Текст книги "Правовая культура и мораль в баснях И.А. Крылова"

Александр Владленович Каменец
Правовая культура и мораль в баснях И.А. Крылова

© Каменец А.В., 2023

© Оформление. ООО «Квант Медиа», 2023

Волк и ягненок

 
У сильного всегда бессильный виноват:
Тому в Истории мы тьму примеров слышим,
Но мы Истории не пишем;
А вот о том как в Баснях говорят.
_______
Ягненок в жаркий день зашел
к ручью напиться;
И надобно ж беде случиться,
Что около тех мест голодный рыскал Волк.
Ягненка видит он, на добычу стремится;
Но, делу дать хотя законный вид и толк,
Кричит: «Как смеешь ты, наглец,
нечистым рылом
Здесь чистое мутить питье
Мое
С песком и с илом?
За дерзость такову
Я голову с тебя сорву». —
«Когда светлейший Волк позволит,
Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью
От Светлости его шагов я на сто пью;
И гневаться напрасно он изволит:
Питья мутить ему никак я не могу». —
«Поэтому я лгу!
Негодный! слыхана ль такая
дерзость в свете!
Да помнится, что ты еще
в запрошлом лете
Мне здесь же как-то нагрубил;
Я этого, приятель, не забыл!» —
«Помилуй, мне еще и отроду нет году», —
Ягненок говорит. «Так это
был твой брат». —
«Нет братьев у меня». —
«Так это кум иль сват
И, словом, кто-нибудь из вашего же роду.
Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,
Вы все мне зла хотите
И, если можете, то мне всегда вредите,
Но я с тобой за их разведаюсь грехи». —
«Ах, я чем виноват?» – «Молчи!
устал я слушать,
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется
мне кушать». —
Сказал и в темный лес Ягненка поволок.
 

Комментарий

Волк в басне изначально пытается находиться в правовом поле, чтобы оправдать свое отношение к Ягненку. Ошибка Ягненка состоит в том, что он пытается оправдаться тоже в правовых категориях, пускается в объяснения перед заведомо пристрастным отношением Волка ко всей ситуации. Волк, не имея доказательств вины Ягненка, переводит свои обвинения сугубо в знаково-символическую реальность, обвиняя Ягненка в грубости. Этот прием достаточно распространен у тех, кто не заинтересован в подлинном открытии истины, мешающей обвинению. Когда и это обвинение не проходит, Волк увеличивает масштаб обвинительных обличений до уровня противопоставления тем, кто потенциально может быть на стороне Ягненка, который наивно думает, что Волка в чем-то можно убедить. Теперь, если воспользоваться анализом поведения Волка и Ягненка, а не только изучением текста, который они воспроизводят друг другу, то получается следующая картина. Волк не может не съесть Ягненка. И дело здесь не только в силе Волка, на которую указывает И. А. Крылов в морали басни. Волк просто голоден. Он является олицетворением тех членов общества, которые могут жить только за счет жизней других. По своей природе «волки» в этом отношении также потребители чужих жизненных благ. Применима ли к ним какая-либо мораль? Если допустить, что если Волки не могут жить без пожирания других, то кто будет устанавливать вину их жертв?

В принципе, при желании каждого человека можно сделать виноватым по любому поводу, если хочется его «съесть».

Но, как выясняется, и это здесь не главное. Волки не нуждаются в оправдании. В позиции сильного им не перед кем оправдываться. В этой связи здесь возникает интересный момент – право нужно тем, кто действует вне всякой морали, чтобы создать только видимость справедливости. Те же, у кого есть мораль, апеллируют к праву в последнюю очередь. Причем чаще в целях самозащиты, а не оправдания своих действий.

Здесь мы видим также иллюстрацию известной поговорки: «Закон, что дышло – куда повернул, туда и вышло». Если принять условно, что Волк являясь владельцем ручья, следит за тем, чтобы им не пользовались другие, чтобы его не загрязнить, то он всегда найдет повод, чтобы уличить тех, кто его право владельца ручьем нарушает.

Здесь же в правовом отношении ситуация еще сложней. Ручей изначально принадлежит всем обитателям леса. Но Волк этого не замечает и самовольно присваивает право владения ручьем себе на правах сильного. Тем самым демонстрируется такая особенность права, как возникновение его в качестве защиты более сильных в том случае, когда идет спекуляция о неприкосновенности чьей-либо частной собственности, даже если это противоречит жизненным интересам остальных членов общества.

