Текст книги "Два шага до аншлага"

Картина седьмая

Тот же автомат. Скамейка. На скамейке Даранян, кого-то высматривает. Появляется Глебов.

ДАРАНЯН (вскочив): Здравствуйте!

ГЛЕБОВ: Так это вы меня вызвали?

ДАРАНЯН: Да.

ГЛЕБОВ: Зачем?

ДАРАНЯН: Нам надо поговорить.

ГЛЕБОВ: Нам с вами?.. О чём?

ДАРАНЯН: О вашей жене. Вернее, не о ней, а обо всей этой истории с анонимкой.

ГЛЕБОВ: И вы уже в курсе?

ДАРАНЯН: Я пытаюсь ей помочь. Но мне нужна ваша поддержка. Ведь это ваше право: первому вступиться за честь жены.

ГЛЕБОВ: Послушайте, почему вы меня вызвали на свидание, а не пришли прямо домой?

ДАРАНЯН (смутившись): Я не хотел… Я не мог… Я не знаю ваш адрес.

ГЛЕБОВ (насмешливо): Но письмо же вы мне прислали.

ДАРАНЯН (запутавшись): Ну, какая разница!… Причём здесь я? Надо спасать её, понимаете?!

ГЛЕБОВ: Кажется, понимаю.

Внимательно рассматривает Дараняна.

ДАРАНЯН: Не надо на меня так смотреть!.. Я перед вами чист: я не искал с ней встречи. Она даже не знает о моём существовании. А я переверну весь институт!.. Я сделаю для неё всё. Понимаете, всё! Это долг каждого порядочного человека!

ГЛЕБОВ: Долг каждого порядочного человека не влезать в личную жизнь других людей.

ДАРАНЯН: Но если у других – беда?

ГЛЕБОВ: Ждите, когда вас попросят о помощи.

ДАРАНЯН: А если не попросят?.. Если человек горд, самолюбив?… Слушайте, а может вы верите тому, что там написано?.. Так это же полнейшая чушь… Чушь!

ГЛЕБОВ: Скажите, вы твёрдо решили продолжить свою деятельность?

ДАРАНЯН: Твёрдо. И не откладывая!

ГЛЕБОВ: Даже, если я откажусь вам помогать?

ДАРАНЯН: Это меня не остановит.

ГЛЕБОВ: Ну, что ж… Тогда мне придётся сделать вам одно небольшое признание. Анонимку написал я.

ДАРАНЯН (поражённо): Вы?

ГЛЕБОВ: Да. Вы очень непосредственно удивляетесь.

ДАРАНЯН: Но… Зачем?

ГЛЕБОВ: Она уходит от меня. Я хочу её удержать.

ДАРАНЯН: Анонимкой?

ГЛЕБОВ: Да. Чем угодно. Лишь бы вызвать скандал.

ДАРАНЯН: Но что это вам даст?

ГЛЕБОВ: Анонимка ставит под сомнение её нравственность. А что будет, если она уйдёт из семьи? Подтвердится правильность анонимки: аморальное поведение, половая распущенность… Анонимка всегда была страшным оружием в нашей недалёкой советской действительности… Сколько миллионов людей отправили в лагеря по анонимным доносам!… Сколько покалеченных судеб, осиротевших детей!.. Знаю, знаю, другой век, другое тысячелетие…. Но вы не учитываете генетику! К примеру, у меня до сих пор невольный страх в позвоночнике, когда при мне рассказывают политический анекдот… Это от отца, от деда… Нас отравили на много поколений вперёд…Поэтому анонимка до сих пор делает своё дело. Да, не в таких масштабах, как…Но при всём при этом, начинают ползти слухи, страдает репутация, тормозится продвижение по службе…. Значит, чтобы доказать обратное, Ольга вынуждена будет оставаться со мной, пока всё не забудется.

ДАРАНЯН: А потом?

ГЛЕБОВ: Время покажет. Я очень её люблю.

ДАРАНЯН: Из любви люди идут на подвиг, а не на подлость!

ГЛЕБОВ: Я – не профессиональный злодей. Для меня совершить подлость – это тоже подвиг.

ДАРАНЯН: Зачем вы впутали Татосова?

