Текст книги "Пасынки богов"

Глава десятая. Кладоискательство. Продолжение

Об истории с перстнем, найденным на Мелких песках, я никому не сказал. Никому ни полнамёка. Даже Василий Камашов и тётя Роза оставались в неведении.

В начале кладоискательских событий я думал, что подарок Ольмы в виде драгоценного перстня – случайность, всего лишь однократное везение. А мне мечталось отыскивать настоящие клады регулярно, на постоянной основе, сделать кладоискательство как бы своим ремеслом. Хотя бы в некоторой степени. Отыскивать всё то, что некогда было припрятано купцами и прочими зажиточными людьми.

Только где эти рукотворные сокровища могут быть спрятаны?! Об этом моя интуиция и в целом подсознание ничего не говорили.

Между тем мысли если не о богатстве, то о хотя бы получении достаточно стабильного заработка, овладевали мною всё сильнее и, кажется, уже не покидали ни на секунду.

Однажды, преследуемый размышлениями о золоте и прочих чудесных ценностях, таившихся в недрах земли, я забрёл в Злобинское урочище, что в километре от северной окраины Ольмаполя.

Когда-то там стояла усадьба богатейшего помещика Злобина. Сам помещик вместе с семьёй и ближними домочадцами в 1918 году эмигрировал за границу. Усадьбу же, представлявшую собой прекрасный архитектурный комплекс, революционно настроенные мужики разграбили, а то, что не удалось унести, предали огню.

Фотографии усадьбы экспонировались в Городском историческом музее. Я их там видел и очень внимательно рассмотрел. Поэтому представление о художественном облике зданий и прилегающей территории у меня было довольно полное.

Нагромождения кирпичных глыб, скреплённых цементным или каким-то иным раствором, единичные выступы фундамента над поверхностью земли – вот всё, что сохранилось от роскошных построек. Большая часть развалин поросла луговой травой, кустарником и деревьями.

Сумрачно было в урочище и тихо, как на кладбище. И настроение создавалось под стать кладбищенскому: спокойно-безрадостное, словно медитативное и отрешённое от мира сего.

С четверть часа ходил я по этому островку былой устроенности, меряя его шагами вдоль и поперёк.

Наконец, осмотрев руины, присел на один из обломков стены и в очередной раз огляделся. На всей пространственной композиции лежала лишь печать забвения и проступали многолетние следы воздействия природных явлений. Здесь и там, во многих местах, одни старые, замытые дождевой и талой водой осыпи каменной кладки. Но в трёх-четырёх метрах от меня обрушение стены было совсем недавнее, отличавшееся от остальных фрагментов развалин более свежим контрастным оттенком. А из середины обвала выступало нечто правильной геометрической формы…

Приблизившись, я смахнул с этого «нечто» кирпичный щебень, и взору моему представился угол ящичка, покрытого вековой пылью и неровным сморщенным слоем паутины, похожим на серую ткань.

От возникшего нервного напряжения знакомо уже, как и в случае с речным перстнем, обожгло в груди. Быстрый взгляд по сторонам. Нигде ни единой души, кроме стайки грачей в кронах деревьев на противоположном конце урочища.

На высвобождение находки из груды обломков ушло не больше двух минут. Это оказался не простой ящичек, а старинный ларец довольно искусной работы.

После непродолжительных попыток крышка ларца поддалась, открылась, и взору моему представился целый ворох украшений: жемчужное ожерелье, золотые и серебряные браслеты, подвески, цепочки и ещё что-то красивое, переливчатое, завораживающее. Под ними всю нижнюю половину ларца занимали золотые монеты размером примерно от восемнадцати до двадцати четырёх миллиметров в диаметре, с изображением Николая Второго на одной стороне и царским гербом – на другой.

Сколько монет находилось в ларце, навскидку неопытному человеку определить было невозможно. На первый взгляд показалось, что золотых кружочков больше трёх сотен; на другой день у себя в комнате заезжего дома, закрытой на ключ, я все их несколько раз пересчитал. Монет было ровно пятьсот.

На ум пришли несметные клады из книг «Остров сокровищ» и «Граф Монте-Кристо»!

Содержание обнаруженного тайника многократно уступало количеству золота и драгоценных изделий в упомянутых литературных произведениях. Однако моя находка тоже представляла немалое богатство.

Найденные ценности, несомненно, открывали передо мной новые перспективы. Важно только здраво распорядиться ими.

Я ещё раз огляделся. По-прежнему в урочище и вокруг него ни одного человека. Вспомнились грачи. Но и они улетели.

