Текст книги "Арбатские подворотни"

Вряд ли они отдавали себе отчет в происходящем, вряд ли вообще что-нибудь соображали в тот момент.

Тутси казалось, что ее подхватил какой-то жаркий ветер и уносит, уносит…

Но вдруг она почувствовала то, чего еще никогда не испытывала в жизни. Словно взрыв, словно в ней взорвался солнечный шар! Такое яростное, такое жгучее наслаждение, что неожиданно для себя она громко и отчаянно закричала. То был неистовый крик, крик невозможного счастья. Она закричала снова, еще громче.

Тутси не думала, слышит ли ее кто-нибудь, она ни о чем не думала, сумасшедший вихрь увлек, закрутил ее, а все остальное не имело значения, не существовало, проносилось мимо. Она теряла сознание, растекалась в пространстве, куда-то летела…

Боже, до чего жалким было то бедное удовольствие, которое порой, столь редко, получала она с иными своими партнерами. Сейчас пришло открытие, откровение, начало новой жизни.

Игорь мягким быстрым движением прикрыл ей рот рукой. Он с нежностью, тайной гордостью смотрел на ее пылающее лицо, на плотно зажмуренные, мокрые от слез глаза. Он крепко держал ее.

Наконец тело Тутси обмякло. Она тяжело дышала, грудь ее быстро поднималась и опускалась, волосы прилипли ко лбу. Кожа блестела от пота. Глаз она не открывала.

Постепенно Тутси возвращалась на землю со своих небесных высот, куда вознесло ее никогда дотоле не испытанное наслаждение, куда она отчаянно, ступень за ступенью, карабкалась все предшествующие минуты, судорожно, бешено вцепившись в Игоря, чувствуя нараставшую с неудержимой силой волну, пока не унеслась, не опрокинулась в ту заоблачную пропасть.

Они лежали долго, не шевелясь, так и не произнеся ни слова с той самой минуты, что столкнулись лицом к лицу у подъезда ее дома.

В комнате было темно, дальний свет уличных фонарей слабо освещал контуры предметов, кое-где блестками отражался в хрустальных рюмках в горке, в металлической ручке кассетофона, какого-то сувенира на стене. Совсем издалека, с Садового кольца, доносился беспрерывный шелест машин, шорох начавшегося дождя… Тихо и покойно было в уютной, теплой квартире. Пахло духами, сброшенной на пол одеждой, любовью…

И тогда пришел страх. На Тутси нахлынул панический ужас. А вдруг это в последний раз! А вдруг он уйдет, и больше она его не увидит! Не окажется в его могучих объятиях, не испытает то, что испытала, что невозможно описать, а лишь пережить, то, ради чего, как ей теперь казалось, только и стоит жить на земле! А может, все это вообще сон? Ничего не было? Она просто идет по улице и мечтает. Добредет до своей «служебной» хаты, дождется Гора, выпьет с ним рюмку, послушает его умные речи и покорно завалится в постель, чтобы, получив скромное удовольствие («О господи, это называется удовольствием!»), зайдет в душ, а потом проводит Гора до дверей с тайным облегчением.

Или промокнув и продрогнув у дверей «Националя», приведет к себе очередного подвыпившего, но щедрого партнера, равнодушно и брезгливо даст себя исполнить и уже не с тайным, а с явным облегчением выставит его за дверь. И получит удовольствие, лишь пряча в потайной ящик полторы сотни «гринов». Она лихорадочно протянула руку, нащупала горячее тело Игоря. Нет, это не сон, не мечта, вот он тут, рядом, тот, кто открыл ей смысл жизни.

Тутси повернулась к Игорю, судорожно обняла его, прижалась. И все повторилось…

Лишь к утру, истомленные, они забылись коротким сном.

Какая ночь, какая сумасшедшая, волшебная ночь!

Утро принесло ощущение прозы жизни. Игорь заторопился – у него были дела в комбинате. Тутси, призвав на помощь все свое умение, готовила завтрак. Поколебавшись, все-таки не выставила на стол ни виски, ни коньяка, ни ликера. В свою крепость она никого не пускала, вот Игорь – первый. Он имеет на это право, его бы она никогда не привела «туда», там была работа, здесь – жизнь. При одной мысли, что Игорь мог бы сейчас отсчитать деньги и вручить ей, Тутси обдало жаром. Господи, все деньги, что есть у нее, и прежде всего себя, всю, без остатка, отдала б она ему за одну эту ночь!

