Текст книги "Воронцов"

1840 г.

Вот уже несколько месяцев как длился роман Воронцова с Оленькой. Каждую ночь граф ждал с нетерпением, оставаясь молчаливым и раздражительным в течение дня. Графиня была в недоумении от вновь вернувшегося дурного расположения духа мужа. Понфилов догадывался, в чем дело, но каждый раз, когда он пытался заговорить об Оленьке, Воронцов старательно уходил от разговора.

Дмитрия начало бесить все: Васнецова, ее дом, полный слуг-французов, снующих туда-сюда, мерзкий сад с душистыми яблоками; даже Понфилов, который уже дал Воронцову все, что знал и все, что умел, стал неинтересен Дмитрию. Воронцова терзала несправедливость: почему он не может быть с той, кого он любит? Неужели он не заслуживает счастья? Сколько еще можно скрывать этот роман? День, год, всю жизнь?

Все, чем я владею, после моей смерти станет твоим

Но Васнецова и не думала уходить на тот свет: ей становилось лучше с каждым днем благодаря лечению Понфилова. Так сколько еще придется ждать?

Проведя пару часов с такими мыслями, Воронцов резко вскочил со скамейки возле пруда и двинулся к дому. Пройдя через гостиную, он зашел на кухню, где Оленька готовила что-то к обеду. Увидев ворвавшегося в комнату Воронцова, она от неожиданности выронила нож.

– Дмитрий, что ты…

Она не успела договорить: Дмитрий обхватил ее за талию и прижал к себе, страстно целуя ее шею, щеки, влажные губы… Пролетавшие секунды казались вечностью, запах жаркого – ароматом цветов, а сама кухня превратилась в лазурный морской берег. Воронцов не знал, сколько времени прошло, и не хотел знать…

Скрип входной двери.

Дмитрий и Оленька в страхе обернулись: на пороге стоял один из слуг-французов Васнецовой Лоренс, молодой парень лет девятнадцати. Застыв на месте, он некоторое время смотрел на них, будто не веря своим глазам. Затем, гадко усмехнувшись, он выбежал из кухни.

– Дмитрий! – в отчаянии крикнула Оленька. – Он все расскажет Васнецовой!

– Не расскажет! – резко произнес Воронцов и помчался за Лоренсом. Дмитрий нагнал его на лестнице, ведущей к покоям графини, и преградил ему путь.

– Лоренс! Стой… не делай этого…

– Графиня должна знать, – монотонным голосом произнес слуга, продолжая неприятно улыбаться.

– Она не должна ничего знать! Это разрушит наш брак!

– Извольте… дайте мне пройти…

– Просто сохрани все в тайне! Что тебе стоит закрыть глаза на то, что ты видел? Я прошу тебя…

Воронцов умоляюще смотрел на Лоренса. Тот, словно борясь с самим собой, наконец, вздохнул:

– Ваша взяла, молодой граф… Я ничего не скажу графине Васнецовой.

– Боже! Спасибо тебе, Лоренс, спасибо! – проговорил Дмитрий, обнимая юношу. – Ты не представляешь, какую услугу ты мне оказал! Я никогда этого не забуду!

– Не стоит, не стоит, – сухо ответил слуга, похлопав графа по плечу. – Идите к Оленьке, она вас, несомненно, ждет.

Воронцов благодарно кивнул и спустился вниз, возвращаясь на кухню. Лоренс, убедившись, что граф исчез из виду, поднялся на второй этаж и пошел в спальню Васнецовой.

* * *

Лакей у двери сказал Воронцову, что Оленька выбежала в сад, и молодой граф помчался за ней. Обогнув пруд, Дмитрий углубился в сад, стараясь найти девушку среди фруктовых деревьев. Наконец, он увидел ее, съежившуюся у подножия яблони со слезами на лице.

