Текст книги "Медведица"

– Как ты скор на руку! Разогнался – не остановить! Уже поделил шкуру неубитого медведя! Размечтался! Медведь тебе не волк, он куда более серьезный противник! Его голыми руками не возьмешь! Да и в голову ему стрелять бесполезно, у него череп бронебойный, пуля лишь отскочит! – с иронией возразил Сергей Петрович, с хрустом в коленях вытягивая ноги. – Не все так просто, как ты себе представляешь! Ерунда, прицелился – выстрелил, еще и попасть нужно, куда следует! Медведь дюже прыткий зверь, за ним не станет, чуточку зазевался, и поминай как звали! Будь уверен, глазом моргнуть не успеешь, как он окажется рядом и сгребет тебя в охапку! Прижмет любя к груди! И от его нежностей станет тебе так тошно, что костей не соберешь!

– Да уж! – подтвердил Михаил, задумчиво пожимая плечами. – Наслышаны мы о медвежьих объятиях! Это как попал в стальные тиски, из которых уже не вырваться!

– Поверь мне, старику, это еще не самое болезненное! – старик лукаво прищурил глаза и нагнетающим голосом продолжил: – Быстренько лишиться жизни, это, считай, тебе повезло! Вот если он разыграется, тогда держись, каждый его шутливый удар для тебя – новая сломанная кость! Ты уже напоминаешь переломанную куклу, а он все забавляется! Твои крики от боли для него сладкая мелодия, он вошел в раж и остановиться не сможет, пока ты не испустишь последний вздох! И станешь ты для него трофеем, который он прикопает на недельку в землю для запаха и мягкости! Любит он разложившееся мясо больше, чем свежее! А скальп твой заберет с собой в берлогу! – И, улыбаясь, передразнил друга: – И будет им любоваться долгими дождливыми осенними месяцами, вспоминая об удачной весенней охоте!

Михаил брезгливо поморщился, красочно представив себе оголенный, изрешеченный белесыми прожилками кровеносных сосудов человеческий череп. Фантазия, как обычно, не подвела.

– Прямо так, с запашком и лопает?!

А бывалого охотника понесло.

– Даже не сомневайся, сам однажды видел, как он из земли разложившуюся тушу изюбря выкопал! Там так воняло, я аж нос зажал, а ему бы хоть бы хны, чавкает, еще и слюни пускает! Так что врут горе-охотники, утверждая, что медведь разборчивый и чем попало не питается, употребляя в пищу лишь свежее мясо! Не верь этому, это бредни людей, которые тайгу видели не иначе как в телепередаче «В мире животных»! Медведи любят баловаться «свежаком», который для сочности пролежал в земле не менее недели, набирая незабываемый аромат!

– Тьфу ты! Век живи – век учись! Никогда бы не подумал! – с отвращением сплюнул Михаил. – Еще хозяин тайги называется, никакого величия, жрет всякую погань, как гиена! – у него пропало всякое желание попробовать такое хваленое за мягкость и сочность медвежье мясо. – Что говорить, одним словом – животные! И как ему нравится мертвечиной питаться?! – Мужчину от омерзения передернуло. – Гадость какая!

– О вкусах не спорят! – улыбаясь, возразил старик. – Одним непременно подай на стол вареное блюдо, другие предпочитают жареное! А вот медведь выбирает натуральные испорченные продукты! У каждого свой деликатес!

