Текст книги "Церковная архитектура и изобразительное искусство. Хрестоматия"

Базилика

<…>

Когда же соберешь церковь Божию, то, как бы кормчий великого корабля, со всем знанием приказывай составлять собрания (для богослужения), повелевая дьяконам, как бы матросам, чтобы назначили места братиям, как бы пловцам. Прежде всего, здание ¹ да будет продолговато, обращено на восток, с притворами ² по обеим сторонам к востоку, подобное кораблю. В середине да будет поставлен престол епископа, а по обеим сторонам его пусть сидит пресвитерство, и стоят проворные и легко одетые дьяконы, ибо они уподобляются матросам и надсмотрщикам над гребцами по бокам корабля; а по их распоряжению в другой части здания пусть сядут миряне со всем безмолвием и благочинием, а женщины – отдельно. В середине же чтец, став на некотором возвышении (амвоне) пусть читает книги (Ветхого завета, Деяния и послания апостолов; дьяконы или пресвитеры – Евангелия. – Прим. ред.)… <…>

Затем пресвитеры поодиночке, а не все вдруг, пусть увещевают народ, а после всех их – епископ, который подобен кормчему. А привратники пусть стоят при входах мужчин, охраняя их, дьякониссы же при входах женщин, – наподобие тех, кои принимают пловцов на корабль; ибо и в скинии свидения (откровения. – Прим. ред.) и в храме Божием сохранялся тот же чин и порядок.

Если же кто окажется сидящим не на своем месте, то да будет укорен дьяконом и сведен на подобающее ему место, ибо церковь подобна не только кораблю, но и овчарне. Как пастухи каждое бессловесное, разумею – козлищ и овец, размещают по роду и возрасту…

<…>

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ В которое собирались бы верующие для богослужения – молитвенный дом, храм, церковь.

² Для предложения или жертвенника и для ризницы.

«ПОСТАНОВЛЕНИЯ АПОСТОЛОВ» (полное название: «Постановления святых апостолов чрез Климента, епископа и гражданина Римского») – свод церковных постановлений в 8 книгах, компилятивного характера. Составлен предположительно в начале III века (есть и более поздние датировки). Из-за ряда еретических вставок отвергнут церковью как на Западе (V в.), так и на Востоке (VI в.). Однако адекватность изначального текста сомнению не подвергалась, что сделало «Постановления» чрезвычайно распространенными в древней церкви.

Книга десятая

<…>

(36) Что эта церковь, ставшая по воле Божией пустыней, должна, по слову пророческому, после горького плена и мерзости запустения вкусить тех благ, это наш новый и доблестный Зоровавель услышал острым мысленным слухом. Он не презрел это мертвое тело, но прежде всего умилостивил Отца общими единодушными молитвами, а затем, призвав в соработники Того, Кто воскрешает мертвых, воздвиг падшую, сначала очистив ее и избавив от бед. И он облачил ее в одежду не старую, издревле носимую, но ту, которая была ему хорошо известна из Божественных пророчеств, ясно говорящих: «И будет последняя слава храма этого больше первой».

(37) Для этой церкви предназначил он пространство гораздо обширнее прежнего, и оградил его крепкой стеной, чтобы огражденное место было безопасным убежищем для каждого;

(38) поставил величественные и высокие врата, устремленные к лучам восходящего солнца (т. е. на восток, соответственно, алтарь был ориентирован на запад, как и в других базиликах этого времени. – Прим. ред.), дав таким образом возможность и стоящим за священной оградой ясно созерцать внутреннее. Он как бы приглашает и людей, чуждых нашей вере, обратить взоры на первый вход, так что никто не пройдет мимо, не вспомнив с глубокой скорбью о прежнем запустении, не удивившись нынешнему чуду. Он надеялся, что человека, проникнутого этой скорбью, сам вид церкви побудит войти внутрь.

