Текст книги "Пылающие горы. Очерки. Из дневника воспоминаний участника войны в Афганистане"

Хайрахана

В условиях войны расселены мы были обычно. В одном из офицерских модулей в так называемом местными жителями районе Хайраханы, – одной из окраин, – в самом предгорье Кабула. Здесь находилась одна из самых густонаселенных войсковых частей. Модуль монтировался быстро и, поскольку зим там практически не бывает, состоял он всего-навсего из крашеной фанеры. Правда один раз под Новый год ночью выпал небольшой снег, из-за чего меня ночью разбудил один из часовых поста, поскольку от тяжести снега свалилась массеть и обволокла объект, где находился центральный пункт основной водной скважины.

Встретил меня Кабул недружелюбно. Во-первых, приезд был опечален тем, что буквально на днях душманские партизаны под руководством известного боевика Ахмад Шаха Массуда, которого буквально не так давно с великими почестями хоронили с трансляцией по всему миру, но уже как национального героя.

Его подразделения располагались на противоположной стороне горы. И одним из реактивных снарядов боевики Массуда снесли напрочь полмодуля. Ночью погибли десятки мирно отдыхающих наших советских офицеров. В день приезда, мне еще не освоившемуся к местной обстановке подарили японский миниатюрный фонарик с пальчиковыми батареями, который был необходим для проверки боевого дежурства своих подопечных ночью, в частности, пломб на дверях, печатей, достоверных подписей и т. п. По тем временам это был супер-дефицит в СССР.

И вот вышел я в кромешной тьме для проверки поста, который располагался на окраине территории части, на приличном расстоянии. И по не знанию прихватил с собой фонарик, чтобы сослепу впотемках ненароком не упасть в канаву по пути. Смотрю вокруг темнота и я решил посветить фонариком дорогу, но вдруг вижу засверкали непонятно откуда трассера. Проходящий мимо коллега особист предупредил меня об опасности и я убрал немедленно свой фонарик. По наивности я спросил у него: что это было? А он мне прямым текстом и отвечает: «А это завтра готовили бы еще один цинковый гроб, если бы ты не выключил фонарик. Вот такие, брат, дела…» Возвратившись, я улегся, ведь завтра рано вставать, к 6 часам на развод на плац полка. Уснул. Но через какое то время просыпаюсь от непонятного гула. Гляжу занавески на окнах трясутся и модуль дрожит, и земля дрожит. Светло будто днем от зарева залпов неподалеку располагавшихся орудий артиллерии. Это оказывается снова эресы пошли в ход. А наша артиллерия в ответ как следует давала им прикурить. Снаряды летели тоже куда Бог пошлет. Туда, за оборотную сторону горы.

На следующий день мне показали скорпионов, фаланг и туркестанских большущих тараканов. Если скорпионы и тараканы мирно ползают себе в поисках добычи по земле, то фаланги же напротив лезут по потолкам и нередко сваливаются прямо на спящих людей, при этом жаля их. И укус оказывается довольно опасный для жизни. Так я стал спать под натянутой навесом простынью, от чего и без того нечем было дышать. Может поэтому, спустя время, я стал замечать на подушке выпавшие и седеющие волосы моей густой темно-коричневой шевелюры, которой девчонки завидовали когда-то в университете, стараясь, шутя и любя, ухватиться за тот жесткий непроходимый былой лес.

На развод собирался весь полк. Полусонные солдаты слушали приказы командиров, шло распределение, задание на день.

По такому плану шла утренняя «планерка», когда не было боевых действий, где ставились иные задачи побатальонно и т. д.

Так прошли первые незабываемые тревожные сутки. Так я почувствовал запах войны и четко уже осознавал, что в любую секунду можно погибнуть, причем не обязательно в бою. Так, в самую новогоднюю ночь, когда мы шли в столовую на праздник реактивным снарядом из-за горы сравняло с землей только что стоявшее здание каптерки вместе с солдатами находившимися в ней. Почему не случайно, во время одного из мероприятий в полковом клубе командир дивизии, давая высокую оценку всем прибывшим на службу в далекий Афганистан и оценивая опасность военной обстановки, сказал: «Была бы моя воля, я бы всем вручил награды лишь только за то, что вы сюда прибыли».

Хлебопекарня и керизы

О красоте гор афганских можно говорить бесконечно.

Но красота эта имеет и оборотную сторону.

 
Здесь горы невозможно хороши,
Сияют первозданным разворотом,
Горят алмазно россыпи вершин…
Вот только смерть за каждым поворотом.
 

