Текст книги "Пасынки богов"

Глава восьмая. Кладоискательство

Все городские пацаны из простых, с которыми я в ту пору приятельствовал, отчаянно нуждались в деньгах. Наверное, не меньше, чем их вечно безденежные родители. И не только потому, что кругом было множество соблазнов в виде разных магазинных вкусностей и соблазнительных штучек вроде игровых приставок к телевизору и других наворотов, но и для удовлетворения самых насущных потребностей.

На покупку, к примеру, приличных штанов или обуви. Чтобы не стыдно было выйти на улицу. Большинство родителей насчёт обнов были чрезвычайно скупы и обряжали своих чад в новьё или достаточно крепкое бэушное только при крайней необходимости, когда те совсем уж в дранье оказывались. А некоторые из ребят так в изношенной до крайности одежде и хаживали.

Мои друзья промышляли тем, что солили, вялили и продавали речную рыбу, преимущественно мелкую и средних размеров: плотву, ершей, окуней, густеру, чехонь, подлещиков. Где-нибудь на улице возле продмагов. Случалось, торговали и сигаретами – большей частью штучно, редко когда у них брали целыми пачками. Или картошкой, купленной на рынке мелким оптом – одним мешком – и предлагаемой затем прохожим килограммовой розницей.

Антон Файзулин кроме рыбы приторговывал овощами и цветами со своего огорода. Для этого мать – отца у него не было, погиб в заводской аварии – выделила ему целую грядку в огороде, на которой он выращивал редиску, помидоры и цветы – астры и лилии.

Мне тоже деньги были нужны позарез. Но к добыванию бабла, как именовали дензнаки мои товарищи, у меня были другие, совершенно отличные пути.

Во-первых, я чуть ли не ежедневно выполнял обязанности посыльного в заезжем доме. Приветствовал гостей, провожал в номер после регистрации, посвящал в особенности работы нашего «караван-сарая», в том числе ресторанного зала, принимал и передавал поступающую корреспонденцию.

Эта служба занимала у меня не больше двух-трёх часов в дневное время суток. Чаще в отсутствие тёти Розы. Если же она находилась на своём рабочем месте, то обычно сама и регистрировала новоприбывших и сопровождала их до номера.

Кроме этого я выполнял другие её поручения. За что тётушка примерно раз в неделю награждала меня купюрами разного достоинства – в зависимости от объёма выполненной работы.

Но не это стало главным источником моих доходов.

Как-то раз один из постояльцев, некто Виссарион Герасимович Тризубцев, обратился к владелице гостиницы с заявлением, что у него пропала банковская карточка, на балансе которой была значительная сумма денег, предназначенная для текущих расходов на весь период его пребывания в Ольмаполе. И высказал предположение, что пропажа – дело рук обслуживающего персонала.

– Вот мальчик, что меня сопровождал, – сказал он, заикаясь от волнения и ещё больше приподнимая и без того приподнятые брови. – Не мог ли он? Или горничная, убиравшая номер. Мне рекомендовали вашу гостиницу как самую лучшую, а оказалось, что тут не всё чисто.

Дальше Тризубцев упомянул милицию, к которой он вынужден будет обратиться.

Роза Глебовна выслушала его и, дождавшись, когда он выплеснет своё возмущение, спокойно сказала, что весь персонал заезжего дома отличается безукоризненной честностью и что она за всех ручается. Тем не менее она вызвала меня и мою матушку, выполнявшую обязанности горничной; кроме нескольких других комнат за ней был закреплён и номер, в котором проживал Тризубцев.

– Вот, Люба, – сказала тётя Роза, – наш гость не может найти свою банковскую карту. Не видела ли ты её где-нибудь? Это такой красивый пластиковый прямоугольничек.

В те времена эти штуковинки были большой редкостью.

– А везде ли Виссарион Герасимович посмотрел свою карту? – неожиданно для всех вмешался я в разговор. – Заглянули ли вы под передний коврик своего автомобиля? – вопрос уже непосредственно виновнику переполоха.