ГЛЕБОВ: Не удержался, очень нужное стечение обстоятельств: визиты, цветы, отдельная квартира… Знаю, знаю, есть минусы: не молод – уже под семьдесят, после инфаркта. Но есть и огромный плюс: он – актёр. А для обывателей, любой актёр – потенциальный совратитель. Я всё продумал, до мельчайших подробностей.

ДАРАНЯН: А для чего вы мне всё это рассказываете?

ГЛЕБОВ: Объясню чуть позже… А знаете, даже анонимку можно разнообразить. Например, от имени старушки-уборщицы – один стиль, от рафинированного интеллигента – другой, от домохозяйки – третий…

ДАРАНЯН: А вы знаете, что у Татосова из-за вас неприятности по работе?

ГЛЕБОВ: Знаю. Это я звонил в муниципалитет от имени общественности и требовал принять меры. Согласитесь, что у нас всё ещё считаются с общественностью.

ДАРАНЯН: Ну, так получи!.. От имени общественности! (Даёт ему пощёчину).

ГЛЕБОВ: Прекрасно! Вот для этого я вам всё и рассказал.

ДАРАНЯН (растерянно): Ничего не понимаю.

ГЛЕБОВ: Сейчас объясню: вы – непредвиденная фигура, которая не входила в мои расчеты. Вы развили бурную деятельность и вас надо остановить, хотя бы на несколько суток: хулиганство в общественном месте с нанесением побоев и материального ущерба.

Разрывает на себе рубашку.

ДАРАНЯН: Вы – подлец! Я всем расскажу о вас!

ГЛЕБОВ: Вы никому не расскажете. Это настолько неправдоподобно, что вам никто не поверит, будут считать клеветой. А клеветать на мужа любимой женщины – это низко!.. Простите, спешу: надо успеть снять побои.

ДАРАНЯН: Тогда уж заодно, чтоб было, что снимать!

Отвешивает ему две пощёчины.

ГЛЕБОВ: Великолепно! Сейчас уже наверняка останутся следы… До встречи в полиции!

Затемнение.

Картина восьмая

Отделение полиции. За столом старшина полиции пишет протокол. Напротив него – Даранян. В глубине, на двух стульях, дремлет какой-то пьяница.

СТАРШИНА (Дараняну): Прочтите и подпишите. (Протягивает протокол. Даранян читает. Звонит телефон. Старшина в трубку). Старшина Пушкин слушает… Да, товарищ капитан. Нет, не сменили. (Жалобно). Я же не успею… Слушаюсь! (Кладёт трубку).

ДАРАНЯН: Поймите, старшина, я не мог его не ударить!

СТАРШИНА: Значит, сознаётесь? Подпишите.

ДАРАНЯН: Я подпишу. Но я не могу сидеть здесь!.. Я опоздаю!

СТАРШИНА: Мало ли что! Я вот тоже могу опоздать, а сижу. (В ответ на удивлённый взгляд Дараняна). «Комсомолка» сегодня встречу организовывает, всех Пушкиных, однофамильцев, значит… Ну, и конкурс на лучшее стихотворение. Полдня сочиняю. Да разве здесь напишешь?! То одного приводят, то второго!..(Пьянице). Эй, чего мёртвый час устроил?..

Пьяница просыпается, поднимает голову – это знакомый нам Детина.

ДЕТИНА (Дараняну): Друг!

ДАРАНЯН: За что его?.

СТАРШИНА: Постоянный клиент. Каждый день напивается, дерётся, автоматы ломает.

ДЕТИНА: А чего я пью, знаешь?.. Потому что, когда я трезвый, я – злой, я – нелюдимый, я – хулиган. А когда я пьян, я – добрый, я – общительный, я – друг, товарищ и брат… Значит, трезвый, я опасен для общества!.. Значит, общество должно меня поить!..

СТАРШИНА (продолжая писать): Почему не работаешь?

ДЕТИНА: Я такую работу иш-ш-ш… иш-ш-ш… разыскиваю, чтобы по душе.

СТАРШИНА: Я же тебя устроил.

ДЕТИНА (с сожалением): Не удержался. (Дараняну). Классная работа была!.. В школе полиции, для курсантов труп изображал. Лежу на земле, а они меня рисуют, фотографируют… Спецовку выдали, харчи хорошие…

СТАРШИНА: А зачем и там пил?

