Текст книги "Тонкая фаза и кое-что еще (сборник)"

Александр Коган
Тонкая фаза и кое-что еще

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Майские эксперименты, или Тонкая фаза

Самому строгому критику – дорогой жене Ирине

Место и время действия: СССР, крупный областной центр, 1980 год; Россия, тот же областной центр, 1995 год.

Действующие лица

Иван Васильевич Громовержцев – директор НИИ Спецсон, крупный авторитет в науке о снах, обладатель многих научных степеней и званий.

Федор Сигизмундович Кранкензон – заместитель директора НИИ Спецсон, заведующий отделом спецсонтехники, большой ученый и любитель дам.

Софья Павловна Белкина – секретарь директора НИИ Спецсон, член парткома. Красивая дама, знает себе цену.

Василий Васильевич Головин – старший научный сотрудник отдела спецсонтехники. Талантлив, молод, одержим идеями.

Вера Львовна – лаборантка в отделе спецсонтехники, член месткома. Миловидная девушка. Племянница Белкиной.

Виктор Петрович Охрименко – самый большой начальник в городе и области в 1980 году.

Анатолий Феофанович Маркизов – референт Охрименко в 1980 году. Руководитель пресс-службы УВД области в 1995 году.

Евдокия Михайловна Кранкензон – жена Кранкензона.

Степан Степанович Свистуненко – куратор НИИ Спецсон по партийной линии.

Жоржетта Никодимовна Жоржикова – корреспондент газеты «За нашу науку» и еще кое-кто.

Клавдия Петровна – секретарь Охрименко.

Персонажи сновидений и статисты в 1980 году:

Участники пленума обкома, цыганка, Первый и Второй фантомы Головина, дикари, колдун, красавица-дикарка, вождь дикарей, герцоги его свита, спецгруппа и ее руководитель, администратор гостиницы, сотрудники Министерства принятия правильных решений и третьего управления.

Статисты и эпизодические персонажи в 1995 году:

Сотрудники спецназа и СИЗО.

Пролог. 1995 год

Вечер на глухой улице областного города. Сутулясь, опираясь на трость, идет Кранкензон. Неожиданно перед ним возникает фигура человека. Это Степан Степанович Свистуненко.

Свистуненко. Ба, какая встреча! Вот не ждал после стольких лет встретить вас, товарищ, тьфу, господин… Федор… Федор… тьфу! Ну – да, Сигизмундович.

Кранкензон. Простите, милейший, я что-то не припомню. Забавно, право, откуда вы меня знаете? А впрочем, неважно, позвольте пройти.

Свистуненко. Ну что вы так уж спешите? Могу и напомнить. Свистуненко я, Степан Степанович. Имел удовольствие курировать ваш институт – по партийной линии, естественно. А вы там играли не последнюю скрипку, как помнится.

Кранкензон. Припоминаю, припоминаю, очень, очень приятно. Я, знаете, был, как бы это сказать, достаточно удален от партийных дел, но все равно очень, очень приятно видеть вас в добром здравии да еще и на свободе. Всего вам доброго, позвольте пройти. (Хочет пройти.)

Свистуненко (не дает пройти). Ах, ах, они спешат и разговор вести не желают. А то, что ваша ученая братия устроила тогда, в мае, весь этот шмон? Пострадали и невинные люди, вот я например. Вся карьера моя партийная рухнула. (Ожесточаясь.) Да за такие дела неплохо бы и по морде!

Кранкензон (отстраняясь и выставив для защиты трость). Потише, милейший. Это еще как посмотреть! Во-первых, вся ваша партийная карьера с девяностых уже ничего не стоит. А насчет шмона, основную руку, а вернее, ручку приложила наша, а точнее, ваша партячейка в лице разлюбезной… э… а впрочем, не будем всуе. Кстати, помнится, и вы там поспособствовали.

Свистуненко. Это как «поспособствовал»? Это как «не будем»? Нет, договаривай: что ты имеешь в виду? При чем тут я и партячейка? Чего несешь? Да это ж ваша братия и заварила тогда всю эту кашу! Да и весь бедлам потом по стране такие, как ты, сотворили! И – эх, какую державу развалили! А этот Васька твой – кем там он у вас был, МНС или СНС, – вот, стервец, что накаркал… и главное, как в воду глядел, все потом так и вышло. Вот кому всыпать бы по полной программе!

Кранкензон. Вот что, разлюбезный, наша дискуссия носит явно неконструктивный характер, она бессмысленна по своей сути.