Замечу к месту, что «Бентли» гостя стоял у всех на виду, во дворе гостиницы, на охраняемой территории, недоступной для посторонних.

Постоялец на несколько секунд замер с открытым ртом, затем изумлённо вскинул брови и довольно-таки растерянно пробормотал:

– А ведь я в самом деле доставал там карточку, хотел переложить её из одного кармашка бумажника в другой. Но переложил ли?! Давайте посмотрим.

Прекратив обсуждение неприятной ситуации, мы все четверо спустились во двор. Тризубцев открыл дверцу своего автомобиля и приподнял правый передний коврик; под ним и оказался злополучный пластиковый прямоугольник, действительно красиво оформленный, цветной такой, яркий на сером фоне пола.

Все с облегчением вздохнули, а владелец карты пожал мне руку и на радостях вручил две довольно крупные купюры.

– Спасибо, молодой человек! – сказал он, повлажнев глазами. – А то у меня сердце от переживаний покалывать стало. Прошу прощения за недостойные подозрения.

Матушка одарила меня нежным счастливым взглядом, Роза Глебовна погладила по голове, и я, спросив у неё разрешение, отправился на встречу со своими друзьями.

Как говорится, легко пришло – легко ушло. На денежки, полученные от постояльца, мы купили самого лучшего мороженого – четыре брикета, каждому по одному, четыре же батончика дорогого заграничного шоколада и выпили по стакану вкуснейшего клюквенного морса.

Затем побывали в развлекательном центре для подростков под названием «На краю Ойкумены», где прошли маршруты приключений повышенной сложности.

Ещё до наступления вечера от моих купюр не осталось и мелочи.

– Деньги-то, что тебе постоялец вручил, ты мне отдай, – сказала матушка, когда незадолго до наступления ночи я вернулся в гостиницу. – У меня они сохранней будут.

– Так нет их уже, – ответил я, испытывая нарастающее чувство вины.

– А где они?

– Мы их истратили.

– На что?

– На «Ойкумену».

– С Гришей и Васей истратили? И с этим, как его, Файзулой?

– С ними.

– Ясно. Промотали, стало быть, прокутили. Хорош сынок, нечего больше сказать! Ты хотел к школе новый костюм заполучить. Так вот, нет тебе ничего! В старом походишь.

Старый – это тот, который на мне ещё в Чукалине был. Со штанами, протёртыми на коленках почти до дыр. И пиджачок, залатанный с одного боку. Я в селе-то стеснялся в нём на людях, а здесь город! В такой одёжке не то что в школе, на улице показаться нельзя. Надо мной не только ученики, все прохожие смеяться будут. Лучше вообще не учиться, чем в этих обносках ходить.

До школы ещё больше месяца оставалось. Ладно, с одеждой как-нибудь образуется, подумал я. Авось мать к тому времени смягчится. Ещё лучше – самому на новьё заработать.

Кто хочет – тот добьётся, кто ищет – тот всегда найдёт. Так получилось и со мной.

Нашёлся и для меня источник заработка, да ещё какой! Хотя и не сразу.

Долго я думал о способе обретения надёжного источника денежного дохода и всё никак не мог придумать.

Взяться за соление и сушку рыбы, чтобы продавать возле магазинов, как мальчишки, с которыми я водился? Нет, это было не по мне. Не мог я толком предлагать людям товар, стыдно мне было рядиться и называть цену.

Следующим импульсом, выведшим меня на путь истинный, стал разговор двух мужиков, случайно услышанный на автобусной остановке иногородних маршрутов.

– Вон, видишь, тоже в село намылилась, – сказал один из них, кивая на женщину с мольбертом в руках, стоявшую немного в стороне и тоже дожидавшуюся автобуса. – Она работает с кистью и красками. Сейчас приедет к какому-нибудь богатею, намазюкает его портрет и сразу получит кругленькую сумму. А мы только топором, пилой да лопатой горазды наяривать. У нас с тобой самый примитивнейший труд. И низко оплачиваемый. Нет, надо чем-то другим заняться!

