Текст книги "Два шага до аншлага"

Картина третья

Квартира Татосова.

Телефонный звонок. Из кухни выбегает Даранян. Снимает трубку.

ДАРАНЯН: Слушаю?.. Да, уже работает, Спасибо. (Кладёт трубку. Из кухни доносится грохот). Что это?

ПАХОМ (выглядывая): Я холодильник передвинул.

Хлопнула входная дверь. Входит Татосов.

ТАТОСОВ: Не звонила?

ДАРАНЯН: Нет (Помогает ему снять плащ).

ПАХОМ: Я вам сейчас бульон подогрею.

ТАТОСОВ: Слухи о моём беспутстве начинают распространяться: дворничиха смотрит на меня с повышенным интересом, а участковый уже пригласил на лекцию «Беспорядочный секс и его последствия». (Услышав телефонный звонок, радостно). Анька! (Снимает трубку). Алло!

МУЖСКОЙ ГОЛОС ИЗ ТРУБКИ: Это Татосов?

ТАТОСОВ (разочарованно): Да, он.

ГОЛОС: Говорит Дубинин, из муниципалитета.

ТАТОСОВ: Здравствуйте, господин ДУБИНИН.

ГОЛОС: Вас известили о заседании?

ТАТОСОВ: Нет.

ГОЛОС: Так я извещаю: завтра в девять утра. Ваше присутствие обязательно.

ТАТОСОВ: Что за срочность?.. Какой вопрос?

ГОЛОС: Недостойное поведение господина Татосова.

ТАТОСОВ: Моё?

ГОЛОС: Да…

ТАТОСОВ: А… А в связи с чем?

ГОЛОС: В связи с тем, что у вас обнаружена вторая семья.

ТАТОСОВ: А-а-а!.. Ну, да… Раз обнаружена – тогда понятно… Но меня интересует, чисто из любопытства: какая связь между моими семьями и натиркой полов?

ГОЛОС: Полы натирать надо чистыми руками!

Гудки. Татосов кладёт трубку, садится в кресло, включает телевизор. Идёт передача «Разучивание песни».

ГОЛОС С ЭКРАНА: «Ну, целуй… меня… везде… я ведь… взрослая… уже»… Записали?… Повторяю: «Ну, целуй… меня… везде…».

Татосов выключает телевизор… Из кухни с тарелкой бульона появляется Даранян.

ДАРАНЯН: Фёдор Андреевич, кушать подано!.. Сейчас будет шашлык.

ТАТОСОВ (Отставляя тарелку): Спасибо, голубчик, не идёт.

В передней звонок. Даранян с криком «Анна Львовна!» бросается открывать.

ТАТОСОВ (грустно): У неё ключи.

Возвращается Даранян и сухонький, чистенький старичок.

СТАРИЧОК (Татосову): Мне надо с вами поговорить.

ТАТОСОВ: Садитесь, пожалуйста.

СТАРИЧОК: Я – стоя. (Подождав, пока Даранян вышел). Я – Июнькин, ваш сосед.

ТАТОСОВ: Знаю. Мы не знакомы, но я много слышал о вас хорошего.

ИЮНЬКИН: Меня не интересует, что вы обо мне слышали. Я пришёл сообщить, что я восхищаюсь вашей женой. Больше того – я люблю её.

ТАТОСОВ: Быть может, это просто совпадение, но я её тоже люблю.

ИЮНЬКИН (У портрета Анны Львовны): Конечно, в моём возрасте это звучит смешно, но это не моя вина, а моя беда: я её очень поздно встретил.

ТАТОСОВ (как бы извиняясь): Она не могла столько ждать.

ИЮНЬКИН: Вы живёте в этом доме уже давно – все эти годы я боролся с собой. Я ежедневно встречался с ней на лестнице, но не сделал ни одного шага навстречу своему чувству.

ТАТОСОВ: Вы – благородный человек.

ИЮНЬКИН: Меня не интересует ваше мнение обо мне. Для меня всякий семейный очаг – священен, быть может, потому, что я никогда не имел своего.

ТАТОСОВ: У вас ещё всё впереди.

