Текст книги "Мои эстрадости"

Совместное производство
^{Пародии}

Совместное производство
^{Пародия на фильмы шестидесятых-семидесятых годов}

Ведущий: Сценарист написал сценарий на актуальную колхозную тему. Название было броское, афишное: «Гибель ворюги». Действующие лица – современны и узнаваемы:

 
Положилин – тракторист-активист
Хамов – тракторист-карьерист
Доярка Маша – рекордсменка
Корова Маня – рекордистка
 

Содержание сценария было оригинально и увлекательно: Иван Хамов, молодой способный карьерист и пропойца, грубо оскорбляет доярку Машу. Оскорблённая девушка влюбляется в него. Созревает кукуруза, назревает конфликт. Хамов ворует трактор и гонит из него самогон. Положилин даёт ему совет, Хамов даёт ему в зубы. Потом – комсомольская свадьба, товарищеский суд, перевыборы правления. В конце – областной фестиваль самодеятельности с участием шефов-пограничников, а также представителей ДОСААФ и ОБХСС.

Сценарий настолько понравился студии, что было решено предложить его для совместного производства солидным кинодержавам. Предложение было охотно принято и съёмки начались.

Для совместного производства с итальянской киностудией были приглашены два знаменитых итальянских режиссёра: Де-Сикось и Де-Накось. Фильм назывался: «Похитители тракторов».

Маленькая пятикомнатная трущоба. Дворик, завешанный застиранными телогрейками, доярка Мария одной рукой доит корову, другой стирает выходные валенки. Вбегает муж Марии – Хамелли.

Хамелли: Где дети?

Мария: Ждут спагетти. А где ты шлялся эти трое суток, бездельник?

Хамелли: Удирал от полиций.

Мария: Санта Мария! Что ты натворил?

Хамелли: Я украл трактор.

Мария: Зачем ты это сделал, чудовище?

Хамелли: Сегодня твой день рождения. А у меня нет денег на приличный подарок.

Мария: Бандит! Ничтожество, Я люблю тебя!

Хамелли: Дрянь! Потаскуха! Я не могу без тебя!

Объятия, поцелуи. Входит участковый и председатель колхоза Положилли.

Председатель (к Хамели): Зачем ты это сделал, ворюга?! Теперь мне опять придется посылать её на конкурс «Мисс Райцентр», чтоб она вышла замуж!

Мария: Пощадите его, синьор участковый!

Участковый: Не могу, Мария: конец квартала, у меня не выполнен план по задержанию.

Мария: О, Мадонна! Кто будет кормить моих детей?.. Даже, если я пойду на панель, мне никто не даст денег: еще неделя до зарплаты! Отец, надо что-то делать!.. Дети!.. Просите дедушку. Только он может нам помочь – он учился в одном классе с Папой Римским!

Выбегают раскованные итальянские дети, темпераментно орут, кричат, плачут.

Дети:

 
– О, мама мия!
– О, папа пия!
– О, деда дия!
 

Хамелли: Успокойся, Мария.

Мария: Тебе хорошо: будешь отдыхать в камере-одиночке! А я всю эту свору должна водить в музыкальную школу!

Хамелли: Я не виноват, что ты рожаешь вундеркиндов!

Мария: Да, ты не виноват – у нас очень талантливый завклубом. Благодаря ему, ты не платишь налог за бездетность!

Хамелли (указывая на детей): Значит, это всё – самодеятельность!.. Я убью тебя!

Участковый: Пойдем, Хамелли. Ещё полчаса, и мы не попадём в тюрьму: у них начнется сиеста.

Надевает на него наручники. Мария в отчаянии заламывает руки. Раскованные дети темпераментно плачут.

Председатель: Стойте!.. Трактор украл я!

Общее потрясение.

Участковый: Для чего он вам понадобился, синьор Положилли?

Председатель: Я подарил его пионерам.

Участковый: Зачем?

Председатель: Я шефствую над этой школой.

Мария и Хамелли (падая перед ним на колени): О, папа!

Председатель: Будьте счастливы, дети мои. Ариведерчи, Ваня!

Гонг.

Ведущий: Фильм, отснятый по этому сценарию совместно с одной из Голливудских киностудий, назывался «Великолепная уборка».

Председатель передового ковбойского хозяйства Хамкинс и его невеста доярка Мэри скачут верхом на коровах по безбрежным полям. Вокруг веселые парни в широкополых шляпах что-то жнут, кого-то молотят, пьют кока-кола, жуют кок-сагыз.

