого менеджера в старшие менеджеры по работе с физическими лицами… Короче, еще много денег на срочные и специальные, особо выгодные вклады утекло, прежде чем безо всякой ипотеки Семенов приобрел четырехкомнатную в новостройке, в тихом, но перспективном районе Октябрьского Поля. В эту квартиру тесть с тещей приходили только в гости, никак не отвыкнув приносить с собою домашние заготовки квашеных огурцов и капусты, которых никто в доме Семеновых давно не ел, предпочитая обходиться продуктами из приличных магазинов. Открывая гостям, а спустя некоторое время закрывая за ними стальную дверь с сейфовыми замками, Петр Иванович всякий раз удовлетворенно отмечал и толщину, и качество стали, и хитроумность замков любимой двери, потому что только на нее и была вся надежда.

Итак…

И отправился в большой банк, где он служил… Именно служба в банке и привила Петру Ивановичу Семенову любовь к стальным дверям и веру в них как в единственное достойное препятствие той самой искре и тому самому пламени, о которых говорилось выше. Будучи работником банка, он отчетливо представлял себе, как всё ненадежно в этом ненадежнейшем из миров. Он помнил, как в страшные дни уже далекого, слава Богу, первого кризисного года тихо шумела у стеклянных, слегка усиленных решетками входных дверей банка толпа угрюмых вкладчиков и как ему хотелось оказаться тогда в сейфовом помещении, за броневыми дверями, и никогда не выходить оттуда. А ведь еще не было тогда не только сына Ивана, проводящего теперь, к счастью, учебный год на безопасном острове, однако ведь на каникулы-то возвращающегося на родину, но и жены Алёны, слабой бизнесвумен… Какие двери?! Вырвут танком. Привяжут тросом и вырвут.

Итак:

Топ-менеджером… В этом качестве он имел возможность слегка растянуть обеденное время и, допивая американский кофе с молоком в одном из наиболее приличных итальянских кафе, которых вокруг банка развелось больше, чем в каком-нибудь квартале Милана, беседовать с коллегой, таким же топом, о том, что волновало. «Дом надо строить, вот что, отсидимся, если что, по-любому, – говорил он коллеге, и коллега соглашался, а Семенов продолжал так же убежденно и невразумительно: – Умные люди давно в дома посъезжали, отсидятся, если что, по ходу…»

Тут мы простимся с уже поднадоевшим приемом и прекратим раскручивать одну первую фразу, тем более что мы ее уже до конца использовали. Дальше изложение будет строгое и документально подтверждаемое – если хотите, ссылки на соответствующие сайты пришлем. Действие продолжается уже летом, наступившим вслед за тою ранней весной, и осенью, довольно быстро вытеснившей то лето.

Итак:

Петр Иванович Семенов, у которого, как сказано, уже были дом в Испании и еще один, совсем нехилый, по Новой Риге, решил строить третий, совершенно особого типа Дом – именно такой, с большой буквы «Д».

Дом этот должен был стать одной сплошной стальной дверью, которую не вырвешь никаким танком, да и, собственно, неоткуда будет ее вырывать – кругом вроде дверь… Пожалуй, что и дверь эту будем писать с большой «Д».

Для начала Петр Иванович Семенов продал испанскую и новорижскую недвижимость, поскольку искомой безопасности ни та, ни другая не предоставляли, а деньги имело смысл пустить на строительство Дома, уже шедшее полным ходом и быстро истощавшее счета, один за другим. Конечно, можно было бы ограничиться усилением обороноспособности новорижского жилища, но это было бы затратнее, чем построить Дом с нуля, – Петр Иванович через некоторых знакомых был осведомлен, во что обходится реформа обороноспособности. Кроме того, Семенова смущало расположение дома: его привлекательная престижность, увеличивающая цену каждой сотки, увеличивала и риск – пламя, если возгорится, был уверен Семенов (и не он один был в этом уверен), прежде всего полыхнет именно на Рублевке и Новой Риге… Что касается Испании, региона Марбелья, то относительно этого жилья сомнения у Петра Ивановича усиливались после почти каждого выпуска новостей. Буйные толпы, шатающиеся по улицам Южной Европы, в том числе Испании, сюжеты о раздаче бесплатной еды голодным и забастовках госслужащих, лишенных тринадцатых зарплат, бутылки с «коктейлем Молотова», летящие в полицейских, – всё это нисколько не привлекало Петра Ивановича, и он даже сожалел, что когда-то купил испанский домик. Вложение можно было сделать и много более выгодное – к примеру, купить еще одну московскую квартиру, в сталинском доме, да сдать дипломату, или две элитных однушки в новостройках и тоже сдать, своему брату менеджеру, только еще начинающему…

Словом, теперь Петр Иванович Семенов строил Дом.

Участок был выбран идеальный – на небольшом (проще защищать) полуострове, выступающем в водохранилище. Конечно, получить разрешение на покупку этой, еще недавно принадлежавшей районной администрации земли в прибрежной зоне было непросто. Тут речь даже не шла о том, чтобы кому-нибудь занести, как положено, тут решалось всё на уровне бескорыстных личных контактов в тесном и почти совершенно закрытом кругу. Однако ж желание Петра Ивановича было настолько сокрушительным, что однажды он услышал заветное «ну, если горит тебе, Петруха, стройся, только на новоселье не забудь позвать», и стройка началась.

Началась она даже не с нулевого, а с подводного цикла: в водохранилище вокруг полуострова была установлена мощная стальная сетка, исключающая приближение к будущему Дому любых плавсредств, включая субмарины. Эта сетка была установлена по примеру военно-морских баз и стала как бы подводной Дверью.

Потом были проведены саперные работы на перешейке, соединяющем полуостров с материком – то есть с бывшим совхозным полем, понемногу распродающимся под коттеджи и таунхаусы. Минирование обошлось без чрезвычайных происшествий, оставленный для хозяев и нужд дальнейшего строительства проход был обозначен широкой аллеей молодых сосен, в целях маскировки перемежающихся с беспородной растительностью.

Работы велись в ночное время, бригада молдаван немедленно по окончании была депортирована на добровольной основе, снабженная выходным пособием и советом всё забыть.

Жена Алёна поначалу ни во что посвящена не была, но, как любящий человек, что-то почувствовала. Петя стал более молчалив, чем был прежде, глаза его приобрели еще более обычного сосредоточенное выражение, а на письменном столе в его домашнем кабинете теперь постоянно лежал школьный учебник физики, раскрытый на странице, на которой рассказывалось о разнице потенциалов, чреватой искрой… Кроме того, она слышала, как муж задумчиво, за какой-нибудь несложной работой, повторял стихотворную строчку «…из искры возгорится пламя…», хотя вообще стихов не любил и не знал. Когда же Петр Иванович привез ее взглянуть на завершающееся строительство Дома, уверенность ее окончательно сформировалась.