Текст книги "Тайна императорской канцелярии"

Глава шестая: От Цурьково до Луны и Франции

Утром же, разминая затёкшие от неудобной позы плечи, мы с неожиданно подвернувшимся попутчиком выехали прямо в заветное Цурьково. Попутчик сча́стливо отыскался на автобазе приютившего меня городка, где я провёл ту ночь. Дежурный водитель – Алексей Захаров, так он мне представился, был в недалёком прошлом обычным деревенским парнем. Вынуждено сменив рычаги окончательно сломавшегося трактора на баранку грузовика, он окончательно с деревенской жизнью так и не порвал. Только теперь ему приходилось возить молоко с близлежащих ферм, а не пахать по весне поля. Вот именно по этой причине три раза в неделю он оставался на ночёвку прямо в комнате отдыха водителей, чтобы не тратить по утрам много времени на дорогу от дома к базе.

– Хорошо, что я пока не женат, – доверительно делился он со мной своими заботами, – а то бы не знаю, как и оправдывался бы. Живу на улице Савичева, почти у самых Барсучков. И получается, что сюда почти час нужно добираться, ведь по утрам никакого транспорта нет. Выезжать на фермы нужно в шесть, так что же, мне в половине пятого вставать?

– Мотороллер какой-нибудь себе приобрети! – сонно отозвался я, следуя за ним к ангару, в котором стояли грузовые автомобили.

– Я уж тоже думал об этом, да дороговаты они, – столь же заспанно отозвался он. К тому же где его здесь оставлять? Сопрут, или просто колесо отвинтят.

– Зачем им это? – удивился я.

– А-а, из вредности, наверное, – неопределённо взмахнул он рукой. Народ здесь собрался недалёкий, и какой-то недобрый. Только и знают, что пиво пить без меры после работы, да дурацкие розыгрыши устраивать.

Мне было интересно спросить, какие именно здесь устраиваются розыгрыши, но в этот момент Алексей резко свернул в сторону и с разбегу вскочил на подножку довольно нового ГАЗа.

– Дверца с той стороны снаружи не открывается, – предупредил он меня, едва я протянул руку к дверце, – я её сейчас изнутри открою.

Наконец он завёл машину, и вырулил на загородную трассу. Разбитое колёсами шоссе тянулось вдоль каких-то складов, промышленных предприятий и невпопад понатыканных между ними неопрятных жилых домов. Водитель молчал, неотрывно глядя прямо перед собой, и я тоже погрузился в свои невесёлые думы.

– Да, французы через Кардымово проходили, – размышлял я, – но мы-то сейчас едем прочь от того места, где некогда двигались их нестройные колонны. К тому же через пресловутые Цурики в те времена проходила только плохонькая просёлочная дорога, целиком и полностью находившаяся под контролем наших казачьих разъездов. Поэтому мне было совершенно непонятно, что заставило охрану именно этого кассового фургона свернуть в сторону и поехать в чистое поле, т. е. фактически на верную гибель. Такой поступок мог быть объяснён только одним обстоятельством. Видимо нечистые на руку гренадеры с самого начала договорились между собой о том, что при удобном случае разграбят золото. И значит, они намеренно создали такую ситуацию, что остались на дороге в одиночестве, рассчитывая нажиться под шумок.

Машина в это момент свернула в сторону, и я невольно оторвался от своих дум. Мы миновали несколько коровников и, развернувшись на небольшом «пятачке», начали сдавать задом в широко распахнутые ворота.

– Это Васильево, – предупредил меня водитель, видя, что я принялся озабоченно озираться по сторонам. Сейчас заберём утренний удой и дальше поедем в Луну за следующей порцией.

– В Луну? – не поверил я.

– Да, – весело сверкнул зубами Алексей, – так у нас одна деревня называется. Она как раз за Цуриково расположена.

Пока происходила перекачка молока, я тоскливо разглядывал царящую вокруг грязь и разруху, совершенно не понимая как в таком беспорядке можно заниматься производством продуктов питания. Но вот хлопнула дверца кабины и мой водитель, видимо совершенно равнодушный к подобного рода пейзажам, ловко запрыгнул на сиденье.