Хамкинс (поёт):…

 
Скушав сэндвич спозаранку
И глотнув любимый свой коктейль,
Я на собственном мустанге
Объезжал сельхозартель.
Ну, как дела?
Ну, как дела?
Ну, как дела у нас идут?..
 

Все (дружно, с оптимизмом):

 
Ах, всё в порядке, председатель,
Все олл-райт и вери-гут!
 

Мэри: Прэд! Кажется, на третьем участке опаздывают с уборкой овощей.

Хамкинс: Без паники, Мэри! Сейчас наведём порядок.

Спокойно вынимает кольт и по списку расстреливает всех присутствующих.

Мэри: Прэд! Зачем ты убил всех студентов? Они так старались!

Хамкинс: Завтра на уборку овощей присылают докторов наук из Мичиганского университета: мне негде их поселить. Вот я и освободил коттеджи для профессорско-преподавательского состава!

Под музыку.

Хамкинс: Всё в порядке, май фер леди!

Мэри:

 
Всё в порядке, о май дарлинг!
Оба: Всё олл-райт и вери-гут!
 

Гонг

Ведущий: Арабский вариант этого фильма носил душераздирающее название: «Пропавшие родители» или «Любовь верблюда».

По знойной пустыне идёт стадо коров. Впереди погонщик Хамэд и доярка Махра. Вступает музыка.

Хамед (поёт):

 
Повелевает нам Коран,
Вести к Востоку караван…
 

Махра: Хамэд! Как мы докажем на приёмном пункте, что это не коровы, а верблюды?

Хамэд: Научим коров плеваться и сделаем им горбы. (Поёт).

 
…И это вовсе не обман:
Коровы – тоже корован…
 

Махра: А как мы заставим коров плеваться?

Хамэд: Прочитаем им сценарий нашего фильма.

(Продолжает песню):

 
…Когда сдадим мы караван,
То сразу выполним весь план…
 

Выбегают приёмщик и приёмщица.

Приёмщица: Нет, шайтан! Тебе не удастся обмануть бдительных приёмщиков! Гони обратно своих коров!

Хамэд: Чем ты недовольна, о удобрение моего сердца?! Какие коровы? Разве ты не видишь, что это верблюды?

Приёмщик: Если это верблюды, то я – кокосовая пальма!

Хамэд: Чем тебе не нравятся наши верблюды, о украшение доски почёта! У каждого четыре ноги, один хвост.

Приёмщица: А рога? Почему у верблюдов рога?

Хамэд: У них личная жизнь не сложилась. (Плачет).

Приёмщица: Почему ты плачешь?

Хамэд: У меня тоже не сложилась. В детстве я потерял свою мамочку. Потом потерял надежду. Потом потерял совесть.

Приёмщица: Сынок!

Хамэд: Мама! (Объятие). Мамочка, а где мой папа?

Приёмщица: Не знаю. Тридцать лет назад он удрал от меня в пустыню.

Приёмщик: Ха-ха-ха! Я погулял и вернулся. Здравствуй, жена!

Приёмщица: Здравствуй, муж! (Объятие).

Приёмщик (Хамэду): Здравствуй, сын!

Хамэд: Здравствуй, папа! (Объятие).

Махра (всем): Внуки мои!

Все: Бабушка!

Общее коллективное объятие. Все – и люди и коровы – танцуют победный танец живота.

Письмо Михаила Горбачова Ицхаку Шамиру[8]8
  В конце восьмидесятых годов, в Москве, в концертной программе театра «Гротеск», которым я руководил, была исполнена пародия на Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва. Тогда ещё это было опасно, меня отговаривали, но я настоял, и эта пародия прозвучала в Колонном зале Доме Союзов, на торжественном концерте, где в числе зрителей были и приближённые Михаила Сергеевича. Все напряжённо ждали ответной реакции, но её не последовало. И тогда, окрылённые тем, что «Значит, можно!», в каждом уважающем себя театральном и концертном коллективе появились исполнители пародий на Горбачёва. Дошло до того, что в Ленинграде, на фестивале Смеха «Золотой Остап», был проведен конкурс пародий на главу правительства и победил артист театра «Гротеск» Михаил Грушевский, первый исполнитель «опасной» пародии. Изложенное выше, даёт мне моральное право написать ещё одну пародию на человека, к которому я продолжаю относиться с большим уважением и сочувствием.