(39) Впрочем, вошедшему через врата внутрь он не позволил сразу же вступать в святилище нечистыми и неомытыми ногами, но, оставив между храмом и вратами ограды весьма большое место, украсил его со всех сторон четырьмя полукруглыми портиками и придал ему вид четырехугольника, поддерживаемого везде колоннами. В промежутках между ними устроил деревянные решетки соразмерной высоты, а пространство между портиками вверху оставил открытым, чтобы видно было небо, и проходил свежий, освещаемый солнечными лучами воздух. (40) Здесь, напротив храма, поместил он символы святого очищения, т. е. устроил источники, обильно дающие воду для омовения вступающим в церковный двор. Здесь останавливаются сначала все входящие и все видят эту благообразную красоту; это как раз место для нуждающихся в первоначальном наставлении. (41) На смену этому виду – другой: множество внутренних преддверий ведет ко входу в храм; на стороне, обращенной к солнцу, он устроил три двери, причем среднюю сделал выше и шире боковых (они словно телохранители при царице), украсил ее бронзовыми, на железном основании изваяниями и резьбой. (42) Точно такое же число преддверий расположено и в других портиках, по обеим сторонам храма; он придумал сделать над ними разные отверстия, чтобы зданию дать больше света, и украсил их тонкой деревянной резьбой.

Для самой базилики употребил он в изобилии материалы более драгоценные, не жалея никаких средств. (43) Здесь, думаю, излишне описывать длину и ширину здания, его блистательную красоту и невыразимое величие, говорить о превосходных работах, мною только упоминаемых, о вздымающейся к небу вершине храма и о потолке его из драгоценных ливанских кедров, о которых не умолчало само Божие слово, говоря: «Возрадуются деревья Господни, кедры ливанские, которые Он насадил».

(44) Зачем мне повествовать подробно о мудром и искусном устройстве и красоте каждой части, когда свидетельство глаз делает излишним голос для слуха? Скажу только, что, завершив постройку храма, он украсил его возвышенными престолами в честь предстоятелей и, кроме того, сидениями, расположенными в стройном порядке по всему храму, а посредине поставил святая святых – жертвенник. Чтобы это святилище не для всех было доступно, он оградил его деревянной решеткой, искусно и тонко сработанной, приводящей в удивление созерцающих. (45) Не обошел он вниманием и пол – покрыл его превосходным мрамором и затем уже перешел к внешним частям храма: устроил по обеим его боковым сторонам очень большие притворы и помещения, соединяющиеся проходами со средней его частью. Эти пристройки миролюбивый наш Соломон, строитель Божия храма, сделал для тех, кто нуждается в очищении водой и Святым Духом, так что осуществилось в действительности пророчество, приведенное выше: (46) «последняя слава храма этого превзошла первую». Впрочем, этому и надлежало быть: если Пастырь и

Владыка Церкви принял за нее смерть и Тело, в которое Он облекся по причине ее нечистоты, после страданий преобразил в светлое и славное, т. е. искупленную плоть возвел из тления в нетление, то и Церковь должна была подобным же образом насладиться Домостроительством спасения. <…>

ЕВСЕВИЙ ПАМФИЛ (Евсевий Кесарийский) (ок. 263–340), с 311 г. епископ Кесарии Палестинской – «отец церковной истории», автор первой (из сохранившихся) подробной истории церкви от начала христианства до императора Константина Великого.

<…>

В духе библейского динамического экфрасиса (поэмы о храме Святой Софии Павла Силенциария, поэта, придворного эпохи императора Юстиниана. – Прим. ред.) подробно описывает Евсевий храм, сооруженный в Тире (Hist. eccl. Х 4). <…> В традициях ветхозаветных описаний Евсевий разворачивает перед умственным взором читателя как бы процесс сооружения храма, начиная с описания пустыря, на котором он был возведен, его ограды, ворот, двора, портиков и кончая устройством жертвенника в центре храма, огражденного резной деревянной решеткой. В этом описании большое внимание уделено функционально-смысловому назначению отдельных архитектурных форм и конструктивных решений храма. Однако Евсевий не ограничивается только этим, а превращает свое описание конкретного памятника в целую философию архитектуры, суть которой может быть сведена к следующему. Художником и строителем храма является заказчик (в данном случае епископ Тирский Павлин, санкционировавший и вдохновлявший строительство), а не реальные мастера. Этот «художник» в своей деятельности уподобляется Веселиилу, легендарному библейскому строителю, «которого сам Бог исполнил духом премудрости, разума и всякого ведения в искусствах и науках и призвал к воплощению небесных прообразов в символах храма» (X 4, 860 А). Неся в своем сердце образ Христа, он и соорудил этот видимый храм по образу храма лучшего, невидимого; и сделал это с таким воодушевлением, с таким высоким искусством, что слова бессильны описать это чудесное сооружение. Предприняв, тем не менее, попытку описания некоторых частей экстерьера и подчеркнув «блистательную красоту» и «невыразимое величие» всего здания и «чрезвычайное изящество» отдельных его частей, Евсевий указывает, что такой храм служит прославлению и украшению христианской церкви.