– Оля! Оленька! – нежно произнес Воронцов, с трудом сдерживаясь от того, чтобы самому не зарыдать. – Все будет хорошо…

– Нет, ничего не будет хорошего! – всхлипнула девушка, повернув заплаканное лицо к Дмитрию. – Васнецова теперь знает о нас; ты разведешься с ней и найдешь себе другую жену, а меня выкинут на улицу в чужой стране, я останусь без денег и крыши над головой!

– Она ничего не узнает, слышишь меня? Ничего! Я об этом позаботился… Этот Лоренс… он славный малый. Он ничего не расскажет графине.

Оленька недоверчиво смотрела на него. Воронцов обнял ее и посмотрел ей в глаза.

– Все будет хорошо, я обещаю тебе…

– Как ты смел…

Леденящий душу голос раздался за ними: Васнецова стояла с дергавшимся от гнева лицом, яростно взирая на пару. Из-за графини, самодовольно ухмыляясь, выглядывал Лоренс.

Воронцов и Оленька оцепенели от ужаса и во все глаза смотрели на Васнецову. Из дома к ним приближалось все больше слуг и служанок. Не было сомнений в том, что им всем уже известна тайна влюбленных.

– В моем доме… Прямо в моем доме… – шептала Васнецова, переводя взгляд с Оленьки на Воронцова и обратно. – Мерзавец… я тебе верила…

– Графиня… – начал Дмитрий.

– Мерзавец! – завопила Васнецова, кидаясь на него с кулаками. Воронцов схватил ее за руки, пытаясь удержать. – Ты предал меня! Ты лгал мне! Ты… ты был с ней!

Слуги в страхе смотрели на происходящее. Казалось, Васнецову ничто не остановит: она билась в руках Воронцова, как сумасшедшая.

– Я выкину тебя из дома! Ты будешь жить нищим и опозоренным! Я сделаю так, чтобы ты нигде не нашел себе места в этом мире! Я заставлю тебя страдать!

Внезапно в ее глазах потемнело. Она перестала биться и обмякла в руках Воронцова.

– Ненавижу… – слабым голосом проговорила она и потеряла сознание.

* * *

Надвигались сумерки. Розовый закат полыхал на горизонте, и прохладный воздух сменял зной в имении Васнецовой. В саду, во дворе и на первом этаже было пусто – все столпились в спальне графини вокруг ее кровати. Васнецова слабо дышала, губы ее едва заметно шевелились, глаза не открывались до конца. Понфилов обследовал ее уже на протяжении получаса. Наконец, он встал и повернулся к присутствующим:

– У нее был сердечный приступ. Ничего смертельно страшного, но ей нужен покой и тишина. Так что попрошу всех выйти и оставить ее одну.

Слуги поспешили к выходу.

– Всех, – многозначительно повторил Понфилов, взглянув на Воронцова, оставшегося возле постели. – Уж кого она меньше всего сейчас хочет видеть, так это вас.

Дмитрий вздохнул и покинул комнату. Через несколько минут вышел и сам доктор.

– Ну? Доволен? – обратился он к Воронцову. – Я предупреждал, что твой роман с Оленькой ничем хорошим не кончится. Теперь у тебя будут большие неприятности, Дмитрий, уж поверь.

– Я могу с ней поговорить?

– Не сейчас, – отрезал Понфилов. – Она очень слаба, ей нужен отдых. Ступай к себе, Дмитрий. Все, что можно было, ты уже сделал.

* * *

Воронцов сидел на своей кровати, обхватив голову руками, и напряженно думал. Лунный свет падал на его лицо, словно состарившееся за последние несколько часов.