– Порядок, – повернул он ключ зажигания, – ещё десять минут и мы на месте.

На самом деле десяти минут и не понадобилось. Выехав из Васильево, мы развили такую скорость, что домчались до цели гораздо быстрее, нежели рассчитывали изначально.

– Вас где нужно высадить? – повернулся ко мне Алексей, едва мы миновали дорожный указатель с надписью «Цуриково».

– Да прямо здесь, – выглянул я из окна, – мне всё равно где выходить.

Молоковоз умчался вдаль, а я остался на мокрой дороге, вдоль которой реденько стояли крестьянские усадьбы. На душе было муторно. Вовсе не от того, что постанывал пустой желудок и погода была мрачноватой, нет. Сам вид этого голого, открытого всем ветрам селения возбуждал глубокие сомнения в том, что именно здесь кто-то когда-то задумал что-то прятать! Сравнивая данное местечко с недавно покинутой Александрией, можно было только дивиться тому, как его умудрился отыскать наш бдительный полковник. Да, крестьянский двор Цурики, неоднократно упомянутый в рапорте Яковлева, не слишком изменился за последние столетия. Домов наверняка стало побольше, а в остальном… всё осталось практически неизменно.

И на первый, и на второй взгляд было совершенно непонятно, что именно могло привлечь сюда французов. Деревня стояла в центре чистого и обширного поля, и отсюда с вершины небольшой возвышенности можно было легко видеть всё пространство вплоть до реки Хмость, которая обозначала своё присутствие полоской растительности тянущейся с севера на юг. Однако никакой рощи или песчаного бугра не было видно и в помине. Наоборот местность плавно и монотонно спускалась под уклон, образуя нормальную и совершенно естественную речную долину.

Впрочем, особо долго размышлять было некогда. Передо мной лежали воистину громадные пространства, и требовалось срочно их обследовать. Прежде всего, следовало дойти до самой речки и постараться отыскать то место, где некогда мог находиться мост. Утолив голод, а заодно и жажду несколькими глотками воды и плавленым сырком «Дружба», я неспешно двинулся в направлении деревни Слотово, домики которой виднелись на противоположном берегу. Расчёт мой строился на том, что мосты обычно строят на кратчайшей линии, соединяющей два населённых пункта, а не где-либо в стороне.

Последующие три часа я упорно бродил по сильно заросшим дикой растительностью берегам Хмости. Посбивал все ноги, исцарапал все руки, но никакого реального результата не достиг. Ни остатков подъездной дороги, ни предмостной насыпи, ни даже одной единственной сваи от моста отыскать так и не удалось. В результате я добрался до того места, где в реку Хмость впадал ручей. Правда, втекал он в воды основной речки с противоположного берега, но именно это место особо привлекло моё внимание. Где ещё могло быть несколько мостов подряд, если не там, где сливается воедино два русла? Решив, что именно здесь я отыщу требуемые приметы, я принялся выбираться из прибрежных пожухлых кустов.

Расчёт мой строился на том, что на совершенно ровной местности должно было хоть что-то остаться от той самой дороги, которая (по моим предположениям) должна была некогда здесь проходить. И дорога просто обязана была здесь быть! Иначе непонятно, где именно проезжали французы, и где именно протыкали землю своими щупами Кочубей с Яковлевым. Но едва я выбрался из крапивной чащи, как увидел перед собой обширное болото, протянувшееся от берега реки на ширину не менее чем в триста метров. А сразу вслед за ним вздымался столь крутой холм, что въехать на него на обычной телеге даже не зимой, а летом, было совсем не простой задачей. Само же болото представляло собой жуткую мешанину из островерхих кочек, украшенных длинными лезвиями широколистной осоки.

