Текст книги "Опасная командировка"

Атмосфера знаменитого факультета завораживала. Однако в конце августа вместо лекций студентов-международников на целый месяц послали на картошку в Можайский район, и к учебе они приступили лишь первого октября.

Утром студенты поднимались по мраморной лестнице, а после занятий часто собирались у памятника Ломоносову, смотрели на огни Кремля.

Учиться на журфаке Илье было интересно, но главным его увлечением стал альпинизм. На первом курсе он записался в секцию альпинизма МГУ, которая была одной из сильнейших вузовских секций в стране. У него появилось много новых друзей-альпинистов, а на однокурснице-скалолазке – длинноногой блондинке Оксане Шевелевой – он чуть было не женился. Девушка сама затащила его к себе в постель. Родители Оксаны категорически возражали против их неравного, как они считали, брака. Их доченьке, коренной москвичке, Илья совсем не пара. Таких, как он, москвичи презрительно называли «лимита́». Терпеть унижения от ее родителей Илья не собирался и пожелал Оксане найти себе достойного жениха с московской пропиской. На том их отношения и закончились. Да и не любил он ее так, как Настю, которая до сих пор снилась ему «как мимолетное виденье, как гений чистой красоты», и щемило сердце, когда звучала песня Юрия Антонова «Анастасия».

О своих товарищах по школьному ВИА Илья не забывал, но собраться всем вместе, как в старые добрые времена, все как-то не получалось. Лучший друг Саша Винник организовал свою группу, с которой играл на танцах и в кабаках. Их замечательный ударник Валик Шапошников, с первого раза поступивший в медицинский институт, стучал на барабанах в вокально-инструментальном ансамбле ХМИ. От Валика Илья узнал, что у Рената Лапшина погибли родители – в гололед они разбились на семейном «Москвиче-412». По версии ГАИ отец Рената не справился с управлением и вылетел на встречную полосу прямо под колеса КамАЗа. Шансов выжить после такой автокатастрофы у отца с матерью не было.

О самом Ренате Илья знал только то, что тот поступил в харьковский политех. Илья несколько раз звонил ему по межгороду из Москвы, чтобы выразить свои соболезнования, но домашний телефон друга не отвечал. Каково же было удивление Ильи, когда в апреле 1982 года он встретил Рената в Ялте на чемпионате ЦС «Буревестник» по скалолазанию! Оказалось, что Ренат выступает за команду ХПИ. По жребию им выпало соревноваться друг с другом в парных гонках. Илья выиграл у Рената на обеих трассах, но до чемпионов им обоим было еще далеко.

Следующая встреча Ильи с Ренатом произошла спустя год в горах.

Новый 1983 год для альпинистов МГУ начался трагически. Вечером 28 января при возвращении с акклиматизационного выхода на «Приют-11» на склоне гостиницы Азау почти весь состав альпсекции попал в лавину. Большинству альпинистов, и Илье в том числе, удалось быстро выбраться из-под снега, но четверо их товарищей погибли.

После этого ЧП вышел приказ проректора МГУ, запрещающий альпсекции проводить любые самостоятельные мероприятия. Работа секции фактически была парализована. Для Ильи это было ударом ниже пояса. Альпинизм для него был не просто спортом, а образом жизни. В этом году он планировал выполнить нормы первого разряда по альпинизму. И когда Ренат предложил ему поехать в горы с альпсекцией ХПИ, а в этом сезоне у них планировалось целых две высокогорных экспедиции на Кавказе и Памире, Илья согласился не раздумывая.

