Текст книги "Аквариум – 3"

– Нет, я впервые вижу этот документ.

– Жаль, господин Дронов, – продолжал Буров, как показалось Виктору, с некоторой издевкой, – раз вы занимаетесь закупкой американской техники, да еще эмбарговой, вам надлежало бы знать, что американцы жестко контролируют свой экспорт, особенно в СССР и его сателлиты. Они с этой целью создали специальный комитет за контролем за экспортом эмбаргового товара КОКОМ. Уж о нем-то вы должны были слышать. Так вот, – продолжал назидательно Буров, – они хорошо знают, что русские ведут охоту за их высокими технологиями. А эта бумажка называется форма ИТА-629 Министерства торговли США.

Бурову, по всей видимости, доставляло удовольствие уличать Дронова в незнании таких элементарных вещей в бизнесе и прочитать лекцию о предмете, который он прекрасно знал.

– Так вот, молодой человек, моя фирма уже много лет поставляет американское оборудование, запрашиваемое вашими заказчиками. По характеру заявки мне совершенно ясно, что представляет из себя ваш заказчик и для чего ему требуется это оборудование. В принципе я могу поставить вам это оборудование, но если вы внимательно прочитаете вот эту бумажку, то увидите, что американцы требуют ее заполнить и указать конечного покупателя, где это оборудование будет использоваться. И он, заказчик, должен поставить свою подпись и указать, где и как эта техника будет использоваться. Уверен, что ваш заказчик никогда не поставит свою подпись и не укажет, где и как оно будет применяться. Ибо янки никогда не разрешат его поставку в СССР.

– То сеть, господин Буров, – прервал Дронов монолог шведа, – вы хотите сказать, что нам откажут в приобретении этого оборудования? Я, право, не знал о таких жестких правилах, – признался Дронов, немного слукавив.

Он действительно не знал о таких тонкостях, о которых рассказал Буров. Со шведом сделка проходила по принципу товар-деньги-товар, никто особенно не интересовался, каким образом швед закрыл конечного покупателя, никто, в том числе Центр, не вдавался в детали добывания аэрофотокамеры.

– Нет, почему же, – отвечал Буров. – Я бы не сказал, что для вас все пути закрыты. Вы же коммунисты, для вас нет крепостей, которые вы не можете взять.

– Конечно, если вы поможете их взять, – вставил Дронов.

– Может быть, – снова продолжил Буров. – Выход можно всегда найти. Обратите внимание на последний абзац этого американского документа. Там сказано, что любые заявления, утаивание существенных фактов, либо неспособность представить требуемую информацию может повлечь за собой лишение права участвовать в американском экспорте. Это напрямую касается меня, если я возьмусь за это дело и буду уличен. Обходные пути, конечно, существуют, но за это надо платить втридорога. Вот я вижу в вашем списке стоит анализатор Фурье. Вы знаете, что из себя представляет этот прибор?

– Нет, – ответил Дронов.

Он действительно не знал, что это такое.

– Ну вот, – начал объяснять Буров. – Это очень сложный прибор двойного использования. Его можно использовать для чисто научных и военных целей в атомной промышленности. У меня есть заказ на несколько анализаторов Фурье для университета в Осло. Можно попробовать ваш заказ присоединить к норвежскому. Короче, что-то можно придумать, но это будет стоить больших денег. Надо кое-кому дать, чтобы все прошло гладко. В эмбарговых товарах есть еще одна сложность. Американцы иногда проверяют, где и как используется поставленное ими оборудование. С этой целью могут через своего советника по науке и технике в посольстве проверить поставленное оборудование. Представьте себе такую ситуацию, я закажу вам прибор, назову ложного конечного покупателя, а американцы через пару месяцев после поставки прибора проверят. Что мне тогда делать?

Буров в конце концов взялся поставить образец анализатора Фурье. Через этот канал было добыто много важных образцов техники и после отъезда Дронова в Союз. Несмотря на антисоветизм Бурова, он прекрасно работал. Его прежде всего привлекала большая прибыль: он получал деньги наличными и скрывал свои барыши от уплаты налогов.

Работа с Буровым по образцам эмбарговой техники была хорошей школой для Дронова.

Последний год загранкомандировки пролетел как одно мгновение.