Стало предельно очевидно, что никогда в жизни здесь не было никакой дороги. И наши предки, вопреки злым наветам были вовсе не такими глупышами. Раз они не построили дорогу в более удобных местах, то уж тут затевать подобное строительство они не стали. Впрочем, сдаваться я вовсе не собирался, хотя устал и вымотался изрядно. У меня возникла идея взобраться на тот высоченный холм и с его вершины осмотреть окрестности Цуриково ещё разочек.

– Возможно, – размышлял я, неуклюже прыгая с кочки на кочку, – сверху я увижу то, что сейчас скрыто от моего взора. Ведь нечто великое лучше видится издалека! А след от старой дороги это такая штука, которая просто так, в одночасье, не исчезает.

Холм, как казалось, был совсем недалеко, но на его вершину я поднялся только через полчаса, мокрый от пота и совершенно обессиленный. Проклиная все клады на свете, буквально на последнем издыхании вскарабкался на его обрывистый бруствер и рухнул на пожухлую траву. Перевёл дух, сбросил рюкзак с плеч и только после этого вновь поднялся на ноги. Но едва я встал, как моё и без того неважное настроение наоборот упало. Оказалось, что этот грандиозный холм местное население использовало в качестве деревенского кладбища. Насколько хватало глаз, моему взору были видны лишь непритязательные надгробья, заботливо обсаженные кустами сирени.

Вообще-то кладбища не являются для меня тем местом, где я могу долго находиться. Помимо моей воли надписи на памятниках, глаза с фотографий давно ушедших людей начинают буквально притягивать мой взгляд. Проходя по дорожкам любого захоронения, я непременно начинаю читать и повторять про себя все надписи. Странно, понимаю, но ничего с собой поделать не могу. И что бы вновь не поддаваться этому наваждению, я поскорее развернулся в обратную сторону. С преувеличенным вниманием принялся внимательнейшим образом изучать расстилавшуюся передо мной картину. Использовал для этого даже маленький театральный бинокль, который раскопал перед отъездом среди всякого старья.

Но сколько я не вглядывался в извивы Хмости, сколько не пытался отыскать на широкой речной долине что-то хотя бы приблизительно напоминающее дорожную насыпь или гать, всё было напрасно. Ни у самой реки, ни на прилегающей к ней территории не было ни малейшего намёка на то, что здесь некогда существовала какая-то транспортная магистраль. Скорее всего, и Яковлев тоже ничего подобного не нашёл. Вот именно поэтому они с Кочубеем покопались для проформы на каком-нибудь речном повороте и, сочинив пару оправдательных отписок, задвинули это безнадёжное дело в долгий ящик!

* * *

О своих неутешительных выводах после поездки я рассказал Михаилу, на следующий же день после возвращения. Рассказал о посещении окрестностей Александрии, об утомительных блужданиях вокруг Цуриково и в заключение выразил уверенное сомнение в успешном осуществлении нашей затеи. По этому поводу мы даже решили встретиться и обсудить это пропащее дело за кружкой пива. Рандеву назначили на нейтральной территории, дабы лишний раз не напрягать Наталью, люто ненавидящую подобные скороспелые пирушки.

– Так ты считаешь, – начал Воркунов, жадно отхлебнув пенного напитка из фирменной кружки одного уютного заведения, которое мы случайно отыскали недалеко от Никитской, – может быть вся эта история про «малую кассу» вообще высосана из пальца?

– На то, чтобы высосана, не похоже, – с сомнением покачал я головой. Всё же с самого начала уж больно высок был статус лиц в неё вовлечённых.

– Да, куда уж выше, – согласился Михаил, – сплошь князья, графья, да императоры! Вот только этот Семашко…, уж очень скользкая личность среди них затесалась. Причём заметь, именно он и был инициатором данной затеи. Все остальные его только поддерживали, что-то искали, продвигали его идеи… Но в основе всего этого стрёмного дела стоял именно он!

– А ему-то зачем врать? Что-то я логики не вижу.

– Ну, не знаю, может, насолить хотел российским начальникам за то, что в своё время ему не дали тот кладик вытащить!

