Текст книги "О! Как ты дерзок, Автандил!"

7

Подступившие хлопоты на косе, куда благополучно приземлился вертолет, заставили всех забыть о случившемся утром на мысе Убиенного, во дворе дома Димичела.

Димичел торопил Минигула, поскольку полетных, засветло, часов оставалось мало и пилоту нужно было вернуться на базу, а он сознательно тянул время, помогая ставить палатки и оборудовать походный лагерь. Что-то подсказывало Минигулу, что ему нужно остаться на ночь с шефом, как он его называл. И улететь завтра, и, может, даже отговорить Дими от принятого решения задержаться на косе как можно дольше. Тем самым обманув Катрин и заставив ее принять окончательное решение.

И еще пилот думал про Катрин, которая не подозревала о распоряжении Димичела, и, раскрасневшаяся на ярком солнце и счастливая, оттого что не будет видеть своего вздорного мужа целую ночь и целый день, хлопотала у костра и подзадоривала мужчин на добычу рыбы, чтобы сварить первую уху.

Открытие сезона.

Катрин удивлялась, зачем они взяли так много хлеба и пакетов с солью, если на реке им предстояло быть всего лишь сутки.

Димичел догадался, почему его пилот тянет время.

Он отвел Минигула в сторону и попросил ни о чем не беспокоиться. Я же вижу, как вы переживаете, сказал Димичел, не переживайте, летите себе спокойно и возвращайтесь через три дня. Я взял достаточно продуктов.

Вечно полупьяный охранник, муж Катрин, он что, ваш друг, спросил Димичел.

Минигул покраснел и сказал, что дело не в охраннике.

А в чем?

Да, в общем-то, и ни в чем. Ну разве что девочка… Юла. Она ведь совсем еще маленькая. Вы меня простите, Димичел, не моего ума дело, но вы ведете себя как безумный террорист.

То есть как, что-то я не совсем понял.

Получается, что вы взяли в заложницы мать девочки.

Разве я ей угрожаю и требую от кого-то выкупа? От пьяницы-охранника с дрожащими и потными руками? Что он может мне дать?

Он может вам отдать свою жену.

Минигул присел на рогатую корягу – отполированное водой дерево, ствол которого одним концом был замыт в песчаный пляж, где стояли две разноцветные палатки. И он попытался объяснить свою мысль.

Муж Катрин, каким бы он ни был безвольным и ничтожным, наверняка переполошится и поднимет на ноги полицию. Своим обманом Димичел ставит Катрин в неудобное положение. Он ее насильно удерживает на реке и принуждает к принятию какого-то решения, и понятно какого, но ведь она должна его принять самостоятельно, по доброй воле и без насилия. И уж коли она до сих пор не могла его принять, то, стало быть, вы уж простите, Димичел, она еще не сделала выбор. С другой стороны, сама девочка, дочка Катрин, Юла – тоже становится заложницей. Ведь она будет страдать, не зная, что произошло с ее мамой. Мы вот рассуждаем о том, что террористы скоро подчинят себе весь мир, а сами не замечаем, как становимся террористами! Их методы мы используем в своей жизни. Ведь для девочки такое событие может стать травмой, и еще неизвестно, какой она вырастет.

Димичел перебил пилота.

Завтра вы позвоните Сусанне, которая осталась с девочкой, и предупредите о задержке с вылетом – ну, предположим, вы скажете, что перевал закрыт и погода нелетная. Старуха, в свою очередь, сообщит, что узнала, мужу Катрин. Вы полагаете, он не знает, с кем проводит время его жена и с кем она улетела на рыбалку? Кому нужно постоянное вранье?! Он получает от меня денежные подачки, а его маленькая дочь, которая, как вы выразились, «будет страдать», находится на моем обеспечении. И потом, вы думаете, что я воспитаю ее хуже, чем та среда, в которой она сейчас находится, и я не смогу ей дать достойного образования? По возвращении с реки все встанет наконец на свои места, сейчас я просто ускорю процесс, Катрин решится – ей уже ничего не останется делать, и я женюсь на ней.

