Текст книги "Елена прекрасная"

Глава шестая

В воскресенье, в Санкт-Петербурге, в своей просторной гостиной, посреди старинной мебели и портретов предков, за красиво сервированным столом, Нельсон и Аделаида заканчивали обед. Ей уже было под семьдесят, но она по-прежнему следила за собой: в элегантном платье, подтянута, подкрашена, красиво причёсана. В центре стола в хрустальной ладье плавал цветок белой лилии. Рядом, в серебряном подсвечнике, горела свеча… Как раскалённая лава, сквозь открытое окно в комнату вползала июльская жара. Нельсон снял пиджак и повесил его на спинку стула. В это время Аделаида, оторванная от еды телефонным звонком, кому-то втолковывала в трубку:

– … А-де-ла-и-да – французский вариант древнегерманского имени Адельгейда, где корень адель означает: благородный и знатный… Нет, нет, не надо извиняться – вы делаете очень нужное дело. – Положив трубку, пояснила. – Составляют очередной каталог сохранившихся дворянских семейств. Увы, с каждым годом у них всё меньше работы… Кстати, почему ты на обеде без пиджака?

– Жарко.

– Это не повод, чтобы превращаться в простолюдина. Пожалуйста, надень.

– Дай хоть десять минут посидеть так – потом надену.

– Хорошо. Но помни: я этого не люблю… Пожалуйста, не съедай всю икру, оставь чуточку для Кэт.

Кэт – это кошечка, пушистая, голубоглазая и распутная. Она любыми способами выскальзывала из дома и немедленно вступала в преступную связь с первым же встречным котом. Была перманентно беременна, быстренько рожала, оставляла котят на попечение хозяйке и мчалась навстречу новым приключениям. Если её не выпускали, она выпрыгивала из окон. Однажды сломала лапу, а в другой раз повисла на дереве и, в попытках освободиться, оторвала хвост. Но это её не останавливало, наоборот: неприкрытая хвостом попа вызывала повышенный интерес мяукающих донжуанов и ускоряла развитие романов. Её кастрировали, но это не помогло: она всё равно убегала из дома и, уже по инерции, флиртовала с ухажёрами.

Аделаида обожала эту четвероногую Месаллину, терпела её загульный образ жизни, выхаживала её котят и раздавала их соседям. Кошка дожила до глубокой кошачьей старости, уже не могла ходить, лежала в своём домике, куда Аделаида носила ей еду и воду.

– Говорят, её надо усыпить. Но я откладываю. Усыплять кошку или не усыплять? Вот так, наверное, и Господь решает, дать мне ещё немного жизни или нет.

– Мама, пожалуйста, прекрати себя оплакивать!

– Я не оплакиваю, я изрекаю истину: в этой ситуации, я – Бог для кошки! Я решаю: быть ей или не быть? Усыпить или подождать? И я решила: буду добрым Богом, дам ей ещё немножко пожить.

Нельсон решил воспользоваться моментом.

– Мама, я знаю, что ты добрая, поэтому я опять решил тебя попросить: избавь меня от клятвы – я хочу позвонить Ленке, помириться, узнать про их жизнь.

Аделаида стукнула ладонью по столу.

– Ни в коем случае!

– Мама, ну прости их: прошло уже столько времени!

– Да, много. А они так и не извинились!

– Но…

– Никаких но!.. Ты поклялся моим здоровьем!

– Своей шлюхе-кошке ты всё прощала.

– Она меня никогда не оскорбляла… Впрочем, решай сам, что тебе важнее!.. – И как бы между прочим, сообщила: – Кстати, мне назначили облучение.

– Когда? Кто?.. – испуганно спросил Нельсон. – Почему ты молчала?!

– Этим не хвастаются.

Наступила пауза. Потом Аделаида вдруг попросила:

– Пожалуйста, не осуждай Кет: она повторяла мою жизнь, она, как и я, стремилась к любви, она, как и я, искала своего единственного. Поэтому я и родила тебя только в сорок шесть лет. В сорок шесть – первого ребёнка! Врачи боялись, что не смогу родить – сделали Кесарево сечение.

– А почему так поздно?

– Меняла мужей – искала для тебя достойного отца, искала потомка Рюриковичей.

– И нашла француза.

