Текст книги "Русский нетворкинг"

Глава 2. Структура нетворка

11. Центр сети

Если бы принципы русского нетворкинга в этой книге описывались в стиле, характерном для США, с этого места уже должны были бы начаться прикладные примеры и конкретные рекомендации. Однако поскольку понимание особенностей отечественного подхода к построению социальных связей требует более серьезного погружения в теорию, прежде чем переходить к практике, необходимо уделить внимание основам. Тем более что различия между американским и российским подходом становятся заметны уже здесь.

Как для танго нужны двое, так и социальная связь подразумевает наличие на ее концах как минимум двух участников. Один из них, как правило, вы сами – как центр и основа выстроенной вокруг вас сети.

Иными словами, в центре любого нетворка, западного или восточного, американского или русского, находится «Я» – основной бенефициар.

Но это условие – единственное, что у них есть общего. Ведь понятие «Я» в различных культурах может существенно, а иногда принципиально различаться. Соответственно, и граница между «Я» и «не-Я», личностью и обществом, собственными интересами и интересами окружающих может проходить по-разному.

12. Изначальное «Я»

Более того, существуют культуры, в которых понятие «Я» в нашем понимании отсутствует полностью.

В 1922 году известный французский философ, антрополог и этнограф Люсьен Леви-Брюль опубликовал ставший знаменитым труд «Первобытное мышление»[7]7
  Издана на русском языке: Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.: Академический проект, 2022.


[Закрыть], в котором вывел концепцию так называемого паралогического мышления, характерного для представителей дописьменных традиционных культур. Опираясь на исследования племен Африки, Южной Америки и Океании, сохранивших первобытный уклад жизни, он показал, что их восприятие мира коренным образом отличается от европейского.

Первобытное мышление не различает причин и следствий и не стремится к объективному описанию или объяснению явлений окружающего мира. Оно субъективно и синкретично. Но самое существенное отличие заключается в восприятии ими самих себя. Первобытный человек не отделяет свое «Я» от окружающей действительности. Он воспринимает себя как неотъемлемую часть сущностей более высокого порядка, причем не только и не столько социальных, таких, например, как семья, род или племя, но и не существующих в реальности абстракций. Так, тотемное животное для индейца имеет отнюдь не символическое значение, аналогично тому, как европеец может воспринимать свой знак зодиака. Напротив, он отождествляет себя с этим животным и искренне верит, что, облачившись в его шкуру или надев соответствующую маску, он в этого зверя действительно превращается.

Это вовсе не значит, что представители племен, ведущих первобытный образ жизни, наделены низким интеллектом, неспособны рассуждать логически и делать выводы на основе наблюдений. Совсем наоборот: многочисленные исследования антропологов показывают, что эти люди обладают отличной памятью, наблюдательны, быстро учатся и способны осваивать сложные навыки, необходимые для выживания в условиях дикой природы.

Такая особенность самовосприятия связана с тем, что в первобытных культурах личный опыт человека имеет сравнительно малую ценность. Стабильность окружающей среды означает, что существование в ней требует совершения примерно одних и тех же повторяющихся действий или соблюдения одних и тех же правил. Из них неизбежно формируются устойчивые паттерны поведения и коллективные представления: традиции, обычаи, верования, которые имеют безусловный приоритет перед личным мнением или интересами отдельного человека.

Поэтому и нетворкинг в современном понимании в первобытном обществе невозможен: для его возникновения необходимо отделение «Я» от «не-Я», понимание ценности собственного опыта и интересов и их противопоставление желаниям и ожиданиям окружающих.

Процессы в физических системах требуют наличия разности потенциалов между их составными элементами. Например, полезная работа тепловой машины совершается в процессе движения энергии от нагревателя к холодильнику, и чем больше температурный градиент между ними, тем, при прочих равных условиях, выше ее мощность.

Для социальных систем действует тот же принцип: их развитие требует наличия неравенства и противоречий между составляющими. Поэтому первобытные общества, не знающие такого явления, как социальные противоречия и классовая борьба, так и остаются первобытными.