Что делать? Взять ларец и отправиться с ним в родительский дом? Или в «Таверну Кэт»? На ум сразу пришла шквореньская братва. Да мало ли других злоумышленников в городе. Вдруг меня ограбят по дороге!

Немного подумав, я взял лишь одно жемчужное ожерелье. Завернул его в носовой платок и сунул во внутренний нагрудный кармашек куртки. Ларец же поместил на прежнее место в стенном углублении. И завалил битым кирпичом и каменистым крошевом.

Где-то мне доводилось читать или слышать, что при длительном хранении жемчуг нередко тускнеет и даже сморщивается, то есть приходит в полную негодность. На мой жемчуг, однако, время не повлияло, и он сохранил первозданный насыщенный вид, словно только что был снят с женской груди. Видимо, условия в глубине мощной каменной кладки были для него достаточно подходящими.

Наступившей ночью, в самую глухую пору, когда абсолютное большинство людей крепко спят, я вновь побывал в Злобинском урочище и забрал ещё около половины клада. А спустя сутки, опять ночной порой, ближе к утру, унёс остальное – вместе с ларцом. Дорога туда и обратно в обоих случаях была пуста, и ценный груз был доставлен без происшествий.

Клад я разделил на две части. Одну спрятал на чердаке таверны. В той самой полости под стропильной ногой, где прежде хранилась коробочка из-под «Монпансье». Вторую, большую часть, закопал в винном подвале заведения. В самом его конце, возле задней торцовой стены. Поднял гвоздодёром несколько брусчатых камней, которыми был выложен пол, выкопал ямку, и вот в неё… После чего засыпал тайник вынутым до этого грунтом и водворил на прежнее место брусчатку. Следы работы присыпал песочком и размёл его по сторонам. Им были заполнены углубления между камнями по всей площади подвального пола. Моя маскировка была совершенно неотличима.

При себе я оставил только жемчужное ожерелье, две золотые монеты и пустой ларец, который поставил внизу одёжного шкафа, прикрыв сверху разным тряпьём.

Какие чувства испытывал я при виде богатства, свалившегося на меня?

Не скрою, в первые минуты, ещё в урочище, мною овладело сильнейшее волнение, такое, что трудно было дышать. Что-то тяжкое подступило снизу к груди – вздохнуть было невозможно. Но почти тут же вспомнилась басня Крылова «Ворона и лисица» и слова из неё: «Вещуньина с похвал вскружилась голова, От радости в зобу дыханье спёрло…» Точь-в-точь как у меня.

Ещё на ум пришёл царь Крез, правитель Лидии, чьё богатство вошло в поговорку. Где он сейчас, этот царь? Что осталось от повелителя древнего государства и его несметного злата и серебра? История рассказывает, что лидийское царство было завоёвано персами, а сам царь пленён. Выходит, не помогли Крезу его сокровища.

Также в сознании всплыл разговор Креза с мудрецом Солоном. Именно тогда великий мудрец произнёс знаменитую фразу, что «никого нельзя назвать счастливым прежде его смерти».

Поэтому успокойся, сказал я себе, ещё неизвестно, какое счастье принесёт тебе злобинский клад и принесёт ли вообще!

Одно лишь отложилось у меня: да, золотые монеты и украшения могут гарантировать обеспеченное будущее и исполнение планов. Но только если ими расчётливо, грамотно распорядиться. Не трезвонить по их поводу. Полное молчание! Ни одной душе ни-ни!

Той части денег, что Эльдигер вручил мне за перстень, хватило ненадолго. Во-первых, я купил себе вполне приличный костюм к наступающему учебному году. Во-вторых, подарил матушке подержанную, но вполне добротную швейную машинку – она умела и любила шить. А отцу преподнёс торшер. У моего Егора Яковлевича была привычка читать перед сном. С торшером же как было удобно: протянул руку, щёлкнул выключателем – и баиньки. В-третьих, я обзавёлся новыми наручными часами взамен старых, которые утопил, рыбача с лодки. И осталось у меня наличных трень-брень да маленько.

На вопросы родителей, откуда деньги, сказал, что половину заработал, помогая Розе Глебовне в её таверне, а вторую половину выручил от продажи рыбы. Такой ответ их устроил, и больше они не приставали.

Жемчужное ожерелье словно обжигало сквозь ткань кармана, и мне не терпелось поскорее избавиться от него. Следуя пословице не класть все яйца в одну корзину, я отправился не в «Золотое руно», а в конкурирующий ювелирный магазин. Но царившая в нём атмосфера обмана подсказывала, что меня постараются облапошить и выпроводить вон с сущими грошами. Тогда я посетил второй магазин, торгующий золотыми украшениями, затем – третий. А в итоге вновь оказался у Соломона Давидовича.