– И чем? – спросил его спутник.

– Тут подумать надо. Вот скажи, на что у людей никогда не исчезающий спрос?

– На продукты питания.

– Вот именно, – подтвердил первый мужчина, – на жратву! А теперь слушай.

– Слушаю.

– Есть такая поговорка: когда свободна была Русь, три копейки стоил гусь. Ты был когда-нибудь в Михайловке, что за лесом?

– Нет, не доводилось.

– Ладно, неважно. Так вот, в Михайловке меньше десяти домов осталось. Половина из них – пустые. Там, в этой деревне, моя бабушка Зоя Андреевна живёт. И ещё несколько стариков.

– Живут, и что?

– А то, что возле самой Михайловки озеро Тараш есть. Небольшое, с километр в длину и метров триста в ширину. Зоя Андреевна давно уж мне говорила разведением гусей заняться на этом озере. Им же, гусям, что требуется? Водоём в основном да трава подножная. А вокруг Тараша – луга одни, раздолье для пастьбы. Бабушка моя всю жизнь эту птицу держала, в случае чего посоветует, как с ними обращаться. Да и я кое-что в этом деле разумею, доводилось этих водоплавающих обихаживать.

Подошёл автобус, мужики уехали, и конца разговора я не услышал. Но одно крепко засело в голову: надо браться за дело, которое востребовано и которое лучше всего знаешь! И желательно за такое, какое не каждому доступно и потому наиболее для тебя доходное.

А что я знал лучше всего?!

Вспомнилось, как мне удалось помочь отцу найти необходимую денежную сумму на покупку солярки. И случай с крестиком, оброненным матушкой в предбаннике. Как она нашла его после моей подсказки. И коробка «Монпансье» с золотыми украшениями. Наконец, последний случай с постояльцем таверны Тризубцевым и его банковской картой.

Вот на чём попытать бы счастья – на поиске потерянных или спрятанных и забытых дорогих вещицах. В разных потайных местах. Сто, двести лет назад спрятанных, словом, в стародавние времена. Да без разницы когда. Главное, чтобы эти вещицы были бесхозными. Только где и как эти клады искать?

Сопровождаемый мыслями о рукотворных богатствах, таившихся в схронах и просто в недрах земли, я отправился на пляж Мелкие пески. Любимое место летнего отдыха горожан.

День выдался жаркий, народу на пляже – ногой негде было ступить.

Окинув взглядом пологий берег, облепленный загорелыми телами, я облюбовал местечко с краю от людского муравейника, на некотором расстоянии от него. Песок здесь начинал прорастать мать-и-мачехой и другой приречной травой, но эта дискомфортность с лихвой компенсировалась отсутствием тесноты и человеческого гвалта.

Недолгий размеренный заплыв поперёк едва заметного течения, и я повернул к берегу.

Уже на выходе из воды, немного впереди и справа от меня, на дне реки что-то необычно рубиново сверкнуло. И исчезло. Шаг назад, и взгляд уловил то же самое точечное сверкание, словно влажная ягода костяники отразила солнечный свет.

Под ложечкой ёкнуло, на мгновение стянуло горло.

Я наклонился, опустил руку в воду, осторожно провёл по слегка уклонистому дну и… нашарил что-то неширокое, округлое, с небольшим выступом, на две трети затянутое темноватым илом.

Осторожные покачивающие движения – находка легко подалась, и на ладони оказался массивный золотой перстень с рубиновым камешком. Я окунул его раз, другой, илистый налёт смылся, и камешек вспыхнул на солнце ярким привораживающим огоньком. Мягко, переливчато воссияло гладенькое полированное золото.

Зажав находку в кулаке, я обвёл взглядом отдыхающих.