[Закрыть]

Уважаемый Ицхак… Простите, не знаю Вашего отчества, но думаю, что в Израиле – все Израилевичи.

Итак, уважаемый Ицхак Израилевич, обращаюсь к Вам с просьбой прислать мне вызов в ваше государство. На первый взгляд, просьба, вроде, неожиданная, а на второй – так совсем и нет. Я ведь родом из Ставрополя, казацкого края, а казаки всегда любили евреев, до смерти!

Учтите и то, что моя жена – еврейка. Да, да!.. Оба руководителя общества «Память», на всех перекрёстках кричат, что Раиса Максимовна – жидовка. А я знаю, что по израильским законам, если два свидетеля подтверждают – это уже официальное доказательство.

А разве я мало сделал для выезда евреев из страны?.. И обещаю выпустить их всех, хотя это не так просто, как кажется. Объясню, почему: несколько лет назад мне доложили, что в Союзе всего полтора миллиона евреев. Когда выехали первые двести тысяч, оказалось, что их осталось уже три миллиона. Число евреев растёт обратно пропорционально их отъезду. Если так пойдёт дальше, я оголю страну, останется только Лигачёв, да и тот что-то в последнее время начал картавить.

Михаил Грушевский на моём творческом вечере читает это письмо

Дорогой, уважаемый Ицхак! Я всегда восхищался праотцом Моисеем, который вывел свой народ через пустыню к свободе. Я, как и он, хотел вывести свой народ из пустыни, в которую превращается страна, но не успел: народ бежит впереди меня. Тогда я решил возглавить этот забег, видя в нём признак приближения коммунизма, ибо, как сказал великий Ленин, коммунизм – это советская власть плюс эвакуация всей страны. Поэтому и прошу Вас поскорей прислать мне вызов. А в ожидании его, я уже начал учит иврит. Язык, в общем, совсем не сложный, многие слова и раньше знал, к примеру, схуёт[9]9
  Права (иврит).


[Закрыть].

Пробовал надевать кипу – она мне очень идёт. Размер и форму утверждали на Политбюро, так что теперь это не просто кипа, а КиПаСС. Но возникла непредвиденная сложность: кипа ведь крепится к волосам, а у меня их не густо. Стали думать, как её прикреплять. Товарищ Ельцин предложил гвоздями. Но его экстремизм бы отклонён, постановили клеить. Чтобы привыкнуть, буду носить её, не снимая, даже зимой, поэтому мне её сделали с наушниками.

Дорогой и любимый Ицык!

Помни, что наша партия разбегается в разные стороны, бегут и рядовые коммунисты и секретари парткомов – так что поспеши, пожалуйста, с вызовом, а то мне некому будет сдать свой партбилет.

Обнимаю и жду.

Твой Моше бен Сергей.

Документальная пародия

Ведущий. Сейчас многие наши драматические театры ставят пьесы по документам: письмам, протоколам, судебным отчётам… Мы решили не отставать от моды и даже пойти ещё дальше: создать документально-музыкальный спектакль, а именно, оперу «Кармен», с оперуполномоченным, протоколом, обвинительным актом и штрафом.

Итак, опера «Кармен».

Акт первый

^{(на мотив арии Тореадора)}

 
Кинорежиссёр
Эльдар Тореадор
с директором совхоза
имени Бизе
(Подпись одной стороны,
подпись другой стороны)
заключили меж собою
следующий акт:
Для киносъёмок
оперы «Кармен»
совхоз даёт в прокат
рекордного быка.
(В скобках: количество – один)
Мы его вам передадим,
за что получим
семьсот рублей.
Требует акт, чтоб были у быка
две пары ног, хвост и рога,
бык должен быть доставлен в киногруппу
двадцать второго февраля.
Заверил договор
завхоз Хозе
и кинорежиссёр,
и контролёр,
и госнадзор.
 

Акт второй

^{(на мотив сегидильи)}

 
«Совхозом имени Бизе
официальный акт составлен,
что бык на студию отправлен
был в чистом виде, а представлен
в совхоз покрытым в красный цвет.
Ваш режиссёр
Тореадор
быка окрасил в помидор.
Теперь его в кровавом цвете
не узнают родные дети,
мы требуем согласно смете
вернуть скорей
семьсот рублей.
В противном случае
совхоз будет вынужден
подать на киностудию
заявление в нарсуд,
согласно Уголовному
Кодексу Российскому.
Подписал акт технадзор,
и контролёр,
и ревизор,
и прокурор!»
 