Как сделать право, более или менее справедливым для всех, а не для тех, кто его использует исключительно в своих интересах? Здесь есть один путь – сделать это право экологичным для всех. Это означает, что от права не должны страдать те или иные люди, если речь идет о жизненно важных интересах. По крайней мере, если уж никак не обойтись без «людей-волков», то необходимо устанавливать границы потребления для «хищников». Если представить себе ужасающую картину, что Волк съедает всех ягнят и овец, то его ждет голодная смерть. Но, если в природе существует какой-то экологический баланс между хищниками и жертвами, то в человеческом обществе наблюдается, сплошь и рядом, излишек потребления, который приводит к тому, что более «сильные» (наглые, хитрые, аморальные) поедают тех, кто как Ягненок стараются жить по закону и по правде.

Выход здесь один – у более «слабых» членов общества (совестливых, скромных, законопослушных) должна быть защита в виде «пастухов», сторожей и т. д. Необходимо создавать специальные «заповедники» (государственную территорию) для смирных людей, пытающихся жить своим трудом в «социальных джунглях», где рыщут в поисках всё новой добычи «волки». Сами «овцы» и «ягнята» не могут себя защитить в силу своего нрава. Эта мера оправдана в обществе, где наблюдается торжество частной собственности и соответствующего права, охраняющего его. Если задаться вопросом, откуда чаще всего берется эта собственность и благодаря чему она сохраняется, то честный ответ будет таков – эта собственность есть результат хищения у других членов общества. Богатство не падает с неба (за исключением получения наследства). Его надо приобрести. И в основном оно есть приобретение «волков». Коль скоро то или иное «цивилизованное» общество строится на условиях «социал-дарвинизма», то необходима тщательная охрана тех биологических «видов» от «волков», которые стараются самостоятельно добывать жизненные ресурсы, будучи «травоядными». Это в интересах самих же «волков», которые питаются этими «травоядными».

В реальной природной среде дополнительной защитой потенциальных жертв волков служит их способность быстро бегать, прятаться от волков. В реальном же человеческом обществе потенциальным жертвам

«людей-волков», как правило, некуда спрятаться и некуда убежать, особенно в условиях грядущей «цифровой экономики», которая будет контролировать жизнь каждого члена общества.

Тотальный контроль не может обеспечить качество норм права, если в обществе господствует право сильного, которое может толковаться «волками» по своему усмотрению и придумываться в своих интересах. Возникает вопрос: «Кто будет контролировать поведение всех членов общества в условиях «цифровой экономики», если обычные «травоядные» жители не участвуют в разработке технологий такого контроля? К нему допущены только те, у кого власть и деньги т. е. далеко не «травоядные» и «небедные».

Ну и как выжить «ягнятам»? Выход только один – все же находить возможность не попадаться лишний раз на глаза «волкам» т. е. не пытаться проникнуть на территорию, где приобретается власть и большие деньги. Волчья популяция живет по своим законам, где господствует только сила.

Крестьянин и овца

 
Крестьянин позвал в суд Овцу;
Он уголовное взвел на бедняжку дело;
Судья – Лиса: оно в минуту закипело.
Запрос ответчику, запрос истцу,
Чтоб рассказать по пунктам и без крика:
Как было дело; в чем улика?
Крестьянин говорит: «Такого-то числа,
Поутру, у меня двух кур не досчитались:
От них лишь косточки да
перышки остались;
А на дворе одна Овца была».
Овца же говорит: она всю ночь спала,
И всех соседей в том в свидетели звала,
Что никогда за ней не знали никакого
Ни воровства,
Ни плутовства;
А сверх того она совсем не ест мясного,
И приговор Лисы вот, от слова до слова:
«Не принимать никак резонов от Овцы:
Понеже хоронить концы
Все плуты, ведомо, искусны;
По справке ж явствует,
что в сказанную ночь —
Овца от кур не отлучалась прочь,
А куры очень вкусны,
И случай был удобен ей;
То я сужу, по совести моей:
Нельзя, чтоб утерпела
И кур она не съела;
И вследствие того казнить Овцу,
И мясо в суд отдать, а шкуру взять истцу»
 

Комментарий

Речь в басне идет об аморальном правосудии, которое защищает реальных жуликов и воров. Более того, само право может оказаться в руках тех, кто сам нарушает правовые нормы. Возникает проблема общественного контроля над судьями, которые злоупотребляют своими должностями исходя из собственных и чьих-то еще шкурных интересов. В басне Лиса-судья выносит и соответствующий вердикт:

 
«… казнить Овцу,
И мясо в суд отдать, а шкуру взять истцу».
 