– Да, он служил военным атташе во французском посольстве, но, я тебе не раз уже повторяла: он из русских эмигрантов, которые бежали от революции. Его дед был прославленным офицером!.. Любимец царя, кавалер ордена Святого Георгия!.. Они сохранили традиции и язык – он по-русски говорил лучше, чем твоя учительница литературы.

– И по-русски послал свою жену вместе с сыном и смылся во Францию.

Аделаида возмутилась.

– Это не он, это я его послала!

– Почему?

– Он пропитался Парижскими нравами: не пропускал ни одной юбки. Я боялась, что он станет для тебя плохим примером, поэтому прогнала его, вырастила тебя сама и неплохо воспитала… Кстати, пора надеть пиджак.

– Хорошо, мама.

Он снял пиджак со спинки стула и покорно натянул на себя.

Глава седьмая

На подмосковной даче Валентина и Анюты, на веранде, в шезлонгах, сидели и беседовали Анюта и упитанная блондинка лет под пятьдесят, соседка по даче. Во дворе, под развесистым деревом – стол, на котором тарелки, бутылки, бокалы – этакое «послеобедье». У стола Валентин и Яков Петрович, один в шезлонге, другой – в гамаке, покуривая, продолжали разговор.

– А чего Леночка не приехала?

– Она сегодня на дне рождения у одного из своих ухажёров.

– Ты его знаешь?

– Конечно. Они у нас часто бывают.

Дубинский удивлён:

– Что значит – они?

– А их двое, – объяснил Валентин, – два друга, оба в Ленку влюблены по уши.

– А тебе какой из них больше нравится?

– Оба славные – пусть сама разбирается.

Яков Петрович улыбнулся.

– Уверен, у неё ещё их будет и будет.

– Ты знаешь: нет! Эти двое за неё крепко взялись – уже с полгода она только с ними. Давай выпьем за Леночку, за её счастье!..

Он потянулся к бутылке, но Дубинский её отставил.

– Мы уже за неё пили.

– Давай ещё!

Снова потянулся к бутылке, но Дубинский снова её решительно отставил.

– Валя, послушай: самое трудное испытание – это испытание благополучием. Ты его не выдерживаешь.

– В чём ты меня обвиняешь?

– Ты стал много пить. Я буду уносить из твоего дома спиртное.

Валентин рассмеялся:

– Не поможет, Яшенька! Русский человек, если захочет выпить, сквозь стенку пройдёт. У меня был институтский товарищ, вот тот, действительно, много пил. Они тогда жили в коммуналке. Отец, уходя на работу, запирал его в комнате и уносил ключ. Он звонил мне: выручай, надо опохмелиться! Я приезжал, наливал водку в блюдечко и подсовывал ему под дверь… – Видя, что Яков Петрович даже не улыбнулся, попытался его отвлечь. – Чем читать мне нотации, лучше скажи, когда мы на твоей свадьбе погуляем?

– Ищешь лишний повод напиться?

– Хочу, чтобы ты, наконец, женился.

– Чего ты меня подгоняешь?

– Боюсь, что ты засидишься до критического возраста.

– Что это значит?

– Это значит, что когда тебя обвинят в изнасиловании, ты уже не сможешь предъявить орудие преступления.

Дубинский, наконец, рассмеялся.

– Я это учту. И ускорю поиски.

Обрадовавшись, что ему удалось «перевести стрелку» на друга, Валентин продолжил натиск.

– Я тебя уже со столькими классными бабами знакомил, но ты же переборчив, как царевна Несмеяна. Например, вот, наша соседка по даче, – он кивнул в сторону веранды, где беседуют женщины, – чем не вариант: вдова, симпатичная, обеспеченная, хороший коттедж, большой участок, любит копаться в огороде, у неё много земли, и у коттеджа, и на участке…

– … И плюс ещё чернозём под ногтями, – завершил его фразу Дубинский. И продолжил. – Кончай быть свахой. Помни, что сказано в Библии: не пожелай жену ближнему своему!

– Мальчики, – кликнула с веранды Анюта, – пора ехать, скоро стемнеет: не люблю ездить в темноте.

– Мы готовы, – откликнулся Валентин.

– Валя, как ты после выпивки сядешь за руль? – встревожено спросил Яков Петрович. – Давай я отвезу вас, а ты завтра вернёшься за своей машиной.