ДЕТИНА: А как не пить? Работа же всё равно лежачая!

Старшина уводит Детину. Даранян по мобильному телефону набирает номер. Пару секунд ждёт.

ДАРАНЯН: Никого. Ни Пахома, ни Барбариса, ни Татоса.

ТАТОСОВ: Они здесь!

Даранян оборачивается и видит всех троих. Бросается к друзьям.

СТАРШИНА (появляясь): Нельзя сюда! Слышите!.. Запрещено!

БАРБАРИС: Пропусти, служивый!.. Мы арестантику передачку принесли!

Разворачивает пакет с пирожками…

ТАТОСОВ: Ваш капитан – мой родственник. Вот от него записка.

Протягивает записку Старшине.

СТАРШИНА: Ладно!.. Только не надолго. И чтоб было тихо!

Садится сочинять стихотворение.

ДАРАНЯН (Откусив от пирожка): Вкусно!

БАРБАРИС (таинственно): Осторожно пережёвывай – там напильник!

СТАРШИНА: Какая рифма к слову бухгалтер?

БАРБАРИС: Зарплата.

СТАРШИНА: Я серьёзно спрашиваю.

ТАТОСОВ: «Был в Ялте».

СТАРШИНА: Бухгалтер – был в Ялте… А что? Неплохо! (Пишет).

БАРБАРИС: Подведём итоги: С Матильдой я уже встречался, но, увы… Богородский от нас улизнул… Анонимщик торжествует, а ты – в полиции… Полный провал!…

ДАРАНЯН: Ничего! Пойдём дальше!..

БАРБАРИС: Шлёпнемся и там… Это утомительно и беспросветно… Что же касается Глебовой, то… Я понимаю твои чувства, но в институте ей уже не работать, Даже если ты разоблачишь автора анонимки!.. «Он украл, или у него украли… Словом, он замешан в грязной истории»… Это не я придумал, это изрекала ещё моя бабушка.

ДАРАНЯН: Ну, и убирайся к своей чёртовой бабушке!.. Тебе утомительно!.. Когда это ты успел устать?.. Устал хныкать или устал молчать?.. У тебя очень удобная философия: ты ни во что не вмешиваешься, ты только зарабатываешь деньги. Сегодня – на новый компьютер, завтра – на квартиру, а потом – для повышенной пенсии!.. Усталый вздыхатель!..

СТАРШИНА (Татосову): Рифма к слову вздыхатель?

ТАТОСОВ: Созерцатель.

СТАРШИНА: Это не устаревшее слово?

ТАТОСОВ: К сожалению, нет.

БАРБАРИС: Что ты от меня хочешь? Я – не министр, я всего лишь – полотёр.

ДАРАНЯН: Убеждённый полотёр может больше, чем равнодушный министр!

БАРБАРИС: Как?.. Ведь руководят они, а не мы.

ДАРАНЯН: Да, они!..А почему?.. Нам бы только заниматься любимым делом: наукой, спортом, творчеством… Мы брезгливо морщимся при слове администрация, политика, управление и уступаем эти места хитрым, наглым, пронырливым карьеристам и демагогам… А потом удивляемся: что творится в стране!.. А как же не твориться, если мы терпим, молчим, не вмешиваемся… Надо давать взятки – даём, надо стоять в очередях за никому ненужной справкой – стоим, надо голосовать – идём и голосуем, за кого попало, а потом удивляемся, что процветают Богородские, Копыто, Глебовы!..

БАРБАРИС: Копыто не вечны. Они стареют и скоро отомрут.

ДАРАНЯН: Глупец! Они готовят себе смену! Они выращивают молодых Копыт, которые будут калечить жизнь нашим детям!..

СТАРШИНА: Рифма к слову глупец?

ТАТОСОВ: Слепец. Но есть и более приятные рифмы: боец, удалец, молодец…

СТАРШИНА (восхищённо): Ну, вы даёте! (поспешно записывает).