В июне 1962-го Виктор провел последние встречи с Адамсом, прибывшим в Стокгольм читать лекции. От него получили несколько документов в соответствии с перечнем. Договорились, что Адамс через конспиративный адрес сообщит место и время своего очередного прибытия в Европу в следующем году.

15 сентября 1962 года Дронов стоял на верхней палубе теплохода «Михаил Калинин» и махал рукой провожающим его товарищам. Он прощался со страной, которую успел полюбить и которой никакого вреда не причинил. На душе было радостно и тревожно. Радостно от предстоящей встречи с Родиной, от недавней шифровки из Центра, в которой сообщалось, что Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешное выполнение заданий командования его наградили орденом «Красной Звезды», тревожно оттого, что его ожидало в будущем.

Глава 2
НЕСОСТОЯВШАЯСЯ КАРЬЕРА

Дронов шагал по коридору одиннадцатого этажа ГРУ и вспоминал, с каким трепетным волнением шел здесь впервые четыре года тому назад, получив назначение после окончания академии. Ему казалось тогда, что он попал в какой-то совершенно другой таинственный мир, где за каждой дверью витал дух великого Рихарда Зорге.

В коридоре было безлюдно и загадочно тихо. Тусклые лампочки на потолке слабо освещали помещение без окон. Тишину иногда нарушал стрекот пишущей машинки за дверью какого-нибудь кабинета.

Точно в назначенное ему время будущий разведчик робко постучал в дверь указанного в пропуске кабинета. Мужчина в штатском, выше среднего роста, с большими залысинами на высоком лбу, по-спортивному стройный и подтянутый, в сером в клетку костюме, с узким интеллигентным лицом на приветствие Дронова сухо протянул руку и, назвав себя Александром Дмитриевичем, указал на единственный свободный в комнате стул. Кабинет представлял из себя маленькую комнату с одним окном без штор, двумя канцелярскими столами и большим металлическим сейфом в углу у окна.

Александр Дмитриевич не спеша вынул из сейфа тонкую картонную папку и положил ее перед собой на стол.

– Значит, вы к нам пожаловали из академии, – растягивая тонкие губы в чуть заметную насмешливую улыбку, начал направленец[9]9
  Оперативное управление ГРУ состояло из нескольких направлений (отделов) по географическому делению и театрам военных действий. В направлении было несколько участков (отделений), например, шведский, датский и т. д.


[Закрыть]. – Закончили с золотой медалью, – заглядывая в папку, продолжал Александр Дмитриевич, – похвально. Английский, немецкий, совсем неплохо для маленькой Швеции. Ну, хорошо, Виктор Никифорович, давайте представим себе на минутку, что вы прибыли с семьей в Стокгольм и стоите со всем своим скарбом на перроне, растерянно смотрите по сторонам в надежде увидеть встречающих вас сограждан. Но никто к вам не спешит. Ваш взгляд останавливается на мужчине в белом фартуке с огромной металлической бляхой на груди и незнакомыми словами. Вы догадываетесь, что это носильщик. Вот, давайте попробуем эту ситуацию проиграть, – неожиданно перешел Александр Дмитриевич на хороший немецкий.

Дронов не ожидал такого резкого поворота в разговоре и начал с того, что предпочел бы обратиться к носильщику на английском, так как не силен в немецком. Услышав в ответ, что носильщик не говорит на английском, вынужден был напрячь всю свою память и с горем пополам, вспотев от напряжения, начал извлекать из глубин своей памяти немецкие слова и выражения.

Судя по тому, как морщился и старался спрятать улыбку в своих тонких губах Александр Дмитриевич, Дронов понял, что его немецкий не доставил большого эстетического удовольствия офицеру направления…

Все это вспомнилось Виктору перед тем, как он уверенно открывал дверь все той же комнаты 1107 на одиннадцатом этаже.

Встречал его уже другой офицер. Александр Дмитриевич, как ему было известно от товарищей по работе, трудился давно где-то за рубежом. На оперативных участках долго не засиживались.

После обмена приветствиями и короткой беседы направленец позвонил по внутреннему телефону и пригласил Дронова к начальнику направления.