Игорь не стал делать зарядки, бриться (откуда у девушки бритва?). Поел, оделся и, поцеловав Тутси, направился к двери. Она стояла в нерешительности. О чем они говорили, проснувшись? О чем попало, только не о любви, не о том, что было между ними. Об Игоревой работе, о каких-то телефильмах, об Арбате, спорте, погоде, еде, квартире… Черт знает о чем, только не об этом.

А сейчас он уходил. Но Игорь вдруг затоптался у двери.

– Телефон-то дашь? – спросил он наконец.

Тутси чуть не задохнулась. Господи! Ну что с ней!

Ведь он мог уйти так, не записав номер телефона, и все прервалось бы, они больше никогда бы не встретились, он исчез бы из ее жизни… Панические мысли проносились в ее голове, пока она отрывала листок календаря с сегодняшним числом, искала ручку, записывала номер.

– Ты позвонишь? – она просительно заглядывала ему в глаза (да что с ней?!). – Дай слово, что позвонишь. Дай слово!

Игорь улыбнулся, погладил ее по свежей поутру, ненамакияженной щеке.

– Да, позвоню, позвоню, позвоню, куда я от тебя денусь. Теперь-то. – Он снова поцеловал ее, нежно, быстро, не так, как ночью… и осторожно закрыл за собой дверь.

Тутси опустилась в кресло, едва не плача. От чего? От счастья? От страха? От волнения? От благодарности судьбе?

«А вдруг не позвонит?» – обожгла страшная мысль. И тут же обдало холодом – она-то у него телефон не спросила! Какой ужас! Что вообще она о нем знает кроме того, что он шофер, ходит заниматься атлетизмом, любит научную фантастику? Что, что она знает о нем?

Женат ли он? А может, у него есть сын, или дочь, или, например, трое детей? И кто она, Тутси, для него. Может, у него дюжина таких? Вот ушел от нее, да не на работу, а к другой, и проведет с той весь день. А потом всю ночь еще с одной. Такой мужчина может заниматься любовью хоть неделю без устали (при воспоминании о минувшей ночи у Тутси по телу пошли мурашки). Может, эта Великая для нее ночь для него обычный эпизод? Это для всех этих ничтожеств Тутси драгоценность, за которую надо платить огромные деньги – за ночь, за час да хоть за пять минут, кому что по силам. А он небось только пальцем поманит – любая прибежит да еще будет хвостом вилять. Господи, а вдруг не позвонит! Неподвижно сидя в кресле, Тутси мысленно металась, не находя себе места, переходя от радости к отчаянию, кляня себя за то, что не удержала, не проводила (узнала бы, где живет, работает), не взяла номер телефона, не подарила чего-нибудь на память (заинтересовала бы, но при этой мысли чуть не сгорела от стыда).

Что делать? Что делать?

Это жуткое состояние прервал звонок Риты:

– Эй, подруга, ты куда окунулась? Ни головы, ни ж… не видать. Вчера два фрайера – финиш! А тебя нет. Пришлось одной обслуживать, – она хрипло рассмеялась, – зато отстегнули большой косач. И надралась, кошмар. Сегодня еле глазки распахнула. Заедешь?

– Заеду, – сказала Тутси. Ритка – не лучший вариант, но оставаться сейчас в одиночестве она просто не могла. – Беру тачку и – у тебя.

У Риты она отвлеклась. Подруга подробно и с удовольствием повествовала об удачном бизнесе, совершенном накануне, показала новое приобретение – какой-то меховой жакет, намекнула на брачную перспективу с одним прытким аллюрцем, осудила все в большем числе болтающихся под ногами дешевых раскладушек.

Эта болтовня постепенно спускала Тутси на землю, уводила в туман минувшую ночь, которая все больше превращалась в нереальный сон.