– Шестое чувство таки подсказывало мне, что молодой человек опять принесёт нашему предприятию какую-нибудь редкостную красоту, – сказал ювелир, когда я вошёл в его заведение. – Полагаю, оно не было ошибочным. Итак, что у нас на этот раз? Вы же пришли не ради лицезрения моей персоны?

Я положил перед ним украшение.

– Ого! – воскликнул торговец, не сдержав эмоций.

Не буду рассказывать о способах, посредством которых Соломон Давидович оценивал качество жемчужин. Все они исчерпывающе описаны в том же Интернете.

– Юноша, вы меня удивляете! – вскричал торговец. – Где вы берёте такие чудненькие вещички? Может, опять на речке? Однако зачем я спрашиваю, вы же всё равно не скажете. Или всё-таки скажете?

– Нет, в этот раз не скажу. Зачем вам знать?

Соломон Давидович назвал цену, которую готов заплатить за ожерелье. И минут пять объяснял, почему именно столько. По его словам выходило, что исключительно из-за достоинств украшения.

– Надеюсь, наше взаимовыгодное сотрудничество так и будет продолжаться, – вновь, как и в первый мой визит, сказал он на прощанье.

– Я тоже надеюсь на это, – ответил я совершенно в той же тональности.

Мне удалось безошибочно прочитать мысли хозяина магазина. Он был не только абсолютно честен со мною. Его интересовал сам процесс развития наших деловых отношений и то, во что они в конце концов выльются.

Сумма, вырученная от продажи ожерелья, потрясала воображение; при мысли о деньгах, которыми я теперь располагал, кружилась голова. И мне вновь и вновь приходилось вспоминать о Крезе и вороне с сыром, чтобы успокоить себя таким способом.

Почти всё вырученное от продажи опять осталось у Соломона Давидовича – по моему предложению и с полного одобрения партнёра по бизнесу. Так было надёжней, считал я. С собой же я взял лишь несколько банкнот среднего достоинства на текущие расходы.

Думал ли я о том, чтобы отнести найденные сокровища в милицию или прокуратуру? Конечно, думал. Но в памяти всплывала не такая уж давняя история о том, как один рабочий, найдя клад серебряных монет при ремонте общественного здания, понёс его в ольмапольский отдел милиции, с тем чтобы зарегистрировать и получить причитающуюся по закону долю стоимости находки.

Однако кончилось тем, что милиционеры присвоили монеты себе. А в ответ на протесты рабочего, отходили его резиновыми дубинками и выгнали вон. Слухи об этом случае докатились и до нашего Чукалина.

Подобная участь мне ни к чему. Да и огласка моего имени была недопустима. Я со своими драгоценными находками должен был оставаться в тени.

И всё же мысли о нечестности по отношению к государству не давали покоя. Одно дело перстенёк, поднятый со дна реки, и совсем другое – ларец, полный золота. «Мошенник, мошенник, – вертелось в голове. – Ты ничем не отличаешься от обычных жуликов и воров».

Промучившись несколько дней, я достал из чердачного тайника пятьдесят золотых монет и понёс их в участковый пункт милиции. Чтобы в случае благополучного завершения затеи со сдачей принести всё остальное.

Капитан по фамилии Тапызин, сидевший в участке, спросил, откуда они у меня? Я сказал, что нашёл в тайнике Злобинского урочища.

– Здесь всё золото, или сколько-то ты оставил в загашнике? – понижая голос и дружески улыбаясь, спросил милиционер.

Его намерения прочитались, словно буквы на световом экране, и я понял, что не видать мне ни монет, ни вознаграждения.

Так оно в итоге и получилось.

– Это всё, что находилось в тайнике, – сказал я, сохраняя спокойствие. – Больше ничего не было.

– Точно не было? Или… Мы можем устроить проверку на детекторе лжи.

– Гром убей, не вру! Всё, что нашёл, принёс вам. Как и положено по закону. Я честный человек, любого, кто меня знает, спросите.

– Ладно, ладно, не распинайся.

Тапызин оформил акт о приёмке клада и пообещал отправить его в соответствующие инстанции. Только мои монеты затерялись где-то в недрах государственной машины; не исключено, что офицер зажал их, а бумажку с актом приёма изорвал и выбросил в мусорную корзину.

Позже я несколько раз приходил в участок, чтобы узнать о полагающемся вознаграждении, но капитан лишь пожимал плечами и говорил, что это дело нескорое и надо ждать. Спустя три месяца его перевели на новое место службы, и на нашем участке оказался другой милиционер, в звании старшего лейтенанта.