ИЮНЬКИН: Да! Потому что теперь у меня развязаны руки. Теперь, когда известна ваша связь с несовершеннолетней…

ТАТОСОВ (поперхнувшись): К…к…какая связь?

ИЮНЬКИН (повторяя): Теперь, когда известна ваша связь с несовершеннолетней, я могу быть свободным в любых поступках, о чём и считаю своим долгом заявить!

По-гусарски щёлкает каблуками, подбивает одну ногу другой и падает. Татосов бросается к нему на помощь, но Июнькин отстраняет его.

ИЮНЬКИН: Я сам!..(Гордо уползает).

ТАТОСОВ (секунду смотрит ему вслед затем нервно, отрывисто хохочет. Так же неожиданно обрывает смех. Вошедшему Барбарису): Пойду, полежу. (уходит).

БАРБАРИС (передаёт Пахому тарелку с бульоном): На! Отдай Пете. Если Петя не захочет, можешь сам съесть.

ПАХОМ: Петя не захочет (ест).

Входит Анна Львовна.

ДАРАНЯН (ей): Разрешите доложить: шашлыки поджарены, бульон разогрет, посуда перемыта… Дежурство сдал!

АННА ЛЬВОВНА (негромко): Спасибо, мальчики. Он спит?

ДАРАНЯН: Отдыхает.

АННА ЛЬВОВНА: Ваша постель – здесь. (Показывает).

ДАРАНЯН (смеясь): Мы же ещё увидимся.

АННА ЛЬВОВНА: На всякий случай.

ПАХОМ: Мы уходим.

АННА ЛЬВОВНА: Идите, мальчики, идите.

Хлопнула входная дверь. Анна Львовна, не раздеваясь, задумчиво осматривает комнату.

ТАТОСОВ (появляясь): Анька! Что случилось?.. Где ты была?…

АННА ЛЬВОВНА: Я ухожу от тебя.

Достаёт чемодан, собирает вещи.

ТАТОСОВ: Я сейчас опять начну хохотать.

АННА ЛЬВОВНА: Хохочи. Ты имеешь право. Ты опозорил меня на весь двор. Каждый подходит и сообщает, что ты дарил ей цветы.

ТАТОСОВ: Разве для тебя это новость? Ты же сама их покупала!

АННА ЛЬВОВНА: Покупала. Но я не знала, что у вас так далеко зашло.

ТАТОСОВ: Что зашло?

АННА ЛЬВОВНА: Всё!.. Сначала цветочки, потом ягодки!.. Теперь я вспоминаю, как она тебя прослушивала!

ТАТОСОВ: Она меня поставила на ноги.

АННА ЛЬВОВНА: Ещё бы! Зачем ей лежачая развалина!.. Какой же я была слепой!.. Всю жизнь верила тебе… Молилась на тебя… Но хватит, мои глаза раскрылись: если ты такое творишь сейчас, представляю, что ты вытворял в молодости!. Теперь мне ясно, что это были за ночные репетиции, гастрольные поездки!..

ТАТОСОВ: Ты говоришь ужасный вздор, за который потом тебе будет очень стыдно.

АННА ЛЬВОВНА: О!.. Там-таки умницы!.. Они меня предупредили, что ты от всего будешь отказываться!

ТАТОСОВ: Кто предупредил?

АННА ЛЬВОВНА: Актив пенсионеров – они тебя давно раскусили…

Берёт чемодан, направляется к дверям.

ТАТОСОВ: Куда ты?

АННА ЛЬВОВНА: Думаешь, я буду стоять у тебя на пути?.. Думаешь, у меня нет гордости?.. Думаешь, я заплачу?.. (Плачет). Вот твой режим… Вот твои лекарства… Обед в холодильнике, на два дня… А потом… Потом пусть уже она тебе готовит…

В слезах убегает. Ошеломлённый Татосов остаётся сидеть в кресле. Машинально включает телевизор.

ГОЛОС С ЭКРАНА: А теперь все вместе: «Ну, целуй меня везде – я ведь взрослая уже!..»

Затемнение.