– Все же оленье мясо благороднее медвежьего! – убеждено заключил Михаил, хотя неприятный рассказ совсем не испортил у него аппетита. – На стороне травоядных животных огромный плюс, из их рациона полностью исключены мясные блюда! – И задумчиво добавил: – Да, и охоту на них вряд ли можно назвать увеселительной прогулкой! Если так задуматься, кто еще победит, сохатый самец или медведь, дури у обоих хватает! А секач-вожак тоже не подарок, клыки как бритвенные ножи – брюхо быстро вскроет! Год назад со мной забавный случай приключился! Решил я по осени на кабана сходить! Взял двустволку шестнадцатого калибра, начинил патроны пулями и, значит, ближе к вечеру засел в схрон на Кузьмичевом пастбище! Ты же знаешь, там солончаки Гурьевские находятся?! – Петрович утвердительно кивнул головой. – Так вот, сижу уже битый час на лабазе, солнце уже за макушками деревьев скрылось! Темно, хоть глаз выколи, поляна видна лишь в общих очертаниях, комары до смерти закусали! Все, думаю, плакала моя охота, пора домой собираться! Вдруг боковым зрением замечаю, что кусты напротив слегка заколыхались, я радостно потираю ладони: «Вот он, родной, явился – не запылился!» Взвел курок, приготовился стрелять навскидку и терпеливо жду появления кабана! А его все нет и нет! Ну, думаю, померещилось! Как неожиданно совсем с другой стороны вышел на поляну огромный секач, а в темноте он еще больше показался! Внимательно осмотрелся и вперед, направился в мою сторону! Я беру его на мушку и с двух стволов как дам по нему! От выстрела в ушах заложило, от вспышки в глазах потемнело, отдача едва не скинула меня с дерева! Жду, когда дым рассеется, глупо сломя голову кидаться на подранка, себе дороже будет! Но только ветерок утянул пороховую завесу, пригляделся, готов голубчик, неподвижно лежит на земле! Я перезаряжаю ружье, поспешно слезаю с дерева и бегу к нему! Как вдруг обнаруживаю, что из кустов напротив к кабану бежит еще один человек! Представляешь, им оказался Егор Сычев! Оказывается, мы одновременно разрядили ружья, и выстрелы слились! Не поверишь, это он шуршал в кустах, выбирая удобную позицию! Но только он подошел к туше, которая нам казалось мертвой, кабан вскочил и рванул вперед! Как Егор успел среагировать, только Богу известно, можно назвать чудом! Он отпрыгнул в сторону, а кабан пришелся клыком по голенищу кирзового сапога, разрезая твердую кожу, как бумагу, но не затрагивая ногу! И замертво свалился! Вот тебе и безобидная хрюшка, а такой номер выкинула, еще сантиметр, и мужика без ноги оставила бы!

– Повезло! – заметил Петрович. – А сам он как на поляну попал, ты же пришел первый и его не встретил?!

– Представляешь, до чего додумалась эта хитрая бестия, ползком дополз до кустов, чтобы не вспугнуть загодя пришедшего на поляну зверя! А где его разглядишь в маскировочном костюме среди травы!

– Хитер старый лис! – согласился Петрович, вытирая о траву жирные руки. – Пробрался ящерицей и из-под самого носа едва добычу не увел! – И содрогаясь от смеха: – А как трофей делили?

Михаил, рассмеявшись, пробасил:

– Согласно охотничьим законам – кто куда попал! Мне грудинка досталась, ему заднее бедро!

Петрович, вытирая ладонью скатывающиеся из глаз слезы, весело заметил:

– Вот уважил старика, давненько я так до слез не смеялся! – И уже серьезно добавил: – Еще повезло, что друг друга по ошибке не подстрелили!

– Бог отвел беду! – согласился Михаил.

Внезапно по тайге прокатился угрожающий звериный рев, заставляя трепетно дрожать наэлектризованный воздух.

– Медведь! – уверено предположил Сергей, возбужденно вскакивая на ноги. – Точно медведь, провалиться мне сквозь землю, если я ошибаюсь!

Люди, затаив дыхание, напряженными взглядами всматривались в глубь леса, почти зачарованно вслушиваясь в громоподобные раскаты накатывающего рыка.

– Верно! – растерянно заключил Сергей Петрович, задумчиво хмуря брови. – Но одно можно с уверенностью сказать: он кем-то крайне недоволен! Некто вторгнулся в его охотничьи угодья, и теперь он выясняет отношения!

– Может быть, другой медведь! – с надеждой предположил Михаил, возбужденно потирая взмокшие ладони. – Два намного лучше, чем один! – радостно заметил он. – Каждому по целой шкуре, вот удача! – Глаза мужчины алчно заблестели в предвкушении богатой добычи.

