Текст книги "Пылающие горы. Очерки. Из дневника воспоминаний участника войны в Афганистане"

Обстрел

Стоял жаркий весенний полдень. Горы как всегда благоухали разноцветными коврами, но в этот период преимущественно алели тюльпаны, а чуть выше в горах – что-то вроде фиолетовых и желтых ирисов. Хотя я впервые ощущал такую жару в день 8-е Марта. С капитаном Сергеем Гавриловым из Минска по заданию нам нужно было идти через горы. Тропинка вроде бы протоптана, на самом верху погранзастава, внизу за спиной наше расположение. И напросилась с нами лаборантка-хлораторщица Люба из Белоруссии. Уж очень ей хотелось насобирать ирисов, тех, что выше в горах. Поднимаемся. Чем ни выше, тем жарче, а у меня видимо в связи с заболеванием сосудов все сильнее болела голова. Ничего вроде бы и не предвещало беды.

Но смотрим, вокруг. Слева тянущаяся проволока к замаскированной небрежно прикрытой мине. Лихо. Не добрый знак, – мелькнуло у меня в голове. Пограничники, видно не доглядели.

Ну вот, наконец, поднялись мы на нижнюю высотку и там такая площадка в виде небольшого плато. Наша Люба начала собирать цветы. Как вдруг смотрим – по соседней скале, кажется, автоматная очередь, оставившая после себя клубочки пыли. И я едва услышил свист пролетающих непонятно откуда пуль. Потом гляжу, прошла очередь уже вокруг меня. Мелкие камушки слегка посекли лицо. Смотрю: Люба вскрикнула. Сергей лежит сзади меня в небольшой выемке и из его уха течет кровь. Я крикнул Любе: «Ложись!» Но она, не послушав, следуя женской логике, резко дала стрекоча вниз к расположению прямо по минам. Все произошло мгновенно. Я решил, что на равнинной местности не спастись, Сергей уже убит, автомат не поможет, поскольку стрелял видимо снайпер, до скал ползти далековато, а скрыться негде и первая мысль, которая пришла в голову – залечь рядом с Сергеем в соседнюю небольшую выемку-канавку, чтобы как-то сообразить, что делать дальше. Моя головная боль мгновенно исчезла. Я чувствовал запах приближающейся смерти. Но стрельба почему-то вдруг также резко прекратилась, как и резко началась.

Может снайпер подумал, что мы оба убиты, раз лежим. Или ему не видно было меня залегшего в выемку.

Я перевернулся в своей канавке лицом в направлении стрельбы. Жду, когда… Вот, наверное, сейчас. И куда же в меня целятся… Хорошо бы уж сразу в сердце, чтобы потом не остаться калекой. Зажмурил глаза… Пусть…Но потом открываю и пытаюсь быстро пересекать всю обозримую мне местность. Все спокойно.

И я тогда мысленно подумал, если есть Бог он спасет меня, потому что я не должен погибнуть. Я оказался беззащитным. Не должен. Я еще ничего не успел… И поклялся Богу, что если останусь жив, буду до конца своей жизни верующим человеком.

Кругом одни горы. Все затихло. Вдруг сердце застучало чаще: чуть слышу непонятный голос: «С-а-ш-а…». Вижу, Сергей пытается перевернуться и тянет руку мне через небольшой выступ между канавками. Белки его глаз налились кровью, зрачки сильно расширены, голова вся в крови. По весу он был не из худых и я еле перетащил его двумя руками в свою канавку. Сергей вялым полубезумным голосом спрашивает: «Что со мной? Посмотри сзади?» Кровь ручейком текла из затылочной части и трудно было понять где рана. Я разорвал на себе тельняшку, как мог вытер запекшуюся кровь и только потом увидел в затылке черепа осколок камешка с вмятиной в голове. Я его извлек и, как мог, перевязал голову. Не знаю, сколько времени это продолжалось, но обстрел действительно прекратился. Мы решили ползком потихоньку спускаться вниз. Под тяжестью веса Сергея я ободрал себе руки об окружающие раскаленные камни и колючки. Сам весь в крови и в колючках. Ползем.