ДАРАНЯН (продолжая, Барбарису): Молодой, сильный, здоровый – когда же лезть в драку, как не сейчас!.. Ведь умных и честных больше, чем подлецов и бездарностей…Мы бы с ними давно расправились, если бы все вместе, сообща, изо дня в день…

БАРБАРИС: На это надо потратить целую жизнь. А я учиться хочу, работать и что-то своё внести в науку…

ДАРАНЯН: Но творится несправедливость.

БАРБАРИС: А я – то тут при чём?

ДАРАНЯН (кричит): Ненавижу!!!

БАРБАРИС: Чего ты орёшь?

ДАРАНЯН: Ненавижу эту фразу! Понял?.. Ненавижу!

БАРБАРИС: Ты – ненормальный! (Резко поворачивается и уходит).

ДАРАНЯН (вслед ему): А я не хочу быть таким нормальным, как ты! (подбегает к старшине). Послушай: творится несправедливость!.. Я должен быть там! Нельзя, чтобы подлость торжествовала!.. Послушай, если ты, действительно, Пушкин, отпусти меня!…

 
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!…
 

СТАРШИНА: Товарищ, верь: не могу!

ДАРАНЯН: На несколько часов!.. До вечера!.. Даю слово, я вернусь!.. Надо действовать!.. Отпусти! Только до вечера!..

ТАТОСОВ (старшине): Он вернётся, я вам гарантирую… А я останусь в залог. Я знаю, что нельзя… Но в виде исключения.

ДАРАНЯН: Но я не позволю, чтобы вы из-за меня…

ТАТОСОВ (перебивая): При чём тут вы или я?.. Задета честь женщины – нельзя терять времени! Вы в курсе всех дел, вы – молоды, предприимчивы… Вы будете полезней.

СТАРШИНА: Да вы что?.. Знаете, как мне нагорит?!. Не положено!.. (Меняя тон. Татосову). А вы мне стихи поможете дописать?

ТАТОСОВ: А поэму хотите?

СТАРШИНА (задохнувшись от радости): А успеем?

ТАТОСОВ: Если сейчас начнём, не откладывая.

СТАРШИНА: Эх, была не была! (Дараняну). А не подведёшь?

ДАРАНЯН: Клянусь матерью!

СТАРШИНА (отчаянно): Давай!… Пока не передумал!

ДАРАНЯН (с чувством): Фёдор Андреевич!.. Я вам… Вы мне…

ТАТОСОВ: Пахом, помогите ему, а то он сам не уйдёт.

Пахом увлекает Дараняна.

СТАРШИНА (нетерпеливо, Татосову): Ну, давайте начнём! У меня уже есть первая строчка: «Майор наш самых честных правил…».

За дверью раздаётся лай. Старшина выходит и через секунду возвращается с большой хозяйственной сумкой. Лай раздаётся оттуда. Старшина ставит сумку и вынимает из неё щенка.

СТАРШИНА: Кто-то хулиганит.

ТАТОСОВ (громко): Анька, войди!.. (Никто не появляется). Войди! Я же знаю, что это ты.

Появляется Анна Львовна. Останавливается с опущенной головой.

Пауза.

АННА ЛЬВОВНА: Это овчарка. У неё папа – волкодав. Она сразу загнала Петю на шкаф. (Пауза). Это она, но ты можешь назвать её Гришей, чтобы Пете не было обидно. (Снова пауза). Она очень чистоплотная, она ходит только под дверь к Июнькину. (Снова пауза). Федя, можешь меня выругать… Даже ударить… Только не молчи… Почему ты молчишь?

ТАТОСОВ: Я вспоминаю.

АННА ЛЬВОВНА. Что ты вспоминаешь?

ТАТОСОВ: Стихи. Я же тебе их так и не прочитал. Слушай:

 
Есть на свете Таньки,
Есть на свете Маньки,
Но куда ни глянь-ка
Всех красивей Анька!
 
 
Раз на Молдаванке
Я увидел Аньку,
Понял, что без Аньки
Жизнь наизнанку!
 
 
Ни к чему мне Танька!
Ни к чему мне Манька —
У меня есть Анька,
И жена, и нянька!
 

СТАРШИНА (растроганно): Нет, весь я не умру!

Поспешно записывает стихи.

Затемнение.

Картина девятая

Снова кабинет и приёмная. В приёмной Пахом и Барбарис.