– Не похоже! – возразил Петрович, внимательно вслушиваясь. – Два косолапых столько бы наделали шума, впору оглохнуть! Нет, тут что-то другое… – И раздраженно махнул рукой. – Да и количество в данный момент не играет особой роли! Мяса и одного зверя девать некуда! Ну, возьмем килограмм сто на двоих, а остальное все равно не унести и придется бросить! А если тебе шкура нужна, забирай! У меня уже есть! – И, чутко прислушиваясь, озадаченно добавил: – Нужно поспешить, пока зверь сам на ловца идет! Прозеваем, бегай за ним потом по тайге!

Мужчина поспешно расчехлил ружье и натренированной рукой проворно загнал в гнезда начиненные пулями патроны. Резким рывком защелкнул затвор и снял с предохранителя. Держа ружье наперевес, бегом устремился в лес, выбрав направление, ориентируясь на шум. И не оборачиваясь бросил через плечо:

– Не отставай!

Михаил быстро присоединился к другу. Они взбежали на пригорок и, остановившись, прислушались. Зверь где-то рычал поблизости.

– Туда! – на раздавшийся треск ткнул дед пальцем в сторону ручья. И они вновь побежали.

– Ты, самое главное, не торопись! Выдержи паузу! Остановись, отдышись и восстанови дыхание, а потом можно и в бой! – на ходу учил младшего товарища более опытный Петрович. – Только не растеряйся! Медведь – зверь непредсказуемый, только на дыбы встал, тут-то и действуй! Тщательно прицелься точно в грудь и плавно спусти курок! Попадешь в сердце, одной пули хватит завалить, какой бы он ни был великан! Только близко не подпускай! Сохраняй дистанцию!

– Да знаю я, что делать! – раздраженно огрызнулся Михаил, выведенный из себя, как ему показалось, излишним попечительством. – Чай, и сам в тайге не впервой и опыт кое-какой имеется! Все уши уже прожужжал, что мне делать! Увижу и убью, вот и все дела!

– Медведь тебе не всякий зверь! – бодренько выдохнул Петрович. – Очень умная и хитрая бестия, любит он позабавиться над человеком! Возомнит о себе человек незнамо что, выработает в голове вычитанный из книжки план охоты и непременно ожидает, что так оно и будет! А медведь нет-нет да и преподнесет сюрприз! Куда ему до азбуки, он зверь темный – безграмотный! Вот и получаются или подранки, или похороны!

Михаил мимо ушей пропустил напутственную речь старика. Для себя он уже сделал определенный вывод: зверь и в Африке остается зверем. Какая разница, большой или маленький, слон или заяц, победа зависит лишь от калибра винтовки и массы пули. Ведь не станешь же ты с животным мериться силами, мартышкин труд, всю кропотливую работу за человека доделывает ружье. Разрывная пуля – веский аргумент даже для самого непробиваемого черепа, а две – это стопроцентный смертельный результат. Вот только Михаил не принял во внимание, что излишняя самоуверенность сгубила не одного опытного охотника, да еще не учел неблагоприятное стечение обстоятельств. Ведь фортуна, порой капризничает и обходит стороной.

– Тише! – шепотом предупредил Петрович и перешел на легкий шаг, крепко сжимая в руке ружье. – Мы уже рядом!

Мужчина внимательно осмотрелся вокруг и чутко прислушался. На опушке, по правую сторону, послышалась едва уловимая возня. Михаил осторожно раздвинул кусты жимолости и с любопытством уставился на бурый комочек, радостно восклицая:

– Медвежонок!

Он машинально вскинул приклад к плечу, прикрыл левый глаз, мушка легла точно по прицелу в лопатку, задержал дыхание и плавно спустил курок.

– Что же ты творишь! Не надо! – осуждающе крикнул Петрович, но голос его потонул в оглушительном выстреле. Он рукой сбил ствол ружья товарища, направляя его в землю, но было уже поздно. Пуля нашла свою цель, пожиная смертельный урожай. Медвежонка словно безжалостно подхватила неведомая сила. Оторвала от земли. Голова безвольно запрокинулась назад. Доли секунды маленькое тело беспомощно парило в воздухе, судорожно взмахивая лапками, и, перекувыркнувшись, упало на землю, где и осталось неподвижно лежать, не сводя с чистоты небес стеклянного безжизненного взгляда. А возле сердца, заливая белоснежный галстук из аккуратной дырочки, толчками вытекала кровь, окрашивая траву в темно-бурый цвет.