Однако прогресс не стоит на месте – и уже за 5000 лет до нашей эры, с зарождением первых городов, возникло и понятие «Я» в значении, близком к современному: понимание уникальности и ценности собственной личности. Соответственно, появилась необходимость провести границу между ее интересами и желаниями и таковыми у ее непосредственного окружения и общества в целом.

Различные взгляды на то, где она должна проходить, заложили основу двух базовых подходов к нетворкингу, которые условно можно обозначить как «западный» и «восточный».

13. «Я» по-американски

Современная западная цивилизация сформировалась на руинах Римской империи – первого наднационального государства, объединившего различные народы в рамках одной политической, транспортно-логистической и технологической конструкции. В наследство от Рима ей достались крупные города и развитая сеть сухопутных и морских коммуникаций. Поэтому, несмотря на значительный регресс, ставший результатом нашествия варваров и разрушения Pax Romana, западная цивилизация все же сохранила свой «городской» характер с сильными традициями индивидуализма.

Неслучайно именно Италия, как регион с наиболее развитой городской инфраструктурой, стала центром европейского Возрождения. Несмотря на политическую слабость и раздробленность, именно здесь возникли наиболее влиятельные «торговые республики» – Генуя и Венеция, на основе которых зародились первые колониальные державы, а европейцы приобрели опыт взаимодействия с представителями других цивилизаций. Италия быстрее других стран Старого Света отошла от традиций европейского сословного общества, в большинстве итальянских городов классическая родовая знать уступила лидерство элите нового типа – «торговой аристократии». Как следует из названия, основой ее богатства и власти была торговля – вид деятельности, по определению предполагающий выстраивание сети полезных связей на основе взаимной выгоды.

Эти обстоятельства не только способствовали формированию современной западной интерпретации понятия личности как абсолютной ценности, интересы и желания которой приоритетны перед обществом. Последнее в такой интерпретации воспринимается как «союз одиночек» – совокупность индивидуальностей, связанных системой формальных и неформальных связей, которые построены по принципу максимизации взаимной выгоды.

Поэтому неудивительно, что наибольшую выраженность и законченность западный нетворкинг приобрел в США – бывшей колонии Англии. Их население, как и в случае других колоний, как правило, формировалось из людей, которые «выпали» из социума – утратили родственные связи, лишились экономической базы существования в результате реформ, были изгнаны из родных мест в результате религиозных или политических конфликтов. Оказавшись в новых условиях, не имея возможности прибегнуть к характерным для традиционного общества институтам поддержки, таким как род, клан, они вынуждены полагаться исключительно на собственные компетенции и опыт – и, уже опираясь на их ценность, выстраивать связи с окружающими.

Значительную роль в становлении американского общества сыграли и религиозные факторы. В своем знаменитом труде «Протестантская этика и дух капитализма», опубликованном в 1905 году, немецкий экономист и философ Макс Вебер впервые обратил внимание на то, что в протестантских странах капиталистические отношения развивались быстрее и в целом успешнее, чем в католических. Объяснение этому факту он видел в этических различиях между двумя ветвями христианства. В католицизме богатство воспринималось скорее как фактор риска: порождая соблазны, оно препятствовало спасению души. Соответственно, стремление к богатству и в целом стремление выделиться, возвыситься над окружающими осуждалось как греховное. Протестантизм, напротив, исходил из того, что богатство, власть, статус и другие блага есть награда за служение Богу, заключавшееся в первую очередь в усердном труде. Такой взгляд поощрял предприимчивость и стимулировал конкуренцию – ключевые условия возникновения капиталистических отношений.

Учитывая, что изначально население США составляли пуритане и представители других конфессий протестантского толка, ценности капиталистического общества не встретили в этой среде сколько-нибудь серьезного сопротивления. И если Европа приняла их в результате серии кровопролитных буржуазных революций, в США этот процесс прошел быстро и практически безболезненно.