<…>

Более того, и все общество людей, весь социум представляется Евсевию живым храмом, который он описывает в традициях библейского динамического экфрасиса. Строителем этого храма выступает сам Сын Божий, который одних людей уподобил ограде храма, других поставил наподобие внешних колонн, третьих наделил функциями преддверия храма, четвертых поставил в виде главных столпов внутри храма и т. д., короче говоря, «собрав везде и отовсюду живые, твердые и крепкие души, Он устроил из них великий и царственный дом, исполненный блеска и света внутри и снаружи». Весь этот храм, как и его части, наполнены для Евсевия глубоким духовным содержанием, ибо его строитель «каждой частью храма выразил ясность и блеск истины во всей ее полноте и многообразии», утвердив «на земле мысленное изображение того, что находится по ту сторону небесных сфер» (877 В).

В рассматриваемом описании Евсевия мир тварного бытия предстает системой храмов, отображающих духовные истины и, прежде всего, храм духовных существ, непрестанно славящих Творца. Главным храмом системы выступают Вселенная и человеческое общество в целом; далее следует душа каждого человека как храм Божий и, наконец, собственное церковное здание, создаваемое специально как место богослужения. Все эти храмы выполняют одни и те же функции – поклонения Богу, Его почитания и прославления.

Таким образом, достаточно традиционные для древнего мира приемы описания произведений искусства перерастают уже в период поздней античности у одного из первых христианских писателей в новую, философски и богословски насыщенную историю искусства, во многом предвосхищавшую своеобразие и специфику художественной практики Средневековья.

<…>

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ бычков – зав. сектором эстетики Института философии РАН. Доктор философских наук. Автор фундаментальных трудов в области византийской, древнерусской и современной эстетики. Лауреат Государственной премии России в области науки и техники.

О храме святой софии константинопольской

…Экфрасис (см. ред. прим. на с. 80. – Прим. ред.) сочинен по поводу освящения заново отстроенного храма (Святой Софии Константинопольской. – Прим. ред.); рукописное предание сообщает дату окончания поэмы – декабрь 562 года, хронисты сообщают дату праздника – 6 января 563 года. Эк фрасис (1029 стихов) представляет собой довольно сложное произведение и в метрическом, и в композиционном отношении. <…> Поэма делится на две части, из которых первая была прочитана во дворце, вторая (сохранившаяся хуже) – в доме патриарха Евтихия, совершившего освящение храма. <…>

После сообщения о предстоящем празднестве освящения храма поэт (Павел Силенциарий, см. также с. 80. – Прим. ред.) переходит к последовательному описанию самого здания.

Поэма начинается со сведений общего характера: упомянуты материал, зодчие, издержки, а затем, после дескриптивной части – детального описания внутренней архитектуры и убранства, – в самом конце поэмы помещен пышный, риторический энкомий (восхваление. – Прим. ред.) императору (ст. 921-1029). Архитектурные реалии, отмечаемые Павлом, очень точны: это подтверждается многочисленными совпадениями ряда описаний, содержащихся в поэме, с трактатом Прокопия «О постройках», с мемуарами Агафия, с хроникой Феофана и с сочинениями других, более поздних хронистов… Поэма… построена по принципу переходов от общего к частностям, от внешнего облика храма к мелким архитектурным деталям. Поэт нередко обращается. к подробностям интерьера (описание верхней галереи, кресла патриарха, ложи императора). к внешним чертам здания (виды мрамора, атриум, фонтан).