Полковник Раевский Владимир Александрович, бывший заслуженный летчик-истребитель, участник Великой Отечественной войны, тепло встретил Виктора, вышел к нему навстречу из-за стола, поздоровался, поздравил с орденом, дружески похлопал по плечу, пригласил сесть. Дронов, как было положено по уставу, доложил о прибытии для дальнейшего прохождения службы. Еще в Швеции Разумихин официально объявил ему, что его берут на участок к Раевскому, чему Виктор очень обрадовался, так как попасть после загранкомандировки в оперативное управление считалось для разведчика высочайшей честью и большим достижением.

В оперативное управление отбирали, как правило, офицеров лучших из лучших, которые имели конкретные результаты в вербовочной работе за рубежом и рассматривались, как перспективные разведчики для дальнейшей работы в «поле». Офицеры оперативного управления составляли элиту ГРУ, из них выходили резиденты, руководящие работники Центра. Оперативное управление было кузницей разведчиков-вербовщиков. У них не было никаких привилегий, кроме возможности в любое время выехать по приказу командования за рубеж в любую страну мира и выполнить задание Родины. Возможность заниматься любимым делом и приносить конкретную пользу – было единственной привилегией. Именно это многих честных людей и привлекало в разведку, потому что разведка это такой вид человеческой деятельности, который можно было с достаточно высокой степенью точности объективно измерить. В агентурной разведке есть такие аналитические весы, которые позволяют оценить труд каждого оперативного офицера. С другой стороны, разведка как деятельность таит в себе много соблазнов, искушений, невидимых подводных рифов, о которые можно разбиться. Она привлекательна и для людей авантюристического склада, проходимцев, любителей острых приключений, так как дает широкий простор для относительно бесконтрольных или трудно контролируемых действий, большую самостоятельность в принятии решений.

Раевский был известный в ГРУ офицер. Владимир Александрович дважды успешно работал за рубежом, имел конкретные результаты в вербовочной работе. Офицеры уважали Раевского за скромность и порядочность, простоту в общении с подчиненными, у него был настоящий авторитет, опиравшийся на высочайший профессионализм и незаурядные человеческие качества. Он любил повторять, что если уверен в своей правоте, не бойся отстаивать свое мнение, пойти против течения. Самым большим его достоинством было то, что он не отрывался от людей. А ведь одной из характерных черт того времени было то, что человек, став начальником, вдруг становился другим, напрочь забывал о своих корнях.

Беседовать с Раевским было легко и приятно. Он хвалил работу Дронова в Швеции, дал высокую оценку его действиям с Адамсом, интересовался личными делами, устройством в Москве, спрашивал, как намерен провести отпуск. Обычно личная жизнь мало интересовала начальство. Раевский резко отличался в этом отношении от многих руководителей. Его занимало все. На этой почве у него возникали столкновения с руководством. Будучи очень спортивным человеком, он увлекался плаванием, имел обыкновение на работу и с работы ходить пешком, преодолевая ежедневно многокилометровый путь, игнорируя автомашину, которая полагалась ему по должности. Начальство косилось, подозревая в этом подрыв авторитета власти предержащей. Когда Раевский стал обедать с офицерами своего направления в общей офицерской столовой, не посещая спецзал для руководства, начальство не выдержало. Его вызвали на ковер и устроили головомойку.

Несмотря на то, что он давно занимал генеральскую должность, генерала ему не присваивали, поговаривали, что когда-то, находясь в длительной загранкомандировке в Германии или в Австрии, набил морду одному венгру, бежавшему в 1956 году из страны, оскорблявшему публично в баре Советский Союз. Попал в полицию. Потом это пятно было уже невозможно отмыть. Другой раз ему не повезло уже на родине. Возвращался как-то домой с работы поздно вечером, ехал на троллейбусе. Трое подвыпивших мужиков стали приставать к молодой женщине. Раевский вступился за женщину. Кончилось тем, что попал в отделение милиции, был составлен протокол, пришлось показать документы. К нему претензий не предъявили, но протокол направили по месту службы, в котором выражалась благодарность за гражданский поступок полковника Раевского. Однако в политотделе посчитали, что тот раскрыл себя перед гражданскими властями. Раевского несколько раз представляли к званию генерал-майора, но инстанции, то есть ЦК КПСС, всякий раз возвращали представления назад, не объясняя причин. Поговаривали, что у него был на связи какой-то ценнейший агент, но об этом было не принято судачить.