Поздравляю, сказал Минигул, поздравляю… От меня – букет белых роз, она их любит, может, вы и правы, но террористы тоже действуют из лучших побуждений, и у них есть своя логика. А про погоду, вы уж извините, я не стану говорить. Я просто скажу, что вы прилетите через три дня.

И он замолчал и пошел запускать вертолет, потому что дальше он не мог предъявлять своих обвинений, ведь он сам оставался убежденным холостяком. Какое право он имел давать советы женатым людям?

Минигул улетел, сделав круг над Большим каньоном и подставляя бока машины под объектив цифровой фотокамеры Ивана, решившего скрупулезно фиксировать эпизоды своего таежного путешествия.

Иван снимал Катрин, склонившуюся у костра, отца, собирающего легкий спиннинг для ловли хариуса, орлана, сидящего на сухой лиственнице, и палатки, которые они поставили на пятачке песчаного пляжа, словно специально приготовленного рекой для людей.

Вся коса была покрыта крупным и мелким галечником. И только в одном месте, ближе к залому, хаотично громоздящемуся на стрелке двух проток, рекой был нанесен песчаный пляж, очень удобный для ночевок. Пляж заканчивался ровной каменной плитой, под легким наклоном уходящей в воду, а затем резко, ступенью, обрывающейся. И в этом заключалась особенная прелесть и удобство места, выбранного для стоянки. На ровной и плоской скале можно было загорать, сушить одежду, чистить рыбу и отсюда же бросать блесну спиннинга – хочешь на пенную стрелку двух рукавов реки, а хочешь – в улово, темный омут под отвесной скалой на противоположенном берегу.

Димичел зашел выше переката и показал Ивану, как надо пускать по течению легкую блесну-мушку на хариуса, чтобы она выплывала на ту самую стрелку и попадала в пенный галстук. Там рыба клевала отменно. Иван увлекся, потому что хариус нападал на его мушку, но, не имея опыта, никак не мог изловчиться, чтобы вовремя подсечь юркую рыбку с плавником-парусом.

Димичел собрал второй спиннинг и встал на перекате, чуть ниже Ивана, чтобы инструктировать сына. Попутно он рассказывал о реке и обитающей здесь рыбе. По существу, он читал лекцию, потому что Димичел, берясь за любое дело, предпочитал изучить его до деталей.

Самыми распространенными видами хариуса, рассказывал Дими, являются европейский хариус Thymallus thymallus и сибирский хариус Thymallus arcticus. Хариус амурский и монгольский встречаются реже.

Мы сейчас какого арктикуса ловим, спрашивал Иван.

Мы сейчас ловим того, который первым клюнет, весело отвечал Димичел, и тут клевало, он ловко подсекал и выводил крупного, с черным плавником, хариуса, которого он называл «харитоном», на косу. Двумя точными ударами маленького ножа Дими разделывал хариуса по хребту, посыпал солью и быстро отправлял в рот. Не забывая прикладываться к фляжке.

Попробуй, говорил сыну Димичел, чистый белок, ты, наверное, уже пробовал алкоголь, сначала хлебни из фляжки, тут виски, а потом отправляй в рот кусочек, отправляй-отправляй, даже не задумывайся, если хочешь, зажмурь глаза, я уверен, что тебе понравится, еще не было ни одного парня, которому не понравилось бы.

Иван – он хотел быть настоящим парнем – зажмуривал глаза, делал глоток из фляжки и одобрительно тряс головой, хотя первый раз в жизни пил крепкий алкоголь и ел сырую, правда, слегка подсоленную рыбу.

Потом они вновь шли на перекат, и Димичел продолжал свою лекцию, а Иван все никак не мог выхватить из струи своего первого хариуса.

Хариус относится к семейству лососевых, рассказывал Димичел, но он не уходит в верховья реки на нерест. Лососи, в том числе и таймени, закапывают свою икру в грунт, а хариус может разбросать ее даже по каменному дну. И только после икромета он совершает нагульные миграции – он просто прячется по ручьям, а к осени опять скатывается в основное русло. Самка хариуса мечет около двадцати тысяч икринок!