Я предлагаю прекратить этот ненужный спор и мирно разойтись. Если вам налево, то мне направо, или наоборот, как вам будет угодно.

Свистуненко. Нет уж, господин, как там тебя… тьфу, Сигизмундович…

Внезапно их разговор прерывает звук автомобильных тормозов. С большой скоростью проносятся и резко останавливаются два автомобиля. Из них выскакивают какие-то люди, и между ними начинается перестрелка. Несколько человек остается лежать на земле. Свистуненко и Кранкензон бросаются к какому-то дому и прижимаются к двери в его подъезде. Слышен звук автосирены. Стрелявшие бросаются в автомобили и исчезают. На улицу вылетают две милицейские машины. Из них выпрыгивают сотрудники спецназа, среди них два офицера: капитан и подполковник. Подходят к лежащим на земле.

Капитан. Все ясно, товарищ подполковник. «Заречные» с «Кавказцами» рынок не поделили.

В это время спецназовцы замечают Свистуненко и Кранкензона. Им скручивают назад руки и подводят к офицерам.

Вот, товарищ подполковник, прятались там. Не иначе как из этих.

Свистуненко. Да не из этих мы, товарищ подполковник. Гуляли мы просто здесь с Федей. Приятель мой. Ну скажи, Федя, чего молчишь?

Подполковник. Ладно, завтра разберемся, что вы за приятели. В СИЗО обоих.

Свистуненко и Кранкензона сажают в машину. Все уезжают.

Жена Кранкензона Евдокия Михайловна смотрит телевизор. Диктор объявляет: «Внимание, мы прерываем нашу передачу в связи с экстренным сообщением. Слово имеет руководитель пресс-службы МВД подполковник Маркизов».

На экране подполковник Маркизов, выступает со следующим сообщением: «Уважаемые граждане нашего города! Сегодня вечером в районе старого рынка имели место бандитские разборки преступных группировок нашего города. Среди них имеются раненые и убитые. Четкие действия правоохранительных служб пресекли действия преступных элементов. Задержаны два преступника, предположительно из руководства этих группировок. Органы внутренних дел будут и в дальнейшем беспощадно бороться с преступными элементами. В целях профилактики мы не рекомендуем гражданам города появляться на улицах в позднее время. Борьба с преступностью будет нарастать. Благодарю за внимание».

Евдокия Михайловна. Черт те что творится в этом городе, а мой муженек все еще где-то шляется! Ну, погоди, вернешься – я тебе покажу!

В камере две койки, стол и два стула, на которых сидят друг против друга Свистуненко и Кранкензон.

Кранкензон. А ты знаешь, Степа? Ничего, что я с тобой на «ты»? Ведь мы теперь товарищи по несчастью, не так ли? Так вот, знаешь, Степа, почему я там, на воле, хотел с тобой поскорей распрощаться? Не догадываешься, гад ползучий, крокодил месопотамский? Несовместимы мы с тобой! Понял? Если мы вместе, быть беде! Это я еще кожей чувствовал тогда, в восьмидесятом, когда ты в наш институт на эксперимент приперся! Эх, Степа, Степа, антиподы мы с тобой. Понял? Ну что молчишь? Скажи хоть что-нибудь в свое оправдание.

Свистуненко. А что? И скажу! Скажу я тебе, господин Кранкензон Сигизмундович, что тогда, пятнадцать лет назад, это при нашей тогда власти, бандиты вот так косяками по улицам не бегали, и стрельб таких не устраивали, и людей невинных в кутузку не бросали! А потому, что порядок был! Не то что при вас, туда вас в качель, демократах!

Кранкензон. М-да… Насчет порядка ты, может, где-то и прав, а вот насчет бросания в кутузку невинных загнул. Еще как бросали при вашей-то власти. Ну да ладно, поговорили и хватит. Засиделся я тут с тобой. Домой мне пора, а то моя благоверная уже поди волнуется. Да и твоя, полагаю, тоже.

Свистуненко. Это точно, да что тут поделать?

Кранкензон. А вот это не скажи, поделать не только можно, а в этой обстановке очень даже нужно. Придется мне тряхнуть стариной. Хоть и обещал кое-когда кое-кому не прибегать, но ситуация обязывает, в порядке исключения.

Свистуненко. Ты что затеваешь?!

Кранкензон. Спокойно, Степа, спокойно. Если хочешь, и тебя вытащу по старой дружбе. Будешь через час в своей кроватке с благоверной спать.

Свистуненко. Это как? Оно хорошо бы, только чтоб без рукопашных. Не усугубить бы. А что делать надо?