Во время беседы Дронов заметил, скорее почувствовал, что Владимир Александрович что-то не договаривает, как-то неловко улыбается, отводит глаза в сторону. Наконец, преодолевая, видимо, какое-то внутреннее смущение, Владимир Александрович сообщил Дронову, что руководство ГРУ, учитывая, что ему придется периодически выезжать за рубеж на встречи с Адамсом, решило направить его под «крышу» в Минвнешторг, чтобы отлегендировать свое пребывание в Союзе. Наиболее удобно и логично это было сделать, по мнению начальства, через МВТ. Начальник направления выразил сожаление, что вынужден расстаться с офицером, на которого возлагал большие надежды. Дронов вначале был несколько обескуражен неожиданным для него решением начальства, но сумел взять себя в руки, подумав: что Бог ни делает, все к лучшему.

Через несколько дней Дронов с семьей отправился отдыхать в южный санаторий. Там он встретил много однокашников, вернувшихся из длительных зарубежных командировок. Из бесед с товарищами узнал, что не у всех в первой командировке судьба сложилась удачно: некоторые погорели на подставах, были объявлены персонами нон грата и высланы из страны в двадцать четыре часа, другим не повезло больше: они стали жертвами предательства. Были и такие, кто не выдержали проверки на прочность: ударились в пьянство, завели сомнительные связи с женщинами и были досрочно откомандированы в Союз. Некоторых подвело здоровье. Конечно, подавляющее большинство молодых разведчиков, однокурсников Дронова, справились с заданиями командования на командировку и вернулись на родину с положительными результатами. Некоторые были отмечены правительственными наградами и благодарностями.

За четыре года работы в Швеции Виктор прошел хорошую школу разведывательной деятельности в стране с жестким контрразведывательным режимом, стал довольно опытным работником, у него появилась уверенность в собственные силы, исчезли ненужные иллюзии о суперразведчиках, вербующих повзводно, как выражался один генерал, читая лекции в академии. В то же время в общении с товарищами он стал заносчивым, несколько амбициозным. По всей видимости, орден немного вскружил ему голову. В санатории Виктор с горечью думал и о том, что его обидели, не оценили по достоинству. Теперь он знал себе цену и мог сравнивать свою работу с другими. Все больше и больше его точил червь зависти, особенно когда он узнавал о случаях, как некоторых бездарей вдруг повышали в должностях, направляли на учебу в академию Генерального штаба или продвигали по службе.

«Здорово меня объехали, – с горечью и завистью думал он. – Окончил академию с золотой медалью, послали на самую низкооплачиваемую должность инженера торгпредства с прежним мизерным окладом. Только двое таких дураков нашлось на всем курсе, промолчали, как телята, а горлопаны добились своего».

– Ничего, покажешь себя в работе и все тебе компенсируем с лихвой, – успокаивающе напутствовал его один начальник, узнав случайно о мизерном окладе Дронова. – У меня этот вопрос на контроле будет.

Через месяц этот барин, забыв о своем обещании, отправился сам на высокую должность в загранкомандировку во Францию.

«Черт знает что, – продолжал рассуждать Дронов. – Такая несправедливость, и я должен со всем этим мириться. Тебя бьют по одной щеке, подставляй другую. Нет, заповедь Христа не для меня, а может быть; я неправильно ее понимаю. Теперь вижу, что сработал хорошо и достоин большего. Почему Борисенко, пустого, недалекого, с грехом пополам окончившего академию и ничего не показавшего за рубежом, направили учиться в академию Генштаба? А другого бездаря Зотова с повышением ставят на участок в оперативном управлении? Ты старался, вкалывал, и все коту под хвост, как был офицером, так и остался, даже старшим офицером не сделали: говорят, потерпи, пока нет свободных должностей. Нет, надо как-то бороться, сопротивляться, иначе эти шустрые ребята с мохнатыми лапами и острыми локтями с потрохами проглотят и никто о тебе и не вспомнит. Раньше, увлеченный работой, я как-то не замечал всей этой возни, а сейчас все больше и больше вижу чудовищную несправедливость, без протекции, без поддержки никуда не попадешь, хоть в лепешку расшибись. Нет поддержки, значит, надо самому двигать себя, не считаясь с методами и средствами. Видно, в этой сволочной жизни все средства хороши, если они ведут к достижению цели, тебя никто не осудит, когда ты добьешься власти. Цель оправдывает средства».