Картина четвёртая

Знакомые нам автомат и скамейка. На скамейке Пахом и Барбарис. Перед ними Даранян.

ДАРАНЯН: Решайте, или я иду сам.

ПАХОМ: Я с тобой.

БАРБАРИС: Чего ты хочешь добиться?

ДАРАНЯН: Надо вернуть Глебову и заставить перед ней и Татосовым извиниться!

БАРБАРИС: Поздно. Уже поползли слухи. Уже есть мнение. Уже заведено дело. Когда я слышу эти слова, я перестаю сопротивляться.

ДАРАНЯН: Но ты веришь в справедливость?

БАРБАРИС: Как праведник в Иисуса Христа: знаю, что её давно распяли.

ДАРАНЯН: Значит, ты не идёшь с нами?

БАРБАРИС: Иду.

ДАРАНЯН: Зачем?

БАРБАРИС: По глупости.

ПАХОМ: Да не слушай ты его! Он всегда вначале хнычет. Давай продумаем план действий.

ДАРАНЯН: А чего думать? И так всё ясно!

БАРБАРИС: Всех задушить и зарезать, да?

ДАРАНЯН: О, нет! Ты не знаешь Дараняна! Темперамент в сторону. Холодный расчёт и тактика. Будем бить врагов их же оружием. Предлагаю начать с самого верху, с Богородского.

БАРБАРИС: А любопытную месткомовскую даму – мне.

ПАХОМ: Что ты собираешься делать?

БАРБАРИС: Секрет фирмы!

ДАРАНЯН: Тебе нужна помощь?

БАРБАРИС: О, нет! Предпочитаю встретиться с противником один на один, тем более, противник – женщина!.. Пока! (Уходит).

ПАХОМ: Ты не сомневайся!.. Знаешь, какой он парень?.. Вот такой!.. Если Барбарис взялся – он всё сделает!..

К автомату подходит знакомый Детина. Бросает монеты, нажимает кнопку – ничего не выпадает. Детина с яростным рычанием лупит автомат.

ДЕТИНА (завывая): Понастроили на нашу голову!.. Ворюга проклятый!.. (Снова лупит).

ДАРАНЯН: Ты ещё не устал?

ДЕТИНА (узнав его): А чего ты за него заступаешься?.. Ты знаешь, какой это гад!.. Вот нажми кнопку, нажми! Без монет…

Даранян нажимает кнопку – выпадает банка.

ДЕТИНА (Пахому): Теперь ты нажми!.. Нажми!..

Пахом нажимает – выпадает вторая банка.

ДЕТИНА (чуть не обезумев от ярости): Видал?.. Это он за мои деньги такой щедрый!.. Любимчиков завёл!..

ПАХОМ: На, я тебя угощаю (протягивает ему свою банку).

ДЕТИНА: Мне подачек не нужно!.. Мне по справедливости!..

Опускает монеты, нажимает кнопку – ничего нет. От обиды и неутолённой ярости чуть не плачет.

ДЕТИНА (автомату): Ну, погоди, гад!.. Ты уже покойник!… Я тебя ночью на металлолом свезу!..

Последний раз даёт автомату оплеуху и убегает. Пахом и Даранян хохочут.

ПАХОМ: Чего это он с ним так?

Задняя стенка автомата открывается – выходит механик.

МЕХАНИК: Не люблю хамства. Жлобов надо учить… А это вам! (Протягивает им ещё по баночке). Пейте, пейте!.. Он же это оплатил!..

Скрывается в автомате. Пахом и Даранян снова хохочут.

ДАРАНЯН: За удачу нашей операции! (Чокаются баночками).

Затемнение.

Картина пятая

Кабинет Матильды Ивановны. Письменный стол. На столе – папки, на стене – планы, диаграммы… Появляется Барбарис с кинокамерой в руке и с сумкой через плечо. Достаёт из сумки бутылку, два фужера – ставит всё это на столе. Устанавливает кинокамеру, проверяет часовой механизм. Затем достаёт маленький магнитофон, кладёт его на стол, решительно сдёргивает с себя свитер, остаётся в майке. Входит Матильда Ивановна. Удивлённо смотрит на Барбариса.