– Ура! Попал! – воодушевленно завопил Михаил, победоносно потрясая ружьем, и на радостях устремился к трофею. – С одного выстрела уложил! – Глаза охотника пылали триумфом, он гордился удачным выстрелом. – Как я его! А?!

– Стой, дурак, там медведица! – испуганно предостерег Петрович и попытался схватить товарища за куртку. Но оттянутая ветка при движении болезненно хлестнула по глазам.

Старик машинально зажмурился, на чем свет проклиная ребячество товарища. Судорожно глотая воздух, он заставил себя через режущую боль вновь открыть глаза, чтобы оценить обстановку Но его ожидало разочарование, он почти ничего не видел сквозь замутненную пелену, кроме смазанных неясных очертаний общего фона. Слезы мешали сфокусировать зрение.

– Вот же идиот! Куда тебя понесло! – тихо выругался он, протирая ладонью глаза и пытаясь рассмотреть быстро увеличивающуюся серую массу. Но то, что Петрович увидел даже слеповатым зрением, ему совсем не понравилось.

– Стой же ты! Медведь сзади!

На его истеричный окрик Михаил растерянно обернулся, и торжественное выражение лица сменилось недоумением и настороженностью. Он удивленно смотрел в глаза друга и уже хотел что-то сказать, приоткрывая губы, но так и не успел, читая на лице товарища неописуемый ужас.

События развивались куда стремительнее, чем он мог предположить, и не как запланировано. Сергей Петрович в мгновение весь взмок, чувствуя, как рубашка и штаны неприятно прилипают к коже. На лбу выступили крупные капли пота и потекли по лицу. По спине прокатился пронизывающий холодок, а сердце болезненно екнуло. Он закричал, но из горла вырвался лишь немой вопль, разрывающий на части легкие. Колени предательски подкосились, и он едва не упал, успевая опереться на ружье. Такая беспомощность с ним случилась впервые, словно у него разом отнялись руки и ноги. Он все видел, слышал, но ничего не мог сделать. Тело отказалось подчиняться. Он смог лишь поворотом головы и взглядом указать направление надвигающейся опасности.

– Приступ у меня… – тихо прошептал он, ощущая, как медленно проходит скованность в мышцах и с трудом возвращается дыхание. – Ты продержись чуть-чуть… Я сейчас!

Михаил без слов понял немой жест и осознал что слишком поздно, он ничего не успеет предпринять. Мужчина весь как-то осунулся и побледнел, ощущая затылком ледяное дыхание смерти. Как все изменилось за две секунды. Недолго же он праздновал успех. Ему показалось, что он очень медленно поднимает ружье, и обреченно обернулся, замирая от раздирающего душу ужаса. Глаза человека неожиданно встретились с безумным взглядом разъяренной медведицы, несущейся на него подобно сметающей лавине. Расстояние до него она преодолела за очень короткое время, он попытался выстрелить с бедра, но не успел нажать на курок. Тупой удар, и свет померк в его глазах. Последняя мысль, которая его посетила перед тем, как огромная лапа с вынутыми когтями обезобразила лицо и сломала шею, несла неутешительное известие.

«Это конец!»

Смерть была мгновенная, он даже не почувствовал боли. Удар был такой силы, что человека подбросило в воздух и со всего размаха ударило об землю. Где он и остался лежать с вывернутой неестественно головой, с судорожным свистом выпуская из разорванных щек воздух с кровавой пеной.

Петрович зачарованно смотрел на неумолимо приближающуюся медведицу, которая не издала ни звука в своей слепой ярости. И невольно перевел затравленный взгляд на изувеченное тело друга, которое в предсмертной агонии судорожно билось в траве.

«Я же предупреждал! – прошептал мужчина сквозь крепко сжатые губы, автоматически отступая назад, и тихо добавил: – Медведь не игрушка!»

Он решительно тряхнул головой, прогоняя навеянное оцепенение, натренированно вскинул ружье, навел мушку чуть ниже сердца вставшего на дыбы зверя и плавно спустил курок.

«Помоги мне, господи!» – слова сами выплыли из сознания. Он машинально прищурился и крепко стиснул зубы, напряженно замирая в ожидании оглушительного выстрела и сильной отдачи. Но послышался лишь слабый глухой щелчок.