– Яшенька, не боись! Мой «Мерседес», если поставить на него пушку, может работать танком – в нём я чувствую себя защищённым.

Мужчины поднялись и вместе с Анютой направились к калитке. Соседка провожает их.

– Почаще приезжайте, а то мне тут одной тоскливо, – призывно смотрит на Дубинского. – Вместе капусточку будем квасить.

Дубинский поёживается и вполголоса говорит Валентину:

– Тогда я здесь вообще больше не появлюсь – не терплю квашеную капусту.

Садясь в машину, Валентин командует другу:

– Езжай за нами, я знаю кратчайший путь – через полчаса будем дома!

Если бы это была аудиокнига, то через несколько минут мы бы услышали грохот от столкновения двух тяжёлых машин, сирены полиции и скорой помощи. Но поскольку моя повесть ещё не озвучена, придётся об этом рассказать.

Глава восьмая

Вечером в кабинете Валентина, над диваном, висела та же большая фотография, запечатлевшая свадьбу Анюты и Валентина, только в углу рамки был прикреплён большой чёрный бант.

Сидя напротив Елены Дубинский рассказывал ей.

– … Я немного отстал, самого столкновения не видел, только услышал грохот. Они столкнулись с самосвалом, тот был нагружен бетонными плитами и превратил «Мерседес» в гармошку. Его разрезали, чтобы их вынуть. Смерть была мгновенной. Отец успел прикрыть маму своим телом, но это не помогло. «Мерседес» стал для них катафалком.

Елена оглушённая этим несчастьем, была подавлена и растеряна.

– Как мне теперь жить. Лучше бы я была с ними в машине!

Дубинский замахал руками.

– Не говори глупости! Ты должна жить и радоваться жизни, чтобы не огорчать папу и маму, ведь они сверху, оттуда, – он пальцем указал на небо, – наблюдают за тобой. Ты должна продолжать папино дело: он завещал тебе всё своё состояние, всё имущество, движимое и недвижимое, и весь бизнес.

– Господи, я же в этом ничего не смыслю!

– Не волнуйся, я возьму на себя контроль за бизнесом и буду тебя постепенно вводить в курс дела. И ещё: чтоб ты не оставалась одна, я успел поговорить с одинокой пожилой украинкой, которая мыкалась по съёмным квартирам, зарабатывая на пропитание уборками в богатых виллах. Я предложил ей переехать к тебе, стать домоправительницей и вести хозяйство. Она радостно согласилась. Зовут её Таисия Богдановна, она чистоплотна, аккуратна, очень вкусно готовит – я недели две пользовался её услугами. Когда она придёт, покажи ей всё ваше хозяйство – и к ужину у тебя уже будет очень вкусная еда. – Он глянул на часы. – Мне пора, я должен проконтролировать подготовку к похоронам.

Встал. Она поднялась следом. Он погладил её по голове, потом положил обе ладони ей на плечи.

– Моя девочка, это – огромная потеря. Но ты не сирота: пока я жив, у тебя есть отец!

Прижал её к себе, секунду постоял так, резко развернулся и пошёл к выходу.

Таисия Богдановна оказалась чистоплотной, аккуратной, тактичной и не назойливой, очень вкусно готовила. Она жалела Елену, относилась к ней по-матерински, помогая прийти в себя после тяжёлого горя.

Как-то за ужином Елена спросила её:

– Что вас подтолкнуло на переезд в Россию? В чужую страну, в немолодом возрасте – это же не легко?

– Муж без отключки пил, не сдюжила.

– Сколько вы с ним прожили?

– Двадцать пять годков.

– Столько терпели?

– Жалела. Человек он добрый. И несчастный. Мечта у него была выучиться на актёра. Батька не дал, мол, это не профессия, мужик должон уметь заработать, поэтому заставлял его играть на аккордеоне. Они жили в деревне под Черновцами. В хате была русская печь. Отец сажал туда Стёпу, моего будущего мужа…

– Куда сажал? В печку? – в ужасе спросила Елена.