БАРБАРИС (спокойно): Здравствуйте.

МАТИЛЬДА: Что вы здесь делаете?

БАРБАРИС: Разлагаюсь. (Включает магнитофон и кинокамеру).

Вместе с вами. На глазах у кинокамеры.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Кто вы?

БАРБАРИС: Ваш любовник.

Запирает дверь кабинета, вынимает ключ, кладёт его рядом с магнитофоном.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Я сейчас закричу!.

БАРБАРИС: Кричите. Сюда прибегут и застанут картину: рабочий день, запертая дверь, полураздетый мужчина… На столе начатая бутылка… Я раздеваюсь дальше. (Снимает майку). Ну, кричите!.. Или я закричу!.. Сюда ворвутся и потребуют объяснений. Что вы на это скажете?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: У вас красивая фигура.

БАРБАРИС (сбившись): При чём здесь моя фигура?.. Думайте о своей репутации!..

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: У входа охранник – как вы сюда попали?

БАРБАРИС: По трубе.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: И не побоялись?

БАРБАРИС: Всего третий этаж.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Не каждый бы решился.

БАРБАРИС (раздражённо): Вы не то говорите!.. Не то!.. (Втолковывает). Я готовлю компрометирующие вас материалы!.. Вот я приближаюсь к вам… Вот беру за талию… Вот угощаю спиртным… Что вы делаете?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Пью.

БАРБАРИС: Зачем?

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Вы же угощаете… Что это?

БАРБАРИС: Обыкновенный виски.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Прелесть какая! (Допивает).

БАРБАРИС: Учтите: всё это фиксирует кинокамера!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: А она не испортится?

БАРБАРИС: Будьте уверены – работает, как часы!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Значит, вы потом не откажитесь?.. Не скажете, что всего этого не было?

БАРБАРИС: Почему я должен отказываться?!.. Это вы должны!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Я?.. Отказываться?.. (Нежно). Дурачок!

БАРБАРИС: Погодите, погодите…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (окончательно захмелев): Говори мне ты.

БАРБАРИС: Да поймите же, что я пришёл вас скомпрометировать. Мой визит грозит вам неприятностями!..

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Визит, грозит… Важно, что мы вместе! (Берёт ключ со стола и выбрасывает его в окно).

БАРБАРИС: Вы ошалели!.. (Втолковывает). Вы должны меня бояться, должны выполнить все мои условия…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (наступая на него): Да я всё для тебя сделаю!.. Хочешь, в институт устрою?.. Хочешь, лаборантом зачислю?.. Ну, что ты хочешь?.. Что?..

БАРБАРИС (которому это надоело): Усыновите меня!

На секунду протрезвев, она пристально смотрит на него, потом вдруг разражается рыданиями.

БАРБАРИС (испуганно): Перестаньте!.. Перестаньте!.. Прошу вас!.. Я не то ляпнул… Не то!.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (сквозь слёзы): То!.. То!.. Именно то!.. Я сама себе противна! Давно противна!.. Сижу с сотрудницами, слушаю про семейные скандалы, смотрю на рыдающих баб и думаю: Господи! Хоть бы когда-нибудь оказаться на их месте!.. Ты пришёл меня скомпрометировать?.. Глупый мальчик, меня нельзя скомпрометировать!.. Смотри! (Подбегает к запертой двери и громко кричит). Я пью виски!.. Я танцую рок!..У меня в комнате раздетый мужчина!.. (Пауза. Поворачивается к Барбарису). Видал?.. Никто не верит. Они не представляют, что со мной это возможно. Ведь у меня безупречная репутация. (Сквозь рыдания). Безупречная!.. Безупречная!.. Это так оскорбительно!..

БАРБАРИС: Прошу вас, успокойтесь!..(Наливает из графина воду, протягивает ей).