Беда таких «овец» состоит в том, что они оказались в собственности хозяев, которые изначально готовы содрать последнюю шкуру с тех, кто оказался от них в той или иной зависимости. Лучше всего не попадаться в лапы таких «хозяев», но, если это все же произошло, то не искать управы на таких судей в сугубо правовом поле. Нет никакой гарантии в том, что судья не будет подкуплен истцом и они не выступят единым фронтом против обвиняемого.

Здесь возникает эффект круговой поруки – на должности судей выбирают тех, кто обогащается за счет других, используя право, но при этом делится с теми, кто их подкупил. Таким образом, криминал и право сливаются в причудливом симбиозе, который невозможно разрушить, даже будучи компетентным в правовом отношении. В басне Лиса в роли судьи даже не выслушивает доводы ответчика. Ее позиция заведомо предвзята. Но это никого не интересует. Кроме того, в самом феномене права, если оно носит изощренный характер, заложена возможность отсутствия свидетелей, способных разбираться во всех законотворческих ухищрениях, на что и рассчитывают жулики, использующие право в своих интересах.

Такое «псевдоправо» способно обнулять положительную моральную репутацию его жертв, выводя такие жертвы в пространство правовой демагогии. «Судью-Лису» совершенно не интересует то, что Овца не ест мяса и никогда поэтому не была замечена в воровстве кур. Если учесть, что таких «судей-лис» достаточно много, то по возможности необходимо избегать поиска защиты в суде, если мы имеем дело с заведомо предвзятым обвинением.

Сам образ «овцы» в басне свидетельствует о ее смиренном, незлобивом характере. Многие такие «овцы» наивно верят в то, что этих их качеств достаточно, чтобы их не трогали и не ущемляли. На самом деле, становясь жертвами судилищ, описанных в басне, они не учитывают, что те, кто их судит, не имеет совести и чести. Не случайно в этой связи расхожее выражение таких «судей» – «Как тебя судить? По закону или по совести?» Мораль и право в такой постановке вопроса никак не связаны друг с другом.

Отсюда возникает непростой вопрос о сущности подлинной правовой компетентности. Известная поговорка «Закон, что дышло, куда повернул, туда и вышло» есть свидетельство того, что за тем или иным законом стоят субъекты, которые его «поворачивают» в соответствии с собственными представлениями о справедливости. Это т. н. правоприменительная практика, которая никогда не бывает нейтральной по отношению к той или иной идеологии, системе ценностей и т. д.

В басне это идеология частного собственника, чье право должно защищаться в первую очередь. О правах самой овцы, являющейся собственностью истца, даже речи не идет. Если частная собственность «священна» при любых условиях, то в ней не остается места рассмотрению прав того или иного человека безотносительно к отношению его к той или иной собственности. Человек перестает оцениваться правом на основе совершенных им поступков самих по себе, кроме явных противоправных деяний – хулиганства, мелких правонарушений, публичного оскорбления окружающих и т. д. Могут, конечно, иногда подвергаться правовому преследованию и случаи крупных правонарушений. Но это происходит в том случае, когда в обществе, где возведена в культ частная собственность, по каким-то причинам оказалась разорвана связь материального поощрения истцами судебных органов и тех, от кого зависит судьба того или иного подсудимого.

Такая правоприменительная практика становится безличной и бездушной, минимизируя возможности адвокатуры, поскольку в ее основе лежит власть денег, где нет места человеческим взаимоотношениям и человеческому взаимопониманию. Правосудие становится безжалостным и склонно полностью морально и физически уничтожить ответчика, поскольку сами ответчики рассматриваются только как материал, который должен принести выгоду. Такое псевдоправосудие стремится таким способом уничтожить и собственных свидетелей.

Поэтому важно не просто ограбить ответчика, но и лишить его всякой возможности защитить себя, а для этого лучше всего его физически уничтожить, например, дать достаточно большой срок, который равносилен его медленному убийству. Другое соображение состоит в том, что алчные истцы, как правило, ненасытны. Это происходит не только по причине того, что они не могут остановиться в своем грабеже тех или иных граждан, но и для того, чтобы продемонстрировать окружающим свою силу и полную безнаказанность, с которой бесполезно бороться.

В басне вместе с тем, показана и недальновидность такого бандитского поведения. Она состоит в том, что, если в сиюминутных шкурных интересах уничтожать «овец», то рано или поздно некому будет давать «шерсть». Тем самым такие жулики будут лишать себя дальнейших средств к существованию. Именно это и делает хозяин овцы. Характерно, что основную часть добычи здесь забирает «Лиса-судья», иллюстрируя известную тенденцию, что криминал, рано или поздно, проникая во власть (в данном случае в судебную) становится главным хищником, где уже бесполезно думать о каких-либо правах отдельных частных собственников (например, малого и среднего бизнеса). Отдавая всё больше «мяса» собственных овец в качестве «отступных» за отсутствие правового преследования, такой собственник может остаться вообще без средств к существованию.