В итоге на Западе, и в первую очередь в США, сформировался свой, особый взгляд как на личность, так и на систему ее взаимоотношений с социумом. Коротко его можно охарактеризовать формулой: «Сначала сделай хорошо себе, затем семье, потом окружающим, далее обществу в целом». Иными словами, для него характерны крайний индивидуализм и рационализм. Личные интересы имеют безусловный приоритет перед любыми другими и могут быть ограничены каким-либо законом или правилом исключительно для блага самой же личности и с ее согласия. Любопытно, что этот феномен отражен даже в грамматике английского языка, где местоимение «я» – I – всегда пишется заглавной буквой. Условный американец ориентирован на максимизацию личной успешности, которая выступает как своего рода самоценность. Чем он успешнее, тем больше может дать людям, которые с ним связаны, и одновременно больше получить взамен. Эта установка и определяет структуру выстраивающегося вокруг него «классического» нетворка – эгоцентричного, рационального и прагматичного.

Отличительная особенность «Я» по-американски – его четкое и осознаваемое разделение на «внутреннее» и «внешнее». Под «внутренним Я» понимается подлинная суть человека: его ценности, цели, чувства и мысли. Под «внешним» – тот образ, который он проецирует на окружающих.

В западной культуре «внутреннее Я» скрыто от окружающих и табуировано. Какие-либо попытки проникнуть в него извне воспринимаются обществом как неэтичные, социально неприемлемые и даже преступные. Именно его обозначает такое понятие, как privacy, которое на русский язык очень условно и неточно переводится как «неприкосновенность частной жизни».

При этом для европейцев и американцев характерно желание максимально детально разобраться в своем «внутреннем Я», чем они активно и занимаются при помощи психологов, психотерапевтов, лайф-коучей и других консультантов. Поэтому средний представитель западной цивилизации обычно обладает более осознанным и детальным пониманием своих желаний, целей и мотивов, чем средний россиянин.

Такое глубокое понимание «внутреннего Я» им необходимо в первую очередь для конструирования эффективного «внешнего». Его предназначение – представлять человека окружающим в максимально выигрышном свете. Но чтобы добиться соответствующего результата, оно все же должно опираться на действительность: нельзя приукрасить то, чего не понимаешь.

Отличительная особенность «внешнего Я» по-американски – его многоликость. Его эффективность, как и в случае любого другого маркетингового инструмента, напрямую зависит от того, насколько точно определена его целевая аудитория. Поэтому хорошо продуманное «внешнее Я» успешного американца представляет собой набор из нескольких «социальных масок», каждая из которых предназначена для определенной категории окружения.

14. «Я» по-восточному

Несмотря на то что на Востоке «городская» цивилизация сформировалась даже раньше, чем на Западе, окончательного разрыва с традицией здесь так и не произошло. Главным образом из-за того, что Восток практически не знал аналогов европейских буржуазных революций, в ходе которых происходила не только тотальная смена элит, но и обнуление прежних принципов общественного устройства.

Наиболее показателен в этом отношении пример Китая как наиболее крупного представителя восточной цивилизации. Начиная с древнейших времен главной ценностью китайского общества было и остается «сяо». Это слово переводится на русский язык примерно как «сыновняя почтительность». В узком смысле оно означает принцип безусловного подчинения детей родителям, а младших членов рода – старшим. В более широком смысле оно охватывает как сферу духовного – в виде культа предков, так и сферу политического: поскольку правитель в рамках традиционной конфуцианской этики становится «отцом народа», уважение к власти и подчинение ей – также моральный императив. Поколебать этот принцип не удалось даже коммунистам, объединившим страну после гражданской войны и основавшим Китайскую Народную Республику в 1949 году. Таким образом, хотя китайская цивилизация существует со II тысячелетия до нашей эры, родоплеменные отношения, характерные для первобытного общества, не только не исчезли, но сохраняют существенное значение и сегодня.