Акт третий

^{(на мотив куплетов Тореадора)}

 
«На запрос
товарища Хозе
директор студии
вам может сообщить:
Ваши претензии
необоснованны:
бык при сдаче
чувствовал себя,
как бык.
Был окрашен он
с его согласья
на средства студии
эмалью в красный цвет
талантливым художником,
и за его окраску
вам счёт представлен
на сто рублей.
Считаю нужным также известить,
что фильм о Кармен пришлось нам закрыть,
так как наш спонсор быстро разорился,
а режиссёр Тореадор
недавно перешёл
на съёмки фильма
«Розовый осел».
 

Акт четвёртый

(коллективное заявление, исполняемое хором коров на мотив «Хабанеры»)

 
Срочно требуем для острастки
виновных строго наказать:
болен бык после перекраски,
и никого не хочет знать.
Зря нам дали коровник новый,
напрасно каждой завили хвост,
заявил он, что мы – коровы
и далеко нам до кинозвёзд!
 
 
А был
здоров,
любил
коров!
 
 
Он дни и ночи с нетерпеньем
на киносъёмки вызов ждёт.
Себя теперь он
без стесненья
Ролланом Быковым зовёт!
 

Новый сериал, или Камера кинопыток

 
Шёл по экрану громила тупой,
Громаднее всех громил.
Навстречу ему повстречался другой
И молча его убил.
Но тут же свалился на мостовой
И воздух губами хватал:
Двое других убили того,
Который громилу сразил наповал.
 
 
Но за двумя уже четверо шли,
И автоматы у них.
Старший негромко скомандовал: «Пли!» —
И нет уже тех двоих.
Оба валяются на мостовой,
Чтобы никто не знал
О том, что они убили того,
Который громилу сразил наповал.
 
 
Но тех четверых пробили насквозь
Восемь парней других,
Чтобы болтать четверым не пришлось
Про тех убитых двоих,
Которые пали на мостовой,
Чтобы никто не знал
О том, что они убрали того,
Который громилу сразил наповал.
 
 
Восемь парней шагали быстрей,
Каждый домой спешил.
Но переехали этих парней
Двадцать тяжёлых машин,
Чтоб никогда им болтать не пришлось
Про тех парней четверых,
Которые были прошиты насквозь
Из-за убитых двоих,
Которые пали на мостовой,
Чтобы никто не знал,
О том, что они убили того,
Который громилу сразил наповал.
 
 
Двадцать машин поспешили в гараж,
Въехали на серпантин,
Но сорок восемь сапёров в горах
Поставили двадцать мин.
Им оставалось лишь только нажать —
Ахнул тяжёлый заряд,
Чтоб было шофёрам легче молчать
Про восемь убитых ребят,
Которым тоже болтать не пришлось
Про тех парней четверых,
Которые были прошиты насквозь
Из-за убитых двоих,
Которые пали на мостовой,
Чтобы никто не знал
О том, что они убрали того,
Который громилу сразил наповал.
 
 
Каждый сапёр, подождав до конца,
Начал искать своих,
Но сто четыре здоровых юнца
Сбросили в озеро их,
Которым шофёров пришлось подорвать
Двадцатерых подряд,
Чтоб было шофёрам легче молчать
Про восемь сбитых ребят,
Которым тоже болтать не пришлось
Про тех парней четверых,
Которые были прошиты насквозь
Из-за убитых двоих,
Которые пали на мостовой,
Чтобы никто не знал
О том, что они убрали того,
Который громилу сразил наповал.
 
 
Я перепуганный в кресле дрожал,
Выл, как затравленный зверь.
В пятки давно опустилась душа,
А на экране теперь
Тысяча двести бандитов лихих
Начали дико орать,
Стреляя из пушек в тех сто четверых,
Которые были в горах
И всех сорок восемь сапёров подряд
Столкнули с крутых вершин,
Чтоб не взболтнули они невпопад
Про взрыв двадцати машин,
Владельцам которых пришлось замолчать,
Поскольку на дне лежат,
Чтоб не могли никому рассказать
Про восемь сбитых ребят,
Которым тоже болтать не пришлось
Про тех парней четверых,
Которые были прошиты насквозь
Из-за убитых двоих,
Которые пали на мостовой,
Чтобы никто не знал
О том, что они убили того,
Который громилу сразил наповал…
 
 
Лучше б он сразу в меня попал —
Я б этих всех ужасов не видал!
 