Барбарис возится с телефоном, стоящим на столе.

Инна на своём месте.

БАРБАРИС: Телефон подготовлен. (Кладёт трубку). Желаю удачи, хотя в неё не верю!.. Ну, пока! (Идёт к выходу).

ПАХОМ: Подожди Дараняна.

БАРБАРИС: Чтоб этот сумасшедший мне опять устроил скандал?.. Нет уж, спасибо!

Уходит, сталкиваясь с Дараняном. Оба проходят, отвернувшись, не глядя друг на друга.

ДАРАНЯН: Все разошлись. Он возвращается за плащом. У него есть мобильник?

ИННА (Входит в кабинет, вынимает из кармана висящего на вешалке плаща мобильный аппарат): Уже нет. (Прячет его в стол).

ДАРАНЯН: Начинаем натирать, чтоб у него не возникло подозрений!

Натирают. Входит Копыто. Кладёт на стол перед Инной пакетик.

ИННА: Что это?

КОПЫТО: Зефир. Ты же, наверное, отсюда – опять на какое-нибудь свидание?

ИННА: Конечно.

КОПЫТО: Перекуси.

ИИНА:. Не люблю сладкого. (Отодвигает пакет).

КОПЫТО (взглянув на полотёров): А эти братаны всё шаркают.

Заходит в кабинет. Снимает с вешалки плащ. Надевает. Как только он вошёл, Даранян закрывает дверь и поворачивает ключ. Копыто подходит, несколько раз дёргает – дверь заперта.

КОПЫТО: Что это значит?

ДАРАНЯН: Там на столе лежит приказ с резолюцией Богородского.

КОПЫТО: Ну, и что?

ДАРАНЯН: Подпишите его.

КОПЫТО: И не подумаю. Я не стану продвигать гулящих бабёнок! (Дергает дверь). Ну, открывай!.. Живо!..

ДАРАНЯН: Убеждать вас бесполезно. Но знайте: я вам не открою, пока не подпишите приказ.

КОПЫТО (снова несколько раз дёргает дверь): Инна, открой!

ИННА: Я уже не секретарша: рабочее время закончилось.

КОПЫТО: Вы все об этом пожалеете! (Ищет в карманах плаща свой мобильник). Инна, где мой мобильный телефон?

ИННА: У меня в столе.

КОПЫТО: Ладно! Разбираться будем в полиции!..

Подходит к телефонному аппарату, стоящему на столе, снимает трубку, набирает номер. Звонит телефон в приёмной. Пахом снимает трубку.

ПАХОМ: Алло?

КОПЫТО: Это полиция?

ПАХОМ: Да.

КОПЫТО: Здесь хулиганы. Пришлите наряд по адресу…

ПАХОМ (прерывая): Подпишите приказ.

КОПЫТО (удивлённо): Какой приказ?

ПАХОМ: Всё тот же. (Объясняет). Ваш телефон соединяется только с моим. Если хотите, будем переговариваться.

КОПЫТО (швырнув трубку, подбегает к дверям): Слушайте, вы, мафиози!.. Я позову сотрудников!

ДАРАНЯН: Зовите. В институте уже никого нет.

КОПЫТО: Я закричу!

ДАРАНЯН: Кричите. Наши окна выходят во двор общежития иностранных студентов.

КОПЫТО: Они меня поймут! (Подбегает к окну, кричит). Товарищи!

ДАРАНЯН (высунувшись в своё окно): Братья!

КОПЫТО: Братья!

ДАРАНЯН: Товарищи!.. Мир, дружба!.. Ура!..

Слышны аплодисменты и приветственные крики.

КОПЫТО (снова подбегает к дверям): Послушайте! Это же уголовщина! Вы за это ответите!

ДАРАНЯН: Ответим. Но сначала вы подпишите приказ.

КОПЫТО: Ни за что!

ДАРАНЯН: Тогда будете сидеть здесь до понедельника. Сегодня пятница, конец недели, уже никто не придёт. Завтра – суббота, послезавтра – воскресенье. Есть мы вам не дадим. И пить не будете: воду из графина я вылил.

КОПЫТО: Ах, вы, щенки!.. Объявили мне импичмент?!.. Покушать не дадите?.. Измором решили взять?… Да я не такие замки ломал!..