Условный китаец, как и представитель других «коллективистских» культур, например индийской или арабской, руководствуется не только и не столько личными мотивами, сколько интересами социальных групп, которые он представляет. Причем этот принцип может распространяться и на традиционные общности (семья, род или соседи по общине), и на возникшие в наше время, например рабочий коллектив или управленческую команду. Поэтому в центре нетворка китайца, помимо его собственного, личного «Я», существуют и своего рода модальности – проекции на группы, в которые он входит. В обмен на безусловный отказ от части своих притязаний во имя интересов группы он вправе рассчитывать, что и группа так же безусловно будет его защищать и поддерживать в реализации других его интересов.

Однако у этого принципа есть и оборотная сторона: ответственность в таком случае также коллективная, соответственно, проступки одного члена сообщества создают негативные последствия для всех остальных.

Стоит отметить, что аналогичный западному принцип разделения «Я» на внутреннее и внешнее существует в Китае и странах, в разное время испытывавших его культурное влияние, например в Японии и Корее. Однако на Востоке он возник по другой причине – из-за гораздо более высокой плотности населения и, соответственно, большего числа социальных взаимодействий, что требует от членов общества дополнительных усилий по поддержанию бесконфликтных и гармоничных отношений с окружающими. Отсюда характерные для местных культур строгая иерархичность общества, детальная регламентация норм поведения, развитая система этикета и резкое неодобрение любых действий, которые можно расценить как пренебрежение интересами окружающих.

Одно из важнейших социальных понятий этого региона, позволяющее обеспечить гармоничное сосуществование в социуме, – так называемое лицо («мяньцзы» в Китае, «мэнцу» в Японии), по сути – «социальный статус, престиж, авторитет».

Любые действия третьих лиц, в том числе неумышленные, которые могут его каким-либо образом подорвать, в лучшем случае трактуются как признак грубости и невоспитанности, а в худшем – как оскорбление, с соответствующими последствиями. Поэтому представители этих культур тщательно следят за тем, чтобы их слова и поступки ненароком не задели чьи-нибудь чувства и не привели, таким образом, к «потере лица» как собеседника, так и их собственного. Отсюда необходимость скрывать свои истинные эмоции за социальными масками, четко разграничивая внутреннее и внешнее «Я».

Так, в японском менталитете существуют понятия «хоннэ» (дословно – «истинный звук»), обозначающее истинные мысли, чувства и намерения человека, и «татэмае» (дословно – «фасад здания») – социально приемлемая форма их выражения. Раскрывать «хоннэ» перед внешним миром – еще более строгое табу, чем на Западе: говорить прямо о своих намерениях считается неприличным. Предполагается, что контрагент сам должен о них догадаться по контексту разговора и характеру отношений с собеседником.

Но если японцы учатся понимать неявный подтекст высказываний всю жизнь, то для иностранца эта задача почти нерешаема. На переговорах, там, где американец твердо скажет вам «нет», японец, скорее всего, ответит «да», но потом сошлется на какие-нибудь дополнительные обстоятельства или вопросы, требующие уточнения, – иными словами, будет всячески стараться дать понять, что «нет». Однако прямо он вам об этом никогда не скажет, поскольку с его точки зрения это означает обоюдную «потерю лица». Учитывая, что в Японии на протяжении веков за подобное можно было в прямом смысле лишиться головы, страх «потери лица» глубоко укоренен в японском менталитете, поэтому «хоннэ» японец прячет глубоко внутри, а на людях носит одну из своих многочисленных «татэмае», меняя их в зависимости от ситуации.

Однако отсюда следует и одно из заметных отличий восточной версии «внешнего Я» от западной. Если для европейцев и американцев оно – маркетинговый инструмент, и потому они будут приукрашивать его, то для китайца или японца это способ гармонизировать отношения с окружающими, поэтому они его будут, наоборот, преуменьшать.

15. «Я» по-русски

Россия в этом отношении занимает особое место. С одной стороны, для нее характерна такая же коллективистская ментальность, в рамках которой человек рассматривает себя как часть общности более высокого порядка. С другой – ей исторически присуща многоукладность, когда на одной территории соседствуют экономические и социальные модели отношений разных эпох – от традиционного натурального хозяйства до глобализированной постиндустриальной экономики.