Три романса

Я тебе ничего не сказал
^{(Любовный романс)}

 
Мы сидели с тобой у заснувшей реки,
Пели нам мотыльки и цвели васильки…
И с безумным рыданьем к тебе я припал,
Но тебе я тогда ничего не сказал.
 
 
Забурлила река, загремела гроза,
Повалились деревья, согнулась лоза.
Ты стояла в слезах, я тебя облобзал,
Но тебе и тогда ничего не сказал,
 
 
Пролетели года над уснувшей рекой,
Ты давно умерла, я покончил с собой.
Хоть в могиле с тобою я рядом лежал,
Но тебе все равно ничего не сказал.
 

Чего ты от сменя ушла
^{(Тюремный романс)}

 
На жёстких нарах я сижу,
На стены голые гляжу,
С утра до вечера мозги себе ломаю:
Чего любовь твоя прошла?
Чего ты от меня ушла?
Ну, хоть зарежь меня, никак не понимаю.
 
 
Я вел себя, как жентельмент,
Но иногда бывал момент,
Шо не сдержу себя и выражуся матом.
Работы я не признавал
И регулярно воровал,
Так тут не я – семья и школа виноваты.
 
 
Ну, было: я немного пил
И тестю голову разбил,
Но я ж разбил её легонько, не до крови.
На новогоднем на балу
Я платье рвал с тебя в пылу —
Так это ж просто доказательство любови!
 
 
Иду я как-то вечерком,
Гляжу, заходишь в чей-то дом,
Какой-то фраер там берет тебя за шею.
Я искусал его, как пёс,
Была там надпись: «горло-нос»,
Но ты ведь знаешь, что читать я не умею.
 
 
Тебя к начальству ревновал,
Главбуху ноги поломал,
Так это просто необдуманный поступок.
Ну, было: раз тебя избил,
Под электричку положил —
Так разве ты моих не понимаешь шуток?
 
 
Твою мамашу напугал,
Слегка ударил по рогам,
Она загнулась – так она ж была старуха.
Шо я бандит – так это ложь,
Да, я всадил в тебя свой нож,
Но ведь врачи тебя потом спасли, гадюка!
 
 
Теперь на нарах я сижу,
На стены голые гляжу,
Пятнадцать лет сижу и голову ломаю:
Чего любовь твоя прошла?
Чего ты от меня ушла?
Ну, хоть зарежь меня, никак не понимаю!
 

Дайте мне гитару!
^{(Цыганский романс)}

 
Дайте мне гитару,
Дайте зычный голос,
Дайте коней пару,
И курчавый волос.
 
 
Дайте трубку с дымом,
Дайте шаль с каймою,
А еще усы мне
Дайте с бородою.
 
 
Дайте мне осанку,
Дайте серьгу в ухо.
Дайте мне цыганку,
Только не старуху.
 
 
Дайте заграничный
Мне костюм французский,
Дайте мне столичной,
Дайте мне закуски.
 
 
Дайте брови тучей,
Сапоги гармошкой,
Дайте денег кучу,
И ещё немножко.
 
 
А еще, пожалста,
Только поскорее,
За мое нахальство
Дайте мне по шее!
 

«Здоровеньки булы!»
Из репертуара Тарапуньки и Штепселя

«Моя пещера с краю…»[10]10
  Здесь показаны четыре фрагмента из спектакля «ОТ И ДО». «Зри в корень!» – говорил Козьма Прутков. В спектакле развивается эта же мысль: чтобы понять истоки нынешних проблем, надо заглянуть в прошлое и увидеть, из каких веков пришли к нам пороки нынешнего общества. Спектакль предупреждает, что и сегодня недостатки нашей жизни, создадут большие проблемы для будущих поколений. Эту эстрадную пьесу «ОТ и ДО» я писал вместе с Робертом Виккерсом.


[Закрыть]

Сцена освещается. Видна напись: «Мамонтов переулок № 22. Жилкооператив «Шкурник».

Трехкомнатная пещера Тарапуньки. Всё здесь говорит о каменном веке и, всё же, чем-то напоминает современную квартиру.

В пещере играют и поют «первобытные люди». Это музыканты. Их давно нестриженные кудри и лохматые бороды удачно вписываются в первобытный фон. Они одеты в звериные шкуры. Перед ними микрофоны, закамуфлированные под берцовые кости. Исполняется песенка: «Мы на мамонта ходили»:

Чтобы работать над этой пьесой, мы, все четверо, на месяц удрали из города в дом отдыха

 
Мы ребята первобытные,
Мы в пещерах родились.
До чего ж у нас завидная,
Увлекательная жизнь!
Мы тропинки ищем верные
И не киснем под дождём.
Мы костры разводим первые,
Песни первые поём!
 