На скальном массиве Ярыдага он в связке с Ренатом совершил два восхождения категории сложности 5А, но срыв на первом участке маршрута пятой сложности стал для него «первым звоночком». Проблемы на этой «пятерке» начались с самого начала восхождения. Ночью в горах выпал снег, а когда он начал таять, весь их маршрут оказался под водопадом, из-за чего Илье пришлось взять правее, где скалы были круче, зато абсолютно сухими. Фактически это был «первопроход», поскольку никто до него здесь не ходил. Не подозревая, какие сложности ожидают его наверху, Илья перед прохождением несложного карниза на всякий случай забил два крюка, которые и спасли ему потом жизнь. Одолев карниз, он оказался на узенькой полочке шириной не более пяти сантиметров. Илья понял, что переоценил свои силы. Над ним нависали двадцать метров идеально гладкой стены без единой трещины. Чтобы пройти их, нужны были шлямбурные крючья, а они остались у Рената в рюкзаке. Путь назад ему отрезал карниз. Илья решил лезть вверх, неизвестно, на что надеясь. Балансируя на грани срыва, он из последних сил цеплялся за малейшие выступы на стене, метр за метром набирал высоту, усугубляя свое и без того катастрофическое положение. Чем выше он уходил от последнего пункта страховки, тем на большую глубину ему предстояло падать. Илья это прекрасно понимал, но надежда выкарабкаться из ловушки, в которую поймала его коварная гора, не покидала его. Просто так сдаваться он не привык: если есть хоть минимальный шанс на спасение, он его использует, каких бы усилий это ему ни стоило. Отчаянно хотелось жить. Уже не держали на мизерных зацепках пальцы, стали предательски дрожать ноги, но он упрямо отвоевывал у скалы метр за метром. Без единого промежуточного крюка он прошел свободным лазаньем около десяти метров, осталось еще столько же. Дальше уже хорошо просматривалась довольно широкая полка, на которой можно было перевести дыхание и организовать страховку. Что такое десять метров на асфальте? Так, всего несколько шагов. Но те же десять метров по отвесной скале стали на его пути непреодолимой преградой.

Ситуация давила своей безысходностью. Он уже пять минут висел на стене, удерживаясь лишь на кончиках онемевших от усталости пальцев. Илья понимал, что еще чуть-чуть – и они разогнутся сами. Тут он разглядел едва заметную трещинку метрах в пяти над собой. Ему показалось, что это и есть тот шанс, который судьба иногда дарит нам в последнюю секунду.

И он решился. Проявляя чудеса скалолазной техники, Илья, используя мельчайшие зацепки, пролез зеркально гладкий отвесный участок и судорожно вцепился в призрачную, как мираж, опору. Увы, заветная трещина на поверку оказалась забитой грязью сантиметровой полочкой, забить крюк в которую было невозможно. Крутизна стены была такой, что, даже окажись глухая полочка удобной для крючьев трещиной, бросить хоть одну руку, чтобы снять с обвязки карабин с крюком, было невозможно. На одной руке ему не удержаться. И все же надежда не покидала его. «Вот, чуть левее, еле заметный выступ, а за ним скала уже чуть выхолаживается», – подумал Илья и попытался до него дотянуться. Ему это удалось, но казавшийся надежным выступ неожиданно обломился, и, не успев крикнуть традиционное «держи!», он камнем рухнул вниз.

Спасло его то, что к моменту срыва Ренат успел выбрать пару лишних метров веревки, иначе Илья, пролетев в свободном полете почти двадцать метров, ударился бы о полку, с которой его страховали. Понимая, что он не разбился насмерть только благодаря Ренату, Илья тем не менее продолжил восхождение. Особого страха перед горой он не испытывал. Вот только срываться ему больше не хотелось, поэтому он стал бить крючья намного чаще, чем до срыва.

Сознание человека обычно блокирует мысли о возможности собственной смерти. Все знают, что, появившись на этот свет, мы обречены когда-нибудь уйти туда, откуда уже нет возврата, но стараются не думать об этом. Для альпинистов, которые сознательно рискуют жизнью ради удовольствия насладиться красотой гор и победой над неприступными для простых смертных вершинами, мысли о вечности не так уж редки, но, вдыхая разреженный горный воздух – воздух абсолютной свободы, они, невзирая на подстерегающие их опасности, стремятся в горы – в этот уникальный храм природы с куполом во все открытое небо.