– В неё. Закрывал заслонку и ждал. Когда печь нагревалась, Стёпа начинал стучать, мол, выпусти. Отец спрашивал: «Играть будешь?» – «Нет, – отвечал Стёпа». – «Тогда ещё чуток погрейся». Когда становилось жарко, Стёпа кричал: «Буду, буду!», батька выпускал его и заставлял играть. Так и выучил. Он на свадьбах играл, на похоронах. Зарабатывал неплохо, но пил, много пил… Как-то был в Черновцах, пошёл в театр, на артистов поглядеть, а я там билетёром работала, мы познакомились, полюбились, и он ко мне переехал. Но и там уходил в запой, всё чаще и чаще… Вот я и не сдюжила, удрала, куда подальше…

– Бедненькая! – посочувствовала Елена. – И детей у вас не было?

– Не хотела рожать от алкоголика.

– Свёкор ваш понимал, что сыну жизнь искалечил?

– Не думаю. Он сам от своего батьки профессию получил, тоже нелюбимую. Дед Стёпы был хорошим портным, обшивал всю деревню, ну, и сына учил швейной машинкой пользоваться. А тот мечтал на инженеpa выучиться, но батька не пустил и к своему делу приспособил. Когда умер, все мужики всё равно к свёкру шли костюмы шить, тогда ведь купить негде было, он не отказывал, так и втянулся. Портным был не дюже добрым, можно сказать, посредственным. – Она вдруг рассмеялась. – После смерти отца у него осталось только одно лекало двубортного костюма, вот он только их и шил, вся деревня ходила в двубортных костюмах. Приходили на собрание, как на дипломатический приём.

Теперь уже рассмеялась и Елена. Поднялась, подошла, обняла Таисию.

– Я очень вам рада!.. Вы меня научите готовить настоящий украинский борщ?

– И пампушки с чесноком, и вареники с вишнями!.. Кстати, сейчас вы их спробуете, – сообщила Таисия и направилась в кухню.

Глава девятая

В актовом зале периодически звучали аплодисменты – там выпускникам экономического факультета вручали дипломы. Обладатели их, счастливые и радостные, выскочив из зала, присоединялись к группе выпускников, образовавшей круг, внутри которого, размахивая дипломами, победно танцевали свежеиспеченные специалисты. Окружающие аккомпанировали им, ритмично хлопая в ладоши.

Из зала, с дипломами в руках, вышли Григорий и Амиран.

– Ну, дожили!

Обнялись.

Услышав хлопки и увидев танцующих, Григорий схватил друга за руку.

– Пошли! Исполним обет!

– Какой обет? – удивлённо спросил Амиран.

– Забыл? Эх, ты! Девичья память! Мы же на первом курсе все поклялись, получив диплом, станцевать победный танец.

Амиран хлопнул себя по лбу.

– И вправду, забыл – ранний Альцгеймер!.. Пошли, спляшем.

Они протолкнулись в круг. Внутри круга старательно вытанцовывал кудлатый парень. Окружающие так же старательно ему аккомпанировали хлопками.

– Что за танец? – поинтересовался Амиран.

Кудлатый, завершив танец, сообщил:

– Наш народный белорусский: лявониха!

Амиран прыгнул в круг и объявил:

– Наш народный грузинский: лезгинка!

Лихо выдал несколько па под аккомпанирующие хлопки и тонизирующие крики «Асса!». За ним в круг ворвался Григорий. Объявил:

– Наш народный русский: трепак!

Заплясал с выкрутасами, переходящими в лихую присядку.

Оттанцевав, они вышли из круга, пошли по коридору. Амиран, не скрывая своего восхищения, воскликнул:

– Не знал, что ты так умеешь!

– Забыл? Я же посещал курсы народных танцев. Но ты тоже здорово выдал! Где-то учился?

– Зачем? Мы, грузины, выскакиваем из чрева матери, уже танцуя лезгинку. И лезгинкой отмечаем все события в жизни, и радостные, и печальные.

Григорий резко остановился.

– Это замечательная традиция! Возьмём её на вооружение.

– То есть? Не понял.

– Объясняю. Мы решили, получив дипломы, идти к Елене, делать предложение и требовать ответа. Так?

– Так, – подтвердил Амиран.

– Для кого-то из нас её ответ станет праздником, так?

– Так, – снова подтвердил Амиран, всё ещё не очень понимая, куда клонит его друг. Почувствовав это, Григорий разъяснил:

– Если она выберет тебя, ты на своей свадьбе станцуешь лезгинку, если меня – я на своей свадьбе буду отплясывать трепака.