Вдруг слышу корабканье керзовых ботинок и голоса снизу под уклоном. Это к нам на помощь перебежками пробирались отважные танкисты с танковой колонны, которая стояла рядом с КПП у подножья горы. Подбегают к нам прапорщик (как потом выяснилось Владимир Кудрявцев с Урала) с солдатами, подхватывают под левое плечо и мы, как можем, ускоряя перебежку, спускаемся вниз. Оказывается, спустившаяся с криком о помощи Люба оповестила первых попавшихся на пути танкистов о случившемся на вершине плато. И уже оперативно у подножья горы стояла скорая помощь войскового медсанбата, куда мы погрузили Сережу. Местные наши медики оказали первую помощь, перевязали, поскольку сильно струилась кровь. Как потом оказалось, при посещении мною Сергея уже в центральном военном госпитале у него было проникающее осколочное ранение в затылочную часть черепа, результатом которого стал рассеянный склероз.

При входе в часть навстречу мне торопливо шли замполит и начмед. Были расспросы. Начмед предложил сделать мне успокаивающий укол. Глядя на его почему-то трясущиеся руки и взволнованное лицо, я ответил: «Зачем, я же не ранен, все в порядке!».

Замполит, анализируя случившееся предположительно сделал вывод о снайперском нападении.

В части заговорили обо мне. О том, что я не бросил боевого товарища в беде, что совершил подвиг. А замполит распространил информацию, что за мужественный поступок я был представлен к медали «За боевые заслуги». Но, к сожалению, так я и не получил этой медали, поскольку впереди были новые опасные приключения, в результате которых я оказался в больнице. А потом вскоре и вывод войск. Так и затерялась где-то в архивах не полученная мною награда. Да и Бог с ней, главное, что жив остался.

…А нашим спасителем оказался прапорщик Кудрявцев Владимир Александрович из Магнитогорска. В тот момент он был старшим проходящей колонны в/ч 93992, располагавшейся в Джелалабаде. В Армии он с 1979 г. Служил в автомобильном батальоне техником переносного зенитно-ракетного комплекса. Я подружился с ним и его ребятами. Позже во время отдыха вместе сфотографировались на память. Уже, как журналист, я спросил Владимира о его впечатлениях об Афганистане. Он ответил кратко: «Лучше один раз увидеть, чем один раз услышать».

Взрыв

Атмосфера постоянной напряженности в боевых условиях, множество смертельно опасных случаев происшедших со мной за время службы, беспорядки в части, непосильность выполнения задач в жарком климате, препятствующие нормальному ритму работы, привели меня в итоге в центральный военный госпиталь города Кабула. Лечился я в терапевтическом отделении у кардиолога. И уже готовился к выписке в часть, как случилось непоправимое.

Госпиталь имел большую территорию и множество разных отделений. Снаружи и внутри он круглосуточно усиленно охранялся часовыми. На окраине госпиталя неподалеку от большого склада медикаментов располагалась отдельно построенная общая столовая примерно 500–700 мест.

И вот в один, как всегда солнечный ничего здесь не предвещающий летний день, обедаем за столиками по четыре человека за каждым. Не успев выпить компот, вдруг чувствую оглушение и вижу с окон сыпятся мелкие стекла, словно брызги воды, кто-то убит и застыл в сидячей позе на стуле, кто-то лежит около стола, а комбат, сидящий рядом со мной вдруг оказался без ботинок и почему то топчется в стекле босыми ногами… Только через несколько секунд я различил звуки раздавшегося мощного взрыва. Взрывной волной меня отбросило затылком к рядом стоящей колонне и посекло осколками голову. А один осколок врезался глубоко в шею и в нескольких местах поранил позвоночник. Кругом дым, пыль, люди словно манекены. Немая сцена….

Через какое-то время, вижу, вбегают военные и медперсонал для эвакуации людей из столовой. Подбегает и ко мне медсестра, осторожно помогает подняться с пола. Вынимает впившиеся в лицо осколки, которыми посекло голову. Протирает кровь с лица. Потом, что-то говоря, берет меня под руку и ведет в какое то отделение.

Что было дальше… понятно – всем живым оказали помощь.