Пляж шумел, исходил ребячьими криками и музыкой, и никому не было дела до меня.

В тот же день я обошёл несколько ювелирных отделов в универмагах и ознакомился с ценами на кольца, украшенные драгоценными камнями – рубинами, сапфирами и прочими.

Узнав, что надо, я отправился в магазин «Золотое руно», принадлежавший приятелю тёти Розы ювелиру Соломону Давидовичу Эльдигеру.

Просторный зал, витрины, полки, остеклённые прилавки с золотыми и серебряными изделиями. Ничего особенного, примерно то же самое, что и в других подобных торговых заведениях. Две молодые продавщицы за прилавком, предлагавшие одинокому покупателю на выбор несколько украшений, кажется, ожерелья с белыми камушками. В противоположной стороне зала, тоже за прилавком, бородатый мужчина в очках, что-то чиркавший карандашиком в записной книжке; уверенный такой, дородный, важный. С первого взгляда было понятно, что он здесь главный.

– Мне нужен владелец магазина, – сказал я, приблизившись к нему.

– Ну я владелец.

– Соломон Давидович?

– Он самый.

– Здравствуйте!

– И вам здравствовать!

– Я по делу.

– По делу?! По какому же?

– А вот…

Я поднял правую руку, на среднем пальце которой волшебно посверкивал найденный перстень.

– Откуда он у вас, юноша? – спросил Соломон Давидович с несколько безразличным видом. Однако в его глазах на долю секунды появился интерес, и это не ускользнуло от меня.

– Да вот, на Мелких песках…

И я рассказал, как всё было. И сразу понял, кожей почуял, что мой визави поверил мне.

– Занятная вещица, – сказал ювелир. И спросил: – У вас паспорт с собой?

– У меня нет паспорта, я ещё…

– А, вы несовершеннолетний! В таком случае, известно ли вам, молодой человек, что сделка с ломбардом или со мной, ювелиром, действительна только при письменном согласии ваших родителей или опекунов?

– Догадываюсь, – ответил я.

– Как же вас звать-величать?

– Максим.

– А по батюшке?

– Егорыч.

– И где вы живёте, Максим Егорыч? Кто ваши мама и папа?

– Вы их не знаете, а живу я в заезжем доме при «Таверне Кэт». И отец с матерью там служат.

– Кем же приходится вам владелица этого достойного заведения, моя дорогая ненаглядная Роза Глебовна?

– Она моя тётя.

– А, так вы её племянник! Тогда скажите, юноша, имеете ли вы какое-нибудь отношение к старинной броши, которую она недавно принесла в мой магазин?

– Тётя Роза показывала мне эту вещицу, перед тем как отправиться в «Золотое руно».

Действительно, показывала. Мало того, я сам держал её в руках. Но понятное дело – это была только часть правды.

– Очень интересно, очень. Однако что можно сказать по поводу перстня, найденного на дне реки?! – он оценивающе посмотрел на меня и погладил бороду. – С одной стороны, купить его у несовершеннолетнего – значит, нарушить закон. С другой стороны, будем здраво рассуждать, кто пострадает от нашей купли-продажи? Никто не пострадает. А два человека непременно выиграют – это вы и я. В конечном же счёте косвенно выиграет и всё общество. Правильны мои рассуждения?

– Конечно, правильны! – сказал я, уже понимая, что предчувствия не обманули меня и желаемая сделка состоится.

– В довершение всего мы ведь о нашем гешефте никому рассказывать не будем, так ведь?

Он бросил взгляд на своих помощниц, занимавшихся покупателем.

– Да, именно так, от рассказов на эту тему будет только вред нам обоим.

– Тем более что, возможно, мы продолжим наше сотрудничество?

– Надеюсь на продолжение.

– И вы принесёте сюда ещё немало подобных безделушек?

– Хотелось бы принести, но пока не знаю, удастся ли.

– Думаю, таки удастся.