Тутси поняла, что, если Игорь исчезнет, даже навсегда, из-за этого все же не следует кончать жизнь самоубийством, что вообще жизнь продолжается, что есть у нее профессия, и при том весьма доходная, есть Гор, вообще много чего есть. А Игорь, в конце концов, был светлым лучом, он показал ей же самой, какая она женщина. И было бы, конечно, хорошо, чтоб он остался, но если его не будет, что ж, значит, не судьба. И потом, как бы она объяснила ему, чем занимается, кем работает, как зарабатывает? Откуда видик «Акай», всякое богатство? Как бы познакомила со своими подругами? Ритой, например. Она иронически усмехнулась. Картина! А как растолковать парню, почему она занята едва ли не каждый вечер и где бывает по ночам, почему не отвечает телефон…

Так она постепенно успокаивалась.

А вечером на «хате» приняла Гора, который принес ей целую сумку новых кассет с американскими детективными фильмами, какие-то французские ароматные губнушки, бутылки виски, яичный ликер «Мартель», пачки резинок, и жевательных и тех… в общем, всякую дребедень, необходимую в хозяйстве. Гор – хозяйственный мужик. Помимо лавы он периодически приволакивал разные нужные вещи, иногда даже колбасу, сыр, какие-то невиданные консервы, соки, приправы.

Потом Гор на неделю слинял, и Тутси пробовала случайных партнеров. А тут пришла масть: в «Сокольниках» открылась очередная выставка и началась напряженная работа, по две-три ходки в ночь, они с Риткой аж похудели, под глазами синяки до колен. Зато приемщикам – лафа, что ни день, сотни и «первых», и «вторых», и «третьих», а один партнер из косых пытался даже какими-то вонами заплатить. Она ему показала, что такое «вон», он у нее быстро вон вылетел, расплатившись «гринами». Словом, неделя эта принесла немалый навар.

Прямо передохнуть некогда.

Постепенно та ночь уходила в туман все больше. И только мысленно сравнивая своих партнеров с Игорем, Тутси тоскливо вздыхала. Зато, вспоминая то, что пережила тогда, она куда искусней подыгрывала всем этим ничтожествам, изображала немыслимую страсть, и они уходили, преисполненные гордыней, восхищенные собственным мужским могуществом. И оттого становились щедрей.

Она попыталась однажды проделать то же с Гором, но, поймав его проницательный иронический взгляд, прекратила свои усилия. Гора в этом деле не обманешь. Как, впрочем, и ни в чем другом.

Время шло, и жизнь шла, как раньше.

Но однажды, когда Тутси забыла накануне выключить телефон, в невероятную рань (часов в одиннадцать утра) раздался звонок. Внезапно разбуженная, Тутси сняла трубку.

– Смотри-ка, – услышала она бодрый голос, – ты, оказывается, иногда бываешь дома!

– Кто это? – недовольно пробормотала Тутси, готовая отчитать нахала.

Но тут ее осенило!

– Игорь, ты? – У нее даже голос сел от волнения.

– Я, а кто ж еще, не рада? – он говорил громко, как-то преувеличенно весело.

– Рада! Ужасно рада! Ты почему так долго не звонил? – Тутси ерзала в постели от возбуждения, перехватывая трубку из руки в руку.

– Почему не звонил? Да вот все пытался от тебя вылечиться, – проговорил он совсем другим, глухим голосом, – видишь, не получилось…

Она молчала. У нее не было сил говорить, такая огромная волна счастья накатила на нее.

– Приходи сейчас же, – хрипло прошептала она.

Игорь ничего не сказал, только веселые короткие гудки раздались в трубке.

Глава III
Специальный корреспондент

Он возник так быстро, что Тутси поняла: звонил из ближайшего автомата. Она даже не успела ни надраиться, ни упаковаться, так и встретила его – золотистые волосы рассыпаны по плечам, на ногах шлепанцы. Бросилась ему на шею, еще теплая со сна, счастливая. Первые часы этого незапланированного свидания были отданы любви.

Тутси не могла отвести глаз от Игоря. На кого он похож? Господи, да на Рэмбо! Это же Рэмбо! Такие же мощные мышцы, великолепное тело, мужественный взгляд. Как тогда испугались его эти подонки! Рэмбо! Тутси совсем таяла от восторга. И он принадлежит ей. А вдруг нет?