<…> Почти срединное место. отведено описанию устройства купола, который, по словам как современников Юстиниана, так и поздних хронистов, долго был у византийцев предметом многих легенд, по-своему объяснявших эту загадочную и новую для византийцев архитектуру. <…>.По общему строению дескриптивная часть (поэмы. – Прим. ред.) напоминает контур купольного здания. Однако ближе к заключительной части эта симметрия нарушается с 617 стиха описанием атриума, пол которого, по выражению поэта – «пестрые мраморные луга» (ст. 618) – предстает как символ всемирно объединяющей миссии «Второго Рима». Упомянуты фригийский мрамор – розовый с белыми прожилками, египетский – пурпурный, лаконский – зеленый, карийский – кроваво-красный и белый, лидийский – бледно-зеленый, ливийский – голубой, кельтский – черный с белым. Эта полихромия, к которой уже раньше обращался поэт при упоминании внутренних колонн, в научной литературе обычно противопоставляется чистоте и однотонности мрамора, применявшегося в античности.

<…>

После атриума последовательно описаны алтарная абсида, престол и, наконец, светильники (polukandilia), многие из которых имели форму кораблей и деревьев; при этом освещение купола описано особенно подробно и красочно.

 
[…Все здесь дышит красой, всему подивится немало
Око твое; но поведать, каким светозарным сияньем
Храм по ночам освещен, и слово бессильно. Ты скажешь:
«Некий ночной Фаэтон сей блеск излил на святыню!..»
 

Перевод Л. Блуменау]

Освещенный храм, видимо, давал огромное зарево, – поэт утверждает, что он мог соперничать со знаменитым фаросским маяком (ст. 906–919). <…> Непосредственно за этим «световым» фрагментом начинается заключительный энком ий Юстиниану, и в нем поэма находит свое логическое завершение – аналог архитектурному куполу, то возвышенное средоточие, к которому тянется весь ход поэтического изложения. Заключительный энкомий подготовлен всем предыдущим движением мысли: тема величия и единовластия императора красной нитью проходит через всю поэму.

…При описании престола упомянуты монограммы Юстиниана и Феодоры. Особо отмечены вышивки алтарной завесы, изображающие в стилизованном виде «богоугодные» и «человеколюбивые» заботы императора и императрицы о константинопольском градостроительстве.

Именно эта тема императорского единовластия как доступного внешнему восприятию воплощения единого божественного начала и обеспечивает монолитность поэмы.

ФРЕЙБЕРГ ЛИДИЯ АНАТОЛЬЕВНА (1922–1997) – младший научный сотрудник Института мировой литературы им. А. М. Горького, специалист в области античных и византийских текстов, переводчик.

<…>

27. Этот храм представлял чудесное зрелище, – для смотревших на него он казался исключительным, для слышавших о нем – совершенно невероятным. В высоту он поднимается как будто до неба и, как корабль на высоких волнах моря, он выделяется среди других строений, как бы склоняясь над остальным городом, украшая его как составная его часть, сам украшается им. <…> 30. Можно было бы сказать, что место это не извне освещается солнцем, но что блеск рождается в нем самом: такое количество света распространяется в этом храме. <…> 45. Огромный сфероидальный купол, покоящийся на этом круглом здании, делает его исключительно прекрасным. 46. И кажется, что он покоится не на твердом сооружении вследствие легкости строения, но золотым <полу> шарием, спущенным с неба, прикрывает это место. 47. Все это, сверх всякого вероятия искусно соединенное в высоте, сочетаясь друг с другом, витает в воздухе, опираясь только на ближайшее к себе, а в общем оно представляет замечательную единую гармонию всего творения. Все это не позволяет любующимся этим произведением долго задерживать свой взор на чем-либо одном, но каждая деталь влечет к себе взор и очень легко заставляет переходить от одного к другому.

<…>

58. Кто может стать повествователем (красоты) гинекея (помещения для женщин. – Прим. ред) в верхних этажах храма? Кто опишет многочисленные галереи или крытые перистили, которыми окружен храм? 59. Кто исчислил бы великолепие колонн и мраморов, которыми украшен храм? Можно было бы подумать, что находишься на роскошном лугу, покрытом цветами. <…> 61. И всякий раз как кто-нибудь входит в этот храм, чтобы молиться, он сразу понимает, что не человеческим могуществом или искусством, но Божьим соизволением завершено такое дело; его разум, устремляясь к Богу, витает в небесах, полагая, что Он находится недалеко и что Он пребывает особенно там, где Он Сам выбрал.

ПРОКОПИЙ кесарийский (между 490 и 507– после 562) – византийский писатель, историк.