Удивительно, но Соломон Давидович раньше меня уверовал в мои способности к отысканию разных кладов и просто потерянных дорогих вещичек, которыми, по всей вероятности, земля была буквально напичкана за многие века пребывания на ней гомо сапиенса, нередко становившегося безумным в погоне за сокровищами.

– Хорошо, – подытоживающе сказал ювелир. – А теперь пройдёмте со мной, – и он провёл меня за прилавок и далее в смежную комнату.

– Дайте мне перстенёк.

Внимательно изучив украшение, ювелир спрятал его в изящную шкатулку и вручил мне довольно крупную сумму, намного большую, чем я рассчитывал.

– Максим Егорыч, – напутственно произнёс ювелир перед расставанием, – мы ведь не будем разбрасываться денежками налево и направо с целью привлечения чьего-либо внимания, а?

– Конечно, – смиренно ответил я. – Мы будем вести прежний скромный образ жизни, без значительных денежных расходов.

– Молодец! Хороший мальчик – всё понимает.

Я уже собрался уходить, однако Соломон Давидович остановил меня.

– Минуточку, молодой человек, – ласково проговорил он. – К вашему сведению, я вручил вам только пятую часть суммы, причитающейся за перстень.

– Не понял!

Мне показалось, что я ослышался.

– Пусть четыре пятых выручки полежат у меня. До времени. Позвольте мне быть как бы вашим банкиром. Зачем тащиться по улице со всем количеством ассигнаций? Вдруг кто-нибудь пожелает ограбить юношу с туго набитыми карманами! И что тогда? Тогда в одно мгновение опять можно остаться ни с чем. Осторожность не помешает! За следующей частью денег придёте, когда истратите полученное сейчас. Так по рукам?

– По рукам, – кое-как выдавил я.

Столько деньжищ привалило! На минуту у меня одеревенели ноги, а к сердцу подступила непонятная тяжесть.

– Что с вами? – спросил торговец драгоценностями. – Вы недовольны?

– Наоборот, очень доволен, – ответил я, едва справляясь с обуревавшими чувствами. – Тем более что мой расчёт был на гораздо меньшую сумму.

– Вы очень просты, дорогой юноша. Но ничего, со временем этот недостаток исчезнет.

Глава девятая. Попытка ограбления

Соломон Давидович как в воду глядел. По пути к таверне меня встретили трое парней.

Чтобы сократить расстояние, я свернул в неширокий переулок, обильно заросший травой; с одной его стороны стоял высокий глухой забор, а с другой – два старых заброшенных дома с пустыми глазницами окон и провисшими потолками.

Они подъехали на мопедах. Мысли мои ещё витали вокруг только что совершившейся купли-продажи, от радости хотелось петь и плясать, и шум моторов дошёл до меня лишь в последний момент. Парни выросли передо мной словно из-под земли.

– Стой, пацан! – сказал самый высокий из них, загораживая дорогу. – А ну покажь, что в карманах!

Это был Шкворень, тип, которого я видел, когда приезжал в августе прошлого года к тёте Розе. Вспомнилось, как он обещал своим родителям удавить их. Ничего хорошего от него ждать было нельзя. В этой троице он отличался не только высоким ростом, но и длинными сильными руками. Внимание привлекал его взгляд – холодный, пустой, словно Шкворень был человеком без души.

– Ничего нет, – сказал я, оглядываясь и прикидывая, можно ли от них убежать.

– А вот сейчас узнаем – есть или нет. Что там сбоку у тебя? Кабан, Ряха, держите его!

– Уже держим!

Я и глазом не успел моргнуть, как был схвачен с двух сторон. Высокий протянул руки, чтобы обшарить мои карманы, в одном из которых лежали деньги, вырученные от продажи перстня, но тут вновь послышался быстро приближающийся шум, раздался знакомый голос, меня резко потянуло в сторону, и я упал.