А таймень, перебивал его сын, сколько мечет таймень?

Около сорока тысяч. Есть морская рыба – луна, она мечет до трехсот миллионов икринок. Только представь себе – триста миллионов!

Спиннинг дернулся в руках Ивана, катушка затрещала, а тонкое удилище согнулось дугой. Димичел сразу понял: сын зацепил не хариуса, а крупную рыбу, может, ленка или сига, а может, и тайменя. Вот тебе, Минигул, ты утверждал, что все таймени ушли из Большого каньона на нерест!

Сними катушку с тормоза, скомандовал Дими, и медленно выходи на берег. Как только леска ослабнет, начинай подкручивать, кажется, ты поймал тайменя. Сейчас самое главное, чтобы он не порвал леску и не сломал твой спиннинг.

Иван, скользя по камням и зачерпывая отворотами низко отогнутых резиновых сапог воду, стал пятиться на косу. Но удилища из рук он не выпускал, хотя пальцы дрожали и срывались с катушки спиннинга. Как всякий неопытный рыбак, он начал немедленно поднимать над собой палку удилища, стараясь подтащить к берегу бьющуюся на другом конце лески рыбу.

Опусти спиннинг, скомандовал Дими, опусти его к самой воде и начинай потихоньку подматывать леску, как только почувствуешь тяжесть – сразу сними катушку с тормоза, дай слабину! И так делай до тех пор, пока не почувствуешь, что рыба обессилела и сама идет к берегу.

Папа, закричал срывающимся голосом Иван, папа, кажется, попался большой таймень, он очень сильно дергает, может, ты сам его выведешь, у меня не получается!

Все получится, сын, отвечал Димичел, все у тебя получится!

Димичел понял, что Иван зацепил не взрослого тайменя, а всего лишь таймешонка весом в килограммов восемь, ну от силы – десять, потому что если бы попался большой таймень, то он сразу бы порвал леску, рассчитанную на вес рыбы не более пяти килограммов. Дими сам наматывал американскую леску-плетенку на шпулю, стоящую сейчас на спиннинге сына. И нужно было сделать так, чтобы пойманного таймешонка Иван вытащил сам, хватило бы только терпения, и после первой своей рыбы, выведенной самостоятельно, он уже никогда не сможет забыть дрожи натянутой лески, осклизлых камней под ногами, холода воды, заливающей ноги в сапогах, рывков и стремительных рейдов рыбы вдоль берега, разбитых в кровь от вращения катушки пальцев и наконец – торжества победы, когда добыча бьется у твоих ног.

Таков удел настоящего парня, если он хочет познать вкус победы. А настоящий парень хочет победы всегда.

Направив жало спиннинга к самой воде, Иван вывел пойманную рыбу на берег. Скорее, он даже выкинул ее, в последний момент инстинктивно поддернув удилище и попятившись спиной к палаткам.

Действительно, попался таймешонок, Димичел на глаз определил его вес: примерно килограммов семь, значит, ему было не более пяти лет, молодец какой оказался Иван – он вывел рыбу на харюзовую леску, которая могла легко порваться.

Иван восторженно хватал рыбу под жабры, поднимал над собой, показывал отцу и утверждал, что его таймень весит не менее десяти килограммов, и предлагал немедленно вырезать из него по пластинке, подсолить и съесть, разумеется, сделать по доброму глотку из фляжки. И конечно, тайменя надо немедленно сфотографировать, Ивана надо тоже сфотографировать – со спиннингом и пойманной рыбой в руках.

Димичел заметил, что обычно такой молодняк, каким был пойманный таймешонок, рыбаки-спортсмены отпускают назад в реку, и, сказал он, ты сам решай, что делать с таймешонком, ведь ты поймал его сам, но ты должен знать, что мясо молодых тайменей очень вкусное, особенно когда его поджарить.

Нет, папа, возразил Иван, я не хочу его отпускать, ведь он – первая моя рыба, пусть Катрин поджарит нам его на той какой-то особенной сковородке, ты ведь говорил мне, которая не пригорает на костре, и на ней можно очень ровно поджаривать рыбу.