Горы эти хранят тайны древних керизов. Согласно энциклопедического словаря, в целом кериз или кяриз – подземная галерея, собирающая воду из глубоко залегающих водоносных пластов и выводящая их по наименьшему уклону на дневную поверхность для использования на орошение земель и водоснабжение. Но зачастую эти керизы использовались в разведовательских и иных целях. Выкопаны они титаническим трудом давным-давно в виде подземных пещер и переходов как сообщающиеся сосуды и имеющие разные направления. Эти переходы, говорят, тянутся сотнями километров. Их когда-то выкопали рабы. И знают секрет этих керизов единицы. Но во время беды или войны керизы то здесь, то там начинают раскрывать свои тайны…

Приступив к своим обязанностям начальника воды, я постепенно изучал имеющуюся инфраструктуру внутренних и наружных сетей. Дошла очередь до хлебопекарни.

Ранним утром сразу же после развода я решил сходить туда. Пекарня находилась в 2–2,5 километрах от части. От ВНС ее можно было увидеть без бинокля. Дорога вела в гору. По пути навстречу шел русоволосый с профессиональным прикрытым прищуром солдат с собакой, как я потом понял – пограничник.

– Здорова, служба. Собачка-то не кусается?

– Да нет, ни к тому она обучена, ответил он, подравнивая свой головной убор, словно украинский бриль. – Вон, видите, итальянская мина пустая лежит вдоль дороги. Так вот эта собачка ею и интересовалась. Вот мы тут по этой дорожке в пекарню и курсируем периодически.

Так сначала официально, потом по-землячески мы познакомились. Его расположение находилось на самом гребне горы, где еле виднелись локаторы и другая техника.

Я 2–3 дня только здесь, поэтому все еще в диковинку. Рассказываю пограничнику, что по дороге под ногами попадаются вроссыпь или целыми пачками патроны от автоматов и пулеметов. Мне поначалу было не понять, почему это так происходит.

Он ответил:

– Знаете… война все же. И люди разные попадаются. Когда солдаты идут на боевые, то их упаковывают на десятки килограммов, вот они и выбрасывают часть патронов, чтобы вес сбавить.

Он достал бинокль.

– Хотите посмотреть, как ваш часовой на вышке тоже в пустом бронике стоит.

– Это как же это так?

– Да молча: день, народ везде ходит, опасность практически исключена, вот он и вытащил из карманов титановые защитные пластины, чтобы легче было в жару стоять. Видите бронежилет на ветру болтается, значит груза нет. А может обкуренный стоит и все ему пофиг».

Ухоженная овчарка звала хозяина в дорогу, да и мне надо было идти.

Поднимаюсь выше в горы. Там небольшая равнина и спуск на противоположную сторону. Афганские пастухи пасут овец. Овцы необычные крупные, курдючные. Первый раз таких вживую видел. Тут подбегает ко мне от пастухов маленькая худенькая девочка и что-то просит на своем языке. Я же только жесты и мимику могу понять, а, что просит, не пойму. А у меня с собой ничего нет. Потом она настойчиво топнув ногой показывает на мою пуговицу на рукаве эксперименталки. Вот, думаю, непонятный народ, зачем ей эта пуговица, да и как я ее отрывать буду. И стоит ли. Потом пастухи что-то громко проговорили на своем языке и девочка убежала. Я увидел только озлобленный взгляд одного из них и сбоку торчащие нож и миниатюрный автомат.

В пекарне меня встретили тепло. Все пекари узбеки и таджики. В Афганистан вообще принято было по мусульманским идеологическим соображениям направлять на службу мусульман.

Якобы мусульманин лучше поймет мусульманина, чем русского.

Да нет, как показывала практика, душманы вырезали звезды на теле и советским мусульманам наравне с русскими. Поэтому, в нашей части, например служило около 85 % узбеков, таджиков, киргизов, казахов и 15 % русских, включая молдаван, украинцев, белорусов и т. п. Стремление к омусульманиванию войсковых частей отмечалось и среди офицерского состава.

Пекари принесли мне горячего только что испеченного белого хлеба. Я ни разу на родине-то не ел формованный еще горячий хлеб, а тут на тебе, пожалуйста. Хлеб пекли ребята вкусный. Мы разговорились. Узбек Ашан говорит: – «Жаль здесь лепешька не дают печь. Только формовый хлеб. Мы дома привыкли лепешька кушат. Мой дед лепешька пек, отец лепешка пек, я приду домой после войны тозе буду лепешька печь. И син мой тозе будет лепешька печь»…

После осмотра точки я собирался было уходить далее по плану. Но тут один из них – Рашид спросил меня на ломаном русском, почему я один без сопровождения пришел? И после этого поведал мне трагическую историю.