Только теперь Дронову становились понятны тонкие механизмы Движения людей наверх, по служебной лестнице. Он стал понимать, что далеко не достаточно хорошо делать дело, хорошо выполнять работу. Более существенным являлось иметь поддержку со стороны сильных людей, родственные связи. С головой уйдя в работу, Дронов не заметил этих тонкостей, интриг. Ему нравилась его работа, казалось, что начальство, как положено по уставу, само обратит внимание на него и отметит его рвение. Виктор ошибался: он не учитывал, что разведка очень притягательна и для очковтирателей, проходимцев, карьеристов.

Зависть разъедала душу Дронова. К этому примешивались его природный эгоизм и самомнение. Он не хотел мириться с тем, что люди значительно ниже, как ему казалось, по интеллекту, таланту, способностям занимали более высокое положение. Его это раздражало и даже бесило, и он ничего не мог поделать с собой от бессилия, хотя не показывал своего недовольства.

После отпуска Дронов представился своему новому начальнику генерал-майору Блатову Ивану Ильичу. В полутемном кабинете с решетками на окнах Дронова встретил мужчина небольшого роста, худощавый, с неброской внешностью, в темно-синем костюме. Предложил сесть и, узнав, что Виктор прибыл из Швеции, сразу стал расспрашивать о рыбалке. Когда Дронов ответил, что рыбалкой не увлекался, да и времени на нее не было, Блатов как-то недоверчиво и подозрительно посмотрел на собеседника и сразу потерял к нему интерес. Никакие другие вопросы его, по всей видимости, не интересовали.

– Хорошо, – сухо закончил он беседу, – отправляйтесь в кадры и устраивайтесь на работу в МВТ. Вятковскому я дам указание.

Вскоре Дронов узнал от коллег, что генерал перед пенсией намыливался в длительную загранкомандировку и его уже ничего не интересовало, кроме устройства своих личных дел. В беседах с офицерами заводил разговоры о рыбалке, о ценах в стране, о курсе иностранной валюты. Особенно его волновал вопрос, что делать с собакой, на кого ее оставить здесь, в Москве. Блатов пятнадцать лет тому назад вернулся из длительной загранкомандировки, где работал то ли представителем Интуриста, то ли АПН в одной из стран Юго-Восточной Азии. У него было очень смутное представление об агентурной работе, но чья-то могущественная лохматая лапа посадила его после командировки в мягкое кресло на Старой площади в Административный отдел ЦК, а оттуда все дороги, как известно, вели к коммунизму. Десяток лет он курировал ГРУ, а затем вновь вернулся на генеральскую должность в главк. Со Старой площади люди попадали в обойму номенклатуры и шли только с повышением. Его многие недолюбливали за нелюдимый, неприветливый характер, и, вероятно, некоторые побаивались, так как ходили очень упорные слухи, что его брат был помощником у Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. Держался Блатов особняком и к себе близко не подпускал, особенно подхалимов, лизоблюдов, которых всегда много крутится перед начальством.

Через несколько дней Дронов устроился на работу под «крышу» МВТ заместителем директора фирмы по импорту в одно из объединений Внешторга, что создавало ему широкие возможности работы с перспективными иностранными фирмами.

В то время группой военных разведчиков, работающих под «крышей», руководил полковник Астров Владимир Иванович, очень порядочный, толковый офицер, которому удалось создать дружный коллектив единомышленников. Астров подбирал себе людей честных, толковых, любящих свое дело, сам показывал пример, активно занимаясь оперативной работой. Под его руководством добывались сложные образцы военной техники и документация к ним.

После четырехлетней работы в Швеции Дронов довольно легко вписался в работу разведгруппы Астрова. Работа Внешторга ему была также хорошо знакома, в объединении и во всем министерстве у него было много знакомых по зарубежной работе, быстро появились новые полезные контакты. Вхождение в новую работу произошло естественно и легендировано и для иностранцев, и для сотрудников объединения. Конечно, на фирме сотрудники знали или догадывались, что Виктор занимался не только внешнеторговыми делами, но люди с пониманием относились к этому и никогда не отказывали в помощи, а наоборот, многие стремились по своей инициативе оказать бескорыстное содействие и делали это более активно и охотнее, чем за рубежом.