Хорошо, сказал Димичел, тогда вот тебе нож, и ты должен разделать своего первого тайменя.

Но ведь я не умею, возразил Иван.

Ты должен научиться. Сначала ты должен вспороть его по брюху и вытащить жабры. Смотри…

Дими показал сыну, как нужно сделать первые надрезы. Иван присел на каменной плите-полке, уходящей в воду, и неумело, но достаточно энергично вспорол тайменя от черной точки анального отверстия у хвоста до самых жаберных крышек. Таймень несколько раз, уже достаточно вяло шлепнул по плоскому камню хвостом, и мелкая дрожь пробежала вдоль его изогнувшейся тушки. Димичел отметил, что сын не испугался последних судорог рыбы, и он не боится крови, чешуи и слизи. Уже самостоятельно – без инструкций, Иван с хрустом вырвал жабры, подрезав их в горле тайменя. Так же уверенно он вырвал кишки, желудок и печень рыбы и выбросил их в быстро текущую у ног реку. Потом он вычистил лезвием сукровицу вдоль позвоночного шнура и помыл тайменя.

Отрежь ему голову, сказал отец сыну, голова тайменя хороша в ухе и в заливном, но, поскольку ты решил его пожарить, голова нам не пригодится. К тому же она слишком мала для ухи. А ночью мы поймаем большого тайменя, и тогда рыбы хватит и на уху, и на заливное, и даже на котлеты.

Иван перевернул рыбу на брюхо и сделал надрез в спине тайменя возле самой головы. Димичел удивился, как опыт быстро приходит к сыну. Потом Иван косо вонзил лезвие короткого, но сильно заточенного ножа в хрящ позвоночника и с хрустом потянул на себя.

И отцу, и сыну показалось, что раздался какой то странный звук «и-и-и-у!», а может быть, «пи-и-и-у!», отдаленно напоминающий звук распрямляемой пружины. Обезглавленная тушка тайменя забилась в руках Ивана. От неожиданности он отпрянул. Он еще живой?!

Обыкновенная судорога, у рыб так бывает, когда перерезаешь им позвоночник, у них там проходит какая-то жила, вернее – спинной мозг, ответил Димичел. Но сам суеверно оглянулся по сторонам.

Димичел провел в тайге немало дней и ночей, и он знал, что в природе существует много такого, что до сих пор непонятно человеку и им не разгадано. В том числе и звуков. Особенно когда ты один, ночью, остаешься у костра. Только человек с сильной волей и устойчивой психикой может ночью спать в тайге у костра. Минигул умел спать один у костра, и он научил Димичела преодолевать страх.

Только ты закрываешь глаза, удобно растянувшись на походном непромокаемом коврике, как тут же слышишь чьи-то голоса, шорохи и шаги, как будто кто-то, тебе невидимый, приближается к костру с дальнего края косы, уходящей в реку. Ты открываешь глаза и вновь видишь пламя костра-надьи, устроенного особым образом – бревна кладутся в огонь параллельно друг другу, они дают устойчивое пламя, правда, из надьи могут сыпаться искры, бревна стреляют, и ты рискуешь прожечь свой спальный мешок. И ты видишь неподалеку тень палатки, в которой спят твои товарищи по рыбалке, и рогатую корягу вывороченного с корнем дерева, и лунную дорожку, бегущую по глади плеса. Все тебе понятно и знакомо, ты, успокоенный, вновь закрываешь глаза. И тут же слышишь чей-то шепот и треск ветки то ли под ногой человека, то ли под лапой зверя. А вот вскрикнула птица, и вскрикнула она так, что заныло на душе, как будто кто-то, тебе неведомый, но опасный, выпивает до самого донышка твой покой и твою веру. И сразу вспоминаются давно умершие родители, и любимые женщины, которых ты предал и бросил, и друзья, которые оставили тебя или которых оставил ты сам, и твои дети, которые растут сами по себе, без твоего участия, и твоя первая учительница, которой ты никак не соберешься написать письмо, а она тебя любит и помнит по-прежнему, ты точно знаешь.