 
– А вы на мамонта ходили?
Нет?
– Ну, так мы для вас зарыли
Скелет.
Откопайте, изумитесь:
– Мама!
Это ж самый настоящий
Мамонт!
 
 
Мы работ не ищем чистеньких.
Перед нами мир большой.
Мы умами первофизики,
Перволирики душой!
Не беда, что вся стипендия
Только двадцать пять костей,
Нам шагать через столетия
В ногу с песенкой своей!
 
 
– А вы на мамонта ходили?
– Нет?
– Ну, так мы для вас зарыли
Скелет.
Откопайте, удивитесь
– Мама!
Это ж самый настоящий
Мамонт!
 

Веселье в разгаре. И вдруг в пещере появляется разъярённый хозяин – это Тарапунька.

Тарапунька: Что за бедлам!.. Я не для того пускаю студентов, чтоб они мне тут джазовый фестиваль устраивали. Ану, битлы-патлы, забирайте свои бринчалки и дуйте отсюда! Вместо того чтоб прибрать в пещере, они тут такую музыку развели, что камни трескаются. Милиции на вас нет!

Тарапунька выгоняет музыкантов, не замечая, что вместе с ними выталкивает и вошедшего только что Штепселя в тигровой жилетке.

Штепсель: Чего ты так разбушевался?

Тарапунька: Штепсель! Откуда ты взялся? С прошлой эры тебя не видел. Заходи, заходи в мою берлогу. Вот тут я живу. Ну, как?

Штепсель: Здорово устроился!

Тарапунька: Заходи! Скорей! Надевай тапочки. (Штепсель надевает тапочки, высеченные из камня). Вот моя пещера. Пятьдесят квадратных метров. Комнат три, а нас женой только двое. Простор!.. Не садись! Это новая мебель… Там у меня спальня. (Штепсель делает шаг вперед). Не ходи, помнешь персидский мох… А вот кабинет (та же игра). Стой! Там полы покрыты лаком.

Штепсель: А это кладовка?

Тарапунька: Это «каменный угол». Я его студентам сдаю. С каждого – по семь шкур деру. (Указывает на странные силуэты величиной в человеческий рост, висящие на стене). А это мои жёны. Бывшие!..

Штепсель: Почему вы расстались?

Тарапунька: Характерами не сошлись.

Штепсель: Чеканка?

Тарапунька: Штамповка.

Штепсель: Чья работа?

Тарапунька: Сам штамповал. Это моё хобби. (Заметив, что Штепсель хочет сесть). Ты спятил? Смотришь, на что садишься?

Штепсель: Но ведь это старый пень.

Тарапунька: Это антиквариат! Мода! Я его еле добыл в комиссионном магазине. За такие старые пни теперь убиваются. (Штепсель нагибается, хочет рассмотреть пень поближе) Не дыши – рассыплется!

Штепсель: Тогда я на балконе посижу, подышу воздухом…

Тарапунька: Туда нельзя. На балконе у меня Дина живёт.

Штепсель: Тоже студентка?

Тарапунька: Нет. Динозавриха. (Зовёт). Диночка!.. Динуся!.. (С балкона высовывается морда какого-то доисторического животного. Хрюкает. Тарапунька нежно почесывает её за ухом. Поит её из бадьи.) Видишь, какая красавица?!

Штепсель: На свинью похожа.

Тарапунька: Что там твоя свинья! Моя Диночка в день по двадцать килограмм набирает. (Продолжает чесать за ухом). Ой, ты моя любонька, заколю тебе на новый год! (Голова исчезает).

Штепсель (рассматривая чертёж на стене): А это что? Наскальный рисунок?

Тарапунька: План минных заграждений.

Штепсель: Каких минных заграждений?

Тарапунька: Там у меня садик. Яблоки, груши!.. Так я мины расставил, чтоб пацаны не крали.

Штепсель: Дети же могут подорваться!

Тарапунька: Так у меня ж детей нет.

Штепсель: Тогда для чего тебе столько фруктов?

Тарапунька: Жена на соседнее стойбище носит, меняет на папоротник!

Штепсель: Зачем?

Тарапунька: А мы из папоротника самогон гоним.

Штепсель: Ты что, начал пить?