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Нет! Не хочу!.. (Выплёскивает воду, наливает виски, выпивает). Прелесть какая!.. (Барбарису). Чего ты меня успокаиваешь?.. Ведь я сама этого добивалась… Всю жизнь… С первого класса… Комсорг, физорг, профорг, парторг!.. Для всех женщин мужчины делятся на брюнетов, блондинов, худых, толстых, высоких, маленьких… Для меня они всю жизнь делились на вышестоящих и нижестоящих. Нижестоящие за мной даже не пробовали ухаживать – они меня боялись. Вышестоящие пробовали, но их боялась я!..

БАРБАРИС: Ладно! (Натягивает свитер). Давайте по– честному. Камера уже третий день не заряжена. (Выключает её, выключает магнитофон). У вас на глазах оскорбили Глебову. Обидели, обхамили. Почему вы вместе с её обидчиками?.. Почему не выступите против них, как женщина, как учёный, как член профкома!..

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Я всю жизнь занималась общественной работой. Я разучилась ставить опыты. У меня нет личной жизни. Я не учёный и не женщина. Я – общественное ничто. А знаешь ли ты, как страшно быть ничем, особенно за сорок!.. (Снова наливает и выпивает). Прелесть какая! (Плачет).

Затемнение.

Акт второй

Картина шестая

Кабинет и приёмная. Инна у компьютера. Входит Матильда Ивановна.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Инночка, вам не кажется, что у нас грязные полы?… (Инна, не отвечая, продолжает набирать на компьютере). Просто стыдно перед посетителями… Надо срочно вызвать полотёров…

ИННА: Хотите, я вам дам его номер телефона.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: На что вы намекаете?.. Да как вы смеете?!.. (Меняя тон). Вы его любите?

ИННА: Было… Да сплыло.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Разве это проходит?

ИННА: Это сгорает. И остаётся зола. (Произносит как бы мысли вслух). Потратила столько лет на вечеринки, рестораны, романчики…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (Так же): Провела столько лет на собраниях и совещаниях…

ИННА: Ничему не училась, ни к чему не стремилась…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Всю жизнь что-то зубрила и чего-то добивалась…

ИННА: И осталась секретаршей, девушкой, которая бежит по первому зову…

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: И осталась руководящей учёной дамой, которую никто не ждёт и не зовёт…

ИННА: Но хватит!.. Теперь всё будет по-другому!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА: Довольно!… Я изменю свою жизнь!..

Входят Барбарис и Пахом.

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (радостно): Боренька! (Бросается к Барбарису).

БАРБАРИС: Опять вы?.. Послушайте, прекратите меня преследовать!.. Это же смешно!

МАТИЛЬДА ИВАНОВНА (жалкая и растерянная): Я не преследую. Ведь мне ничего не надо – я просто хочу тебя видеть. Хоть издали… Но ты прав – это смешно. (Смеется). Это очень смешно! (Смеётся). Давайте все вместе похохочем! (Смеётся. Потом поворачивается и убегает).

ПАХОМ (тихо): Догони её.

БАРБАРИС: Я плохо бегаю.

ПАХОМ (кричит); Догони её!

БАРБАРИС: Чего ты орёшь?

ПАХОМ: Догони и извинись, слышишь?.. На пузе ползай, но чтоб она тебя простила!.. Ведь ты же ей в душу плюнул… Как же ей теперь жить, оплёванной?.. Беги, ну!..

БАРБАРИС: Я бегу, бегу, псих! (убегает).

Пахом приходит в себя и очень смущается своей выходки.

ИННА (внимательно смотрит на него): Вот уж не думала, что ты так умеешь.

ПАХОМ: Не могу… Не могу, когда женщин обижают. У меня три сестры. Я ещё в школе дрался до крови, если их кто-нибудь за косы дёргал…

ИННА (снова у компьютера): Между прочим, я тебя прождала до двенадцати ночи. (Пахом молчит): Отец ночевал на даче – мы могли быть одни. (Пахом не отвечает. Она прекращает набирать, поворачивается к нему). Почему ты не пришёл?

ПАХОМ (переминаясь с ноги на ногу): Как же без отца?.. И ещё перед этим время дают, на обдумывание.

Инна снова внимательно смотрит на него. Затем, переводит взгляд на вынутую из принтера страницу.

ИННА: Кто это сочинил?