Ты садишься у костра, обхватив колени, и долго всматриваешься в оранжевые языки пламени и в малиновые угли на бревнах. Ты слушаешь говор реки на перекатах, завариваешь чай и куришь трубку с крепким табаком, борясь с единственным желанием – немедленно залезть в палатку и спрятаться, под весьма условной, конечно, но – крышей.

Не менее загадочные вещи происходили и днем.

Года два назад Димичел рыбачил здесь же. Он решил подняться на вертлявой лодчонке, похожей на каноэ, которую местные называют оморочкой, к дальним перекатам Большого каньона. Дими нашел уловистое место и принялся таскать из потока хариусов – одного за другим. Он так увлекся, что все дальше и дальше заходил в реку, пойманную рыбу складывал в сумку, привязанную к поясу, и вдруг он отчетливо почувствовал пристальный взгляд в спину. Так смотреть мог только зверь, людей здесь не было, а единственный человек – пилот Минигул – остался рыбачить на косе, у палаток, и Димичел пожалел, что свой карабин оставил на берегу. Осторожно, стараясь не поскользнуться на камнях, он повернулся к берегу и… никого не увидел! Но он чувствовал взгляд. Теперь казалось, что зверь переместился в заросли густой черемухи, дурманящий запах которой стелился над косой. Ну да, конечно! Дими ясно видел маленькие красные глазки какого-то зверя, который бесшумно пробирался вдоль берега, и, наверное, он крадется за человеком, готовясь напасть на него.

Так же осторожно, стараясь не бурлить ногами против течения, Димичел выбрался на косу, внимательно следя, как ему казалось, за продвижениям зверя в зарослях и за огоньками его глаз, он подхватил карабин и послал патрон в ствол. Он стоял теперь спиной к реке, и – надо же! – он опять почувствовал чей-то взгляд в спину. Но там, откуда исходил взгляд, быть никого не могло, поскольку на другой стороне реки высилась отвесная скала каньона.

Димичел заставил себя оглянуться, и он увидел: на скальной поверхности, среди трещин и отполированных солнцем, дождями и ветром гранитных сколов отчетливо проявились глаза! Никакой морды зверя видно не было – только напряженные глаза со сросшимися на переносице густыми бровями. Непонятно, чьи – человека, зверя? Или совершенно неведомого существа?

На какое-то мгновение Димичелу показалось, что смотрит женщина, которая, он почему-то был уверен, боится за него, Димичела, и словно предостерегает его от опасности. Он быстро прыгнул в оморочку, оставив на косе карабин, спиннинг и сумку с пойманной рыбой, и вернулся в лагерь. Минигул, которому он рассказал о своем странном видении, долго помешивал поварешкой в котле, где тихо побулькивала, доходя до нужной кондиции, уха из хариуса.

Она, сказал Минигул.

Кто она?

Матерь Природа.

Димичел усмехнулся про себя и ничего не ответил пилоту. Местные – как дети, так и взрослые – давно уже пили коровье молоко, ходили в церковь, а сам пилот отслужил в десантных войсках и окончил вертолетное училище. Но Димичел всегда подозревал, что и в деревне – на пологом склоне мыса Убиенного, да и в недалеком городке, живут и молятся своим сэвэнам внуки того самого шамана, который не терпел конкуренции.

Катрин тоже была суеверна.

Вылететь с моста, чтобы наконец встретиться со своим богом… Он никогда не забывал их первой встречи в летящем на огромной скорости автомобиле. Дух и материю Катрин считала двумя самостоятельными и независимыми началами. Может, она была знакома с философией дуализма?

Когда раздался звук «пиу!» и Димичел оглянулся по сторонам, ему показалось, что не один, а сотни взглядов были устремлены на отца с сыном.

Впрочем, ведь так оно и было.