После восхождения на вторую зачетную 5А Илья вдруг слег с высокой температурой, но ни один доктор не смог поставить ему правильный диагноз. Ну, печень чуть увеличена, а так вроде все в норме. Илью это остановить не могло. Он рвался в памирские горы (как же это сборы пройдут без него?) и отнесся к невесть откуда взявшейся неизвестной болезни как к временному недомоганию. Экспедиционный врач подозревал пневмонию, но Илья принес справку из физдиспансера, что никакого воспаления легких у него нет. Вместе со всеми он поехал на Памир, не подозревая, что у него началась первая стадия «желтухи» – вирусного гепатита. Ударной дозой антибиотиков ему удалось сбить высокую температуру, но самочувствие от этого не очень-то улучшилось.

Перелет в Душанбе он перенес тяжело. У него опять поднялась температура, но не привыкший жаловаться Илья старался держаться бодро и рвался носить грузы в базовый лагерь, разбитый на высоте 4200 метров, наравне со всеми.

Пик Энгельса был первым в жизни Ильи шеститысячником. Восхождение на него не заладилось с самого начала. Руководитель и главный тренер экспедиции Григорий Артеменко включил в их группу Катерину Кузнецову, скалолазку из сборной города. Катерина хоть и неоднократно выигрывала чемпионат города по скалолазанию, но альпинисткой была слабой.

Илья вообще был убежденным противником того, чтобы брать женщин на восхождения выше третьей категории сложности, поэтому он сразу заартачился, протестуя против участия Катерины. Однако Артеменко был непреклонен. Илье пришлось подчиниться и пойти на восхождение с Кузнецовой, которую он воспринимал как обузу. Его мрачные предчувствия не замедлили подтвердиться: Катерина выдохлась еще на подходе.

Группа с первых же часов стала выбиваться из графика, пройдя ледник не за один световой день, как планировалось, а за два. Пять альпинистов – Илья в связке с Ренатом, Юрий Борисенко с Всеволодом Грищенко и Катериной Кузнецовой – ползли, еле переставляя ноги. Юрий Борисенко, тридцатишестилетний кандидат в мастера спорта по альпинизму, руководил группой. Илья с Ренатом были самыми молодыми ее участниками.

На второй ночевке Илья поставил перед капитаном команды вопрос ребром: группа к восхождению не готова, нужно поворачивать назад. Понимая, что Илья прав, Борисенко, который чувствовал себя далеко не лучшим образом (высота авантюризма не терпит), колебался… Но тут подала свой заморенный голос Катерина:

– Че вы, мужики, сачкуете, над вами же весь лагерь смеяться будет! Вы идите, а я вернусь в лагерь сама…

– Юра, ты в своем уме?! – настаивал на своем Илья. – Как можно бабу одну отпустить на ледник?

Борисенко, явно не годившийся на роль лидера, сник. С одной стороны, ему очень хотелось заполучить в книжку альпиниста запись о руководстве восхождением категории сложности 5А (выше шести тысяч метров меньше категории не бывает, высота сама по себе уже сложность, и группа вскоре в этом жестоко убедится). С другой стороны, он вынужден был признать, что, бесспорно, Илья прав. Катерине нужно бы кого-то выделить в сопровождение. Но тогда группа разваливается, ведь по правилам советского альпинизма группе, в составе которой меньше четырех человек, на высотное восхождение идти нельзя.

Борисенко уже было согласился с Ильей, что надо отказаться от восхождения и всем возвращаться в базовый лагерь, но тут к ним подошел Волченков, проверяющий от федерации альпинизма СССР из Москвы. Он сам предложил отвести Катерину вниз.

От бабы, которая на корабле, как известно, к несчастью, избавились, и теперь, казалось, ничто не помешает им взойти на пик Энгельса. Но у природы свои законы, и они явно были не на стороне команды. Мало того что Артеменко отправил на высотное восхождение группу без каких-либо средств связи (все радиостанции забыли в Харькове), так еще и не было четко оговорено контрольное время возвращения их группы в базовый лагерь. Четверка альпинистов шла на свой страх и риск, и, случись что, помощь в лучшем случае могла подойти только дня через три.