– Вряд ли. Начать с того, что он был крайне болен и отчаянно нуждался в деньгах, получить которые надеялся за содействие в поисках. Ведь фактически он расстался с самым значимым своим сокровищем – с заветной картой.

– Интересно бы знать, – недоверчиво хмыкнул Михаил, – откуда он её сам взял? Ведь, если мне не изменяет память, в России он не был, а зарывавший монеты гренадер! Страшно разозлённый его отсутствием в условленном месте, он вряд ли поделился бы с ним своей тайной!

– Действительно, – согласился я. Но ты ещё забыл некоего Антона Ивицкого! Он ведь был свояком Семашко! И гренадер перед первой поездкой за кладом жил у него всю зиму. Затем они несколько недель путешествовали на конной подводе бок о бок. Сто процентов за то, что именно этот нечистый на руку Антон и сделал копию с его исходной карты, воспользовавшись подходящим моментом. А затем переслал своему родственнику в Париж, или куда там ещё? Затем данный рисунок совершил своеобразный круг, и вновь оказался в России. Вначале у господина Бенкендорфа, а затем и у нас с тобой.

– И мы точно так же смотрим на него как бараны, на новые ворота и ничего понять не можем! – жизнерадостно заржал Воркунов. Но ничего, Сашок, не расстраивайся, может в другой раз повезёт.

Смех смехом, но слова его и этот игривый тон, заставили меня в известной степени мобилизоваться.

– Ничего, ничего, – подумалось мне, – пусть не верит, но я приложу все силы, чтобы докопаться до истины. Отыщу этот проклятый клад, чего бы это мне не стоило!

Дав самому себе подобное обещание, я мигом вспомнил о том объявлении, на которое наткнулся в парке. А вдруг общение с тем, кто его дал, как-то продвинет меня в поиске? Оставалось только позвонить по указанному телефону. Кто знает, может быть от того, кто заинтересован в поисках портфеля, мне удастся узнать что-то важное? Для этого нужно было сделать совсем немногое – вернуться домой, и постараться отыскать ту бумажку, которую, как мне помнилось, я куда-то предусмотрительно спрятал. К счастью на этом этапе поисков долго искать её не пришлось. Всё благодаря моей привычке складывать все нужные и ненужные бумажки в особый ящик в серванте. Туда попадали, разумеется, не только счета за телефон, платёжки за квартиру и рекламные листочки. Старые записные книжки, обрывки газет с телефонами друзей и подруг так же собирались в этом месте, которое я сам для себя называл «мусорка». Примерно раз в полгода она неизбежно переполнялась, и я принимался её чистить. Вываливал всё на пол и начинал раскладывать по кучкам. Нужное – направо, ненужное – налево. В результате не менее четверти накопившейся макулатуры безжалостно выбрасывалось, и следующие полгода можно было жить так, как и прежде, т. е. безалаберно. Вскоре мятая бумажка объявления была найдена, и я взялся за телефон.

– Лотошкин слушает! – практически моментально отозвался неведомый абонент.

– Я к вам по поводу объявления звоню, – растерянно пробормотал я, поскольку даже не успел сообразить, что именно следует говорить.

– По поводу…, продажи кабеля? – явно обрадовался мой собеседник.

– Того, что было некогда развешано по всему Ботаническому саду, – напомнил я, – о некоем портфеле с бумагами…

– А-а, да, да, что-то такое припоминаю, – прозвучало из трубки менее оптимистично. Так вы что, нашли его, что ли?

– В общем…да…

– Так вы, наверное, звоните потому, что хотите получить обещанное?

– В принципе конечно, но предварительно хотелось бы поинтересоваться, сколько это будет в материальном выражении?

– В материальном, – хихикнул человек на другом конце провода, – хорошо сказано. Давненько это было…, э-э не знаю, как к вам обращаться, но сумму я припоминаю. За портфель со всем содержимым было обещано пятьсот зелёных.

– Всего-то? – разочарованно вырвалось у меня.