Амиран хлопнул его по плечу.

– Хорошая мысль, но только наоборот: если у меня будет свадьба – ты выдашь лезгинку, если у тебя – я спляшу трепака! Это будет подарком каждому из нас и подтверждение, что мы, независимо от её выбора, остались друзьями!

– Согласен, отличная идея! Только научи меня танцевать лезгинку.

– А ты покажи мне пару выкрутасов трепака.

– Пожалуйста. Могу прямо сейчас.

Григорий показал ему несколько па, Амиран старательно повторил. Затем, став на носочки, продемонстрирвал другу лезгинку – теперь за ним повторил Григорий. Проходящие мимо студенты прокоментировали:

– Пошли сольные выступления.

Глава десятая

Аделаида сидела в кресле, смотрела какую-то передачу по телевизору. Несмотря на болезнь, она по-прежнему была элегантна, причёсана, подкрашена.

Вошёл Нельсон, доложил:

– Газеты купил, телеграмму с соболезнованием я Лене отправил. Правда с опозданием, но…

Аделаида перебила:

– Когда узнали, тогда и послали. Мы свой долг выполнили. Смерть реабилитирует – я бы даже Эрдогану послала соболезнование.

Зная, что это взрывоопасная тема, Нельсон очень осторожно произнёс:

– Но Лена же тебя не оскорбляла, и она…

Аделаида не дала ему завершить фразу:

– Она уже взрослая, несёт ответственность за семью, могла бы сама за них извиниться… Впрочем, я уже говорила: ты можешь поступать, как хочешь, тебе решать.

– Мама, ты же знаешь: я не стану нарушать клятву, рисковать твоим здоровьем!.. Когда повторное облучение?

Аделаида пожала плечами.

– Врачи решают. Когда назначат, скажу. А пока – закрыли тему.

Зазвонил телефон. Аделаида сняла трубку, поднесла её к уху, несколько секунд слушала, потом ответила, решительно и категорично:

– Нет! Никогда и ни за что!.. Я же вам уже говорила: нет!.. Да, я потомственная дворянка и именно поэтому я не войду в ваш дворянский клуб!

Резко положила трубку.

– Почему бы тебе к ним не присоединиться? – спросил Нельсон. – Тебе было бы веселей.

– С ними? С этими парвеню?!.. Однажды они меня туда затащили – я еле удрала. Ты бы посмотрел на этот бомонд!.. Там было несколько отставных полковников, которые всё время отдавали друг другу честь, несколько партийных деятелей, которые говорили лозунгами, и потомок какого-то бывшего князя, ныне бизнесмен. Он эмигрант, живёт в Берлине. В Москве у него две большие прачечные.

– Ты же сказала, что он – эмигрант? Зачем ему прачечные в Москве?

– Это его доход: он живёт в Берлине, а стирает в Москве… Вокруг него гнездились новоиспеченные аристократки, которых одесская мадам Соня выгнала бы из своего заведения за плохие манеры.

– Мама, ты, как всегда, экстремальна!

– Но это правда: они не умеют себя вести, эти самопровозглашённые дворянки! Запомни, сын: порода сразу видна, и в собаках, и в людях. А из этих прёт совок! Одеты вычурно, причёсаны безвкусно! Отсутствует грация, элегантность! Они садятся на старинную французскую козетку, как в гинекологическое кресло!..

Нельсон не выдержал и рассмеялся.

– Мама, ты невыносима, но я тебя обожаю!

– Не подлизывайся!..

– На когда назначили облучение?.. – Видно было, что его это очень волнует. – Кто назначил?.. И где?..

– Я тебе всё скажу. Но не сейчас – потом… Какие газеты ты купил?

– Всё, что ты просила. – Вынул из «дипломата» пачку газет и журналов, положил на стол рядом с Аделаидой. – Зачем тебе столько?

– Я должна владеть информацией. – Листает верхнюю газету. – Вот, о новой премьере МХАТа: «Волнительные минуты общения с корифеями…» – отбрасывает газету. – Ненавижу их «волнительно»!.. В русском языке есть нормальные прилагательные: волнующие, взволнованные… Откуда пришло это «волнительно»? Какое-то гомосексуальное слово в лакированных туфлях, его обожают актёры…

Берёт журнал, просматривает. Не отрываясь от страниц, как бы мимоходом, бросает сыну:

– Ты заметил, что я ни разу не спросила о наших бриллиантах?