Кроны деревьев и кустов зашевелились, словно от дуновения легкого ветерка, и в причудливом занавесе, который всегда вывешивает природа людям, скрывая то, что на самом деле происходит на сцене, появились полулица-полумаски. Не люди и не звери, а какие-то гномы. Они перемигивались и перешептывались, а зеленый, сплетенный из пряжи травы, веток и листьев занавес пошел волнами.

Димичел вспомнил, как в одном из авангардных спектаклей прославленного режиссера-мастера он уже видел подобный занавес. Он был устроен особенным образам: в финале пьесы все ее действующие лица появлялись в ткани огромных кулис, сотканной из толстой пряжи. Просто из каких-то веревок толщиною в палец был связан тот занавес с махристыми краями отверстий на разной высоте от пола до потолка, и в них, отверстиях, появлялись лица героев. Примитивный вопрос мучил тогда Димичела: какие нужно выстроить подмостки и лестницы, чтобы главные герой и героиня оказались в занавесе под самым потолком?

А кто же были они, гномы, возникшие в занавесе тайги на исходе дня, когда Иван отрубил голову рыбе и раздался странный звук «пиу»?!

Димичел незаметно столкнул отрубленную голову тайменя в воду и сказал Ивану, желающему непременно опять войти в реку, что им нужно успеть до темноты приготовить ужин, то есть пожарить тайменя. С явной неохотой сын возвращался к костру, у которого хлопотала Катрин. Димичел говорил Ивану, что разбудит его ночью на особую рыбалку – на мыша, то есть на блесну-приманку, сделанную в виде мышки.

Таймень охотится не только на рыб – он нападает и на мышь, плывущую от одного берега к другому, и на утку, садящуюся в заводь, он настоящий хищник – большой таймень, и сегодня ночью мы его поймаем. Объяснял Димичел.

Катрин нахмурилась, принимая из рук Ивана рыбу.

Совсем детеныш, сказала она, почему вы его не выпустили?

Димичел поморщился. Зачем ты убил свою овчарку, почему вы не выпустили таймешонка… Сколько христианского сострадания! А на вопрос, почему ты живешь с двумя мужчинами, ответа нет. На ум приходит строгая завучиха, которая порицает мальчишек за то, что они дергают девчонок за косички, а сама на переменках целуется (и не только целуется) с директором школы, запершись в его служебном кабинете. А у директора трое детей. И вся школа, включая младшие классы, знает о том, чем занимаются завучиха и директор в закрытом изнутри кабинете. Не слишком ли часто мы меряем поступки других по гамбургскому счету, забывая предъявлять те же требования к себе?

Димичел обнял Катрин за плечи и примиряюще сказал, что таймешонок – первая добыча Ивана, и какой же настоящий парень, если он – настоящий, упускает ее, и что любому рыбаку-спортсмену нужно пройти определенный путь, чтобы научиться отпускать пойманную рыбу назад, в реку. Сегодня Иван только встал на правильный рыбацкий путь. Ты нам поджарь, пожалуйста, его добычу, сейчас мы будем ужинать.

Они сели у костра, и ночь еще не накрыла Большой каньон, но наступал тот вечерний предел, когда сиреневые сумерки уже крадутся на косу из близких распадков, а над ручьями слегка парит. Приходит первый туман наступающей ночи. Молочный и слоистый, он наползает на реку, устилает галечник тонкими пластами, и камни блестят от вечерней росы. Дневная жара спала, быстро становится прохладно, поэтому самое время сменить сапоги-болотники, в которые набралось воды в переходах через бурные перекаты, на сухие горные ботинки и надеть свитер, и, близко придвинувшись к пламени костра, держать в руках кружку горячего чая. Уже переделаны все дела походного дня, палатки поставлены, и на ночь заготовлены дрова, и по красной полоске заката, появившейся на стыке скальных вершин и вечернего неба цвета густой синевы, становится ясно, что дождя не будет, но ночью возможен заморозок. Пахнет цветущей черемухой – в здешних местах она зацветает поздно, и горьковатый запах дыма костра мешается с черемуховым. Еще пахнет резиной – лодка, за день нагревшаяся на солнце, слегка сдула свои круглые бока-баллоны, и ты понимаешь, что завтра с утра сядешь в лодку и уплывешь отсюда… Может быть, навсегда. Но ты уже никогда не забудешь заката, костра, запаха черемухи.