– Разве мало? – прозвучало в ответ. А по мне так очень даже неплохо! Если назовёте место, где мы можем встретиться, и мы сможем пересечься уже сегодня!

– Можно один нескромный вопрос?

– Нет проблем!

– Портфель нужен лично вам?

– Что вы! Зачем он мне? Нет, это просто случайный заказ…, со стороны. Я ведь занимаюсь изготовлением и расклейкой объявлений, в основном по поводу пропавших собак…

– Интересно, сколько же обещали за столь хлопотливую услугу лично вам? Всё же и объявления пришлось писать, и расклеивать…

– А-а, вообще копейки, всего-то пять сотен, но рублей.

– Обязуюсь удвоить ваше вознаграждение, если свяжете меня непосредственно с заказчиком!

– Но как же, – явно занервничал мой собеседник, – мне тогда всё проверить? Вы ведь даже не сказали, что лежит в том портфеле.

– Это я запросто. В нём лежит «Дело Императорской канцелярии № 31» и ещё тетрадь в чёрном переплёте. А свой гонорар можете взять из моего же вознаграждения, то есть даже ездить никуда не придётся.

– Я право не знаю. Не уверен, что заказчик одобрит такую сделку.

– Так позвоните ему и спросите. Вы ведь собственно ничего не теряете, зато приобрести можете немало. Если будет добро на сделку, звоните мне и все дела. Телефончик запишите?

– Он у меня уже и так на автоответчике записался, – всё ещё неуверенно отозвался оборотистый гражданин Лотошкин, – спасибо. Но должен заранее предупредить, что моя связь с заказчиком несколько затруднена. Так что ответ может последовать не скоро. Вероятнее всего созвонимся завтра…, эдак…, к вечеру.

Мы распрощались, и я немедленно полез на антресоли, чтобы отыскать свой старый, но ещё вполне работоспособный кассетник, марки «Шарп». Идея, невольно подсказанная мне распространителем объявления, вдохновила меня на создание некоего тандема из магнитофона и телефона. Ясно, что номер абонента записать на нём было нереально, но содержание разговора можно было зафиксировать навсегда. Повозиться пришлось изрядно, не меньше двух часов, но всё же свою задумку я воплотил в жизнь. Для проверки позвонил своему знакомому по работе и потом не без удовольствия прослушал содержание нашей короткой беседы.

Теперь я был готов вести переговоры с кем угодно, без опасения упустить что-то важное. Каждое слово оставалось на магнитной ленте, и можно было впоследствии изучать запись сколько угодно. Ведь вероятно от беседы с таинственным покупателем содержимого старого портфеля зависела моя собственная судьба. Оставалось только ждать, поэтому весь следующий день я ходил в ожидании повторного звонка, мысленно проговаривая возможные варианты предстоящего разговора. И звонок действительно прозвенел в половине девятого вечера.

– Алло, – схватил я трубку, одновременно нажимая на клавишу записи.

– Это я, – прозвучал из динамика голос моего вчерашнего собеседника, – по поводу старинных бумаг. Заказчице я дозвонился, но тут появилась некоторая проблема.

– Какая?

– Когда она надеялась получить утраченные бумаги, то находилась в Москве, и готова была выплатить наши гонорары немедленно. Но теперь её в нашей стране нет, а переводить деньги за некие пустые обещания она опасается.

– Блин, да она к тому же и иностранка, – непроизвольно ругнулся я, – и как же теперь быть? Я тоже не могу просто так отдать ей то, что, на мой взгляд, стоит много дороже! Думайте сударь. Если никаких идей не появится, то я выброшу всю эту макулатуру в мусоропровод, и больше не буду иметь никаких проблем!

– Но я, да как же…, – донеслось до меня словно из колодца, – погодите минутку!

Минутка прошла, затем другая, третья…

– Вы ещё на связи? – наконец ожила трубка.

– На связи!

– Поймите и меня, – жалостливо заблеял расклейщик объявлений. Если я вам скажу телефон моего контрагента, то, что понудит её выплатить мне обещанное вознаграждение?