Она как будто бросилась в ледяную воду:

– У тебя никого нет? Скажи честно, у тебя есть другая девушка, которую бы ты любил? (Тутси говорила на несвойственном ей, давно забытом языке.)

– Да брось, Наташка. – Игорь смотрел на нее улыбаясь. – Нет у меня никого. Ты есть. Да, что значит «у меня»? Это ты должна сказать «у меня» или нет…

– Да ты что! – она вскочила ему на колени. – Как ты можешь так говорить?! – В один момент она позабыла и Гора, и бесконечную вереницу партнеров.

– Я ничего не говорю, – он опять улыбался, – это ты говоришь.

Помолчали.

– Слушай, Наташка, мне мой шеф дал на сегодня пару билетов в киношку. Просмотр какой-то. «Маленькая Вера». Говорят, сенсация. Попасть – все равно что «жигуль» выиграть. Махнем?

– Конечно! Когда?

– На двадцать один час. – Игорь вынул билеты. – Это в «России». Я тебя у Пушкина буду ждать без четверти. О’кей?

– О’кей, не опоздаю. А ты сейчас спешишь?..

– Еще часок есть, – он бросил взгляд на часы, похвастал: – Подарок шефа, американские.

Неожиданно у Тутси навернулась слеза… О господи, этим часам, которым он радуется, цена-то – небось и десяти долларов не будет. За одну ночь она пятнадцать пар таких зарабатывает. Сволочь она. Стерва! Ну стерва! Она чуть не заплакала – так ей стало жалко его. И себя тоже.

Игорь ничего не заметил.

Тутси мчалась к «России», словно удирала от «госприемки».

От похода в кино оба получили немалое удовольствие, а вот сам фильм вызвал оживленную дискуссию. Тутси картина не понравилась.

– Ну к чему это все? Девка какая-то недоразвитая. Сама не знает, что хочет. Отец – дундук, небось глотает аптеку. И потом, к чему это показывать, как он исполняет ее, да еще в юбке…

– Что он делает? – не понял Игорь.

– Ну, трахаются они, – спохватилась Тутси, – помнишь, там? К чему это на весь экран показывать (она была оскорблена в лучших чувствах).

– Это ерунда, – отмахнулся Игорь, – сейчас без этого фильмов не бывает, никто смотреть не пойдет. Не знаю, мне понравилось. Ну, подумай, Наташка, это ведь жизнь. Что у нас, пьяниц нет, проституток, наркоманов всяких? Вот у меня один кореш есть, Егор, чуть до белых голов не обдвинулся – совсем занаркоманился. Но, понимаешь, как-то вывернулся, вроде нормальней стал. Правда, иной раз глотает «колеса», пилюльки любые, но уже на игле не сидит…

– Игорь, скажи, ну зачем все это показывать, лишний раз на болячку наступать. И так кругом вон чего творится, а тут еще всякие гадости…

– Как зачем? Пусть видят, может, поумнеют. Нет, хороший фильм. Мне понравился. А тебя, конечно, ты девочка, существо нежное, тебя коробит, «ах-ах!». Куда деваться, раз есть такое?

Эта «высокоинтеллектуальная» дискуссия продолжалась до самого Тутсиного дома и закончилась, лишь когда перешли к любви не экранной, земной.

На следующий день Игорь уезжал в командировку в Горький за новой машиной.

И не успела Тутси прийти на «хазу», как объявился Гор. Как всегда элегантный, сдержанный, с подарками.

– Мадам Тутси, последнее время вы куда-то таинственно исчезаете. Я могуче ревную. Надо о себе напоминать. Приехали мои друзья, и по этому поводу существует предложение посетить бар в Международном центре. О’кей?

– О’кей, – сказала Тутси без прежнего энтузиазма, что не укрылось от Гора.

Вечер закончился утром. Гор остался у нее ночевать, и, отдав долг за полученные «гроши», Тутси еще долго лежала рядом со своим ровно дышавшим во сне партнером, глядя широко раскрытыми глазами в потолок.