Оказывается в одной из хлебопекарен тут неподалеку душманы, вышедшые ночью из керизов, обесточили электроэнергию, убили часовых, а потом зашли в помещение, где спали солдаты и перерезали всю роту. Ножом под горло, как овец. 45 невинных ребят, почти еще мальчишек, погибли во сне.

Диверсия

Вода для вечно пламенеющего и клокочащего жаром, словно кипящего раскаленного котла, каменного Афганистана воистину – источник жизни, если не главное в их жаркой стране. Не случайно и командир нашей части называл воду главной артерией жизни. И СССР столько вложил в строительство таких артерий, – будь здоров – мало не покажется. Говорят до сих пор еще наши водные артерии в действии. В каждой части – водопровод, питающийся от основных скважин.

Трудно переоценить значение и особенности организации работы этого важнейшего участка тыла в боевых условиях. Ради этого не жаль проведенных бессонных ночей, работы без выходных дней, безоговорочного выезда по приказу на линию в любое время суток в опасные районы, где по разным причинам эти артерии приостанавливались.

Мне, как начальнику службы водного хозяйства, приходилось обслуживать кроме внутренних полковых водопроводных сетей, наружные сети общей протяженностью 28 километров, т. е. до 15 советских отдельно находящихся расположений со своей внутренней и специфичной инфраструктурой, находящихся в районе Теплого стана. В обслуживание входили кроме общежитий также столовые, прачечные, котельные, бани, хлебопекарня и другие объекты хозяйственного назначения. Потребность в воде ощущалась с самого раннего утра прежде всего в столовых, где надо было готовить завтрак для полка. Потом с подъемом полка значительный расход воды шел на принятие утреннего туалета военнослужащих.

Мойка техники, заправка и т. д. А вода подавалась в ручном режиме насосами 2-го подъема с глубины 50 метров. В каждом полку по 3–4 насоса работали. И всю эту работу нужно было обслуживать, организовывать, обеспечивать, руководить ею. И не дай Бог перебой какой-то, под трибунал можно залететь. Без воды встанет все.

И это была непростая задача. Во-первых отсутствие опыта работы по специальности. Я вообще удивляюсь сам себе: как это смог освоить новую профессию. Постоянно сгорающие механизмы, насосы. Изматывающие пешеходные переходы по техуходу и осмотру из части в часть, поскольку транспорта не хватало. Трудности с доставкой комплектующих, даже простого хлора, который, порой приходилось привозить из одного из самых опасных районов под названием Полихумри. Но опасность заключалась не только в специфике длительных переездов по серпантинной дороге, а больше всего из-за густо населенных в ущельях банд боевиков. Недостаток требующихся кадров. Чего греха таить, прибывающие сюда некоторые ребята с целью пошабашить, порой увлекались пьянкой и наркотиками. Что было распространено повсеместно и это было единственным развлечением и утешением при отсутствии женского пола. У нас в полку, например, было всего три женщины: две продавщицы и одна комендант общежитий. Мало того, с КЭУ и КЭЧ (хозйственно-технические, технологические и контролирующие службы 40-ой Армии) систематически приезжали проверяющие для контроля за работой ВНС, в частности насосов и регламента хлорирования воды с постоянными требованиями только допустимого вложения хлора. Хотя солдаты итак выражали недовольство о хлоросодержащей еде в столовой: суп хлорный, гарнир хлорный и даже компот и тот хлорный…. Но тут уж ничего не поделаешь – страшная жара, инфекции, рои мух, крысы, тараканы, пыль… Без дозировано умеренного вливания в кубатуру хлорки не обойтись: либо гепатит или другие болезни, либо быть здоровым. А потом не дома у мамы на кухне, а на войне в специфическом регионе. Этот фактор тоже был одним из отличительных особенностей Афганской войны.

Нередко по окружной кабульской дороге проезжали танковые колонны и специально для этих целей прямо у забора неподалеку от КПП была выведена вверх изогнутой формы металлическая сварная труба для подачи воды при необходимости. И танк нечаянно задел этот гусак. Вода фонтаном полетела в разные стороны. Быстро находят меня. И столько же русского мата наслушался я от спешащих танкистов из Кандагара, что редко бывало.

Хотя виновны они сами были. Вскоре нашли сварщика и вопрос был решен. Танки один за другим подъезжали к действующему гусаку заправляться. Танкисты, панибратски обращаясь ко мне, просили: «Командир, дай попить без хлорки?». Грязные, вспотевшие. Глаза и губы кажутся светлыми в копоти лица. Раздеваются по пояс и умываются холодной ключевой водой. Радуются. А ведь им снова в бой. Останутся ли они живы? И как-то по-человечески жалко стало ребятишек. Пока рядом не было моего командования, я в нарушении всех правил приказал своему дежурному принести кружку с ведром нехлорированной воды. И сколько же благодарностей я получил от них, столько радости в их глазах было. Незабываемое впечатление.