– Этак мы до утра проспорим, – прервал я его. Ну не мне же вам платить? Если свяжете меня с этой дамой, то у вас есть все шансы получить денежки и от неё, если она честный человек, и от меня. Если вас такой вариант не устраивает, я утром выкидываю это пыльное барахло на помойку и тогда уж точно ни от кого ничего получить не удастся!

Я уже собрался положить трубку на аппарат, как мой собеседник наконец-то решился.

– Ладно, записывайте, – произнёс он, с некоторой горечью в голосе, – надеюсь на вашу честность. Только учтите, что этот телефон временный. Она сейчас по каким-то делам в Чехии и это её номер в гостинице.

Едва попрощавшись, я принялся набирать длинный ряд цифр. Раз за разом, нажимал на упругие кнопки, но установить связь с далёким абонентом всё никак не удавалось. То ли линия была перегружена, то ли я делал что-то не то, но в трубке всё время звучали короткие гудки. В раздражении я вскочил с кресла и принялся бегать по комнате кругами, чтобы хоть так сбросить угнетавшее меня напряжение. При этом я на каждом витке, на какую-то долю секунды чиркал взглядом по тому самому ящику с бумагами, который совсем недавно разбирал. Казалось, что именно в нём лежит нечто, что должно мне как-то помочь. Вскоре мне это показалось крайне подозрительным, и я остановился около него. Протянул руку и зачем-то выдвинул ящик из стенки. Чудеса, но первое, что я увидел, была лежащая на самом верху рекламная брошюрка Ростелекома. И на первой же её страничке я отыскал номера действующих операторов международной связи.

– Действительно, – неподдельно обрадовался я, – какого чёрта я сам мучаюсь? Пусть дозваниваются профессионалы, у них наверняка это лучше получится!

Задумка удалась, и не более чем через десять минут телефон зазвонил сам.

– Прагу вызывали? – деловито осведомилась оператор натруженным за день голосом.

– Так точно! – жизнерадостно отрапортовал я.

– Соединяю, – сухо скрипнуло в трубке.

Я обратился в слух, непроизвольно сжав кулаки.

– Виктор, – прозвучало около уха, – это опять вы? Что ещё случилось?

– Никак не ожидавший услышать именно русскую речь, я на секунду замешкался, но нашёлся на диво быстро.

– Нет, сударыня, я вовсе не Виктор. Вас беспокоит человек, у которого волею суде́б находятся разыскиваемые вами бумаги.

– О-о, – запнулась теперь и она, – как неожиданно это слышать! Я уж не ожидала их когда-нибудь увидеть. Полагаю, что вы звоните мне для того, чтобы каким-то образом мне их передать?

– Почти что так, – невразумительно буркнул я в ответ, и в мыслях не держа возможность вот так запросто расстаться с драгоценным «Делом». Вот только меня совершенно не устраивает вознаграждение, которое вы за них предлагаете…

– Вам так кажется? – растерянно прозвучало в ответ, и я сразу же понял, что моей собеседницей является совсем ещё юная особа.

– Именно так! – усилил я нажим, – особенно имея в виду особое содержание данных документов. Вы ведь наверняка представляете, о чём в них идёт речь?

– В общих чертах, – пролепетала моя собеседница, – очень общих.

Она помолчала несколько секунд, будто обдумывая контраргументы, и теперь голос её зазвучал гораздо более уверенно.

– Кажется, вы, сударь, вознамерились самостоятельно разгадать эту историческую шараду? Да, я права?

– Именно так и есть! – не стал таить я очевидное. Ведь согласитесь, что стоимостное выражение того, о чём идёт речь во многие тысячи раз больше предлагаемого вознаграждения!

– Но неужели вы думаете, – услышал я в ответ, – что каждый раз, покупая билет игры Бинго, заранее гарантируете себе выигрыш? Если так, то вы, любезный, – законченный… глупец! – зловредно подобрала она соответствующее разговору слово.