Кранкензон. Тебе, Степа, ничего. Следовать за мной и молчать. Итак, внимание. Сосредоточились. Забыли обо всем неглавном и несущественном.

Молча сидит за столом. Медленно массирует руками виски. Встает, подходит к двери и громко стучит в нее. За дверью раздаются шаги и голос караульного: «Ты что стучишь, чего тебе?»

Требуем немедленно доставить нас к дежурному СИЗО. Имеем передать сообщение чрезвычайной важности и срочности!

Караульный. Спи, бандюга, утром тебя допросят, тогда и сообщишь.

Кранкензон. Так. Невыполнение уставных положений, приведшее к тяжелейшим последствиям и многочисленным жертвам! Статьи 143а и 265 прим. Готовься, приятель, тут еще осталось для тебя место. Около параши.

За дверью слышны быстро удаляющиеся, а затем приближающиеся шаги. Голос караульного: «Выходи по одному, лицом к стене, руки за спину». Слышен звук открывающегося замка. Кранкензон и Свистуненко выходят из камеры. Руки за спиной. Их ведут по тюремным переходам. Приводят в дежурное помещение. За столом капитан.

Капитан (строго). Ну, что там у вас за информация? Кранкензон. Гражданин начальник, строго секретнейшая, надо бы конфиденциально. (Кивает на караульного.)

Капитан (караульному). Подожди там. (Кивает на дверь.) Караульный выходит. (Кранкензону, строго.) Ну!

Кранкензон поднимает указательный палец правой руки. На нем что-то блестит.

Капитан. Что-о-о-о??!!

Свистуненко в страхе пятится к двери.

Кранкензон (невозмутимо). Теперь смотри сюда! (Поднимает указательный палец левой руки, на нем тоже что-то блестит.) Максимум внимания! Не отвлекаться!! Сосредоточься!! (Начинает сводить указательные пальцы к носу капитана.)

У капитана зрачки сходятся вместе. Кранкензон, подведя пальцы к носу капитана, щелкает ими.

Есть контакт! Все мои указания выполняются неукоснительно!

Капитан сникает. Взгляд отсутствующий. Минута молчания.

Капитан, сейчас вы вызываете спецмашину для срочной доставки нас в управление. Сопровождаете сами, без охраны. Дальнейшие указания получите внизу у машины. Караульного отправить на место дежурства. Выполняйте!

Капитан (поднимает телефонную трубку). Спецмашину для доставки арестованных в управление к выходу. Конвой отставить. Доставлю сам.

Капитан, Кранкензон и Свистуненко выходят из дежурного помещения. (Конвоиру.) На пост.

Втроем выходят во двор. Там стоит спецмашина. За рулем шофер.

Кранкензон (капитану). Шофера отпустить.

Капитан (шоферу). Вы свободны, поведу сам.

Шофер. Не положено по уставу, товарищ капитан.

Капитан. Выполняйте приказ! (Шофер уходит.)

Кранкензон. Капитан, нас сюда. (Показывает на отделение для заключенных. На лице Свистуненко ужас.) Вы – за руль. Через пять минут после выезда за ворота машину остановить, открыть замок, выпустить нас и получить дальнейшие указания. Выполняйте!

Капитан впускает их в отделение для арестованных, закрывает его на замок, садится за руль. Машина выезжает за пределы СИЗО.

Кранкензон. Ну-с, коллега, как работа? Признайте, высший класс!

Свистуненко. Да уж. А если не откроет и не выпустит? Пять минут прошло. Что же будет? Эх, ввязался я опять с тобой в историю! Черт попутал! Что будет, что будет?

Кранкензон. Да не стони ты, как баба! Ну, добавят нам за побег еще лет по пять! Какая разница, на пять лет больше, на пять лет меньше! Эх, Таганка, ночи, полные огня!

Машина резко останавливается. Щелчок замка. Дверь открывается. Кранкензон и Свистуненко выходят из машины.

Капитан! Возвратиться пешком на место службы. Приступить к исполнению служебных обязанностей. Забыть все, что с вами произошло за последний час! Исполняйте!

Капитан четко поворачивается и уходит. Кранкензон открывает дверцу машины и садится в нее.

(К Свистуненко.) Садись быстро!

Свистуненко. Да нет, теперь уж я сам. Пожалуй, лучше от тебя действительно держаться подальше!

Кранкензон. Ну, как знаешь. Но учти, минут через двадцать здесь будут люди с собачками! (Захлопывает дверцу.)

Свистуненко. Стой, стой! (Вскакивает в машину.)