Илья, испытывая дикую головную боль, плелся наравне со всеми, пять шагов вверх – минута отдыха, еще пять шагов – и снова отдых… Шесть тысяч – высота коварная, сказывалось отсутствие нормальной акклиматизации. На предвершинный гребень вышли, когда уже окончательно стемнело. На пронизывающем ветру кое-как поставили палатку. Беспокойная ночь прошла почти без сна. Практически ничего не ели. Организм не принимал даже такой проверенный на высоте продукт, как сало. Открытая банка сгущенки вызывала лишь приступ тошноты, и весь их ужин в ночь перед выходом на вершину состоял из разделенной на четверых таранки да по глотку бледно заваренного чая из талой воды.

Ночью в продуваемой всеми ветрами палатке было очень холодно, поэтому рассвет альпинисты встретили с облегчением. Солнце – это жизнь… Но… Почему так странно ведет себя капитан?

– Юра, что с тобой? – спросил Илья, забыв о собственном недомогании.

– Все нормально… – с трудом разлепив губы, прошептал Борисенко.

– Какой на фиг нормально, если ты самостоятельно повернуться не можешь! – не на шутку встревожился Илья.

– Ничего… Наверное, с желудком что-то…

Ренат с Севой, натягивая на ноги промерзшие за ночь вибрамы, беспокойно посмотрели на капитана.

– Юр, ну это… ты потерпи маленько, вершина же вот, триста метров отсюда – рукой подать! Мы быстренько сбегаем, поменяем записку – и обратно. Когда еще сюда попадем? – начал уговаривать капитана Сева Грищенко. Ему очень нужно было это восхождение, а тут из-за болезни старшего группы перспектива получить долгожданный первый разряд по альпинизму таяла на глазах.

– Вы что, совсем охренели – вдвоем идти! – возмутился Илья.

– Почему вдвоем, а ты? – недоуменно спросил Ренат.

– Я останусь с ним! – Илья кивнул в сторону Борисенко, который в этот момент отключился.

– Э, Юр, ты это чего? – тормошил капитана Сева.

Борисенко очнулся и затуманенным взором посмотрел на Севу.

– Мы же не на Эвересте! – Сева принялся горячо убеждать плохо соображавшего капитана Борисенко. – Вон, Бершов с Туркевичем оставили на восьми тысячах обмороженного Мысловского с Балыбердиным и ночью на Эверест шустро сбегали, теперь герои на весь мир, а у нас только утро и вершина всего-то шесть пятьсот!

– Хорошо, идите… – прохрипел Борисенко и закрыл глаза.

– Илья, в общем, мы туда и обратно. – Сева решительно взял руководство на себя. – А ты присмотри за Юрой, – тоном наставника произнес он.

– Ладно, мужики, только не рассиживайтесь там, мне очень не нравится его состояние, – проворчал Илья, кивнув в сторону поникшего капитана.

– Да мы мигом! – бодро заверил его Сева, забирая остатки продуктов и аптечку.

Илья с тревогой смотрел вслед медленно удаляющейся двойке. Самочувствие Борисенко не улучшалось. Вроде (с его слов) у него ничего не болит, но почему тогда полностью утрачена координация движений? Юра не смог без его помощи даже застегнуть спальник, не говоря уже о том, чтобы вылезти из палатки.

Бесконечно стали тянуться часы, но передовая связка и не думала возвращаться. «Спят они там, что ли?» – метался по гребню Илья, начиная понимать, что, не прими он экстренных мер, все их восхождение может закончиться трагически. Борисенко уже впал в беспамятство и временами нес какой-то бред.

Аптечки нет, осталась только небольшая фляжка спирта. Илье единственной спичкой (Грищенко, как человек курящий, прихватил спички) удалось разжечь примус. Он растопил снег и добавил в подогретую талую воду спирт. Этой смесью Илья стал с ложки поить Борисенко.

Высота тем временем пожирала силы, Борисенко угасал на глазах. Однако к вечеру немного пришел в себя. Спирт не дал замерзнуть, чуть лучше стал прощупываться пульс, который до этого был нитевидный.

– Где ребята? – была первая фраза очнувшегося капитана.