– Это мы ещё посмотрим, кто есть кто! – обиженно взвился я. И гарантирую, что расколоть данную загадку смогу в любом случае и при любых обстоятельствах!

Уже обжегшись при первой же поисковой попытке, я, задетый за живое фривольной издёвкой какой-то там соплячки, и в самом деле готов был своротить горы и выпить моря. К сожалению, я из той распространённой в России породы мужчин, которые вначале говорят и делают, а потом уже начинают думать, что наговорили и наделали.

– Ха, – издевательски прозвучало из трубки, – вы, кажется, не слишком отчётливо представляете себе за что берётесь. Впрочем, вольному – воля, прощённому – рай! Буду с нетерпением ждать от вас известий о находках. Запишите на всякий случай мой парижский телефон, поскольку пользоваться этим номером я буду недолго.

– Диктуйте, – скосил я глаз на магнитофон, на всякий случай вновь убедившись в том, что тот исправно мотает плёнку, – уже записываю!

Девушка, чуть картавя, отчеканила длинный номер мобильного и, бросив на прощание игривое «о’ревуар», отключилась.

Немного остыв после столь импульсивного разговора, я назидательно стукнул себя по затылку. Мне, дураку, следовало лишь установить дружеский контакт и прояснить степень осведомлённости француженки. Вместо этого, даже не узнав её имени, ввязался в какой-то глупый, никому не нужный спор. Зачем-то завёл речь о деньгах. А зачем? Отдал бы ей вторую папку с ксерокопиями бесплатно. Всё равно дубликаты? Глядишь в качестве ответного жеста доброй воли и мне бы что-нибудь перепало. Кто знает, какими сведениями в действительности располагает эта французская пигалица!

Вечерний этот разговор я вспоминал ещё не раз, даже прокручивал запись, но постепенно успокоился. Решил, что всё равно какая-то там русскоязычная девчонка из Франции, даже если вновь отыщет того старикана, не сможет провести поиски столь результативно, сколь может в данном вопросе продвинуться коренной россиянин. А в своих потенциальных возможностях я даже не сомневался. Ещё бы! Завзятый грибник, прекрасно ориентирующийся в любом незнакомом лесу, я был абсолютно убеждён в том, что поиски даже столь хитро запрятанного клада мне вполне по плечу. И дело было даже не в том, что меня невольно подзадорила конкурентка из Европы. Сказать честно мне и самому хотелось обогатиться не менее.

В то же время было предельно понятно, что я оказался в том же самом положении, что и Яковлев с Кочубеем полторы сотни лет тому назад. Было ясно одно, клад гренадера где-то лежит. Не менее ясно было и то, что ни в окрестностях Александрии, ни вблизи Цуриково его, скорее всего, не зарывали. Но тогда где же? Эта мысль, буквально въевшись в мои мозги, терзала их не хуже орла, что в своё время лакомился печенью Прометея. Я вставал с этой мыслью, ехал на работу и возвращался обратно, размышляя только о том, где проклятые французы припрятали моё золотишко.

И не только думал. Постепенно мои поначалу слабо структурированные и неконкретные мысли всё же обрели некоторую стройность и направленность. Появилось понимание того, что предмет моих изысканий следует знать гораздо лучше. В один прекрасный момент со всей очевидность стало несомненно, что следует изучить всю Отечественную войну от первого до самого последнего дня! Рассуждения мои базировались на некоторых чисто логических посылах. Первое. Сам господин Семашко, будучи наиболее активным участником производимых поисков, в закладке монет лично не участвовал. Гренадер же, поневоле опасаясь столь рьяного кладоискателя, мог с самого начала сливать тому заведомо неверные или, скажем мягче, слегка недостоверные сведения.