Машина резко набирает ход и останавливается недалеко от центра города. Оба выходят.

Кранкензон. Ну все, Степа. Здесь мы расстанемся, и надеюсь, надолго, а еще лучше – навсегда.

Свистуненко. Это уж не сомневайтесь!

Быстро расходятся в разные стороны.

Кранкензон открывает ключом дверь и на цыпочках входит в квартиру. Из спальни слышен голос жены.

Евдокия Михайловна. Это где можно столько шляться? Опять за старое взялся? Ну, смотри, Федор, возьмусь я за тебя!

Кранкензон. Не надо, Дусик, за меня браться. Стечение обстоятельств, судьба, рок, если угодно! Встретил случайно старого знакомого, а мне с ним, понимаешь, ну никак нельзя встречаться. И пошла писать губерния! Ну и влипли, как обычно!

Евдокия Михайловна. Что несешь? Знаю я твоих знакомых, в юбках, а то и без них! Я тут как на иголках весь вечер. Чего только в голову не придет! Бандюг полно по городу! Вон по телеку опять этот Маркизов выступал. Кругом разборки идут. Хорошо хоть двух главарей вроде взяли. А он – «судьба, рок». Несет черт те что! Ну ладно, иди спать, завтра еще вернемся к твоим подвигам.

Кранкензон. С меня, пожалуй, на сегодня хватит. (Уходит в спальню, тушит свет.)

Утро следующего дня. Кранкензон, в халате, мирно пьет чай с женой и смотрит телевизор.

Евдокия Михайловна. Вчера опять звонил Стасик, очень хочет тебя видеть. Говорит, никак не может поймать. Когда бы ты мог с ним встретиться? Ему очень надо с тобой посоветоваться по одному вопросу.

Кранкензон. Знаешь, Дусик, я понимаю, Стас твой брат, двоюродный, между прочим. Но пойми, не могу я вот так, задарма, раздавать товар, которым торгует моя фирма! Да-да, прогнозы, я имею в виду правильные прогнозы, – это тоже товар, и очень дорогой, да будет тебе известно! У меня особая клиентура – очень влиятельные люди. И если они узнают, что их товаром, за который они платят большие деньги, пользуется еще кто-то… О, тогда я сам себе не позавидую! Подсказал раз, два, но имей же совесть…, братец!

Евдокия Михайловна. Ах, Федор, ну вечно ты вот так портишь мне настроение! Конечно, когда дело касается моих родственников, все у тебя ужасно сложно! Кстати, я еще не разобралась: где это ты вчера так поздно шлялся? И пришел какой-то взбудораженный и нес какую-то чушь про судьбу, рок! Смотри, Федор, лопнет мое терпение когда-нибудь! А Стасика я все равно обижать не позволю! Имей это тоже в виду!

Внезапное сообщение по телевизору: «Внимание! Сейчас с экстренным сообщением выступит руководитель пресс-службы МВД подполковник Маркизов». На экране озабоченное лицо Маркизова.

«Вчера ночью при странных обстоятельствах из следственного изолятора бежали два задержанных накануне лица, подозреваемых в принадлежности к руководству преступных группировок. Характер побега, особая наглость и изощренность, к которой прибегли преступники, свидетельствуют, что на этот раз мы столкнулись с особо опасными представителями преступного сообщества. В ответ на неординарные действия преступников мы намерены также прибегнуть к новым, нестандартным методам следствия! В городе объявлен план «Двойной перехват с подсечкой». Скоро преступники почувствуют, что дальше терпеть их наглые действия мы не намерены! В связи с чем жителям выходить в позднее время в отдаленные районы не рекомендуется».

Евдокия Михайловна. Какой ужас, вчера их только поймали, а сейчас эти бандиты опять на свободе! Подумать только, они опять где-то среди нас!

Кранкензон. Вот насчет этих двоих ты можешь совершенно не волноваться. Однако что это за нестандартные методы следствия собирается применить этот бравый подполковник? Как его? Маркизов? Маркизов, Маркизов… Где я встречал это имя?

Встает, идет в кабинет, долго копается в письменном столе, затем в бюро. Извлекает оттуда старую толстую записную книжку. Листает ее. Ищет.

Ага, вот он где! Вот наш бравый подполковник! Итак, Маркизов Анатолий Феофанович. В 1980 году очень влиятельная фигура при достаточно скромной должности. Своего рода серый кардинал у его величества первого секретаря… Один из инициаторов того пресловутого эксперимента! Шефу и себе он тогда соломку подстелил. Ну что ж, возможно, еще представится нам с ним случай вспомнить и наш Спецсон, и тот незабываемый 1980 год!