Отсюда следует важный вывод – собственник, только выстраивая свои отношения со своими работниками на моральной основе, может гарантировать себя от беспардонного вмешательства судебных властей, поскольку тогда не будет «истцов» и «ответчиков», а вместо них морально ответственные хозяева той или иной собственности, думающие не только о своих шкурных интересах, но и о тех, кто находится в их собственности. Но это реально в том случае, когда таких хозяев интересует не только собственная выгода, но и общественные цели. Тогда произойдет желанное слияние моральных и правовых норм в интересах общества.

Общество, в котором все начинают судиться друг с другом вместо того, чтобы улаживать свои взаимоотношения с окружающими, эти взаимоотношения передоверяются «третьему» лицу (представителям судебных органов), преследующему собственные интересы. Тем самым общество всё более «расчеловечивается», а каждый субъект из самоценной личности становится только обездушенным «объектом права».

Крестьянин и разбойник

 
Крестьянин, заводясь домком,
Купил на ярмарке подойник, да корову,
И с ними сквозь дуброву
Тихонько брел домой проселочным путем,
Как вдруг Разбойнику попался.
Разбойник Мужика как липку ободрал.
«Помилуй», всплачется Крестьянин:
«я пропал,
Меня совсем ты доканал!
Год целый я купить коровушку сбирался:
Насилу этого дождался дня». —
«Добро, не плачься на меня»,
Сказал, разжалобясь, Разбойник:
«И подлинно, ведь мне коровы не доить;
Уж так и быть,
Возьми себе назад подойник».
 

Комментарий

У многих представителей криминалитета сформировалась своеобразная показная этика, которая заключается в ограничении в отдельных случаях своих грабительских притязаний по отношению к малоимущим.

Причем, забирая себе львиную долю добычи, они могут делать демонстративные жесты в виде мнимой заботы о тех, кого ограбили, позволяя ограбленным оставить себе жалкие крохи от украденного. Однако эти крохи не имеют цены, поскольку связаны с тем, что забрал грабитель. Это всё равно, что забрать у человека все сбережения, оставив ему проценты от всей суммы.

Грабителю же чаще всего надо всё или ничего. Если грабеж становится систематическим и в больших масштабах, то грабителю некогда вникать положение тех, кого он грабит. Он это делает в исключительных случаях, причем даже и тогда он до конца не осознает, насколько трагично положение ограбленного. Поскольку дело у профессиональных грабителей поставлено «на поток», они не различают масштабы ограбленного. В басне грабитель не осознает, что корова для крестьянина является важным источником его существования, спасает его от голода.

Бессовестность грабителя состоит в том, что ему не приходит в голову, какой ценой досталось то, что он отбирает у ограбленного. Он не знает реальной цены того, что он присваивает себе, поскольку он сам стремится получить всё и сразу, без каких-либо собственных усилий и длительного накопления.

Среди тех, кого принято называть «нуворишами» т. е. быстро разбогатевшими, достаточно много тех, кто приобрел богатство, так или иначе, лишив средств к существованию многих ограбленных. В таком обогащении отсутствует изначально стремление двигаться к своему материальному благополучию постепенно, через собственный труд и кропотливое накопительство как это делает ограбленный крестьянин. Быстро обогатившемуся даже не приходит в голову, что само стремление к быстрому обогащению чаще всего предполагает психологию грабителя, который готов, как можно больше взять у общества, в котором и так много нуждающихся.

Подозрительное происхождение такого приобретаемого богатства выражено в известной народной поговорке «От трудов праведных не наживешь палат каменных». Даже, если принять во внимание, что многие богатые и преуспевающие люди заслуженно становятся богатыми, то важен вопрос о том, как они распоряжаются своим богатством. Здесь возникает моральный аспект даже в таком обогащении. Именно на него обращает внимание Христос в Евангелии, предлагая богатому юноше раздать имущество нищим и идти за ним. Это не следует понимать буквально, как и весь текст Евангелия. Речь идет о наличии приоритетов. Что для человека остается на первом месте – духовные или материальные ценности?