Будь я на его месте, я бы так себя и вёл. Ни в коем случае нельзя было заранее раскрывать карты и прилюдно указывать пальцем на то самое место, где лежали собственноручно припрятанные им денежки. Ведь стоило кому-либо из сопровождавших француза лиц прознать о том, что золото лежит в двух шагах от какого-то придорожного куста, как у гренадера могли начаться большие неприятности. И ему поневоле приходилось вести себя крайне осторожно. Так что весьма возможно, что он изначально насытил и свой рассказ, а заодно и карту некоей недостоверной информацией. И едва я утвердился в этой мысли, как весь мой кладоискательский энтузиазм начал рассыпаться в прах.

– Батюшки светы, – думал я, вновь и вновь перечитывая письмо посланника Панина, – так здесь же могло быть вовсе всё не так, как об это пишет уважаемый граф. Если гренадер в чём-то наврал Семашко, то тот, не будучи после войны в России, мог с чистой совестью передать его враньё слегка пообнищавшему Сапеге. А тот, по простоте душевной ввёл в заблуждение и Панина! Наш атташе в свою очередь сбил с толку главного контрразведчика империи – Бенкендорфа, который затем неправильно ориентировал и Яковлева. В результате случилось всё что случилось. Объект поиска так и остался в земле. И произошло это вовсе не потому, что наши офицеры плохо искали, а потому что в системе основополагающих сведений о спрятанных деньгах изначально присутствовала некая дезинформация. Короче говоря, все наши поиски изначально были обречены на неудачу!

С этой грустной вестью я и направился к Михаилу, ибо носить в себе столь удручающую догадку было просто невыносимо. Не зря же говорится о том, что если разделишь беду с другом, то головной боли становится меньше. Тот к счастью был один, но на лице его выражение так же было весьма грустным.

– Что же ты заранее не позвонил, – заявил он, мне едва увидев меня на пороге, – я бы тебя кое-чем озадачил.

– Что ещё случилось?

Да жена, понимаешь, на вечернем дежурстве осталась, а дома сразу питаться стало нечем.

– Так уж и нечем, – не поверил я, – в твоей-то берлоге? Да если хорошенько покопаться по углам, то у тебя солдата с ружьём можно отыскать.

– Ты уж скажешь! – недовольно сморщился Воркунов, пропуская меня вовнутрь. Сам посмотри, в холодильнике хоть шаром покати!

– Ну и посмотрим, – присел я около старенькой «Бирюсы», – но бьюсь об заклад, у тебя тут еды на маленький банкет.

Пространство его холодильника и в самом деле представляло собой некую охлаждённую пустошь, но кое-где, по углам, можно было отыскать частички былой роскоши. Четверть пакета молока, пара яиц, одинокая сосиска. В самом дальнем уголке отыскался крохотный кусочек сливочного масла и брусочек совершенно окаменевшего сыра.

– Что я говорил, – присел рядом со мной Михаил, – погрызть совершенно нечего!

– Наоборот, – указал я на отложенные в сторону находки, – на приличный ужин вполне достаточно. Мука у тебя найдётся?

– Есть немного, – указал он на висящую над холодильником полку.

– Тогда мы спасены! – перенёс я найденные продукты на стол. Сейчас мы с тобой сделаем классический мексиканский омлет.

– Почему это мексиканский? – подозрительно прищурился Михаил.

– Потому, что даже бедные мексиканцы могут его себе позволить! – отпарировал я.

Без долгих рассуждений поставил сильно закопчённую сковородку на плиту и зажег под ней газ.

– Учись студент, – бросил я в неё огрызок масла, – как готовят настоящие повара.

– Покажи, покажи своё искусство, – хмыкнул он, ставя рядом со мной полупустой пакетик блинной муки.

Не отвечая, дабы не утратить концентрацию, я пересыпал две ложки муки в миску, разбил туда же оба яйца, и залил всё это месиво небольшим количеством молока. Размешав полученное тесто вилкой, я накрошил сосиску, после чего пересыпал розовые мясные кружочки в начавшую скворчать сковородку.

– Дел на две минуты, – прокомментировал я свои действия, – так что готовь тарелки и режь хлеб!

Пока Михаил исполнял мои распоряжения, я вылил тесто в сковороду и прикрыл её крышкой.