В группе Астрова Виктор быстро включился в работу, чему в большой степени способствовало его знание немецкого языка. Ему предложили помочь офицеру группы Васильеву Анатолию Филипповичу, который в то время занимался одним интересным делом с немцами. Дронов и Васильев быстро сошлись, нашли общий язык. Анатолий был прекрасный работник, честный, не боявшийся разумно рискнуть. Несколько лет тому назад вместе с большой группой советских граждан из-за предательства одного работника КГБ его в двадцать четыре часа выслали из страны. Небольшого роста, смуглолицый, с неизменной трубкой в зубах, всегда с иголочки одетый, Васильев походил на англичанина периода колониальной Индии. Продолжительное время проработав под «крышей» Минвнешторга, он знал свои обязанности по прикрытию на зубок, регулярно ездил в командировки в соцстраны, где встречался с агентами, которые приезжали к нему на встречи из недружественной нам страны, в которой была разгромлена наша посольская резидентура.

Дронов быстро сблизился с Васильевым. Тот ввел в курс дела Виктора, познакомил его с немцами, и они стали совместно работать над получением ряда сложных образцов военной техники и технической документации. Удалось успешно провести несколько интересных совместных операций. Одна из таких операций чуть не закончилась провалом. Анатолий, не изучив реальные возможности одного источника, согласился с его предложением добыть очень важный образец военной техники. К операции подключился Виктор. Самоуверенный иностранец достал секретное описание образца, получил деньги и возомнил, что все может, что образец у него в кармане, стал хвастаться, пренебрегая мерами конспирации и безопасности. В итоге иностранцем заинтересовалась местная контрразведка, пришлось свернуть операцию и отказаться от услуг хвастливого фирмача.

Дронов хорошо освоился с прикрытием. Ему нравилось работать в дружном коллективе разведчиков, руководимом Астровым. Работа спорилась, Виктор даже обнаружил, что и в Советском Союзе можно успешно решать сложные разведывательные задачи.

Через некоторое время Дронова вызвали в главк и сообщили, что пришло письмо на конспиративный адрес от Адамса. Агент сообщал, что будет в сентябре-октябре читать лекции в Венском университете, а жить собирается в гостинице «Адлон».

Виктор начал готовиться к поездке в Австрию. Объединение, где он работал, имело тесные коммерческие связи и по импорту, и по экспорту с австрийскими фирмами. Поэтому не составляло труда запланировать на сентябрь командировку в Вену в составе небольшой группы коммерсантов по линии ведомства.

Восемнадцатого сентября 1963 года поездом Москва– Вена с Киевского вокзала Дронов с двумя работниками Внешторга отправился в командировку сроком на семь дней, имея конкретное задание на переговоры с рядом австрийских фирм-контрагентов.

Перед командировкой Виктор тщательно изучил план Вены, ознакомился в управлении с материалами по оперативной обстановке в стране, побеседовал с руководством о задачах, которые надо было решить на встрече с агентом. Разведчиков из местной резидентуры для оказания помощи в проведении операции решили не привлекать, информировали только резидента о приезде Дронова и о том, чтобы ему была предоставлена возможность шифрованной связи с Центром.

На вокзале в Вене делегацию МВТ встретил уполномоченный объединения в торгпредстве и отвез всех в гостиницу. На следующий день командированные приступили к работе. С утра до вечера Дронов участвовал в переговорах с инофирмами. В один из свободных вечеров Виктор отправился в город один. Побродил по улицам, посетил несколько магазинов, купил сувениры, а затем, проверившись, зашел в гостиницу «Адлон». Узнав у администратора, в каком номере остановился Адамс, Виктор позвонил ему по внутреннему телефону из фойе, не называя себя. Адамс сразу узнал Дронова.

Цо его голосу Виктор почувствовал, что он, был рад звонку. Через несколько минут они сидели в уютном малолюдном кафе и беседовали, как давно не видевшие друг друга закадычные друзья.

Встреча с агентом прошла успешно: Адамс передал несколько пленок в непроявленном виде секретных документов. Дронон поблагодарил агента. Договорились об оплате и об очередной встрече.

Виктор передал полученные пленки в резидентуру для отправки в Центр и коротко доложил шифром о результатах встречи с Адамсом. Документы получили высокую оценку специалистов.