– Я оценил твою выдержку. И в благодарность сообщаю: я вышел на вора и, надеюсь, скоро смогу вернуть тебе твои любимые камни.

– Да поможет тебе Господь. Ты ведь знаешь, что они для меня значат.

– Знаю, мама, знаю.

– Так уж постарайся. Если их не найдут – это сигнал, что я тоже должна уходить из жизни.

– Я их найду, мама! Я тебе обещаю… Почему они откладывают облучение?

– Им виднее… А сейчас я иду спать. Включи, пожалуйста, обогрев.

– Зачем? На улице жарко.

– Ты же видел: в моей комнате на всех стенах фотографии моих мужей и любовников. Поэтому я сплю голой и мне прохладно.

– Не понимаю, почему ты спишь голой?

– «Женщина создана для того, чтоб её любили, а не для того, чтоб её понимали». Оскар Уайльд.

– И всё-таки: если тебе холодно, почему ты спишь голой?

– Чтобы пробудить воспоминания о приятных моментах прошлого.

– Мама, вспомни, сколько тебе лет!

– Моя любимая Коко Шанель изрекла: «Старость не защищает от любви, но любовь защищает от старости!»

– Господи, когда ты повзрослеешь?!

– Стареть я буду, но взрослеть – никогда!

Она сделала книксен и выпорхнула из гостиной.

Глава одиннадцатая

Они приехали к ней под вечер, оба внутренне напряжённые, внешне – весёлые и даже чуть развязные.

– Хозяйка, поставь по сто грамм, мы тебе за это мусор вынесем.

После смерти отца, который за руль сел пьяным, Елена гостям-автомобилистам спиртного не подавала и приносить запрещала. Отказала и на этот раз.

– Но сегодня очень важный разговор. Надо выпить.

– Любой важный разговор можно вести под кофе.

Она поставила на стол закипевший кофейник, три прибора и вазу с печеньем.

– Ладно, – грустно произнёс Амиран. – Кофе так кофе. Но грузины не могут сидеть за столом без тостов. Хотя бы один я должен произнести. – И предупредив возможное возражение Елены, успокоил. – Антиалкогольный!

Встал и произнёс свой тост:

– «Однажды к мудрецу пришла женщина и стала просить, чтоб он помог вылечить мужа от пристрастия к выпивке.

– Я не врач, – сказал мудрец, – но совет дать могу. Есть у твоего мужа какая-нибудь большая мечта?

– Есть, – подумав, ответила женщина.

– Замечательно! Пообещай ему: если бросит пить, то эту мечту ты исполнишь.

– Хорошо, попробую, – сказала женщина и, поклонившись, ушла. А когда пришла домой, то заявила мужу: „Если бросишь пить – каждый день буду ставить тебе пол-литра.“»

После этих слов Амиран выпрямился, поднял чашечку кофе и, держа её, как бокал, произнёс, пародируя заправского тамаду:

– Так выпьем же, дорогие гости, за мудрых женщин…

– … Каторые панымают мужчын! – с грузинским акцентом подхватил Григорий, и они чокнулись своими чашечками.

Не выдержав, Елена рассмеялась.

– Два вымогателя!

– Мы тебя всё равно добьём!

Григорий, как заправский фокусник, выкрикнул «Опля!», и они оба, одновременно, выхватили из-под пиджаков свои дипломы и раскрыли их, чтоб она могла прочитать внутренние страницы.

Елена искренне обрадовалась.

– Уже получили?!. Ну, молодцы!.. Ладно, Бог с вами! – вынула из серванта бутылку коньяка. – Пейте! Заслужили. Но на машине не поедете – ночевать будете здесь, в гостиной.

– О! Ты приблизила нас к теме разговора. – Амиран для решимости глотнул коньяка и произнёс: – Мы окончили университет.

Григорий подхватил:

– Как видишь, получили дипломы.

– И приглашения на работу, – продолжил Амиран. Каждый говорил по одной фразе, видно было, что они заранее отрепетировали.

– Начинаем новую жизнь.

– Мы тебя оба любим, и каждый хочет начать эту жизнь вместе с тобой.