Тарапунька: Да нет. Я самогонку неандертальцам продаю, они его обожают. Чудная эпоха: самогон уже есть, а милиции ещё нет! (Слышен громкий стук).

Штепсель: Кто это?

Тарапунька: Да не обращай внимание. Это соседи снизу. Не дают спокойно жить. Понимаешь: с моего балкона на их балкон что-то капает. (Высовывается из окна, кричит). А с чего вы взяли, что это Диночка! Может это дождь!.. Что? Нету дождя?.. Хорошо, пусть Диночка!.. Ну, так что? Пару капель покапало, а они голосят, будто начинается всемирный потоп!.. Кто тонет, где тонет?.. Надо учиться плавать! (К Штепселю). Дикари: не любят животных. (Зовёт) Динуся! (Появившейся динозаврихе). Пей, моя любонька!.. Пей, не бойся!.. (Поит её). Ты, Штепсель, может, есть хочешь?

Штепсель: Честно говоря, я еще не завтракал.

Тарапунька: Вот жаль, а я уже пообедал. Ну, а до вечера ты ж не останешься?

Штепсель: По правде, я у тебя собирался остаться.

Тарапунька: До утра?

Штепсель: Да нет, месяца на два, на три.

Тарапунька: А что стряслось?.. Разве у тебя своей пещеры нет?

Штепсель: Ты же знаешь, в нашем районе было землетрясение, моя пещера разрушилась. Так я к тебе. Ведь мы же друзья!

Тарапунька: Д-д-друзья.

Штепсель: Чего ты заикаешься?

Тарапунька: От великой радости!

Штепсель: Я человек скромный – мне переночевать было бы где.

Тарапунька: О! Если б было где!.. В спальне нельзя, мы там сами не спим, чтоб диван-колоду не продавить.

Штепсель: А тут, в гостиной?

Тарапунька: Так мы сюда Диночку на ночь забираем, чтоб не украли.

Штепсель: Ладно, я согласен спать в кухне.

Тарапунька: Как ты можешь так меня обижать?! Чтоб я своего лучшего друга на кухне положил?! Там же вобла лежит! Сушиться.

Штепсель: А кабинет?

Тарапунька: В кабинете можно… было бы. Да там родичи жены ночуют.

Штепсель: Ты ж говорил, что вы только вдвоём живёте.

Тарапунька: А они по базарным дням приезжают.

Штепсель: К их приезду я куда-нибудь переберусь.

Тарапунька: Зачем тебе прыгать с места на место, туда-сюда, туда-сюда… Один раз сразу и переберись.

Штепсель: Сейчас мне некуда.

Тарапунька: Может, к соседям тебя пристроить?.. Нет, ничего не выйдет!.. Разве ж они помогут человеку, если он в беде.

Штепсель: Ну, не в такой уж я беде.

Тарапунька: Разве я про тебя? Я про себя говорю!

Штепсель: Что ж, тогда я пойду.

Тарапунька: Жаль мне тебя, Штепсель, но…

Штепсель: А мне тебя жаль. Трудно будет со всем этим расстаться.

Тарапунька: А чего мне расставаться?

Штепсель: Твоя пещера должна пойти на снос.

Тарапунька: Шутишь?

Штепсель: Не до шуток. Во время землетрясения наше озеро ушло под землю, и все племя осталось без воды.

Тарапунька: А моя пещера с краю, я ничего не знаю!

Штепсель: Вот именно с этого края удобнее всего пустить воду в долину. Через твою пещеру. Из твоего источника.

Тарапунька: Чего это вдруг моя вода пойдёт к ним?! Пусть они приходят сюда.

Штепсель: Этот вопрос решён.

Тарапунька: Не имеют права! Я буду жаловаться!

Штепсель: Чего ты шумишь? Тебе предоставят другую пещеру.

Тарапунька: Трёхкомнатную?

Штепсель: Почему трёхкомнатную? Вас ведь только двое.

Тарапунька: А родичи жены?

Штепсель: Так они ведь живут у вас временно, только в базарные дни.

Тарапунька: Живут они временно, а прописка постоянная.

Штепсель: Ну, не знаю, может, дадут и трёхкомнатную.

Тарапунька: А мне три мало! Нам четыре положено. Я, жена, родичи, дети…

Штепсель: У тебя же нет детей.

Тарапунька: Будут!

За сценой слышен оглушительный взрыв, крики.

Штепсель: Что это?