ПАХОМ: Барбарис.

ИННА: Знала бы – не набирала… Всё. (Отдаёт листок Пахому).

ПАХОМ: Спасибо, Инна. (Потоптавшись). Мы вас очень уважаем. Все… И Барбарис… Вы не думайте… Просто он такой… Но он вас тоже уважает.

ИННА: Почему ты со мной на вы?

ПАХОМ: Не получается сразу.

Вбегают Даранян и Барбарис.

ДАРАНЯН: Богородский подъехал, уже паркуется.

БАРБАРИС (Пахому): Ваше задание выполнено, господин главный покровитель старых дев! Мы ворковали, как голуби.

ПАХОМ: Извини меня.

БАРБАРИС: Да, ладно… Письмо готово?

ПАХОМ: Вот. (Протягивает листок).

БАРБАРИС (пробежав глазами); Отлично!.. Надевай! (Натягивает на голову Пахому широкополую шляпу. На плечи вешает фотоаппарат. Инне). А тебе – благодарность за соучастие.

ИННА: Меня уже поблагодарили. (Подходит к Пахому, поправляет на нём шляпу и фотоаппарат).

БАРБАРИС: Как ты думаешь, что во мне сильней: уязвлённое самолюбие или чувство дружбы?

ИННА: Это уже не имеет значения.

ДАРАНЯН: Он идёт!.. По местам!

ПАХОМ: Богородский нас узнает: он с нами здоровался.

БАРБАРИС: Ну, так что? Думаешь, он видит, с кем здоровается?… Ему важно, чтоб все видели, что он здоровается!.. Делай, как репетировали!

Даранян и Барбарис прячутся за шкаф. Пахом небрежно развалился на стуле. Входит Богородский.

БОГОРОДСКИЙ: Здравствуйте! (Пожимает Инне руку. Поворачивается к Пахому). Здравствуйте!.. С кем имею честь?

ИННА: Это корреспондент из «Известий».

БОГОРОДСКИЙ: Пресса?.. Милости просим! (Пропускает Пахома в кабинет. Усаживает). Кофе?.. Чай?.. Коньячок?..

ПАХОМ: Спасибо, некогда. Редакция готовит о вас большую статью, мне поручено срочно сделать снимок.

БОГОРОДСКИЙ: Что ж… Это приятно!

Выбирает подходящую позу: улыбающийся, сосредоточенный, работающий… Всё не то!.. Взгляд его останавливается на портрете Павлова, висящем над столом. Это ему нравится. Он так же, как Павлов, выставляет кулаки и занимает точно такую же позу.

БОГОРОДСКИЙ: Я готов.

ПАХОМ: Внимание!.. Подбородок чуть выше!.. Приготовились!.. Сни…

ДАРАНЯН (резко открыв дверь): Стоп! (Решительно входит в кабинет, за ним Барбарис, несёт его портфель).

ПАХОМ (Богородскому): Это наше начальство.

БОГОРОДСКИЙ: Очень рад познакомиться!.. Слышал, вы заинтересовались моей скромной деятельностью… (Протягивает ладонь для рукопожатия).

ДАРАНЯН (как бы не замечая этого): Да. Готовили статью.

Ладонь Богородского повисает в воздухе.

БОГОРОДСКИЙ: А, позвольте узнать, почему в прошедшем времени?

ДАРАНЯН: Потому что обстоятельства изменились.

Руководящим жестом приказывает Барбарису. Тот поспешно вынимает из портфеля письмо и протягивает Дараняну.

БОГОРОДСКИЙ: Что это?

ДАРАНЯН: Письмо в редакцию.

БОГОРОДСКИЙ: От кого?

ДАРАНЯН: Без подписи.

БОГОРОДСКИЙ: А какое это имеет отношение к статье?

ДАРАНЯН: К сожалению, самое прямое. Здесь речь идёт о вашей деятельности в период басмачества.

БОГОРОДСКИЙ: В какой период?

ДАРАНЯН: В период разгула банд басмачей.

БОГОРОДСКИЙ: Моей деятельности?!

ДАРАНЯН: Вашей, вашей.