Запомнился один случай, когда оказалось, как говорится, «без воды и не туды, и не суды». В ночной тьме слышу в окно колошматит один из моих дежурных солдат. Я бегом на ВНС. Датчик показывал нулевое поступление воды из центральной скважины, которая находится в 28 километрах от части. Значит отрезаны наружные сети. Я доложил о случившемся зам. по тылу и вот уже начальник штаба в срочном порядке выделяет два полностью снаряженных бэтээра во главе со мной. Мы быстро рванули на место происшествия. По пути следования ни огонька, кроме огней на мечетях. Все словно замерло. Но изредка раздавались хлопки выстрелов и виднелись трассера. Высовываться из люка, чтобы подышать прохладой, было опасно.

Наконец подъезжаем к месту назначения. Тьма кромешная. Фары бэтээра остановились, осветив ворота. Из машины никто не желает выходить. Мне как старшему пришлось выйти.

Условия необычные. Кричу: «Часовой?…» Через какое то время в дали слышу голос: «Стой, кто идет!» Я представился, но часовой вновь: «Стой, стрелять буду!» и сделал контрольный выстрел в воздух. Дурацкая ситуация. Оказывается в расположении душманом-диверсантом выведена из строя электроэнергия. И часовой то ли напуган, то ли со сна, то ли обкурен, но никак не решается подойти ко мне. Я какое-то время вел с ним переговоры окриками, поскольку мы находились на существенно отдаленном расстоянии друг от друга. Потом с вышки другой часовой ему сказал, чтобы меня полностью осветили фарами и показали номер бэтээра. Я кричу ему: «Ты что оглох или в кайфе?». А из бэтээра никто не выходит. Разбираюсь сам. Через некоторое время идут двое ко мне: «Ваш допуск?» Предъявляю подписанный командиром полка и заверенный печатью допуск к вскрытию/закрытию ВНС. Оказалось поврежден электрощиток, а солдаты дежурные не электрики и в темноте не могут устранить неполадок. Меня, естественно, в темноте не признали. А уже близился третий час.

И через полтора – два часа начнут работу столовые, а воды нет.

С повреждением щитка в темноте была пробита чугунная труба, по которой шла вода во все подразделения по сети. Тут тьма потихоньку начала рассеиваться и мы коллективно уже включили всего-навсего выключенный рубильник в щитке и появился свет.

Потом наткнулись на воду и грязь под ногами. Идем против течения к трубе и обнаруживаем, что она пробита и из нее под напором хлещет драгоценная артезианская вода. Подходит дежурный с аппаратной и приносит, к счастью, имеющийся запасной кожух, резину. Мы вместе закрепляем, стягиваем болтами и течь временно устранена до полной дальнейшей починки. А вообще, безобразие конечно. На центральной скважине не работал телефон. Утром приедет сюда военная прокуратура, а может и наши особисты, будет чем заняться.

Смерть кругом

Афганская война известна не только героическими подвигами, но и порой нелепыми поступками. Нашему человеку, где бы он ни находился, до лампочки. Тем более осознают ведь, что находятся на войне и всякое с каждым может случится. Но наше национальное любопытство и настырность – это важнее. А на каждое нельзя всегда есть можно, особенно, когда ты обкурен или что называется под шафэ. По этой простой причине погибло здесь немало ребят. Столько всяких нелепостей было, что не хватит в книге места, чтобы обо всем рассказать.

…В феврале-марте горы уже пылают алыми тюльпанами.

Ну что же делать, когда существует 8-е марта и женщин то всего-навсего 2–3 на полк. Ну, конечно же, находятся герои, надо прежде напиться суррогата и потом схватить БТР и мчаться в горы за тюльпанами, когда их и в предгорье-то косой-коси, пешком два шага. Нет ведь. Поехали и напоролись на мину. В итоге всех в бэтээре наповал разорвало, где руки, где ноги.