Судьба сданных монет так и осталась для меня тайной. Видения же, витавшие в голове на этот счёт, вполне могли быть ничем не обоснованными домыслами.

В конце концов я обругал себя за наивность и решил забыть дорогу в милицию. Хорошо ещё, капитан Тапызин не стал докапываться до основной части клада, по сути, я отделался малой кровью.

Казус со сдачей царских империалов и червонцев послужил мне уроком на всю жизнь.

Уже немало возникало ситуаций с находками тех или иных «посеянных» вещей или тайников с ценностями. И для этого не надо было напрягать мозговые извилины – всё как бы само шло мне в руки. Или наоборот, Провидение подводило меня к злату и серебру и получалось так, что я как бы случайно натыкался на них.

Вновь и вновь вспоминались мне первые удачи в плане определения местонахождения пропаж: и матушкин крестик в предбаннике, и забытый отцовский запасец между книжными страницами. И последующие, уже в Ольмаполе: банковская карточка под автомобильным ковриком, чердачная коробка «Монпансье», перстень со дна реки, клад злобинского урочища. Наконец – единичная серебряная монета с царским профилем.

Однако некоторые сомнения в способности находить те или иные драгоценности всё ещё оставались, не давая покоя. Поэтому я решил проверить себя ещё раз. Чтобы окончательно увериться в себе.

Хорошо бы, подумалось мне, напасть не на стародавний клад, а на что-нибудь более современное, например на портфель или чемодан с деньгами. Вот было бы здорово!

Но что, если я найду наличные, а они окажутся бандитским общаком? От продажи наркотиков, допустим.

Тогда сии дензнаки будут опасными и лучше с ними не связываться. И вообще они грязные по своему происхождению и… Брр! Одна мысль о наркотиках и о том, что они делают с людьми, вызывала отвращение. «Ну мы там посмотрим, как ими распорядиться, – сказал я себе, – обстоятельства покажут».

И надо же, судьба – или Высшая сила, Провидение? – в очередной раз пошла мне навстречу, правда, попутно изрядно посмеявшись надо мной.

Случилось так, что тёте Розе понадобилось срочно отправить какой-то документ одному из нотариусов соседнего города Невольска. Никого из взрослых в тот момент под руками у неё не оказалось, и она поручила доставку мне, наказав, чтобы в дороге я вёл себя осторожно и после передачи бумаги указанному должностному лицу немедленно возвращался в Ольмаполь.

До Невольска быстрее всего в этот час можно было доехать проходящей электричкой. Купив билет, я прошёл в полупустой вагон, сел на жёсткую деревянную лавку возле тамбура и почти сразу же обратил внимание на тёмную холщовую сумку, прислоненную к стенке у окна.

Сумка явно не была пустой. Поколебавшись с полминуты, я взял её за лямки и посмотрел внутрь. На дне мягкой ёмкости лежал прозрачный полиэтиленовый пакет, сквозь синеву которого проглядывали… пачки банкнот. Я взял одну из них. Это были сотенные денежные знаки – долларовые. На кольцеобразной упаковочной бумаге было написано «10 000» И символ «S» с двумя вертикальными палочками. Тринадцать пачек. В голове мгновенно сложилась сумма…

Почувствовав чей-то взгляд, я поднял глаза. На меня в упор смотрел парень лет двадцати, сидевший на противоположной скамье.

– Откуда они у тебя, малец? – спросил он с заметным напряжением.

– Да вот, лежала на сиденье, – растерянно проговорил я. – Забыл, видать, кто-то.

– И сколько в ней?

– Сто тридцать тысяч.

– Сто тридцать!

Кажется, сосед по вагону подавился слюной. Он вдруг закашлялся, вскочил на ноги, покачнулся и неловко повалился на меня; его предплечье надавило мне на лицо, ладони ощутили едва заметный рывок.

Когда я осознал, что происходит, парень уже пересекал тамбур. В руках у него была та самая холщовка. Я приподнялся было, чтобы броситься за ним, и… снова опустился на лавку. Эти деньги не мои, так стоит ли их спасать?

Двери вагона захлопнулись, поезд тронулся.

Воришка остался на уплывающем перроне. Мы встретились взглядами. Он весело улыбнулся, помахал мне рукой и бодро зашагал к дверям вокзального здания. Я успел улыбнуться в ответ и тоже помахал ему, причём радостно. На душе у меня было легко и светло.

– Вон она, сумка! – донеслось сквозь открытую фрамугу окна. – Держите его!