– Придут, Юра, обязательно придут! – заверял его Илья, недоумевая, как можно двенадцать часов идти триста метров. Он напряженно всматривался в черноту азиатской ночи и уже совсем было отчаялся, когда наконец послышались голоса.

– Вашу мать, где вы бродили! – воскликнул он, когда Сева ввалился в палатку.

– Да оказалось как-то далековато… – вяло стал оправдываться тот.

Главное, что Илья понял: ребята измождены до предела и ни о каком немедленном спуске не может быть и речи.

– Быстро аптечку! Сердечные, шприц! – скомандовал Илья, держа руку на пульсе Борисенко.

Пульс угасал с каждой секундой.

– Здесь все стерильно, – буркнул Илья, вонзая иглу в бедро Борисенко прямо сквозь брезентовые штаны. – Что у нас еще там есть? Кофеин? Сойдет!

Разломав стеклянную ампулу, он влил ее содержимое в рот Борисенко. Минут через пять тот подал признаки жизни.

– Ренат, его нужно немедленно вниз! – Илья стал тормошить засыпающего товарища.

– Тащить по гребню у нас не хватит сил, нужно вызывать спасотряд… – обескураженно пробормотал Ренат.

– Сам знаю, а как? Ни ракетниц, ни радиостанции! Нас кинутся искать только через неделю, нужно идти вниз за помощью, другого выхода нет! – Илья испытующе посмотрел на Рената.

– Я не дойду… – заныл тот. – Сил нет…

Илья его не осуждал, прекрасно понимая его состояние. Из всей группы только он один уверенно держится на ногах. Если ему не удастся спуститься ночью с шеститысячника за спасотрядом, Борисенко обречен…

– Проводи меня хотя бы по гребню, там я свяжу обе веревки и постараюсь спуститься на плато, – попросил он.

Ренат согласился.

Через час блужданий по гребню Илья нашел более или менее пригодное место для спуска.

– Продержитесь до утра. Чего бы это мне ни стоило, я приведу помощь, – заверил друга Илья.

Закрепив за выступ веревку, он начал спуск. Что ждет его на конце второй веревки – неизвестно. Темень была такая, что, пройдя метров десять, он потерял Рената из виду.

Как он и опасался, до ледникового плато двух веревок не хватило. Сколько оставалось до засыпанного снегом ледника, он точно определить не мог – может, пять, а может и десять метров. Нужно было прыгать, рискуя сломать себе ноги. Собравшись с духом, Илья выпустил из спускового устройства свободный конец веревки и начал падать в чернеющую бездну.

Илью спасло то, что, пролетев метров пятнадцать, он заскользил по крутому снежному склону и выехал на плато целым и невредимым.

Оказавшись на относительно пологом и, главное, безветренном участке, он наконец-то согрелся. Его неудержимо клонило в сон. Но он хорошо помнил прочитанный еще в детстве рассказ о том, как попавший в буран полярник уснул в снегу и замерз насмерть, не дойдя всего ста метров до спасительного домика. Собрав волю в кулак, Илья заставил себя идти, шаг за шагом приближая спасение Борисенко.

Небо было ясное, но безлунное. Тьму рассеивал лишь свет далеких звезд. Если бы не они, то коварно прикрытые снегом трещины не выделялись бы подозрительной синевой на фоне погруженного во мрак ледника. Наконец далеко внизу показались палатки наблюдателей грузинской сборной по альпинизму. Илья остановился. Спускаться в почти кромешной тьме по сорокаметровой ледовой стене – слишком рискованно. Что же делать? Попытаться докричаться до спящих в палатках альпинистов? Илья размышлял недолго.

– Люди!.. – во всю глотку заорал он. В ответ – тишина… Надсадно болело горло, но Илья, набрав полные легкие воздуха, завопил так, что грузины (как они потом признались) не на шутку струхнули: спросонья им почудилось, что это кричал «снежный человек». Из лагеря альпинистов принялись шарить лучом фонарика по склону и были немало удивлены, увидев на леднике одинокую фигуру. При свете фонарика Илья быстро спустился на передних зубьях кошек. Объяснив, как ночью попал на ледник, он попросил грузин срочно вызвать по радио спасотряд.