Крики, злобная брань, шарканье ног, звуки ударов, мелькание фигур и теней – всё смешалось во что-то невообразимое. Когда я опомнился и вскочил на ноги, то увидел, что один из гопников сидит с выпученными глазами на дорожке и прижимает ладони к области солнечного сплетения, а над ним, слегка склонившись, стоит Гриша Калитин. Второго держал за грудки Василий Камашов, самый сильный и надёжный из всех ребят, которых я знал. Рядом лежали велосипеды моих друзей. Немного дальше различилась фигура Антошки Файзулина.

– Не бойся, – бросил Василий, глянув на меня, – мы с тобой!

Ловкий борцовский приём, и грабитель, взбрыкнув ногами, полетел в заросли бурьянника.

С противной стороны лишь один Шкворень был готов к продолжению схватки, причём нешуточной. Он отскочил в сторону и выставил перед собой нож, из рукояти которого со щелчком выскользнул остро заточенный клинок.

– Ну что, твари, подходите! – крикнул он, принимая боевую стойку и перекидывая ножичек из одной руки в другую и обратно. – Сейчас я вас всех порешу!

Если откровенно, я испугался. Гриша с Антошкой тоже оторопели. Только Василий сохранял присутствие духа; глаза его налились непривычной лютой ненавистью, губы стиснулись в прямую линию. В руках у него оказались две короткие палки, соединённые тонкой цепочкой, – самодельные нунчаки, восточное холодное оружие. Я и не заметил, когда он достал их из недр своей одежды.

Ловко вращая перед собой этим экзотическим приспособлением для драки, Камаш бесстрашно двинулся на противника.

Главарь же уличных бандитов дрогнул, попятился, повернулся бежать, но Василий в два прыжка настиг его, замахнулся нунчаками и…

Шкворень негромко всхрапнул, потерял равновесие и, сделав по инерции пару шагов, растянулся на земле. Наш командир подбежал к нему и нанёс ещё несколько ударов нунчаками и ногами. Раздался истошный вой.

– Ты мне руку сломал!

– Это тебе за нож! – несколько возбуждённо сказал Василий. – Чтобы знал в другой раз, за что хвататься нельзя. Руку я тебе не сломал, а вот с «выкидушкой» можешь распрощаться.

Сказав так, он наступил на клинок ножа, лежавшего рядом с бандитом, и, взявшись за рукоять, рывком потянул её вверх. Раздался слабый хруст.

– За нож ответишь, – сказал Шкворень, принимая сидячее положение.

– За то, что сломал твой «выкидыш»? – спросил Василий. – А за это тоже отвечу, да?

Он подошёл к мопедам, стоявшим сбоку дорожки, вынул из кармана коробок со спичками и, посмотрев на меня, спросил:

– Который его?

– Вон тот.

Отвернув крышку бензобака, Василий свалил шквореньский движительный аппарат на дорогу; из открытой горловины потекла, негромко булькая, сине-жёлтая горючая жидкость.

– Эй, что ты делаешь?! – крикнул главарь налётчиков.

Мгновенно оказавшись на ногах, он бросился к своему транспортному средству, но было уже поздно. Василий чиркнул спичкой по коробку, сера вспыхнула, движение руки – и мопед объяло жарким коптящим пламенем.

– А-а-а!!! – завопил Шкворень, потрясая кулаками. – Ну всё, Камаш, тебе конец! Ты за это ответишь, за всё ответишь!

То, что сделал Василий, был уже явный перебор. Так мне казалось. Я словно увидел происходившее со стороны, почувствовал настроение участников разборки, их психологическое состояние и прочитал мысли каждого.

У Шкворня кроме отчаяния был позыв уничтожить всех нас. Мыслительные способности Кабана и Ряхи перекрывались готовностью спасаться бегством.

Василием руководили железная воля и неумолимость к противнику. У Гриши от нервного напряжения сильно билось сердце. Он старался не показывать свою слабость, но это ему плохо удавалось. Антошка Файзулин стоял сам не свой и не знал, что делать.