Взлет и падение НИИ Спецсон

Время действия переносится на 15 лет назад, в 1980 год.

Место действия – тот же областной центр.

Один из кабинетов. На дверях табличка: «Маркизов Анатолий Феофанович. Референт». В кабинете за столом его хозяин. Звонит телефон. Маркизов снимает трубку.

Маркизов (по телефону). Маркизов слушает. Добрый день, Клавдия Петровна. Что? Просит сам? Благодарю вас! Уже иду.

Кабинет Охрименко. Приоткрывается дверь, входит Маркизов. Вызывали, Виктор Петрович?

Охрименко. Садись. (Кивает на кресло. Маркизов садится.) У меня к тебе не совсем обычное дело. (Умолкает и задумывается.) Понимаешь, провожу я вчера, как обычно, очередной пленум. Ну, время позднее, народ приустал…

В зале члены обкома и приглашенные. На председательском месте Охрименко. Секретарь оглашает повестку дня.

Охрименко. Так, что у нас там дальше?

Секретарь. Вопрос двенадцатый. Состояние воспитательной и идеологической работы на четвертом домостроительном комбинате. Докладчик Кузиков Иван Иванович.

Охрименко. Ну давай, Кузиков, освещай, как там у вас с идеологией!

Из заднего ряда поднимается Кузиков и начинает монотонно читать по бумажке: «За истекший период, благодаря принятым нашей парторганизацией мерам, наметился существенный сдвиг в партийно-идеологической работе на комбинате. Организованы два новых кружка по изучению курса «История КПСС» и экономический кружок для ИТР. Систематически выпускается газета «Прожектор качества», что позволило, вместе с другими мероприятиями, снизить процент брака на 5,86 процентов…»

Поздний час, усталость и монотонное чтение стали вызывать засыпание некоторых присутствующих.

Постепенно стал засыпать и сам Виктор Петрович. Фигура Кузикова расплылась и постепенно стала превращаться в танцующую и азартно поющую «Частица черта в нас…» опереточную артистку. Танец и пение настолько увлекли Виктора Петровича, что он стал бурно аплодировать. Как оказалось, не только во сне, но и наяву.

Проснувшись и видя, что присутствующие смотрят на него с недоумением, Виктор Петрович не растерялся и, продолжая хлопать, воскликнул: «Браво, Кузиков, браво, подняли вы там у себя идеологическую работу, хорошо подняли, так и отметим в постановлении».

Кое-кто из присутствующих тоже начал аплодировать. Затем бурно зааплодировали все.

Охрименко (зло оборвал апплодисменты). Все, хватит. Кузиков свободен. Что там у нас дальше?

Секретарь. Персональное дело товарища Пузанчикова, по заявлению его супруги.

В углу, дрожа, встает Пузанчиков.

Охрименко (зло, радостно). Аморалка?! Вот ему-то мы сейчас и всыплем по первое число!

Охрименко. Так вот, Анатолий Феофанович, сейчас я поставлю тебе странную на первый взгляд задачку, но ты отнесись к ней со всей серьезностью. Как ты знаешь, многие из моего окружения – люди не первой молодости. А работа у нас сам знаешь какая. Ни сна, ни отдыха. Работаем фактически на износ! А сон этот, туда его в качель, является зачастую ко многим в самое неподходящее время! Спят, черти. Ну, не то чтоб прикорнуть немного у себя в кабинете на диване, чтоб никто не видел. Так нет, спят на совещаниях, в президиумах, как говорится, прилюдно, а это, сам понимаешь, ну ни с какого бока!

Маркизов. Вы, как всегда, правы, Виктор Петрович. Это явление плохо вписывается в кодекс поведения советского человека. Строителя светлого будущего, так сказать. Чем я могбы помочь?

Охрименко. А вот ты, как референт, изучи этот вопрос с научной позиции. Проконсультируйся с кем надо, с медиками например.

Как с этим делом бороться? Но аккуратно, не во вред здоровью чтоб. Лекарства там какие, тоники или зарядку, может, нам ввести, в обязательном порядке? Ясно? Ну, давай соображай. Дня через три доложишь.

Маркизов. Виктор Петрович! Идея! У нас же есть целый институт, который занимается этими проблемам! НИИ Спецсон! Вот кому и карты в руки!

Охрименко. Ну что ж, может быть, Спецсон, а может, кто еще. В общем, соображай. Через три дня доложишь, тогда и решим. Бывай!

Жмет руку Маркизову. Тот уходит.