Здесь надо иметь в виду две принципиально разные ситуации обогащения. Одна состоит в том, что богатство приобретается через насильственное изъятие имущества, денег и т. д. у ограбленного или оно приобретается на основе добровольно отдаваемой платы теми или иными людьми тем, кто, по их мнению, этого заслуживает. Впрочем, и в этом случае существует моральная проблема объема вознаграждения. Можно ориентироваться на обязательную большую плату от тех, кто готов платить за тот или иной товар, услугу, а можно допускать случаи посильной платы для тех, кто не обладает достаточным объемом необходимых средств, не говоря уже о случаях благотворительности, пожертвований и т. д.

Психология же многих грабителей в этом отношении остается весьма своеобразной. Многие из них не чужды жалости к ограбленным, как и грабитель в басне. Но эта жалость остается на уровне абстрактного гуманизма. Она не имеет конкретного адреса. Часто они успокаивают свою совесть, сохраняя у ограбленных «подойники», забирая «коров». Это происходит потому, что они в основном постоянно озабочены тем, чем еще им можно поживиться. Это состояние становится настолько привычным, что им некогда думать о людях, от которых они рассчитывают получить побольше жизненных благ. В обществе, где стяжательство и алчность становятся обычной нравственной нормой, создается питательная почва и для соответствующей грабительской психологии.

Откуда берется все же, пусть ущербная, жалость грабителей к ограбленным, которая описана в басне? Чаще всего это некоторое подобие религиозного чувства, которое носит в большей мере знаково-демонстрационный характер, чем является реальным действием отказа от грабежа. Характерно, что многие богатые люди любят демонстрировать свое благочестие, тщательно соблюдая религиозные обряды, совершая усиленные молитвы, находясь в полной уверенности в своей моральной непогрешимости. Про таких людей, «оцеживающих комара» и «поглощающих верблюдов», говорится в Евангелии.

Распространенное мнение о том, что лучше такая религиозность, чем никакая, является ложным потому, что она не меняет поведение грабителя по существу. Откупаясь от ограбленных «подойниками», грабители продолжают спокойно вести прежний образ жизни, получая своеобразную легитимность своего поведения со стороны многих верующих людей. Не спасает положения и тяга некоторых грабителей к раскаянию, если она не уничтожает саму грабительскую психологию. Именно этот случай описывает Ф. Достоевский – грабитель, прежде чем убить свою жертву, просит прощения у Бога.

Распространенность в обществе обрядоверия, когда словам и ритуальным действиям придается больше внимания, чем реальным делам, создает мощную зону «прикрытия» совершаемых грабежей населения. В этом случае внешнее благочестие начинает цениться выше, чем отказ от грабительского поведения. Последнее часто получает моральное и юридическое оправдание на основе внедряемой в массовое сознание установки на ненасилие ограбленных даже по отношению к грабителю. Часто приводится при этом пример Серафима Саровского, кн. Бориса и Глеба и других святых, которые смирились перед совершавшимся по отношению к ним грабежом и убийством.

Эти примеры чаще всего используются некорректно, вне контекста всего существования святых, пострадавших за веру. Именно, апеллируя к вполне религиозным чувствам грабителя в виде сострадания, любви к ближнему и т. д. крестьянин ожидает ответной реакции. И он ее получает в виде жалкого подойника. Такие «подойники» в виде демонстрируемой благотворительности любят демонстрировать многие грабители, оставаясь в твердой уверенности, что они являются примерными верующими людьми в собственных глазах и глазах окружающих.

Если человек уже выбрал путь разбоя, то недальновидно рассчитывать на то, что он одумается в процессе грабежа. Для грабителя существует привычный способ самооправдания – «выживает сильнейший». Соответственно, если ты не сумел защитить себя от грабителя, то ты достоин своей участи. В этом случае своеобразно трактуется само понятие «сильного», которым называют того, кто может существовать только за счет того, что отбирает от других, но не благодаря собственному труду, способностям и т. д. В реальности грабители являются слабейшими и когда они лишаются одних возможностей грабить других, они ищут новые.

Поэтому, чтобы остановить тенденцию распространенного грабежа простых тружеников в прямой или косвенной форме, необходимо установление такого морального климата в обществе, при котором будут уважаться и цениться не «успешные» потребители, а успешные «созидатели», существующие благодаря собственному трудолюбию во благо общества.

Пока же распространена и еще одна подлая мораль – уверенность в праве избранных грабить тех, кто сам не может себя защитить и соответственно подлежит постепенному физическому и моральному уничтожению для освобождения жизненного пространства грабительским «элитам». Но, если большинство «неэлиты» будет истреблено, то кто тогда будет кормить псевдоэлиты?