Оказывается, взорвался замеченный охраной припаркованный близко к стене госпиталя пустой джип. Как позже выяснилось, в него было заложено большое количество тротила, способного разрушить полгоспиталя. Что и произошло. Поэтому пострадали и рядом стоящие постройки афганцев. И именно там, где через небольшую стену находился склад множества медпрепаратов и медтехники. Мало того, взрыв произошел именно в тот момент когда в рядом стоящей от места взрыва столовой на обеде было сосредоточено большое количество военнослужащих. То есть это продуманная душманами-разведчиками операция с целью массового уничтожения солдат и офицеров и медикаментов. И это практически в центре мирного Кабула.

Кругом огонь, дым, копоть, запах обгоревших тел и смоляной запах. Я лежу на кушетке почему то в коридоре морга, видимо все места для оказания помощи были переполнены или медики впопыхах поставили мне другой диагноз по назначению места, где я находился.

Вдруг слышу дикие крики, поворачиваю голову. На носилках несут смертельно раненых детей. Двое мальчиков, лет по 8 кажется, были уже мертвы. А один двенадцатилетний умирал в носилках с разорванным животом и выпущенными кишками. В агонии он метался, детское тельце, жаждущее жизни, еще дрожало, дергалось. Он бешено оглядывался по сторонам в непривычной для него обстановке среди русских медиков. Что-то пытался сказать и все время протягивал руки. И тут на моих глазах, пока медики открывали ключем одну из дверей морга, руки мальчика опустились и его красивые жгучие цыганские глаза афганца словно остекленели и были обращены в одну точку. Дверь морга закрыли на ключ.

Но прибежавшие тут же родители в истерике рвали на себе волосы, громко кричал отец, из глаз которого ручьем катились слезы, потом они бились головой о стену, падали на пол коридора рядом с моей кушеткой, пытаясь открыть запертую дверь, где лежал погибший от взрыва их сынишка. Я никогда еще не видел выражения страшного горя такой силы и надрыва. Это был настоящий ужас!

Это было новое потрясение для меня. Нервы мои не выдержали и я в безысходности плакал вместе с родителями погибших детей.

Можно ли такое забыть…

Позже выяснилось: взрыв спровоцировали вездесущие любопытные пацаны, игравшие рядом и решившие проверить безхозно оставленный джип. То что душманы бросили джип впритык к стене где по ту сторону находился склад с мощными запасами медикаментов и медтехники было понятно. Но вот остается загадка, почему мальчишки подошли к джипу именно в то время, когда в столовой госпиталя шел обед с тысячей офицеров и солдат?

Фронтовая сестра

 
Закрываю глаза – и, как будто вчера,
Ты склонилась ко мне, фронтовая сестра.
Мне друзья говорят: «Что тоскуешь, бобыль?
Неужели тебе не найдется судьбы?
Сколько лет уж прошло, позабыть бы пора»!
А вот я не могу – фронтовая сестра…
 

(Из песни А.Экимяна, слова М. Рябинина «Фронтовая сестра»)

Афганская война продолжалась 9 лет и 2 месяца и унесла тысячи жизней простых русских парней. Совсем еще мальчишками они брали в руки автоматы и шли воевать. И каждому хотелось выжить. А на помощь всегда приходили люди в белых халатах. Они не участвовали в боевых действиях, не стреляли по врагам. Но они есть на каждой войне для того, чтобы спасти тех, кого можно еще спасти.

Очень многие солдаты и офицеры прошли через всеми известный Центральный военный госпиталь в Кабуле в/ч 94777.

Здесь профессионально и напряженно трудились наши советские медицинские работники.

Ведущий хирург I-го хирургического отделения госпиталя полковник медицинской службы Леонид Георгиевич Курочка из Москвы. Опытный хирург. Практически всю свою жизнь посвятил этой нелегкой профессии. Большой стаж работы. Профессионализм высшего уровня, поэтому он берется за самые сложные операции, оперирует казалось уже безнадежно больных военнослужащих. «Главная задача хирурга – говорит Леонид Георгиевич – выздоровление больного. И мы прилагаем к этому все усилия. Но специфика военного хирурга отличается от специфики обычного хирурга. Военный хирург должен знать и владеть военно-полевой хирургией. Должен оказать квалифицированную помощь раненому любой степени тяжести и в кратчайший срок».