БОГОРОДСКИЙ: Хорошая шутка! (хохочет). Я и басмачи!.. Ой, не могу!.. Ой, рассмешили!..

ДАРАНЯН: Зря веселитесь – это серьёзней, чем вы думаете. (Барбарису). Зачитайте!

БАРБАРИС (читает): «… Во главе своей банды бесчинствовал в оазисах. Собственноручно засыпал двенадцать колодцев. Был известен под кличкой «Исмаил-Бек»…

БОГОРДСКИЙ (всё ещё смеясь): Простите, какой Бек?

БАРБАРИС: Исмаил.

Телефонный звонок.

БОГОРОДСКИЙ (в трубку): Да?

ЖЕНСКИЙ: ГОЛОС: Это Котик?

БОГОРОДСКИЙ: Вы ошиблись номером. (Кладёт трубку. Дараняну, уже без смеха). Вы меня разыгрываете?

ДАРАНЯН: Мы слишком занятые люди, чтоб заниматься розыгрышами.

БОГОРОДСКИЙ: Значит, вы всему этому верите?..

БАРБАРИС: Я допускаю, что здесь многое преувеличено… Но, знаете, дыма без огня не бывает.

БОГОРОДСКИЙ (уже окончательно посерьёзнев): Вы, что сами не видите, что это абсурд: я родился минимум через двадцать лет после того, как похоронили последнего басмача!.. Вот мой паспорт! (Протягивает документ).

БАРБАРИС: В письме написано, что вы подделали метрику, получили фальшивый паспорт и сделали пластическую операцию.(Присматриваясь). Конечно: нос явно не ваш.

БОГОРОДСКИЙ: Что за чушь! Это мой нос, мой!.. Можете потрогать! (Подставляет свой нос Барбарису. Услышав телефонный звонок, Дараняну). Пожалуйста, снимите трубку.

Даранян снимает трубку.

ЖЕНСКИЙ: ГОЛОС: Это Котик?

ДАРАНЯН: Это Исмаил-Бек!.. (Кладёт трубку).

БОГОРОДСКИЙ: Что за неуместная шутка?!

ДАРАНЯН: Увы, это не шутка – это правда.

ПАХОМ: Человек науки!… В халате и тюбетейке!.. Босиком по пустыне!..

БОГОРОДСКИЙ: Так вы, действительно, верите, что я засыпал двенадцать колодцев?!

ДАРАНЯН: Допускаю, что это преувеличено. Вы могли засыпать всего два-три, а из этого сделали дюжину.

БАРБАРИС: У меня к вам личная просьба.

БОГОРОДСКИЙ: Рад служить.

БАРБАРИС: Мой племянник в школе создаёт исторический уголок… У вас не сохранился ятаган?.. Дети бы изучали.

БОГОРОДСКИЙ: Слушайте, но это же смешно!

ПАХОМ: Конечно, смешно: столько лет хранить оружие.

БОГОРОДСКИЙ: Вы меня удивляете!.. Молодые, современные, образованные!…Как легко вы становитесь орудием в руках клеветника!.. Мы тоже были молоды! Но нас не так легко было сбить с толку!.. Мы умели и поработать, и повеселиться!..

Телефонный звонок. Богородский снимает трубку.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Это Котик?

БОГОРОДСКИЙ (игриво): Нет, это пёсик. Гав!.. (Кладёт трубку, озорно подмигивает Дараняну): Вот так!..

ДАРАНЯН (оправдываясь): Не думайте: мы это письмо не сразу будем печатать. Мы передадим его в ваше министерство, там проведут расследование, вы всё объясните и докажете…

БОГОРОДСКИЙ (перебивая): Что я должен доказать?!

ДАРАНЯН: Что вы не Бек.

Вспышка. Это Пахом сделал снимок.

ПАХОМ (объясняя): На всякий случай. Для фельетона.

БОГОРОДСКИЙ: Вы меня просто поражаете!.. Сегодня, в период расцвета демократии!.. Какая-то пакостная бумажонка с идиотскими обвинениями может поставить под сомнение всю честно прожитую жизнь!…

ДАРАНЯН (оправдываясь): Это не бумажонка. Это письмо читателя, оно принято, зарегистрировано… Это документ.