Не дожидаясь рассвета, Илья вместе с грузинскими альпинистами поспешил на помощь. Когда они подошли к склону пика Энгельса, Ренат, Сева и Юра Борисенко уже ждали в том месте, где ночью дюльфернул[4]4
  Дюльфер – спуск по веревке с использованием специальных приспособлений.


[Закрыть] Илья. Капитана удалось благополучно спустить на плато. Ренат с Севой остались на гребне собирать палатку, а Илья с грузинскими ребятами понесли Борисенко вниз на импровизированных носилках. К тому моменту как они доставили больного в палаточный лагерь грузинской команды, подошел и спасотряд с врачом. Медицинская помощь подоспела вовремя. Еще час – и Борисенко мог бы умереть от острой сердечно-легочной недостаточности – такой диагноз поставил врач команды Геннадий Селивра.

Когда Борисенко немного ожил после капельницы, спасотряд потащил его в базовый лагерь, а руководивший спасателями заслуженный мастер спорта по альпинизму Алексей Москальцов оставил Илью под перевалом дожидаться Севу и Рената, которые на тот момент еще не спустились с гребня пика Энгельса. Илья отдал спасателям свою пуховку – на случай, если им придется заночевать с Борисенко на леднике, – и стал ждать своих товарищей.

Ренат с Севой появились только к вечеру. Что они целый день делали на гребне, Илья допытываться не стал. Спустившись наконец с пика Энгельса, альпинисты еле стояли на ногах. Они так устали, что не смогли спуститься по ледовой стеночке с рюкзаками, а просто сбросили их вниз. О том, чтобы на ночь глядя догонять спасотряд, они и слышать не хотели. Ближе к ночи, когда они пили чай, появился Волченков, который рассказал, что встретил по дороге сюда спасотряд. Он заночевал с ними в их палатке.

Когда же на следующий день Илья, Ренат и Сева спустились в базовый лагерь, они узнали, что представителя федерации возмутил тот факт, что, вместо того чтобы отправиться вслед за отрядом Алексея Москальцова, они гоняли чаи. Там, в их палатке, он им ни слова не сказал, но, как только добрался до рации, отправил в федерацию альпинизма СССР радиосообщение о чрезвычайном происшествии на пике Энгельса. Волченков потребовал созвать ущельскую комиссию для расследования восхождения харьковских альпинистов на пик Энгельса. Поначалу никто всерьез его инициативу не воспринял, и это подстегнуло его еще больше. Он повторно связался с Москвой и сообщил, что в экспедиции творится полное безобразие.

Руководство дало Волченкову полномочия разобраться в ситуации. Спешно организованную им комиссию из представителей других команд (в ущелье стояло еще с десяток экспедиций) Гриша Артеменко сгоряча обозвал «козлиной». С этого момента бюрократическая машина советского альпинизма закрутилась в полную силу. Волченков решил устроить над провинившимися альпинистами показательный суд.

Судилище в ущелье состоялось без участников восхождения, то есть у них не было возможности сказать слово в свою защиту. Это позволило Артеменко задним числом внести в их маршрутный лист радиостанцию, которой на самом деле не было. В результате этого подлога больше всех под раздачу попал Илья за то, что он бросил свою группу на предвершинном гребне и ночью в одиночку спустился с горы. О том, что благодаря решительным действиям Ильи была спасена жизнь Юры Борисенко, при «разборе полетов» Артеменко предпочел умолчать. Действительно, с чего бы это Илье вздумалось спускаться ночью с шеститысячной высоты, если у него была радиостанция? Одним словом, налицо грубейшие нарушения правил советского альпинизма, категорически запрещающие передвигаться по закрытому леднику в одиночку, да еще ночью! Закончилось ущельское судилище тем, что за проявленную активность при проведении спасательных работ Илью «раздели» со второго разряда по альпинизму, понизив до значка «Альпинист СССР» с правом хождения в этом сезоне. Вроде как благодарность получил.