– Осечка! – растерянно выдохнул мужчина и затравленно заметил: – Значит, и мне придется держать ответ! Нельзя было убивать медвежонка!

Где-то внутри души слабо зашевелился предательский страх. Теперь очередь за тобой, чужая смерть не остается безнаказанной. Едва сдерживая вопль отчаяния, стараясь не поддаваться панике, он усилием воли задержал дыхание и, нервно выдерживая паузу, спустил курок. И вновь натянутый, бьющий по нервам пустой звук, очередная осечка.

– Не может быть! – мужчина не сдержал удивленного возгласа. – Две осечки подряд!

Не было такого никогда! Кто-то позавидовал его удаче и навел порчу. Как еще это можно было назвать?

Перешедшее по наследству от отца ружье служило ему верой и правдой на протяжении многих лет и ни разу не подводило. Но, видно, всему приходит конец. Нервы мужчины не выдержали напряжения, и его затрясло, как в лихорадке. Безумно крича, он истерично нажимал на курок. Но результата не было, ружье молчало. Лишь только когда медведица оказалась в метрах десяти от человека, прогремел оглушительный выстрел и поляну заволокло густой пороховой завесой. Но когда дым рассеялся, охотника ожидало очередное, далеко не первое за день, разочарование. Разрывная пуля попала чуть ниже плеча зверя, перебив мышцы, а тот, как будто не замечая кровоточащей раны, стремительно приближался на трех лапах, переднюю поджав под себя. Медведица разъяренно заревела, открывая усеянную желтыми клыками пасть, и с трепещущего языка по шерсти потекла слюна. Последние метры, и она, рывком отталкиваясь, поднялась на дыбы, источая из раскрытой пасти зловонное дыхание. Охотник обреченно закричал,

пытаясь выставленным вперед ружьем защититься от налетевшего зверя. Но размашистый удар лапой прошелся по прикладу, разбивая его в щепки и выламывая руки человека. Ружье отлетело, рассыпаясь в воздухе на отдельные части. От невыносимой боли мужчина покрылся капельками холодного пота, а готовый сорваться с перекошенных губ отчаянный вопль так и остался в груди, он ошеломленно уставился на беспомощно повисшие вдоль тела покалеченные руки. Вывихнутые плечи, вздувшиеся мышцы, кожа синела на глазах, а в локтевых суставах была основательно располосована торчащими наружу острыми осколками сломанных костей. Он удрученно смотрел на свои изувеченные руки, но не чувствовал боли. Вообще не чувствовал ничего. Он понимал лишь одно, что ему нужно срочно к хирургу, иначе он останется инвалидом. В шоке человек теряет восприятие боли. Боль приходит потом. Но его израненное тело уже никогда не потревожат боль и страдания, ни в настоящем, ни в будущем. Размашистый удар лапы, и с сухим треском сломалась ключица, уже падая, он почувствовал, что-то влажное и горячее сомкнулось на шее, и он провалился в темноту. А сверху стояла медведица и яростно рвала человека, когтями и зубами выдирая куски плоти. Она лютовала до тех пор, пока ненавистное тело не превратилось в бесформенную кучу, состоящую из кровоточащих рваных ран, порванных сухожилий и вырванных с мясом костей. Внезапно на смену дикой ярости пришла острая удушающая тоска, а за ней накатилась волна смутного отчаяния. Медведица глухо зарычала и подавленно окинула поляну затуманенным взглядом. Слизывая кровь с раны и успокаиваясь, она почувствовала пронизывающую боль. Но боль это была не физическая, а внутренняя, она исходила из глубины сердца. Медведица заскулила и, хромая на лапу, поспешила к неподвижно лежащему возле кустарника медвежонку.