Вдобавок мне привиделось, что впереди нас ждёт большая ожесточённая война, с одной стороны которой – наша компания, а с другой – шквореньская кодла.

В то же время где-то в подсознании теплилась надежда, что представившаяся военная эпопея не сбудется. Ведь были же у меня ошибки при определении мест для той же рыбалки! Хорошо было бы ошибиться и в этот раз.

Свёрнутый пакет с деньгами лежал возле моих ног. Я и не заметил, как он выпал из кармана. Быстро наклонившись, Камаш поднял его и взвесил на ладони.

– Твой?

– Мой.

– Его они хотели отнять?

– Да.

– Возьми.

Он даже не спросил, что находится в пакете, и мне не пришлось изворачиваться и врать.

– А мы едем, видим, они тебя окружают, – сказал Гриша, приблизившись. – Выручать, говорим, надо Чалдона. Ладно, успели.

– Берегитесь, сволочи! – крикнул Шкворень. – Мы вас где хошь достанем!

Наши противники стояли возле почерневшего от огня, ещё дымящегося мопеда и с ненавистью поглядывали в нашу сторону. Но на их лицах читалась и некоторая растерянность.

– Берегитесь сами! – ответил Василий. – Попадётесь ещё на какой-нибудь пакости, всем троим ноги переломаем.

Мы сели на велосипеды – Антошка посадил меня на багажник – и, воодушевлённые победой, покатили в сторону наших улиц.

Оглянувшись, я увидел, как Шкворень и его приятели о чём-то спорят, ожесточённо размахивая руками.

– Чего-то задумывают против нас, – сказал Гриша, тоже посмотрев назад. – Какую-то мерзость.

– Я им задумаю! – откликнулся Василий. – Не с теми они связались! Но всё равно надо быть осторожнее.

Обещание главаря шпанины отомстить нам вылилось в боевое противостояние, принявшее затяжной характер. Выходило, что моё предвидение было правильным.

Спустя неделю шквореньская кодла жестоко избила Файзулу, случайно столкнувшись с ним за городом. Его свалили на землю и долго с ожесточением охаживали ногами.

Нашего товарища забили бы до смерти, если бы Ряха, сообразив, чем всё может закончиться, не оттащил своих.

– Хватит, прекратите! – кричал он. – Сядем ведь! Оно нам надо?!

В другой раз Шкворень собрал восемь парней, вооружённых палками и велосипедными цепями. Чтобы встретить Василия.

Вечером, уже по тёмному, тот возвращался с рыбалки. И вот его подкараулили и…

Не буду описывать, как всё происходило. Главное, что Василию удалось вырваться. Домой он пришёл весь в крови и разорванной одежде. Часть левого уха – сзади, вдоль по завитку – была откушена. Эта отметина так на нём навсегда и осталась.

Родители запричитали, отец сказал, что надо заявить в милицию, однако Василий ответил, что никуда заявлять не надо и что он сам со всеми разберётся. И разобрался. Отлавливая своих ненавистников по одному, по двое и по четверо – сколько попадалось. Бывало, и мы ему помогали, но обычно он действовал один.

Завидев его на улице, Шкворень с подельниками в большинстве случаев ныряли в какую-нибудь подворотню или переулок. Чтобы избежать неминуемых побоев. В нашей части пригородной Тихоновки никто из них не смел появляться. Так продолжалось несколько лет – всё то время, пока я оставался в Ольмаполе.

В мести неприятелю Василий был неукротим. Дважды на него подавали жалобы. Разбираться приходил помощник участкового лейтенант Зубревич.

– Видите, что они со мной сделали, – сказал наш товарищ в первую их встречу. И дотронулся до повреждённого уха.

– Вижу, – сказал милиционер. – Но ты всё же полегче со шквореньскими. Не убей кого-нибудь. А так… Спокойней стало в посёлке. Приутихли они. Благодаря тебе. Жаль, мне нельзя применять такие методы.