Несправедливый приговор Илья воспринял как какое-то недоразумение. Тогда он еще не знал, что, выгораживая себя как руководителя экспедиции, Гриша Артеменко при разборе «дела» утаил, что у их группы не было никаких средств связи. Радиостанций в этой экспедиции вообще не было ни одной – их просто забыли в Харькове. И, когда проверяющий улетел в Москву, харьковские альпинисты продолжили ходить на восхождения без радиостанций, а в качестве средств связи у них был фонарик (подавать сигналы в темноте) и зеркальце (днем пускать солнечных зайчиков, если базовый лагерь попадал в зону прямой видимости). Такой вот цирк, но только уже без участия Ильи. Для него сезон 1983 года закончился. Новоиспеченному «значкисту» нечего было делать в горном районе, где ниже 4Б не было ни одной вершины.

Пока с ЧП на пике Энгельса разбиралась «ущельская комиссия», у Юры Борисенко развилось двухстороннее воспаление легких. Гриша Артеменко отправил Илью сопровождать больного в Душанбе. Помимо доставки Борисенко в больницу, Артеменко поручил ему выкупить забронированные билеты в Москву и заказать для всей экспедиции спецрейс (самолет или вертолет) из Хорога в Душанбе и дал ему на все эти расходы 4200 рублей.

Вниз до поселка Зонг Илью с заболевшим Борисенко сопроводил врач команды Селивра, после чего тут же ушел обратно в базовый лагерь, оставив Илье для Юры какие-то таблетки. Заночевать им пришлось в Зонге. Всю ночь Юра провел сидя, так как лежа он задыхался. Местные таджики выделили им комнату (взять с них деньги за постой хозяева тамошней гостиницы барачного типа категорически отказались) и вечером пришли к ним в гости со своим чайником. Илья выставил к чаю сгущенку, шоколад, и они вместе пили из пиал зеленый чай. Как только чай заканчивался, мальчишка-таджик убегал и тут же возвращался с полным чайником. Так повторялось несколько раз. Аксакал пояснил Илье, что мальчонка будет приносить им чай до тех пор, пока они не положат пустые пиалы на стол дном вверх, показывая тем самым, что больше они чаю не хотят. А пока посуда не перевернута, по законам восточного гостеприимства хозяин не может допустить, чтобы пиалы гостей опустели.

Утром Илья с еле передвигающим ноги Борисенко попытались сесть в переполненный рейсовый автобус. Им это не удалось, а Юра между тем загибался на глазах. Экспедиционный врач ему даже антибиотики на дорожку не проколол.

Чтобы добраться из Зонге до Ишкашима, Илья стал ловить попутку. Остановился какой-то грузовик, но водитель-таджик сказал, что у него нет бензина. Тогда Илья сбегал к пограничникам в Ленгар и раздобыл ведро бензина (денег за бензин пограничники с него не взяли). В кабине «ЗИЛа» Илья привез Юру Борисенко в аэропорт Ишкашима, где выяснилось: все билеты на рейс до Душанбе проданы на два месяца вперед. Оставив Юру в аэропорту, Илья побежал в поселок искать начальника аэропорта. Нашел его в каком-то магазинчике, и тот пообещал помочь посадить заболевшего альпиниста на ближайший рейс. Когда Илья с начальником вернулся в аэропорт, возле Юры стоял наряд милиции: Борисенко был настолько плох, что люди решили, будто он умер, и вызвали милицию.

Юра Борисенко чудом выдержал полет на постоянно проваливающемся в воздушные ямы Ан-2. В аэропорту Душанбе Илья вызвал скорую, которая доставила Борисенко в больницу. Илье же пришлось срочно вернуться в Зонг за списком участников экспедиции с их паспортными данными. Без этого списка в кассе аэропорта отказывались продавать заранее забронированные билеты в Москву. Причем времени, чтобы выкупить билеты, у него было ровно сутки. Благо, что у Ильи в знакомых были уже и начальник аэропорта Ишкашима, и Душанбе, и его без всяких билетов (за 20 «рэ» пилоту) сажали на рейс как своего, чтобы он смотался в базовый лагерь за этим списком.