Озабоченно склонилась над малышом и вопросительно заурчала, тщательно слизывая с шерсти сына запекшуюся кровь. Но медвежонок оставался безучастным, он словно не замечал ее. Он не ответил на ласки матери, даже не пошевелился. Она поднесла к его приоткрытому рту набухший от молока сосок и с надеждой замерла, рассеянно смотря, как по черной мордочке вниз скатываются желтоватые жемчужины, бесследно исчезая в высокой окровавленной траве. Но мишутка даже не слизнул вкусные капельки, а по-прежнему смирно лежал и как-то печально смотрел сквозь нее, словно находясь где-то далеко-далеко. Это было так на него не похоже. Куда исчезла его игривость, она подтолкнула его носом, но он не поднялся. Такой сухой и холодный у него вздернутый носик. А синие глаза такие стеклянные, пустые, чужие. Чем дольше она вглядывалась в сына, тем больше не узнавала. Она инстинктивно ощущала, что его нет больше с ней. Он ушел. Вроде тело осталось, а жизненная энергия покинула. Она беспощадно разделалась с врагами, но вернуть к жизни малыша, увы, была бессильна. Из любящих глаз матери покатились слезы отчаяния. Она застыла, как изваяние, чувствуя, как мир изменился вокруг. Все в мгновение стало серым – тоскливым. На сердце легла горечь безвозвратной утраты. Внутренняя боль тисками сжала грудь, стало трудно дышать. И вдруг что-то горячее хлынуло изнутри, рассудок помутнел, и силы покинули могучее тело. Она обессиленная рухнула рядом с медвежонком, бережно обнимая лапами холодное безжизненное тельце, и крепко прижала к томящейся от невыносимой тоски широкой груди, словно всем своим телом заботливо укрывая от всех жизненных невзгод. И жалобно заскулила.