Как быть, что делать? Гор не был ей противен, наоборот, симпатичен. Интересный мужчина, щедрый, остроумный, много знает, никогда не позволит себе никакого хамства, наоборот, вежлив, предупредителен. С ним веселее, да и привыкла.

Но и с Игорем… Игоря она любит, или любовь – это что-то другое?.. И он ее любит. И не за деньги. Ну а главное, какой же он замечательный любовник! Какое с ним наслаждение, какое счастье!

Так что делать?

Душа ее была в смятении.

И, как ни странно, успокоение внесла эта бактерия – Ритка. В какой-то момент Тутси не выдержала – раскололась. Не полностью, конечно, частично, в ограниченном количестве. Просто сказала, что встретила парня, что в постели – прямо финиш, погибнуть можно. Но далек от ее дел, вообще от таких дел. Как совмещать?

– Дура, промокашка, – элегантно прокомментировала Рита, – в чем проблема? Ну представь, Гор – твой муж: обязан обеспечить, а ты ему даешь раз в неделю, жена все-таки. Так? Обязана, законная, комфорт оплачивать? Обязана. Тем более говоришь, он в работе не кролик. А твой этот драйвер, любер или как его там – любовник. На высоту подкидывает, так что обратно падать неохота. К тому же любовь. Но голь, ни хрена за душой. Так что? Нормальная ситуация. Все мужья от законных гуляют. А законные от мужей. Что тут такого? Попадаться только не надо.

– Кому попадаться? – горько усмехнулась Тутси.

– Ни тому, ни тому. На кой терять? Лучше двух… маток сосать, – она игриво подмигнула. – С одним денежные радости, с другим… А где они, твои мужики, повстречаться могут? Нигде. Гор по Арбату не гуляет, домашней хаты не знает, а драйвер в «Националь» не ходит, как я поняла, для него общепит – стекляшка – высший кайф. Вот и лавируй. У тебя рабочий день ненормированный, всегда распределишь. Да и увидит он Гора, скажешь: это, мол, дядечка из Конотопа или отцов сослуживец, благо ему сто лет…

– Ну уж…

– Да хоть полсотни. А увидит тебя Гор с твоим – брат из Конотопа, сослуживец, мало ли чего. А вот знакомить их не надо.

– Что я, чокнулась? Ты уж совсем меня считаешь…

– Да ничего я не считаю. Говорю, обоих и сохраняй, каждый для своего дела. – Рита помолчала. – Да и остальных… Жить-то надо. К чему профессию забывать. – Она внимательно поглядела на свою взгрустнувшую подругу, смягчилась: – Пойми, надо, когда с одним, о другом не думать. А что приходуют, кто придется, так такая работа. Жить-то надо, – повторила она, снова помолчала и закончила назидательно: – Жить и не попадаться – ни тому, ни другому, ни ментухе, ни дружинам, ни этим спидерастам, ни венерикам. А то обложили кругом, – добавила Рита со вздохом.

Эта душеспасительная беседа внесла в мятущуюся душу Тутси некоторое успокоение.

Действительно! А если б она была замужем? Хоть за тем лопухом, за которым была? Неужто без любовников жила! Прямо! Конечно, Гор не лопух, но ведь и не законный муж. Прав-то у него никаких. Ну узнает, ну бросит – найдет другого. Хуже, если бросит Игорь, но откуда он может узнать? Уж больно далеки друг от друга эти миры, в которых они обретаются. Тут никакие фантастические книжки не помогут. Что касается всех остальных, то правильно Ритка говорит – работа есть работа. Может, и не всегда приятная, так что поделаешь? Вон у какого-нибудь, который трупы в морге режет, или у этих, что алкоголиков в вытрезвителе стирают, да у тех же санитарок, что горшки выносят, – лучше, что ли? Кстати, Ритка санитаркой в больнице значится, даром что той старухе, которая за нее горбатится, вторую зарплату отстегивает.

Все эти наполненные железной логикой рассуждения помогали, да не очень. С Игорем она забывала обо всем, а вот с другими Игоря забыть не могла. И пока, сопя и стеная, суетился очередной партнер, она, зажмурив глаза, думала об Игоре. Так ей было легче. Может быть, другая на ее месте вообще не смогла бы совмещать. Ну а вот она может, нет у нее сил от чего-то одного отказаться. Ну что вы все от нее хотите! Идите-ка вы подальше!