Отступает от двери, замахивается ногой для удара. В этот момент Инна поворачивает ключ в замке и открывает дверь.

КОПЫТО (угрожающе): Вот теперь потолкуем!.. (Хочет пройти, но Инна продолжает стоять на пороге). Отойди, Инна!

ИННА: Зачем? Я тоже хочу потолковать. Ты же обижаешься, что я с тобой не беседую. Вот я тебе сейчас всё и скажу. Всё сразу. Тебя ненавидят учёные, тебя ненавидят лаборантки, тебя ненавидят соседи, тебя ненавидела мама и тебя ненавижу я…

КОПЫТО: Инна!

ИННА: Ты слушай, слушай. Тебе же этого никто не скажет: тебя боятся. Мне всегда было ужасно стыдно, что ты мой отец. Но я тоже боялась. А сейчас нет. Поэтому слушай. Разве Глебова первая на твоём счету?.. Сколько нервов ты измотал, сколько улыбок ты погасил, скольких ты довёл до инфаркта!..

КОПЫТО: По-твоему, я – подлец?

ИННА: Нет. Самое страшное, что ты всё это делаешь с чувством честно выполненного долга. Больше того: ты не пьёшь, не берёшь взятки, не составляешь протекций… Ты – омерзительно правильный человек. Такой правильный, что хочется повеситься. Или удрать. Мама это сделала первой. А я не решалась. Я просто уходила, на вечер, на ночь, на сутки. Но возвращалась. Нет, не к тебе – я возвращалась в дом, как возвращается кошка. Но мне надоело быть кошкой. Однажды я уйду и не вернусь. И это может произойти даже сегодня.

Уходит. Мужчины остаются одни. Пауза.

ПАХОМ (растерянно): Мы с Инной… Я не знал, что вы её отец… Я хотел просить вас…

КОПЫТО (сам с собой): У меня с ней всё время не так. Не ладится. А я ведь забочусь: пальто, туфли, зефир вот… Я забрал её у жены, сам воспитывал. Жена умерла, Инна её даже не помнит, но она её любит. А у меня с ней что-то не так. Всё время…Я запретил приглашать в гости парней – она стала целоваться в подъездах… Я не разрешал устраивать вечеринки – она зачастила по ресторанам…Теперь я разрешаю, но она никого не приглашает. Она меня стыдится. Я это чувствую. Давно почувствовал. И это обидно. У меня в жизни кроме неё никого нет. Я всё для неё. И всё не так. Я ведь и сюда её устроил специально, думал, может, на работе уважение ко мне появится, от других перейдёт… А получилось опять не так… А если она и вправду не вернётся?.. Ведь тогда вся моя жизнь не так…Не так…

ДАРАНЯН: Значит, вы согласны?

КОПЫТО: Мне теперь всё равно. (Подписывает приказ, протягивает его Пахому).

ПАХОМ: Спасибо, папа!

Затемнение.

Картина десятая

Знакомая скамейка. На скамейке Пахом. Появляется Барбарис.

Пахом бросается к нему.

ПАХОМ: Мы победили! Копыто подписал приказ!..

БАРБАРИС: Поздравляю. А где наш мушкетёр?

ПАХОМ: Вернулся в полицию.

БАРБАРИС: А как поживает Инна?

ПАХОМ: А как поживает Матильда?

БАРБАРИС: Гуляем. Она провожает меня на работу, носит ведро и щётки. Она добрая, беззащитная. Жалко её, да и привык я к ней… Словом, запутался… А ты встречаешься с Инной?

ПАХОМ: Нет. Я не хожу к чужим невестам.

БАРБАРИС: Ты решил, что я и Инна… (смеётся). Пахом, ты – чудо!

ПАХОМ: Так ты не женишься на ней?

БАРБАРИС: Разве я похож на человека, который женится?.. И тем более, на… Я тебе не говорил о наших отношениях – так вот, как мужчина мужчине, хочу, чтобы ты всё знал…

ПАХОМ: А я не хочу всё знать.

Барбарис подходит к Пахому, кладёт ему руки на плечи.

БАРБАРИС: Так обидно, что ты – не женщина.