– Больше уже жить святой троицей мы не можем.

– Поэтому с помощью Александра Сергеевича делаем тебе предложение.

Оба одновременно рухнули перед ней на колени и в два голоса, «хором» прочитали известные строчки из сказки Пушкина о мёртвой царевне и о семи богатырях, чуть изменив их:

 
Взять тебя мы оба рады,
Но нельзя так, Бога ради,
Помири нас как-нибудь –
Одному женою будь!
 

Поднялись с колен и Амиран завершил:

– Сейчас ничего не отвечай, сейчас мы уедем…

– Не волнуйся: мы оставим машину и уедем на такси, – успокоил Григорий.

– … но завтра, – продолжил Амиран, – ты сама позвонишь каждому и дашь ответ, который для одного станет праздником, для другого – приговором.

– И это будет приговор без обжалования! – заключил Григорий.

Не дав ей ничего произнести, они с двух сторон чмокнули её в обе щеки и поспешно выскочили за дверь. А она, растерянная и взволнованная, забравшись в кресло, не спала всю ночь.

Под утро, так и не раздевшись, она задремала в кресле. Заглянувшая в гостиную Таисия Богдановна была удивлена и встревожена. Елена рассказала ей о полученном «ультиматуме». Таисия, живя у Елены, хорошо узнала этих парней, и они ей очень нравились.

– Я понимаю, тяжко выбрать. Но кто-то из них вам более по душе? – участливо спросила она.

– В том-то и дело, что они оба для меня, как любимые братья, оба – честные, смелые, умные, весёлые. Оба преданные друзья.

– Да, такими хлопцами в наши дни не разбрасываются. – Секунду подумав, Таисия произнесла: – Но вот что я вам, деточка моя, скажу: замуж выходят и за друзей, и живут счастливо. Страсть, она на первые годы дадена, а потом главное – дружба и взаимопонимание.

Елена замотала головой:

– Ну, не могу, не могу я решить, кому из них сказать да, а кому нет!

– Тогда пусть Господь вырешит! – Таисия Богдановна нырнула в свою комнату и вернулась с колодой карт. – Давайте подведём итог: дальше ходить парочкой они не хотят, так? – И сама себе ответила. – Так. Значит, кого-то из них вы должны выбрать? Должны. Не выберете – обоих потеряете. Самой решить тяжко – доверьтесь картам, они подскажут. – Почувствовав, что Елена уже сдаётся, она протянула ей колоду. – Нате, потасуйте!.. Ещё три раза!.. Так. Теперь отдайте её мне, левой рукой, левой… Умница! – Она стала раскладывать карты, приговаривая. – Итак: вы у нас бубновая дама, – нашла названную карту и положила её на стол лицевой стороной вверх. – Амиран, брюнет, значит, король треф… Кладу его справа от вас. Гриша, светло-русый – король бубён, будет слева. А теперь сами вынимайте из колоды по одной карте и кладите их лицом до низу, по четыре под каждого короля… Ну, давайте, смелей!.. Одну сюда, другую туда… Сюда-туда, сюда-туда. Молодец!.. А теперь смотрите и слушайте, что карты говорят!

Она стала поочерёдно вынимать из-под каждого короля по одной карте, раскрывала их и приговаривала:

– Григорий… Дни и ночи думает о вас… Амиран: вы ему снитесь… Снова Григорий: успех в учёбе и работе, обеспеченное будущее… Амиран: любит друзей, застолье, веселье… Григорий: мечтает о свадьбе… Амиран: хочет только вас… – Она повернулась к Елене и подвела итог. – Пока на равных: любят, хотят, мечтают… Осталось по последней карте – они-то и вырешат вашу судьбу: что ждёт вас с каждым из этих королей. – Вытащила карту из-под левого короля. – С Григорием – крепкая, надёжная дружба. – Вытащила и открыла последнюю карту. – С Амираном – счастливая семейная жизнь! – Торжествующе взглянула на Елену. – Ну, вот, нэнька моя, карты всё порешили, соглашайтесь!.. Не упустите своё счастье!

– Хорошо. Я согласна, – тихо произнесла Елена.

– Позвоните каждому и сообщите своё решение – по телефону вам будет легче.

Собрав карты, Таисия Богдановна, с чувством выполненного долга, вышла из комнаты.