Обратно в Ишкашим Илья прилетел в полдень. Поселок словно вымер, и добраться до Зонга было не на чем. Встретившийся Илье местный житель поинтересовался, чем он может ему помочь. Илья описал ему ситуацию, в которую попал с авиабилетами для их экспедиции. Выслушав, таджик сказал, что вообще-то в Зонг не собирался, но, если надо помочь альпинистам, он готов отвезти туда Илью на своих «жигулях».

– Только можно я свою дочку с собой возьму? – попросил он.

Илья, конечно же, не возражал. Таджик пригласил его в свой дом подкрепиться перед дальней дорогой (более 100 км по горному серпантину). Большая семья хозяина дома принимала Илью как самого дорогого гостя. Только от чая с молоком, в который для сытности накрошили лаваш, он деликатно отказался, объяснив, что у него на Украине принято пить чай без молока.

После чаепития таджик посадил свою младшую дочь в «жигули» на заднее сиденье, и они отправились в путь. Дорога была ужасная, из-под колес летел гравий и бил в днище машины. Когда они приехали в Зонг, водитель не только отказался взять деньги за поездку, да еще и поинтересовался, когда заехать за Ильей, чтобы отвезти его обратно в Ишкашим. Чтобы оплатить хотя бы бензин, Илье пришлось упрашивать его взять деньги. После долгих уговоров гостеприимный таджик согласился взять у него всего пять рублей.

Под вечер Илья поднялся в базовый лагерь. Увидев его, Григорий Артеменко очень удивился, ведь только вчера Илья с больным Борисенко отправился в Душанбе. Узнав, в чем проблема, Артеменко сработал весьма оперативно – дал команду всем найти свои паспорта, что было непросто, так как многие разбежались на восхождения, раздобыл у соседей по ущелью из команды САВО печатную машинку и на чистом фирменном бланке с печатью харьковского горсовета отпечатал нужный список. Вернувшись на рейсовом Ан-2 в Душанбе, Илья успел выкупить билеты за полчаса до закрытия кассы.

Чтобы не опоздать к вылету из Душанбе, Илья арендовал за полторы тысячи рублей спецрейс. Як-40 должен был прилететь из Душанбе в Хорог и забрать там команду харьковских альпинистов. С этим рейсом случился еще тот цирк.

Чтобы не гонять самолет в Хорог порожняком, с согласия Ильи его загрузили почтой. Проводив спецрейс в Хорог, Илья сообщил номер борта срочной телеграммой в Хорог на имя Артеменко, а сам тем временем отправился забирать Борисенко из больницы. Каково же было его изумление, когда оплаченным им спецрейсом прибыли не альпинисты, а местные жители. До вылета в Москву оставалось всего шесть часов. Куда пропала экспедиция, пришлось выяснять с помощью начальника аэропорта Душанбе.

История вышла почти криминальная. Ушлый начальник аэропорта Хорога умудрился продать левые билеты на заказной спецрейс. Наши же альпинисты встретили присланный за ними Як-40, помогли разгрузить почту и, пока самолет дозаправляли, решили попить чайку в местной чайхане.

Тем временем начальник аэропорта посадил своих левых пассажиров и фактически угнал самолет. Когда при Илье начальник аэропорта Душанбе разбирался с начальником аэропорта Хорога, мат стоял трехэтажный, но за три часа до вылета в Москву всю команду альпинистов таки доставили внеочередным рейсом из Хорога.

В общем, приключений на голову Ильи в тот сезон выпало выше крыши. В том же году он еще и тяжелой формой «желтухи» переболел. Приятного во всем этом было мало.

О том, что через год, в августе 1984-го, вместе с командой альпинистов погиб Ренат, Илья узнал из вечерних новостей. Сообщалось, что пятеро альпинистов совершали восхождение в горах Горно-Бадахшанской автономной области и уже перед самым выходом на вершину их сорвала со стены лавина. Тела четырех альпинистов были обнаружены у подножья горы. А вот Рената Лапшина поисково-спасательному отряду найти так и не удалось. Всех погибших альпинистов похоронили на одном кладбище. На общем памятнике высекли пять имен, включая имя Рената, хотя в его могилу опустили пустой гроб.