ПАХОМ: Чего это вдруг?

БАРБАРИС: Я женился бы на тебе и прожил бы с тобой счастливую жизнь.

ИННА (входя): Ты опоздал. Это сделаю я.

БАРБАРИС: Как это понимать?

ИННА: Я прошу у тебя руки Пахома. Я знаю, что он любит меня, но никогда не решится признаться и сделать предложение. Поэтому это делаю я.

БАРБАРИС (который этого не ожидал и растерян): Ну, что ж… Будьте счастливы, дети мои…Будьте счастливы! (поспешно покидает сцену).

Пахом и Инна продолжают стоять, держась за руки, как их соединил Барбарис. Наедине с Пахомом Иннина развязность улетучилась. Она смущена и напряжена.

ИННА (после паузы): Вчера, когда я ждала тебя, а ты не пришёл, я вдруг поняла, что очень боюсь тебя потерять… Я тут болтала, болтала, а толком и не знаю… Может, ты меня вовсе и не любишь, может, мне это показалось…

ПАХОМ: Я очень люблю тебя.

ИННА: Скажи, как ты меня любишь?.. Мне никогда этого не говорили, сегодня это считается старомодным… Нет лучше скажи, как я тебя люблю – у меня для этого слов не хватит!..

ПАХОМ: Я для тебя стихи искал… Нашёл и выучил… Я тебе их прочту, только ты помогай, если буду сбиваться.

Вручает Инне листок со стихами. Вдали зазвучала негромкая лирическая мелодия. На её фоне Пахом читает стихи.

ПАХОМ:

 
Твоя любовь, как облако легка,
Она жила в душе моей неслышно…
 

ИННА:

 
Твоя любовь пришла издалека,
Она, как солнце, из-за тучи вышла.
 

ПАХОМ:

 
Твоя любовь прозрачна и ясна…
Твоя любовь – весенних песен стаи…
Твоя любовь – безбрежная страна…
 

ИННА:

 
В которой только ты один хозяин.
 

ПАХОМ:

 
Твоя любовь – река из хрусталя,
И в даль меня несёт её теченье…
 

ИННА:

 
Твоя любовь – надёжна, как Земля,
Она – моё земное притяженье.
 

ПАХОМ:

 
Твоя любовь – как сказка наяву…
 

ИННА:

 
Твоя любовь – свершившееся чудо…
 

ПАХОМ:

 
Твоя любовь – всё то, чем я живу…
 

ИННА:

 
Твоя любовь – всё то, чем жить я буду!
 

Автомат открывается – там уже знакомый нам техник. Растроганный до слёз их признаниями, он, всхлипывая, протягивает Инне букет цветов и снова скрывается в автомате. Инна и Пахом уходят. С противоположной стороны появляются Матильда Ивановна и Барбарис.

МАТИЛЬДА: Я пришла попрощаться.

БАРБАРИС: Ты уезжаешь?

МАТИЛЬДА: Нет. Но мы больше не увидимся. Больше я не буду выпрашивать у тебя любовь. Я поняла, что это бесполезно. Ты никогда не сможешь полюбить. Никого. Ведь, чтобы любить, надо отдавать, а ты умеешь только брать. Ты даёшь видимость счастья, мираж… Занимаешь место в душе. Кажется, что там кто-то есть, а на самом деле – пусто… Но всё равно, спасибо тебе!

БАРБАРИС: За что?

МАТИЛЬДА: За мою любовь к тебе… За моё пробуждение… За моё открытие мира!..

Уходит. Барбарис растерян и подавлен, грустно смотрит ей вслед. Автомат снова открывается, выглядывает техник.

ТЕХНИК (сочувственно): Да-а-а… С ними не соскучишься!.. Моя вот тоже меня выставила из дому, теперь здесь ночую… По ночам брожу по скверу, обрываю цветы, делаю букеты. Думаю, а вдруг затоскует и придёт… Ладно, не грусти!.. У меня есть лекарство. (Достаёт бутылку, наполняет два пластмассовых стаканчика. Достаёт две баночки кока-колы). Это закуска. Давай выпьем за баб. С ними трудно, но без них – ещё трудней!.. Поехали!.. (Чокаются).

Затемнение.