Дни текли по-прежнему. Игорь едва успевал – и «Гармония», и «Ракета», и работа. Так что дай бог два-три раза вырваться к Наташе, обычно в воскресенье или в субботу. Тем более что по вечерам она частенько допоздна задерживалась в своем бюро переводов, где были всякие словари, дисплеи, еще какая-то чертовщина, нужная для работы. Что ж делать – ей тоже нужно зарабатывать на жизнь, Игорь это понимал. Тем более что, судя по ее туалетам, зарабатывала Наташа своими переводами дай бог!

Напряженка со временем у Тутси действительно была: вечером, а частенько и ночью, – работа, сон до полудня, а иной раз и позже, встречи с Гором и Игорем. Голова шла кругом.

Гор, человек с огромным жизненным опытом и обостренной наблюдательностью, заметил, разумеется, не только, как он выразился, «возросшее изящество» ее фигуры, но и кое-что еще.

Даже в самые интимные минуты он порой чувствовал, что Тутси где-то далеко. Она вообще стала чуть холодней, вернее, равнодушней. Ну как жена на десятом году супружеской жизни. Да и во время их бесед, которые обычно так увлекали Тутси, она вдруг становилась рассеянной, уносилась куда-то мыслями. Но быть может, все это ему только казалось? Быть может, хоть и не десять лет они знакомы, но все же пропала острота новизны? Да в конце концов какое это вообще имеет значение? Кто она ему? Таких, как Тутси, были у него десятки, во многих странах. Но Тутси ему действительно очень нравилась. Ему льстило, что эта необычайно красивая молодая женщина искренне им восхищалась, что всегда была безотказна и всегда для него, Гора, свободна.

А вот теперь она куда-то уходила, даже когда была совсем рядом. Да и дома, сколько ни звони в обычный «их» день, воскресенье, телефон молчал. Где она была? Куда исчезла? Конечно, Тутси всегда оправдывалась: бассейн, рождение подруги (это днем-то!), еще что-то. Гор делал вид, что верил, не в его правилах требовать ответа, тем более ревновать. И все же, и все же… Как ни странно, это порой беспокоило Гора.

Но, в конце концов, главным была работа. А ее хватало. За прошедший год благодаря своему обаянию, остроумию, умению сходиться с людьми он заимел в Москве обширные связи как среди своих коллег – иностранных журналистов, так и с «аборигенами» – советскими людьми из мира литературы, науки, искусства. Он обладал необходимым для корреспондента нюхом на сенсации и тактом, чтобы отличить сенсацию подлинную от дешевой. Его газета имела и в мире, и в Советском Союзе хорошую репутацию, была объективной и копаться в грязи своего посланца не принуждала. Гора ценили за знания, опыт, за острое перо. Его репортажи отличались глубиной, полнотой и объективностью. Он много поездил, имел в журналистике имя, его охотно печатали; такого корреспондента не так-то просто было заполучить. Так что редактор газеты дорожил Гором и оказывал ему полное доверие. И Гор это доверие ни разу не обманул.

Он писал больше об искусстве, культуре, общественной жизни, о Москве и москвичах. В политику особенно не лез (что соответствовало традициям газеты). Правда, в последнее время обойтись без корреспонденций на внутренние темы стало невозможно, но поскольку советская пресса в основном писала о недостатках в собственной стране, то его даже самые критические репортажи были не очень-то заметны.

Как сказал один из его коллег: «В России теперь для критики открыты все области и все люди. Нельзя только критиковать заграницу. Критиковать можно даже министров и членов ЦК, а вот Буша и Солженицына – ни-ни!»

Министров и членов ЦК Гор не критиковал, а просто посылал материалы о том, что происходит, например, в Союзе писателей, в театрах, в разных неформальных объединениях, в Прибалтике. И поскольку он действительно был великолепным журналистом, то все его корреспонденции, по существу представлявшие собой выдержки из советских газет и журналов, выглядели им самим добытыми откровениями. Добытыми благодаря его профессионализму. Редактор был доволен. Гор – тоже.