Глава 31

…Юстиниан соорудил… великое и несравненное здание, которому подобного не представляет история, – соорудил церковь св. Софии, величайшую, великолепную, изящную, для описания которой не найдешь и слов. <…> Круглый купол царского храма взносится над четырьмя сводами и поднят на такую высоту, что снизу нельзя достигнуть взором до оконечности полушария; а стоящий наверху, сколь бы кто ни был смел, никогда не отважится посмотреть вниз и опустить глаза на землю. Пустые своды от основания возносятся до вершины кровли. Справа и слева против сводов идут колонны, построенные из фессалийского камня, и своими вершинами поддерживают верхние галереи, огражденные другими подобными колоннами, доставляя желающим возможность смотреть сверху на совершение богослужения. Здесь становится и императрица, присутствуя в дни праздников при совершении таинств. Колонны же с восточной и западной стороны расположены так, чтобы ничто не препятствовало удивляться чуду такого величия. Портики упомянутых галерей снизу увенчиваются колоннами и небольшими сводами <…> Кроме того, на западной стороне есть два других великолепных портика, а снаружи (к храму отовсюду примыкают) разукрашенные притворы.

ЕВАГРИЙ СХОЛАСТИК (537–594) – антиохийский юрист (аналог современного адвоката, что и означало «схоластик»), церковный историк. Автор «Церковной истории», охватывающей время с 431 по 594 год.

…Вчера я впервые имел счастье видеть св. Софию. Бог явил мне эту милость, не дал умереть, не увидев св. Софию, и благодарю за эту милость Бога моего. Я испытал такое неземное блаженство, что в нем – хотя на короткое мгновение – потонули все теперешние скорби и туги, как незначащие. Душе открылась св. София, как нечто абсолютное, непререкаемое и самоочевидное. Из всех ведомых мне доселе дивных храмов это есть Храм безусловный, Храм вселенский. Звучит пасхальная песнь в душе: «Возведи окрест очи твои, Сионе, и виждь; се бо приидоша к тебе, яко богосветлая светила, от запада и севера и моря и востока чада твоя.». Эта непередаваемая на человеческом языке легкость, ясность, простота, дивная гармония, при которой совершенно исчезает тяжесть, – тяжесть купола и стен, это море света, льющегося сверху и владеющего всем этим пространством, замкнутым и свободным, эта грация колонн и красота их мраморных кружев, эта царственность – не роскошь, а именно царственность, – золотых стен и дивного орнамента, – пленяет, умиляет, покоряет, убеждает.

Появляется чувство внутренней прозрачности, исчезает ограниченность и тяжесть маленького и страждущего «я», нет его, душа исцеляется от него, растекаясь по этим сводам и сама с ними сливаясь. Она становится миром: я в мире и мир во мне. И это чувство таяния глыбы на сердце, потери собственной тяжести, это ощущение крылатости, как птицы в синеве неба, дает не счастье, не радость даже, но блаженство – какого-то окончательного ведения, всего во всем и всего в себе, всяческого всячества, мира в единстве. Это действительно СОФИЯ, актуальное единство мира в Логосе, внутренняя связь всего со всем, это – мир божественных идей, κόσμοζνοητόζ. Это Платон, окрещенный эллинским гением Византии, это – его мир, его горняя область, куда возносятся души для созерцания идей. Языческая София Платона смотрится и постигает себя в христианской Софии, Премудрости Божией, и поистине храм св. Софии есть художественное, нагляднейшее доказательство и оказательство, явление св. Софии, софийности мира и космичности Софии. Это и не небо, и не земля, свод небесный над землею. Здесь не Бог и не человек, но сама Божественность, божественный покров над миром. Как правильно было чувство наших предков в этом храме, как правы были они, говоря, что не ведали они, где находятся: на небе или на земле. Они и на самом деле были ни на небе, ни на земле, но между, в св. Софии: это μεταξύ было философским провидением Платона. И св. София есть последнее, молчаливое откровение в камне греческого гения, завещание векам, которого не могли до конца осознать и богословски выразить сами гаснущие византийцы, и, однако, она жила, как высшее откровение в их душах, зарожденная в эллинстве и явившая себя в христианстве. <…>

ПРОТОИЕРЕЙ СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ БУЛГАКОВ (1871–1944) – выдающийся православный богослов ХХ века. Основатель и декан Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже. Доктор политической экономии. Доктор церковных наук «honoris causa».