Из-за торговых палаток с той стороны, куда двигался поезд, выскочили трое бегущих мужчин. Незадачливый похититель сразу всё понял и повернул назад, но оттуда навстречу ему бежали ещё двое. Послышались какие-то неразборчивые крики. Я успел увидеть взмах резиновой дубинки, падающую фигуру вора, и набравшая скорость электричка скрыла продолжение эксцессивного действия, его развязку.

«Значит, так было уготовлено свыше – мысленно проговорил я, вольготно откидываясь на спинку сиденья. – И вообще: нашёл – не радуйся, потерял – не плачь».

Всё нормально, ничего не приобретено и не потеряно. А сто тридцать тысяч баксов… Повторяю – это были чужие деньги. Судьба позволила мне лишь несколько секунд подержать их в руках.

За окном хмурилось, и едва электричка вышла за пределы станции, хлынул ливень, продолжавшийся почти всю дорогу. По окну струились потоки воды, а я думал о временности тела и бессмертии души. И опрометчивости отдельных граждан.

В Невольске я быстро отыскал нужную нотариальную контору, вручил тёти-Розин документ секретарю и отправился к автостанции, откуда обратный путь можно было проделать опять же быстрее.

Когда билет на ближайший рейс до Ольмаполя был уже у меня в кармане, я купил бутылку газировки, прошёл в расположенный рядом скверик и присел на скамью. До отправления автобуса оставалось больше получаса.

Один глоток довольно приятного прохладительного напитка прямо из горлышка бутылки, второй, и… взгляд уловил необычный зеленоватый перелив в зелёной же траве напротив, в двух шагах за бордюром дорожки. Так могло сверкать разбитое стекло. Его полно кругом. Те же пивные и водочные бутылки бьют и раскидывают, где попало, разные неряхи и морально тёмные люди – как взрослые, так и дети.

Ещё один взгляд за бордюр, и опять тот же мягкий, нежный перелив. Вспомнились сияние перстня на Мелких песках и мои способности к нахождению драгоценностей.

Не теряя из виду изумрудный огонёк, я медленно поднялся со скамьи и пересёк дорожку.

Это была какая-то странная вещица, виднелся лишь медно-жёлтый краешек её, большая же часть скрывалась в чёрной перегнойной почве. Вот мы сейчас… Несколько осторожных освобождающих движений – и источник сияния у меня в руках. Это был миниатюрный золотой гребень, инкрустированный изумрудами и бриллиантами.

О да, драгоценные вещицы чуть ли не сами шли мне в руки!

Приподняв голову, я огляделся. В скверике пусто. Лишь в отдалении на автостанции о чём-то переговаривались между собой несколько пассажиров, томившихся в ожидании рейса. Ни одного подозрительного взгляда в мою сторону.

По прибытии в «Таверну Кэт» я доложил тёте Розе о выполнении поручения и сразу же отправился к своему ювелиру.

– Полагаю, что это гребень известного мастера Филаретова, – сказал Соломон Давидович, внимательно изучив украшение. – Изготовлен по специальному заказу в конце восемнадцатого века. Украшение принадлежало графине Барятинской. Это был подарок её мужа, знаменитого графа Барятинского, богатейшего царского придворного. Но затем гребень был похищен или утерян при путешествии графини по Ольме. Где вы взяли его, молодой человек?

– Нашёл.

– Не скажете, где нашли?

– Отчего же, скажу. В Невольске. Лежал в траве привокзального парка. Только что прошёл сильный дождь, и, должно быть, украшение вымыло из почвы струями воды. Я оказался в нужном месте в нужное время.

– Надо же! А ведь графиня Барятинская действительно останавливалась в Невольске и провела в нём почти сутки. История её путешествия описана в хронологиях того времени.

Прочитав небольшую лекцию о гребнях как произведениях искусства, владелец «Золотого руна» назвал цену за украшение. Она вполне меня устроила.

Как и во всех предыдущих случаях, деньги от продажи украшения, основная их часть, остались у Соломона Давидовича. Он использовал их в финансовых операциях с начислением соответствующих процентов, довольно значительных, и мои банковские счета неуклонно возрастали. Обо всём, что происходило с моими депозитами, ювелир неизменно мне докладывал при каждом посещении его заведения.

Моё состояние росло и стало как бы частью меня. И ещё я проникся уверенностью, что сумею им распорядиться с наибольшей пользой себе и обществу.

Никто не знал о наших с ювелиром деловых отношениях. Никому не было ведомо, что худенький и физически не очень сильный мальчишка обладает поистине сказочным богатством.

Таковым оно представлялось мне в сравнении с достатком людей, среди которых я в ту пору вращался. Самой обеспеченной из них была Роза Глебовна. Но и она многократно уступала мне; если бы я купил её таверну три раза подряд, на моих счетах ещё оставались бы многомиллионные средства.