Вплоть до начала ХХ века большая часть населения Российской империи жила в сельской местности – с характерной для нее ментальностью аграрного общества, в которой личные компетенции и опыт человека не имеют существенного значения. Дополнительным фактором, затрудняющим отделение и противопоставление «Я» и «не-Я», личных интересов и общественных, были более суровые, чем в Западной Европе или Азии, климатические условия. Большая часть территории России лежит в зоне рискованного земледелия, урожайность основных культур здесь значительно ниже, чем на Западе или Востоке, а период, в течение которого можно обрабатывать землю, cущественно короче. Это обстоятельство делало русского крестьянина исключительно зависимым от помощи общины. Кроме того, большие расстояния и относительно слабая инфраструктура не позволяли государству рассчитывать налоги и собирать с каждого по отдельности. Поэтому брали их с общины в целом, что дополнительно закрепляло в обществе принцип коллективной ответственности.

Кроме того, несмотря на постепенное внедрение в России элементов капиталистической экономики, полноценной буржуазной революции, которая позволила бы создать новую парадигму взаимоотношений личности и общества, так и не произошло. Не случилось этого и после социалистической революции: советская власть основывалась на тех же коллективистских принципах, добавив к ним, однако, ценностные установки и модели отношений, характерные для индустриального общества с его большей степенью личной свободы.

Таким образом, в России сформировалось свое понимание соотношения личного и коллективного и, соответственно, собственная концепция «Я».

В отличие от Запада в целом и особенно от США, где люди предпочитают идентифицировать себя, а точнее свое «внешнее Я», через род занятий или компетенций, россияне чаще оперируют понятиями, обозначающими их принадлежность к какой-либо группе.

Так, на вопрос «Кто вы?» американец, скорее всего, ответит: «Я – врач» или «Я занимаюсь инвестициями в недвижимость». Житель России с большой вероятностью обозначит свою национальность, место рождения или проживания. Если вопрос задан в деловом контексте, он назовет компанию или подразделение, в котором работает, или упомянет имена людей, которых, по его мнению, должен знать собеседник. Иными словами, если для американца «Я» – это «Я», то для русского «Я» имеет заметные черты «МЫ». Как следствие, в России не принято делить «Я» на «внешнее» и «внутреннее». И табуированы как раз те социальные нормы, которые американец или японец воспринимает как сами собой разумеющиеся.

Так, стремление скрыть свою частную жизнь от окружающих – то самое privacy – воспринимается как признак дурных намерений и вызывает настороженность. Если для американцев нормально иметь секреты даже от супруга, в России наличие каких-либо секретов само по себе становится поводом для подозрений, потому что нарушает концепцию «Я – Мы». Скрывать свои подлинные цели, чувства и мысли можно только перед «чужаками», для «своих» это недопустимо. Аналогично «внешнее Я» по-американски в России однозначно воспринимается в лучшем случае как хвастовство и позерство, а в худшем – как двуличие и попытка ввести в заблуждение, что закономерно вызывает негативную реакцию окружающих.

Как следствие, среднестатистический россиянин имеет гораздо более расплывчатое представление о своем «Я» по сравнению с европейцем или американцем. Большинство вообще не задумываются о необходимости как-то систематизировать свои представления о себе.

Культура работы с психологами и психотерапевтами в России развита гораздо меньше, чем на Западе, поэтому за внешней поддержкой россиянин обычно обращается только в случае возникновения каких-нибудь серьезных проблем – и крайне редко для того, чтобы максимизировать отдачу от своих социальных связей. Такая непроработанность и недифференцированность «Я» от «Мы» отражается как на понимании личностью своих интересов, так и на принципах выстраивания отношений с окружающими. Поэтому, хотя в центре структуры как классического американского, так и русского нетворкинга находится личность его «бенефициара», эти различия в итоге порождают принципиально различные конструкции.