Старший ординатор хирургического отделения Виктор Михайлович Клипа. Л.Г. Курочка так говорит о нем: «Принципиален, уверен в себе. Даже в военных условиях постоянно стремится к совершенствованию в работе. Любит порядок. Требователен к себе и к подчиненным». В хирургии 12 лет, начиная от хирурга мепункта и медбата.

Но не только мужчины выполняли свой долг, нельзя не вспомнить о женщинах-медиках, чья жизнь также связана с этой войной. Нередко они сами ложились на стол для прямого переливания, во время операции, так как ждать было некогда, все решали минуты, а мальчишкам очень нужна была жизнь.

Медсестра хирургического отделения Елена Викторовна Беликова. В СССР работала на станции скорой помощи в Краснодаре, затем в Польше. В этом госпитале сравнительно недолго. До этого работала операционной сестрой в Кандагаре. «Очень важно солдату было теплое материнское слово о чем угодно: о новостях в Союзе, о домашних делах… – говорит Елена Викторовна – Надо было как-то утешить безнадежного больного, заставить его написать домой письмо, ведь инвалид – это тоже человек, но он очень раним и к нему нужно другое отношение». И далее: – Не делайте из меня героя, – просит Елена Викторовна. – Герои – мальчишки, которые воюют. Мы всего лишь помогаем им выжить».

Очень тепло Л.Г. Курочка отзывается об операционной сестре широкого профиля и большого опыта работы Валентине Владимировне Мотасовой из Подмосковья. «Медицина только бы выигрывала, если бы были все ее медсестры такими усердными и внимательными как Валентина Мотасова».

Это неустанная труженица. Всеобщая любимица солдат. Зарплата маленькая, но обязанности и военное время требуют знаний, опыта. Безотказно от одного стола – к другому. По 30–40 сложных перевязок в день. В специфику операционной сестры входит еще и выхаживание больного. Это вообще особый физический и психологический случай. Выходных дней конечно же не бывает. «В Союзе как-то привычно, а здесь дети еще совсем – по 18–20 лет… – рассказывает Валентина Владимировна – Я летела сюда в самолете вместе с этими мальчиками со слезами на глазах, потому что знала, что эти дети летят на войну, а может и на смерть».

Валентина Владимировна прибыла сюда не только из-за чувств интернационального долга, но прежде всего она понимала, что здесь ребятам нужна материнская помощь, материнское отношение. Не случайно солдаты называли ее мамой, что она объясняла: «Вообще ребенок фиксирует в своей памяти не ту мать, которую его родила, а ту, которая его воспитала, выхаживала, ставила на ноги…» В корридоре к юбилею В. Мотасовой старательно оформили стенггазету. В ней сердечные поздравления офицерского состава отделения и пусть не отшлифованные, но очень трогательные стихи простых солдат:

ИСПОЛНЕНИЕ ДОЛГА

 
Едут сюда, не боясь даже пули,
Люди постарше и помоложе
Работать сестрой медицинской в Кабуле,
Жизни людские всего им дороже.
Доктору проще, понятно в леченьи:
Осмотрит больного, назначит леченье,
А все остальное сестрам досталось
Колоть, бинтовать, не зная усталости.
Работы хватает, раненых много,
Есть не движимые, есть и безногие,
Есть кто нуждается в частых уколах —
То всё на сестре из прекрасного пола.
Видишь больного везут на коляске
Под простынью белой с пятнами красными.
Очень нуждается он в перевязке,
Труде докторов, чтоб не стали напрасными.
И возьмется сестра за коронное дело,
Осмотрит внимательно, нежно развяжет,
Делает ловко, уверенно, смело.
«Потерпи, мой хороший и маленький» – скажет.
Бывает примочит, обработав, помажет,
Повязки наложит, закрепив осторожно,
Когда повторить обязательно скажет,
Чего очень нельзя и что уже можно.
И от ласки той профессиональной,
Кажется, меньше раны болят,
Становится жизнь постепенно нормальной
У наших любимых советских ребят.
Спасибо Вам, Валентина, большое
За душу, за сердце, за ласку и труд.
Ваши заслуги большего стоят,
Воины любят Вас, помнят и чтут.
 