Это конец. Дмитрий знал это. Вся его авантюра с женитьбой рухнула из-за нелепого случая, произошедшего не в то время и не в том месте. Как только Васнецовой станет лучше, она незамедлительно вышвырнет его из дома. И куда он пойдет? Дмитрий даже не сможет добраться до России: или же умрет с голоду, или же его по дороге убьют бандиты. А если и обойдется, что тогда? Он все равно везде будет изгоем. У Васнецовой большие связи в обществе, она опозорит его на всю страну, на всю Европу… Один мимолетный поцелуй поломал всю его жизнь…

Дмитрий от бессилия ударил по тумбочке у кровати. Жалость к Оленьке, оказавшейся не в менее скверном положении, чем он; ненависть к мерзкому Лоренсу, который все рассказал графине; и страх перед будущим – все это смешалось у него в душе и отравляло ее. Взгляд Воронцова вдруг упал на флакон с прозрачной жидкостью, упавший с тумбочки на ковер: успокоительное, которое дала ему Оленька полгода назад от бессонницы.

Вот… по три капли перед сном. И не думайте принимать больше – в

могилу сведет.

В голове у Дмитрия сам по себе начал складываться план дальнейших действий. Это страшная затея… но у него нет выбора…

Воронцов вышел из своей комнаты и тихо пошел по темному коридору, к спальне Васнецовой. В доме все уже спали; лишь на первом этаже бродили несколько лакеев.

Откуда ни возьмись перед Воронцовым появился Лоренс.

– Куда это вы идете граф? – елейным голосом спросил он, подозрительно уставившись на Воронцова. Тот, недолго думая, схватил его одной рукой за горло и одним рывком прижал к стене. Хоть разница в возрасте между ними была всего год, Дмитрий в тот момент был полон ярости, готовой обрушиться на любого.

– Я убью тебя при первой подходящей возможности, – прорычал граф в лицо слуге. Тот вызывающе улыбался.

– Почему бы вам не сделать это прямо сейчас? – прошептал он, задыхаясь и дергая руками. – Куда вы идете? Вы идете к графине? Что у вас в руке? Я не пущу вас!

Дмитрий схватил со стола в коридоре канделябр без свечей и с размаху ударил им Лоренса по голове. Тот без чувств опустился на пол. Воронцов оставил его лежать в коридоре и пошел к графине.

* * *

Раздался стук в дверь. Васнецова приподняла голову с подушки.

– Войдите, – слабым голосом произнесла она.

В спальню вошел Воронцов со стаканом воды в руке.

– Ты… – промолвила графиня, вновь опускаясь на подушку. – Хочешь окончательно убить меня?

– Графиня! Как вы могли подумать подобное… – воскликнул Дмитрий, почувствовав, как похолодело у него все внутри. – Вот. Я принес успокоительное. Подумал, что вы не можете уснуть.

– Вот это славно, – прошептала Васнецова. Дмитрий помог ей приподняться и выпить содержимое стакана. – Только не думай, что это что-то изменит. Это твоя последняя ночь в моем доме. Завтра я хочу, чтобы ноги твоей здесь не было. О разводе я побеспокоюсь сама.

– У нас еще есть время все обдумать, – сказал Воронцов, внимательно смотря на Васнецову. – Графиня, каждый человек заслуживает прощения.

– Я никогда не прощу измену, – проговорила Васнецова, бледнея с каждой секундой.

– Все еще можно исправить. Забудем о случившемся, как о страшном сне, и начнем все сначала.

Дмитрий продолжал говорить, чтобы графиня не замечала перемен в своем самочувствии, но та уже в панике задыхалась.

– Дмитрий! Что… что со мной происходит?

– Все скоро закончится.

Васнецова посмотрела на Воронцова, и понимание блеснуло в ее глазах. Она пыталась сказать что-то, но уже не могла. Дмитрий не смог сдержать слез. Еще мгновение – и свет жизни в глазах Васнецовой погас; тело обмякло на постели, пальцы разжали стакан, и он разбился об пол.