В Москве Дронова ждала новость, которая в дальнейшем оказала значительное влияние на его службу и судьбу. Вместо генерала Блатова, посланного за границу резидентом, где ему предстояло не долго покомандовать, но много наломать дров, начальником Управления «Т» был назначен полковник Быстров Иван Кузьмич. Готовился покинуть Москву и Астров. Для Дронова и других разведчиков группы наступал новый этап в работе.

Полковник Быстров энергично взялся за дело. Новая метла метет по-новому, но от этого не всегда становится чище. Иван Кузьмич в отличие от Блатова был опытным оперативным работником, дважды успешно работал за рубежом. Правда, страны, в которых он побывал, нельзя было отнести к государствам с жестким контрразведывательным режимом. В разведке не принято делить страны по степени сложности решения в них разведывательных и информационных задач, так как решать вербовочные задачи можно в любой стране под любой «крышей». Это считается аксиомой и не требует доказательств. Правда, и здесь много загадок. Бывают случаи, когда разведчик, работая в стране с нежестким контрразведывательным режимом, прекрасно решает поставленные перед ним задачи, получает правительственную награду, но в следующей загранкомандировке или даже в Москве под «крышей» работает из рук вон плохо. В чем дело? Где причина? И такие случаи не единичны. Очень редко, когда разведчик, работая в нескольких странах с различными контрразведывательными режимами, показывает стабильные положительные результаты.

Быстров ожидал генеральское звание и старался добиться в работе конкретных результатов. И это ему во многом удалось, чему не в малой степени способствовала целая эпоха в нашем обществе, которая была связана с именем Леонида Ильича Брежнева и которую следовало бы назвать «эпохой растления» в пестрой истории нашего Отечества. Процессы, которые проходили в обществе, не могли не коснуться и разведки. В ней стали появляться люди, которые отражали и поддерживали брежневщину, сознательно или бессознательно.

Таким проводником политики растления в ГРУ несомненно был начальник управления кадров Изуитов. Он из тех Давыдовых, которых Старая площадь бросала по брежневскому партийному призыву в КГБ, ГРУ, МВД, МИД, короче говоря, повсюду на усиление и укрепление нашего государства, на самом деле на развал, растление общества. Эти люди отравят партию и народ смертельным ядом, который в конце концов и приведет к краху социалистической системы и нашего многонационального государства. И думается, потребуется еще много лет, чтобы опошленная прекрасная идея социализма вновь возродилась и пробила себе дорогу в России. Собственно, эти люди со Старой площади помогли выполнить одно из положений доктрины Аллена Даллеса – подмены нравственных основ нашего общества ложными ценностями западного мира. Профессионализм они подменили некомпетентностью, вседозволенностью, высокомерием и верхоглядством. Отсюда и началось восхождение Изуитова во власть и его падение в ад измены и предательства.

Присмотревшись, Изуитов стал проводить свою кадровую политику. Настоящие ценности, особенно необходимые в разведке, стали подменяться подхалимажем, некомпетентностью. На высокие должности начали выдвигаться люди, преданные Изуитову, резидентами направлялись часто не по профессиональному признаку, а по партийным критериям. В академию стали принимать по указаниям Изуитова, не считаясь с мнениями приемной комиссии.

Изменились акценты в разведывательной работе. Отмечался удивительный феномен: с каждым годом росло количество добываемых разведывательных материалов, документов и образцов техники, а количество вербовок снижалось, особенно ценных источников. Если раньше на первом месте в разведке всегда стояла вербовочная работа, то постепенно произошла подмена этого краеугольного принципа. Начали соревноваться в количестве оценок, а это привело неизбежно к очковтирательству, показухе, пустозвонству.

Ростки этих перемен Дронов заметил, находясь еще в Швеции. На них неоднократно обращал внимание Разумихин, который в силу своего опыта и положения шире смотрел на эти проблемы и видел глубже происходящие метаморфозы. Шли тревожные разговоры среди разведчиков. Зараза очковтирательства распространялась вширь и вглубь, охватывая и оперативный состав. Главное – было иметь оценки, а как они добывались, отодвигалось на второй план. Такой поворот был на руку очковтирателям, проходимцам. Оценка превратилась в товар, ее можно было покупать в буквальном смысле. Появилась целая армия пройдох на разных уровнях – от рядового разведчика до руководителя.