Валентина Владимировна Мотасова верна клятве Гиппократа. Для нее главное в работе: оказание медицинской помощи и спасение жизни человека. Она говорила: «Медсестра должна пропустить всю боль через себя, чтобы помочь человеку. Хирург должен быть от Бога, а медсестра от милосердия».

Но женщины наши в Афганистане заслуживают несомненно большего. Хорошо об этом говорит современный писатель Андрей Дышев: «Один Бог знает, как там – в Афгане, в атмосфере, пропитанной прогорклой пылью, на иссушенной, истерзанной земле, где в клочья рвался и горел металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно было услать поле, где бойцы обращались друг с другом только криком и матом – как там могли выжить женщины? Мало того – как они могли любить и быть любимыми, как не выцвели, не увяли, не превратились в пыль? Один Бог знает, один Бог…»

Цифры и факты

Война в Афганистане началась в декабре 1979 года. По 15 февраля 1989-го в войсках, находящихся на территории Афгана, прошли военную службу 620 тысяч человек, в том числе более 62 тысяч офицеров.

На гражданских должностях находились 21 тысяча человек. Для сравнения: ежегодная среднестатистическая численность войск Советской армии составляла 80-104 тысячи военнослужащих плюс 5–7 тысяч гражданского персонала, включая медиков.

Согласно статистике, в Афганистане каждый день погибало 4 человека. В боях было сбито 333 вертолета, 118 самолетов, автомобилей и бензовозов – более 11 тысяч единиц! Афганская война, закончившаяся 25 лет назад, стала уже достоянием истории. А свидетели и непосредственные участники этого драматического исторического события живут среди нас, благодаря нашим доблестным военным медикам.

В Афганистане погибли 15051 человек, десятки тысяч стали инвалидами. Пропали без вести или оказались в плену 417 военнослужащих, из которых освобождены и вернулись на Родину всего 130.

Дворец Амина

В моем ведении по водной части было немало служебных вопросов, для решения которых зачастую требовались командировки. Особенно запомнилась мне одна из последних, перед выводом войск. Меня вызвал в Штаб Армии член Военного Совета. Накануне в штабе части я написал рапорт, выписал командировку, и мне была определена машина.

Но утром после развода оказалось, что с транспортом проблемы. С трудом решили этот вопрос уже при помощи зэнша и зам по тылу. Въезжаем в сторону центра Кабула. Водитель из Казахстана, Марат. Я говорю ему:

– А ты чего это не вдоль кладбища, как обычно, проезжаешь, а по Джелалабадскому направлению взял?

– Так Вы же молчите, а я второй раз всего лишь еду, дорогу толком не знаю.

– Вот те на… А я ее знаю?…

Долго мы крутились, пока к центру попали. Выручили меня лишь запомнившиеся огромные портреты бородатых исламских лидеров, которые по ходу следования мне уже примелькались, как-то врезались в память. Едем, смотрю, портрет еще молодого деда с черной бородой. Нет, не то. А по времени езды уже должен быть другой портрет человека намного постарше.

О надписях я уж и не говорю, потому что везде написано по-арабски. Что я в этом понимаю. Потом наконец вывернули на того самого седого старого деда с большой бородой. Ну, думаю, сейчас рядом если медресе будет, то значит все верно. И точно через несколько минут видим беломраморное красивое здание медресе.

Но тут вдруг машину резко рвануло в кювет. Что такое. Смотрю, Марат берется за левый висок, откуда идет кровь. Оказывается маленькие хулиганы по дороге бросали в стекла кабины специальные устройства для умышленного повреждения, состоящие из небольшого камня, перевязанного по всей вероятности выделанной овечьей или верблюжьей кожей, в виде нашей сыромятины.

Они размахивали длинным концом такой веревки и камень вместе с ней летел в секло. Я стал оказывать Марату необходимую медицинскую помощь. Хорошо что не глубокое проникновение камня было. А пацанята уже атакуют машину. Я говорю водителю:

– Доставай быстрее автомат! Будет отпугивать.