Тарапунька: Ага, попались, голубчики! Будете знать, как яблоки красть. (Штепселю). Это кто-то на мине подорвался. (Соседи что-то кричат снизу). Что? Да не может быть! (Штепселю). Это мою жену разорвало. Всё пропало!.. Какое горе!..

Штепсель: Бежим туда, может, можно чем-нибудь помочь.

Тарапунька: Ничего уже не поможет – без жены трёхкомнатную не дадут… И кто это придумал с этой водою?

Штепсель: Я.

Тарапунька: Ты?!

Штепсель: Да, я.

Тарапунька: Ты придумал, значит, ты можешь и передумать… (Что-то соображает). Штепселёк, чего ты стоишь? Проходи к столу!.. Да скинь ты эти тапочки!.. Садись.

Штепсель: Страшно! Это ж импортный гарнитур!

Тарапунька: Не мы для мебели, а мебель для нас! Садись, не стесняйся. Слушай, ты ж не ел?

Штепсель: Но ты уже пообедал.

Тарапунька: Так что ж я ради друга не могу пообедать вторично?! Сейчас выпьем по чарочке!. У меня такая закуска! Вот! (Ставит на стол блюдо с громадной головой животного, удивительно похожей на голову Динозавра). Тс-с-с!.. Это Диночкина мама… Пей, и живи у меня!

Штепсель: Так у тебя же тесно.

Тарапунька: Кто тебе такое сказал? Будешь спать в кабинете.

Штепсель: Там же спят твои родственники в базарные дни.

Тарапунька: Да грош им цена в базарный день!.. Кто для меня важней, они или ты?! Знаешь что, давай жить вместе. Мы вдвоём такого накрутим! Выгоним соседей, разведём студентов. Дину резать не будем, пусть опоросится…

Штепсель: А вода?

Тарапунька: Воду продавать будем – чистую и с сиропом. Ты варишь сироп, а я продаю.

Штепсель: Нет, это мне не подходит.

Тарапунька: Ну, хорошо – я варю, а ты продаёшь. Какая разница! Главное, что всю прибыль будем делить поровну… на троих. На тебя, на меня и на мою жену.

Штепсель: Так жены уже нет!

Тарапунька: Ой, я и забыл. Ну, тогда её доля будет мне, как наследство.

Штепсель: Эх, ты, живодёр! «Моё», «мне»!.. Тебе незнакомы слова «наше», «общее». Ты думаешь, что в наживе счастье, а сам спишь на полу, чтобы не портить мебель. У тебя и детей нет, потому, что им надо отдать кусок хлеба и сердца. Это ты изобрёл забор, замок, сундук, кубышку. Ты готов рвать у труженика, который тебя кормит и одевает, у учителя, который тебя учит, у врача, который тебя лечит. Не поможешь даже матери, которая тебя родила. Ты… ты… бесполезное ископаемое! (Идёт к выходу).

Тарапунька: Стой, Штепсель, стой! Ты раскрыл мне глаза. Я без тебе, сам, до этого б не додумался… А они без тебе воду могут пустить?

Штепсель: Нет. Конечно, нет.

Тарапунька: Спасибо за критику. Ты меня перевоспитал. Значит, студентов в общежитие, Диночку в зоопарк… А свой проект ты уже им отдал?

Штепсель: Нет, он при мне. Я о нём дни и ночи думаю!

Тарапунька: Ночи не спишь?! Бедолага! Ложись, отдохни, поспи. (Укладывает Штепселя на каменный диван).

Штепсель: Я ещё не хочу спать.

Тарапунька: Тебе нужно выспаться. Такая работа!.. Не лежи на боку, это для сердца плохо. На спинку, на спинку ложись… Людям дать воду! Ты, просто, молодец!.. Руки положи вот так, голову сюда, так будет удобнее. Сейчас я тебе укрою.

Дёргает рычаг. Огромная, каменная спинка дивана, как тяжёлый пресс, придавливает Штепселя. Спустя мгновение, Тарапунька отпускает рычаг и вынимает, как из типографской машины, плоский «оттиск» своего друга, по «манере исполнения» он очень похож на штамповки бывших жён Тарапуньки, висящих на стене. Тарапунька вешает свежий «оттиск» рядом с ними. Любуется своей работой.

Тарапунька: Шота Руставели… «Штепсель в тигровой шкуре» (В сторону появившейся головы динозавра Диночки). Ну как тебе?

Диночка (вдруг произносит): Свинья! (И плюёт на Тапаруньку).

Затемнение.