Пять несоизмеримо бесконечных дней и ночей, без воды и пищи, горько тоскуя, она неподвижно пролежала возле любимого малыша, упорно не желая покидать мертвого медвежонка. Она еще надеялась на его чудное пробуждение. И лишь на исходе недели, когда от медвежонка стал исходить острый удушливый запах смерти, она с тяжестью в душе осознала, что надежд не осталось. Медвежонок навсегда потерян и уже не вернется из снежной страны забвения. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Он больше не будет весело крутиться возле нее, пытаясь шаловливо уткнуться теплым носиком в грудь. Не будет путаться под ногами, любознательно интересуясь новыми запахами. Не будет спать, свернувшись клубочком у нее под боком. Его просто больше не будет рядом с нею. Он мертв. Мертвый навсегда, и не стоит надеяться на чудо. Она не уберегла родное дитя, не укрыла от жестокости жизни, не защитила от человеческой ненависти. Медведица тоскливо завыла, подавленно раскачиваясь, как маятник, из стороны в сторону. Из свалявшейся шерсти посыпались сухие листья и хвойные иглы. Внезапно она вскочила и начала медленно, а затем все отчаяннее, быстрее рыть яму, не обращая внимания на вновь открывшуюся рану, из которой потекла кровь. Огромные когти беспощадно вгрызались в твердый грунт, с легкостью разрезая вьющиеся подобно змеям корневища трав и кустарников. Голодная и изможденная от горя, ее силы поддерживала лишь неугасающая ярость. Она терпеливо с тупым упорством выгребала землю, ни на секунду не останавливаясь даже для короткого отдыха. Она не знала усталости в своем прощальном рвении. И лишь когда яма достигла нужной глубины, медведица на мгновение замерла, с безграничной тоской бросая полный материнской любви прощальный взгляд на вытянутое тельце медвежонка. Из горла вырвался сдавленный стон, она до сих пор не могла поверить в случившееся. Она бережно взяла медвежонка зубами за загривок, как прежде носила, возвращая озорника на место. И, почувствовав привычную тяжесть, аккуратно опустила на дно выкопанной ямы и, нерешительно переминаясь, начала рассеянно закапывать. Неуверенный взмах лапой, и комья земли, подобно кровавым брызгам, упали на распростертое тело, придавливая взъерошенную потускнелую шерсть малыша, острой пронизывающей болью отзываясь в материнском сердце. Она едва подавила страстное желание вытащить тело сына и тщательно облизать, очищая от налипшей земли. Но врожденный инстинкт взял вверх, и она продолжила подавленно заваливать землей яму, тоскливо поскуливая. Сын теперь стал незыблемой частью природы. Когда-то мать-тайга дала ей ребенка, а сейчас забрала назад в свое лоно. Все мы рано или поздно будем принадлежать ей. Но невыносимая боль терзала душу. Как можно заглушить материнскую любовь, которая нещадно гложет изнутри любящее сердце? Рухнувшие надежды, покинутое счастье, несбывшиеся мечты. Осталось лишь горе и осознание невосполнимой утраты. Как она безгранично любила сына, оберегала. Он был смыслом ее жизни. Она передавала ему свой жизненный опыт, надеясь оставить после своей смерти весомый след в потомках. А теперь все разрушено, будущее умерло. Она забыла о выращенных в прошлом детях, они словно исчезли в восприятии отчаяния. Ее интересовало лишь настоящее. А оно было горьким. Но как ни глубока была ее сердечная рана, но даже ей не под силу возродить из забвения жизнь. Она не раздумывая пожертвовала бы собой, чтобы сохранить жизнь ребенку. Вот только все было напрасно – малыш мертв. Нет радости. Нет покоя. Ничего нет, за что стоило жить. Разве только месть вдохнет в омертвевшую душу новую жизнь. Наполнит смыслом будущее, которое исчезло со смертью малыша. Туман безнадежности рассеялся, вдали наметился призрачный путь. Она обрела цель. Осталась беспощадная месть, и ее никто не в состоянии отнять у нее. Она будет жестоко мстить, всем и каждому, и сполна расквитается с людьми за причиненное зло. Упоительная мысль придала силы, и прежде потухшие глаза медведицы лихорадочно заблестели. Она яростно заревела и с безумным остервенением принялась заваливать яму землей, бросая злобные взгляды на горы, за которыми, она знала по личному опыту, находятся ненавистные человеческие селения. Но даже построенные из деревьев дома не спасут их от сурового возмездия. Зверь хищно оскалился, представляя, как будет раздирать клыками и когтями хилые белесые тела. Это было волнующее чувство, медведица задрожала от возбуждения в предвкушении предстоящей охоты. Ее жизнь превратится в месть, она не успокоится до тех пор, пока не очистит землю от коварного двуного рода или не погибнет сама. Раньше она остерегалась приближаться к человеческим селениям; ее пугали необычные предметы, от которых исходил угрожающий запах опасности, непонятные звуки, огненные палки, причиняющие на расстоянии боль. Но сейчас страх отступил, на смену ему пришла глухая ярость и решимость. Вроде бы живая, она стала мертва внутри. А, как известно, мертвые не боятся смерти, они и так уже существуют за чертой бытия, чтобы волноваться о возможном нанесении вреда здоровью. И врожденный инстинкт, призывающий остерегаться человека, заглушился, уступая место нахлынувшей жгучей ненависти, превращая некогда любящее сердце в гранитный камень. И когда над могилой малыша образовался небольшой земляной холм, иссеченный когтями, она уже знала будущие действия. Это станет поход на север, в самый рассадник человеческого зла. Она с грустью смотрела на место, где покоился ее сын, и видела в каждом комочке земли, обломленной веточке, серой пылинке мертвых врагов. Их было столько, что она сбилась со счета. Но все равно этого было недостаточно, чтобы усмирить ее боль. Их будет больше, намного больше, как мертвых деревьев в лесу. Она неосознанно вздернула верхнюю губу, обнажая клыки, и с устрашающим безмолвием неподвижно замерла, напоминая застывший валун, и лишь ветер трепал ее густую шерсть. Медлить больше нельзя, враги ликуют, наслаждаясь жизнью, а этого им она не могла позволить. Но сначала необходимо отдохнуть и набраться сил перед дальней дорогой. Она для верности потопталась, старательно уплотняя грунт, чтобы хищники не смогли добраться до медвежонка, а сверху еще привалила сухой корягой. Вот и все. Только этими словами можно выразить вырвавшийся из ее груди сдавленный хрип. Она в изнеможении опустилась рядом с могилой сына, вытянулась во весь свой гигантский рост и, закрыв глаза, впала в тяжелое забытье, где сладостные сновидения о мести резко сменялись кошмарами гибели малыша. Лихорадочно вздрагивая во сне и дергая лапами, она каждый раз пыталась заслонить сына от пули, но безрезультатно. Он каждый раз погибал, и все начиналось заново.