Они сидели за походным столиком на раздвижных ножках, и поджаренный таймень был действительно вкусным, Катрин с Иваном выпили чилийского вина. Было забавно слушать, как раскрасневшийся от своей первой рыбацкой удачи Иван еще и еще раз рассказывает, как он проводил рыбину вдоль берега и как она металась в улове, теряя свободу, а он переживал свой инстинктивный рывок, с помощью которого выкинул добычу из реки. А ведь таймень мог и оборваться.

Катрин были понятны переживания Ивана, поскольку она, выросшая на берегах лимана, сама была удачливым рыбаком и по количеству взятых из реки тайменей могла сравниться с великим и ужасным рыбаком Минигулом.

Иван не чувствовал никакой неловкости в общении с Катрин, очень быстро он стал говорить ей «ты», тем более что именно она сама и предложила называть друг друга, не церемонясь. Катрин и Иван. Димичел с удовольствием слушал их разговор. Он думал о том, что сын поладит со своей будущей мачехой, такой молодой и привлекательной, но уже довольно опытной. Они будут жить вместе в английском доме, а с Лизи он попробует договориться. Она прилетит – теперь уже через два дня, и он все уладит, и, конечно, интересно, как она теперь выглядит – он не видел свою бывшую жену несколько лет, только переписывался с ней по электронной почте.

Катрин собиралась вместе с Димичелом на ночную рыбалку, теперь они обсуждали с Иваном блесны-мыши и катушки, которыми надо было с вечера оснастить спиннинги. Димичел сделал все достаточно быстро, достав из походного туба два других спиннинга – с более мощными ручками и стальными кольцами под катушки, рассчитанными на вес рыбы до ста килограммов. Один из спиннингов, абсолютно новый, американского производства, он торжественно вручил сыну и шутливо поздравил его с вступлением в легион рыбаков.

Потом он достал из нагрудного кармана куртки ту самую коробочку, которую перед отлетом тайно взял с собой. В коробочке, красиво упакованные на шелковой жатой драпировке сиреневого цвета, лежали круглые часы на цепочке и в серебряной оправе. Сейчас такие часы носят только консервативные или очень состоятельные люди. Их носят не на руке, а в специальном карманчике брюк или пиджака. Когда-то такие часы назывались брегетом. Было видно, что часы для Ивана – дорогие, а на их крышке выгравирована картина: на берегу реки стоит рыбак в сапогах и в пробковом шлеме и старательно выводит на спиннинг рыбу.

Японские часы Ferrari Grand Prix, сказал Димичел. Механические, ручной сборки. Мы с Катрин дарим их тебе на память о первой пойманной рыбе – таймене! У меня есть своя теория, правда, она не очень-то научная. Ты знаешь, что слово «тайм» с английского переводится как «время», таймень, как мне кажется, производное от слова «время»: тайм-ень.

Он вкусно, словно пережевывая буквы, произнес слово по слогам. И продолжил.

Я нахожу такое объяснение. Некоторые ученые-ихтиологи считают, что тайменю миллионы лет, он – один из древнейших видов, сохранившихся на земле. То есть таймень – существо, пережившее века! Редко кому удавалось пережить время. Мамонтам, например, и ящерам не удалось. Я не знаю, откуда взялась словесная добавка «ень» к определению «тайм» – я не лингвист и не филолог, может быть, китайцы постарались, но я точно знаю то, что таймень побеждает время. А еще есть прибор, который называется «таймер». Он фиксирует начало и конец каких-либо процессов. Мне почему-то кажется, вернее – я хочу так думать, что между тремя словами – «тайм», «таймер» и «таймень» – существует связь. Не знаю какая, но она существует. Сверяй свою жизнь с нашими часами, Иван! Пусть они будут твоим личным таймером.