Гор прожил насыщенную событиями жизнь. «Почему “прожил”! – возмущался он, когда кто-нибудь так говорил. – Живу, живу! Надеюсь, что прожил лишь первую половину». Но этой половины хватило бы другому на две жизни.

Гор (что безуспешно стремилась выяснить Тутси) был женат. Точнее, не был разведен. На родине остались вторая жена и дочь, которым он регулярно переводил положенное содержание и которых не видел добрый десяток лет. В другой стране обреталась первая жена. Ту он заимел в ранней молодости и о ней вообще ничего не знал.

Гор расстался с родителями – скучными, мелкими лавочниками – еще мальчишкой, поколесил по стране. Даже отсидел годик за мелкое воровство, недолго был профессиональным спортсменом, курьером, боем в отеле. Накопив деньжат, взялся за ум. Окончил университет, тогда же начал писать в университетскую газету. Его заметили, взяли в какой-то вскоре обанкротившийся журнал. Но он успел опубликовать в нем серию судебных репортажей, которые привлекли внимание читателей. Без работы он не остался. Та самая солидная газета, в которой он теперь служил, взяла его разъездным корреспондентом, не побоявшись его молодого возраста.

Вот тогда-то и начались эти бесчисленные мотания по свету. Он объездил всю Африку, Ближний Восток, Южную Америку, слал свои корреспонденции из самых горячих точек мира, где происходили мятежи, перевороты, раскрывались заговоры. Гор приобретал репутацию смелого, энергичного журналиста.

С годами менялись страны, задания. Он работал на Кубе, в Китае, в Польше, в ЮАР. Стал писать солидные статьи, обзоры, переключился на культуру и внутреннюю жизнь стран. Гор начал работать не только для газеты, но и для издательств, телевидения, двух-трех рекламных бюро. Он продолжал разъезжать (теперь слово «мотаться» уже не подходило) по свету, и вот год, как обосновался в СССР.

Гор был доволен жизнью. Он прекрасно зарабатывал, и дома, в банке, у него лежал солидный капиталец. Хозяева его ценили. Он любил свою работу.

В одном из московских высоких, светлого кирпича домов газета снимала для Гора многокомнатную квартиру – здесь он жил, здесь же был и корпункт. Штат его сотрудников состоял из одного человека – немолодой секретарши (наверняка агент КГБ, только вот в каком звании?), которую ему рекомендовали в Управлении по обслуживанию дипломатического корпуса. Эта молчаливая незаметная женщина показала себя отличным работником. Она никогда не опаздывала, засиживалась, если нужно, допоздна, работала (за дополнительную плату, конечно) и по субботам. Она знала три языка, аккуратно печатала на машинке, быстро овладела телексом и телефаксом.

Секретарша просматривала без малого три десятка газет и журналов и за короткий срок научилась находить именно те материалы, которые нужны ее шефу. То, что Гор владел русским, очень облегчало дело. Он молниеносно проглядывал вырезки, отбирал необходимые и тут же диктовал свои корреспонденции. Секретарша стенографировала, перепечатывала и сама же переводила по телексу в газету. Корпункт был набит всякой ультрасовременной аппаратурой – видеомагнитофонами, мощными приемниками, компьютерами, ксероксами, всякими записывающими приборами, какими-то хитрыми электронными мозгами… Были картотеки, архивы, справочники, словари, – все это в образцовом порядке содержала секретарша.

Квартира состояла из большой комнаты для приемов, бара, видеосалона, каминной, рабочего кабинета.

Сам Гор жил в двух комнатах – спальне, отличавшейся казарменной простотой, и небольшой гостиной, где он встречался с немногими друзьями, чтобы поболтать о жизни, а не о делах, конечно.

У Гора были две машины, стоявшие во дворе на общей домовой стоянке, под охраной скучавшего в своей будке милиционера. Одна, выписанная из дому, элегантная, мощная, быстроходная, заметная; другая – «жигули», которую он использовал, когда хотел оставаться по возможности неприметным.