Но наши не привыкли сдаваться. Трагические уроки им ни по чем. Группа солдат с верными старшими наставниками в одной из частей решили покурить травку. Покурили. Потом захотелось дальнейших событий. А что могло быть лучшим в тех условиях как выпить водочки. Послали гонца в дукан (небольшой частный киоск-магазин с разными товарами повседневного спроса) за ворота, тот быстро принес. Выпили. И раз нет боевых действий, то можно и втихушку от командования расслабляться. В горах Афганистана есть красивое озеро Соруби, там холодная вода и водится редкая вкусная рыба типа простипомы. Ребята, долго не думая, рванули на Соруби. По прибытии на место искупались и залезли в кабину КАМАЗа для продолжения сугреву и затем отдыха. Выпили. Не заметили как и уснули, а непотушенная сигарета взорвала всю машину вместе с воинами…

…Попал в нелепую историю однажды и я. Да хорошо остался жив. Приближался праздник «Октябрьской». Нам выдали сухие пайки и новую форму. Собравшись в модуле, офицеры недвусмысленно молча глядят друг на друга. А что делать. В войсковом магазине водку не продают, только напиток газированный импортный типа «Si-Si». Но нашим хлопцам это не по зубам.

Проголосовали, набрали группу тех, кто на следующий день едет на дежурство в Кабул в ВАИ (военная автоинспекция). Старшим был определен прапорщик Виктор из Нижнего Новгорода. У меня тоже как у начальника сдужбы имелся постоянный пропуск старшего машины, заверенный ВАИ.

Ну что ж, наутро поехали. Едем, инспектируем. Вернее, я с ними все же как гость. Но все-равно вместе, а значит заодно. Поменяли у афганцев советские чеки на местные афгани. Так, на 1988 год 100 афгани составляло 1 рубль 61 копейку. Стали гадать, где дешевле водка. Оружие есть, ВАИ все же, а потом с нами комсорг полка и зэнша. Решили ехать в самый опасный район Кабула – на «зеленку». Правда, там частенько постреливали и пропадали наши солдаты и офицеры. Но мы решили, что с нами ничего не произойдет, хлопцы подобрались боевые, крепкие, хоть солому скирдуй или дрова руби. Короче, – на все руки мастера. Аппендиксообразно там располагались дуканы и товары были гораздо дешевле, чем в обычных районах. Бродили по дуканам. Я себе купил относительно дешевые японские спортивный костюм «Honda» и магнитофон «Panasonic». Ну, прикупили мы арбуз необычный такой элипсообразной формы, овощи и мне очень захотелось домашнего и я лично купил красивый торт с масляными цветами, почти как в Союзе.

Ну и конечно же самое главное к празднику – питье. Водка стоила 100 рублей за бутылку. Разливалась она в Пакистане в литровых бутылках с советской этикеткой «Столичная».

День дежурства закончился и мы благополучно, довольные удачными покупками, возвратились в расположение. Вечером в модуле организованно встречали праздник Великой Октябрьской Социалистической Революции. Первый стакан шел нелегко, какие-то новые вкусовые ощущения. А потом стало весело и все смеялись и шутили. Разрезаю я красивый кремовый торт и делю всем по кусочку. Но попробовав его, меня как-то скукожило и я притих. Оказывается, красиво оформленный торт был основан на курдючном жире овец и был полусоленого вкуса. Ребята, правда, съели, соблюдая принцип, что на столе, надо кушать. Как говорил Виктор: «не нравится, а мы возьмем да и съедим». А я, любитель советских кремовых тортов с добавлением сгущенного молока, так и не смог отведать чудо афганской кулинарии. Как всегда осторожничал и выпил-то сравнительно немного. Но как позже выяснилось хватило и этого.

А главное было утром. Дежурный с ВНС стучал в дверь, а потом и в окно. Я все слышу, а сделать ничего не могу. В худшем состоянии коллеги. Кто-то открыл дверь, мой солдат поднимает меня, а я падаю: голова тяжелая и тянет вниз. И ничего не понимаю, что происходит. Со мною такое было впервые. Еле-еле поднялся. Оказывается водка эта для «закаленных» и она производится с добавлением наркотиков. Умышленно для одурманивания советских воинов. Ее надо проверять перед употреблением, как потом объяснил начмед. Надо на вату немного налить и если будет голубоватый цвет, то в водке содержится героин, если коричневатый, то кокаин. Вот так я впервые в своей жизни по доверчивости и наивности попробовал отраву, после которой едва не умер. А Пакистан с целью уничтожения советских воинов выпускал немало разных безделушек, от которых взрывной волной отрывало руки, ноги и т. п. Последнее время пользовалось авторитетом макулатурное издание книги В. Пикуля «Фаворит». В союзе тогда эта книга была страшным дефицитом. Так вот стоило лишь открыть обложку как происходил взрыв. Разные фонарики, игрушки, безделушки, валяющиеся якобы случайно на полу, не в ком случае нельзя было брать в руки и вообще прикасаться к ним – о чем нас усиленно инструктировали.