БОГОРОДСКИЙ: Анонимка – это не документ! Это – трусливый донос!.. А доносу место не в портфеле, а в мусорной корзине!..

БАРБАРИС: Ну, да… Все так только говорят, но не делают. БОГОРОДСКИЙ: Остерегайтесь поверхностных выводов!.. Вы плохо знаете жизнь, молодые люди!.. За примером ходить недалеко… Вот! (Вынимает из стола письмо, протягивает Дараняну). Честного, талантливого учёного облили грязью, с головы до ног… Именно тогда, когда готовился приказ о её повышении в должности!..

ДАРАНЯН (пробежав письмо глазами): Кошмар!

БОГОРОДСКИЙ: Да, кошмар!.. И представьте, что было бы, если б это письмо попало в руки трусам и перестраховщикам… Я не хочу проводить параллели, но, простите, они напрашиваются… Такие руководители, конечно, задержали бы приказ и тоже стали бы обсуждать, расследовать… А это значит – обидели бы человека, растоптали его достоинство, оскорбили, унизили!..

Расстроившись, отворачивается, смахивает невидимую слезу.

ДАРАНЯН (тоном провинившегося школьника): А как?.. Как надо поступить?

БОГОРОДСКИЙ: Так, как это делаю я! (Нажимает кнопку. Заглядывает Инна). Где приказ о назначении Глебовой?

ИННА: У вас в верхнем ящике.

БОГОРОДСКИЙ: У меня?.. (Открывает ящик) Да, у меня. (Гордо). Уже у меня!.. А что делаю я?…

ДАРАНЯН, ПАХОМ и БАРБАРИС (с широко раскрытыми глазами): Что?

БОГОРОДСКИЙ: Под-пи-сы-ва-ю!.. Вот так! Просто, быстро и без волокиты!

Снова вспышка. Это восхищённый Пахом сделал снимок.

ПАХОМ: Для передовицы.

ДАРАНЯН: Вы были великолепны!

БАРБАРИС: А что делать с анонимками?

БОГОРОДСКИЙ: Надо наплевать на клеветников!.. (Плюёт на свою анонимку). Ну! А теперь вы!..

Даранян, Пахом и Барбарис плюют на свою.

БОГОРОДСКИЙ: Молодцы!.. Надо растоптать змею, присланную в конверте!.. (Бросает письмо на пол и яростно топчет его). И вы, и вы!.. (Ребята топчут свою). Нет! Этого мало! Надо испепелить эту отраву!.. В огонь их, в огонь! (Кладёт анонимку в пепельницу и поджигает её). Ну? Что же вы медлите?.. Смелей!.. (Ребята кладут в огонь и свою). Молодцы!.. Вот наш ответ клеветникам!..

ДАРАНЯН: Вы были великолепны!

БАРБАРИС: Спасибо за урок!

БОГОРДСКИЙ (вслед им): И помните: всеобщая чуткость и взаимное доверие!.. Только так, молодые люди, только так!…

Все вышли. Но через секунду в кабинет снова ворвался Даранян с приказом в руке. За ним Барбарис.

ДАРАНЯН: Что вы здесь написали?!

БОГОРОДСКИЙ: «На усмотрение господину Копыто». Это мой заместитель, он всё решит.

ДАРАНЯН: А почему не вы?

БОГОРОДСКИЙ: Я уже, голубчик, не у дел: с сегодняшнего дня в отпуске. Завтра на самолет и бултых в море! (Напевает).

 
Самое синее мире
Чёрное море моё!..
Чёрное море моё!..
 

Обняв за плечи Дараняна и Пахома, нежно выводит их из кабинета.

БОГОРОДСКИЙ (вошедшей Инне): Срочно подготовьте приказ о моём уходе в отпуск. В конце концов, нельзя так бесхозяйственно относиться к своему здоровью. Мы обязаны беречь себя для друзей, для науки. Для общества!

И снова принимает позу Павлова.

Затемнение.