Гор начинал свой рабочий день в десять часов. Если ночевал дома, то, проснувшись без будильника, долго занимался своей гимнастикой, плескался в душе, сооружал завтрак и элегантный, благоухающий лавандой выходил в корпункт, где уже ждала пришедшая без десяти десять секретарша. Если же проводил ночь у Тутси, обязательно возвращался с таким расчетом, чтобы возникнуть в корпункте, как всегда, в десять утра, как всегда, свежим и элегантным. Начинался рабочий день.

Большую часть дня занимали встречи с коллегами, иностранными и советскими, интервью и беседы; посещения пресс-конференций, брифингов, выставок, премьер, «круглых столов»; встречи и проводы разных важных лиц, иногда копания в библиотеках, просмотры фильмов, наконец, походы на бесчисленные коктейли, приемы, ужины…

Хотя впрямую встречи с Тутси в рабочий день не вписывались, но Гор бывал с ней в кино, театрах, на концертах, куда пошел бы и в связи с работой. Кроме того, как без всякого юмора говорил он друзьям, общаясь с Тутси, он «изучает русскую душу». «Быть может – тело?» – иронизировали друзья… «И тело тоже», – без улыбки отвечал Гор.

Вот так, в интересной работе, в общении с очаровательной мадам Тутси, в посещении культурных и общественных мероприятий, протекала в Москве жизнь Августа Гора, постоянного корреспондента солидной западной газеты умеренного направления.

В тот день он оделся особенно тщательно – костюм цвета антрацита, бордовый галстук, черные изящные ботинки, белая рубашка.

Просмотрев утренние газеты, Гор вышел на улицу. Зима вступила в свои права: белоснежно потолстели провода, сугробы высились во дворе, окаймляя тщательно очищенную автостоянку. Гор с удовольствием вдохнул морозный воздух. Он вообще очень быстро приспосабливался к любому климату и любой обстановке. В свое время, как сейчас к морозу, он легко привык к знойным ветрам пустынь, давящей влажности джунглей, смогу Мехико, туману Лондона, болотной гнилости Вашингтона. И везде чувствовал себя хорошо.

Так же быстро привыкал к темпераментным итальянцам, молчаливым финнам, непонятным японцам, деловитым американцам. А теперь вот к загадочным русским. Определение «загадочные русские» Гор употреблял только в своих корреспонденциях. Он давно понял, что вообще вся эта болтовня о «национальном характере» – ерунда. В теории, по статистике, в социологических исследованиях может быть, а на практике…

Сколько в жизни встречал он деловых французов и сентиментальных американцев, швыряющих деньги немцев и воспевающих войну швейцарцев… И русские есть всякие – и умные и глупые, и щедрые и жадные, и работяги и бездельники, на любой вкус. В каждой стране, в каждом народе есть всякие. И дело вовсе не в том, чтобы приспосабливаться к «национальному характеру», а в том, чтобы суметь подойти к каждому и использовать в своих целях.

Ну вот та же Тутси, что в ней особенного? Чем она отличается от своих парижских, гонконгских или амстердамских коллег? Техникой владеет хуже? Так ведь в России по сравнению с другими цивилизованными странами ее профессия все же новая. Не имеет официального статуса? Придет со временем, все газеты требуют, вся «общественность». Дешевле обходится, чем на Западе? Так валюта здесь в цене, вот станет рубль конвертируемым, ого-го, как цена на Тутси и ее коллег взлетит!

Неторопливо катя в своем белом «мерседесе» по Садовому кольцу, Гор пустился в отвлеченные теоретизирования. Все-таки нет у русских настоящей деловой закваски, мораль мешает. Ведь вот как нужна валюта! Так откройте, ну ладно, пусть не государственные, так хоть кооперативные публичные дома. По линии УПДК, например. Дерите с этих сексуально озабоченных аморальных иностранцев втридорога и зарабатывайте валюту. Пусть девочки платят прогрессивный налог или вообще сдают выручку. Вон во Франции всё сутенеры забирают, свинство! А здесь государство может на эти деньги детские дома, например, строить. Такой лозунг: «Публичные дома – детским домам!» Красиво. Кроме того, строже станет медицинский контроль. Так нет! Вместо того чтобы развивать эту доходную индустрию, они вообще хотят запретить проституцию. Интересно… Вот водку тоже пытались запретить…