– Так я же не собирался ехать и не взял его с собой.

Открываю дверь кабинки и направляю вверх свой автомат.

Хулиганы отошли в сторону. Один кричит: «Командор, у меня дома такой тоже есть и американский и итальянский есть»… Другой подходит: «Дай тушонки?» Слава Богу, у Марата под сидением были консервы и сухпай. Мы поделили им скромный обед и пока дикари дрались между собой за раздел добычи, мы резко рванули с того места.

Едва очухавшись от такого происшествия, мы долетели уже до центра. Вижу магазин «Шурави». Здесь наше посольство.

Здесь весь советский район. И тут я как то успокоился. Но, однако ж, меня ждало еще более изощренное испытание. Вот мы подъехали к подножию горы на которой находится штаб-квартира Штаба 40-ой Армии, в бывшем Дворце Амина, куда мне предстоял путь. Но времени было предостаточно, поскольку мы выехали из части с его запасом, чтобы не опоздать на встречу к военному руководству. Я зашел в книжный магазин, купил популярные в то время в Союзе макулатурные издания, которые достать было очень трудно. На книгообмене за них просили невероятно редкие книги. А купить с рук у спекулянтов, к примеру в Москве, у одной из центральный точек у букинистического книжного магазина неподалеку от «Детского мира» можно было, но за большие деньги.

Так один томик А. Дюма оценивался в 40–50 рублей. А здесь в Афганистане все свободно и по своей цене. Я на радостях снова набрал целую стопку книг.

Неподалеку от книжного прямо у самого входа в Штаб находилось кафе. Я зашел туда пообщаться, там работала заведующей моя землячка. Она пообещала в день вывода войск, как раз в день моего рождения, привезти мне афганский арбуз и еще чего-нибудь вкусненького из давно не видевшей мною гражданской пищи. Обрадованный теплей встречей и общением с близким человеком, да еще тем более с русской женщиной, я поспешил в Штаб.

К роскошному колонному Дворцу взобраться было нелегко и не быстро. Нужно было идти на самую вершину горы, пробираясь по специально выложенным плиточным ступенькам. Солнце ярко слепило глаза и уже, запыхавшись от пешеходного подъема, вижу подножие здания Штаба. Как вдруг что-то меня остановило.

Я бросил взгляд направо. Под кустом в тени притаилась от солнца большая 4-5-метровая черная змея. Глаза ее крупные, словно в них мудрость, чешуя мелкая черная переливается на солнце перламутром. По толщине она напоминала удава, но крыльев раскрытых не было, значит, я решил, что это не кобра, но и не гюрза. Что это за разновидность была, так и не знаю. И это случилось буквально в 1–1,5 метрах от меня. Что делать? Мы оба были неподвижны, словно ожидая друг от друга нападения. Выстрелить с автомата… нет, кто-его знает, что это за масть такая. Может, возьмет и бросится на меня или выплюнет яд в глаза. Кажется, долго она, словно под гипнозом, держала меня в неподвижности. Но мозги мои все же работали. Назад отступать тоже было опасно, то есть повернуться к ней спиной. Полный тупик. Неминуема гибель.

И я все же принял решение спокойно продолжить свое восхождение на «гималаи». По телу, покалывая, пробежали мурашки и выступил пот. В висках застучало давление. Через несколько шагов я оглянулся, она все также неподвижно сидела на своем месте. Тут я ускорил движение и добрался до цели. Но заходить в здание сразу не решился, а начал анализировать свой поступок во время смертельной опасности. И решил, что, пожалуй, другого выбора в той ситуации и не было. Успокоившись на этом, я вошел в Штаб Армии, где меня ждал член Военного Совета по вопросу содействия, как члена Союза журналистов СССР, в освещении важного государственного мероприятия – начала вывода советских войск из Афганистана.

…На обратном пути я чуть ли не на цыпочках, оглядываясь по сторонам, спускался, по ступенькам, у меня тряслись коленки и я держал в боевой готовности автомат. Но второй встречи с этой страшной змеей уже не произошло.