Вся тирада Димичела была произнесена таким голосом, что возникало ощущение важности момента. Катрин разлила по кружкам чилийское вино, в очередной раз, про себя, удивившись мышлению человека, которого она полюбила. А ведь он был человеком сухих цифр, нефтяным разведчиком и бизнесменом, привыкшим управлять буровыми установками и оперировать не образами, а лишь понятиями дебета и кредита, прибыли и ее дефицита. И еще она удивилась отцовской предусмотрительности и заботе Димичела о сыне. Катрин примеряла его человеческие качества к своей маленькой Юле. Она оценила фразу «мы с Катрин», хотя он не сказал ей ни слова о приготовленном подарке для сына.

Иван захотел немедленно испытать новый спиннинг, он просительно посмотрел на отца. Вечный рыбацкий зуд, возникающий с момента первой рыбы, бьющейся у твоих ног, уже охватил его, ему не терпелось немедленно вернуться на перекат и без устали зашвыривать блесну на пенную стрелку или в темное улово под самой скалой. Всегда кажется, что именно там стоят таймени.

Ну хорошо, сказал Димичел, возьми тяжелую блесну на шестьдесят граммов, золотистого цвета, и попробуй.

А мышь, спросил Иван, как же мышь, ведь ты сказал, что таймень сейчас возьмет на мыша.

Нужна ночь, просто чернильная нужна темнота, мы тебя обязательно разбудим. А сейчас попробуй на тяжелую блесну. Она похожа на желтый лист.

Иван уходил на дальний конец косы, они смотрели ему вслед, и казалось, что он шагает по молочной белой реке, потому что туман еще стелился по галечнику, не поднимаясь над палатками и заломом, перегораживающим реку почти до середины. Иван шел неторопливо – в одной руке он держал спиннинг, в другой – пластиковый сундучок с рыбацкими снастями, и чем дальше он уходил от костра, тем сильнее возникало ощущение, что парень идет босиком по воде, которая сегодня просто укрыта туманом. Димичел прилег у костра, облокотившись на согнутую руку, и теперь, когда он смотрел на сына снизу, возникло новое ощущение: казалось, что Иван идет не по реке, а по облакам.

В сонной тишине таежного каньона раздался резкий удар, как будто кто-то, людям невидимый, изо всех сил ударил плоской доской по воде. И еще раз. Катрин вздрогнула, хотя она и знала природу нового звука. Так крупный таймень бил хвостом по воде, глуша добычу – мышь, переплывающую реку, или птицу, присевшую на перелете отдохнуть.

Ну вот, удовлетворенно произнес Димичел, большой таймень вышел на охоту! А Минигул уверял меня, что все таймени ушли из Большого каньона на икромет. Не все, однако, ушли! Он сознательно употребил словечко «однако» из местного лексикона рыбаков и охотников.

А может, они просто вернулись, задумчиво сказала Катрин, ты знаешь, Дими, я, кажется, знаю, как называется икромет, то есть нерест тайменей, если исходить из твоей научной теории на тему «таймень и время».

Очень интересно, Димичел прихлебывал виски все из той же походной фляжки, обтянутой дорогой замшей, и как же?

Нерест называется «таймери» и переводится, как «самое удобное время для любви».

«Самое подходящее время» по-английски звучит как «тайминг», возразил Димичел, свободно говорящий на английском, к тому же «любовь» с английского – «лав», тебе хорошо известно, моя маленькая девочка, иди скорее ко мне, ты отдавалась когда-нибудь на песке? Одно из самых лучших занятий – любить женщину на песке, говорил он и тянулся к Катрин, и, значит, нерест – love-timing, или тайминг-лав!

Есть еще слово «вери» – «очень», возражала Катрин, шутливо отбиваясь от Димичела, если соединить слова «тайм» и «вери», а «в» опустить, то тогда и получится «таймери».

А сама уже подстилала коврик – сомнительна все-таки с точки зрения гигиены любовь на песке, и закрывала глаза, и снимала с лица Дими очки в тонкой оправе, и тянулась губами к его губам.

На реке вновь раздался удар тайменя хвостом по воде.