* * *

Утро. Белые ватные облака заполоняли голубое небо, складываясь в разнообразные фигуры, понятные лишь людям с достаточно развитым воображением. Дмитрий открыл глаза и сощурился от яркого солнца, бьющего ему в лицо. Судя по всему, он уснул прямо в одежде. Воронцов медленно просыпался и возвращался к действительности. В доме что-то происходило. Внизу раздавался топот, крики и стоны. Вскоре шаги зазвучали за его дверью, становясь все громче и громче.

В комнату ворвался Понфилов.

– Дмитрий! Графиня…

Воронцов вскочил с кровати.

– Что с ней?

– Она… она умерла.

Воронцов некоторое время смотрел на бледное лицо доктора, и затем зарыдал. Слезы ручьями стекали по его щекам, неподдельные, чистые слезы. Он только сейчас осознал, что совершил убийство, самое настоящее намеренное убийство человека. Доктор в растерянности стоял в дверях.

– Как… как это случилось? – вымолвил Воронцов сквозь слезы.

– У нее остановилось сердце. Я в недоумении: она шла на поправку. С каждым годом я убеждаюсь, что сердце пожилого человека – непредсказуемая вещь.

Он подошел к тумбочке и налил Дмитрию воды из графина. Дмитрий одним залпом осушил стакан.

– Воронцов… Ты теперь владелец всего имущества Васнецовой. Поместье, сад, деньги – все это теперь твое. Я понимаю, что это не самый лучший момент, чтобы говорить об этом, но все же…

Он не заметил, как в глазах Дмитрия вспыхнуло торжество.

– И еще… там Лоренс… Кажется, он выжил из ума… Несет какой-то бред насчет того, что это ты убил Васнецову…

Словно пол провалился под ногами Дмитрия.

– Где он сейчас?

– Там же, где и все слуги этого дома – в гостиной. Они все ждут тебя, Дмитрий, ждут твоих указаний. Ты теперь их граф.

* * *

– Я говорю вам: это сделал Воронцов! – кричал Лоренс слугам, столпившимся вокруг него. – Это он убил хозяйку! Я видел его ночью возле ее спальни! Он ударил меня по голове!

Тут он увидел спускающегося по лестнице Воронцова.

– А! Вот и он! – крикнул Лоренс. – Признайся, признайся перед всеми!

Десятки глаз обратились к Воронцову. Даже Понфилов, стоявший рядом, молча покосился на него. Дмитрий не мог вымолвить ни слова в свою защиту – у него уже не было сил для очередной лжи. И он уже был готов к тому, чтобы провести оставшиеся дни в тюремной камере или на виселице.

– Это не мог быть он, – раздался голос в толпе слуг. Все расступились, чтобы пропустить Оленьку, которая вышла к Лоренсу с бледным, но решительным лицом. – Воронцов не убивал графиню, потому что… он провел эту ночь со мной.

По толпе прошелся шепот. Оленька твердо смотрела на Дмитрия, а он – на нее. Наконец, Дмитрий громко сказал:

– Все слышали Оленьку. Она подтверждает, что я всю ночь был с ней. Я не убивал свою жену. Как вам могло прийти такое в голову…

– Конечно, это все вздор, – опомнился наконец Понфилов – Как доктор, я заявляю, что причина смерти – остановка сердца. Если кто и причастен к смерти бедной графини, то это Господь.

– Лжецы! – завопил Лоренс с безумным лицом и бросился на Воронцова. Его оттащили в сторону несколько пар рук лакеев. Воронцов холодно посмотрел на него. Он чувствовал то, что никогда раньше не имел. Он чувствовал власть.

Дмитрий обвел взглядом присутствующих.

– Теперь я – ваш граф. С этой минуты вы подчиняетесь только мне. А этот безумец – он указал пальцем на Лоренса. – станет примером того, что будет с каждым, кто посмеет встать против меня. Во двор его!

Две слуги, недолго думая, потащили Лоренса к выходу.

– Нет! Нет! Не смейте! Он обманывает вас! Всех вас! – бился в истерике Лоренс.

Понфилов потрясенно смотрел на Воронцова.

– Дмитрий! Зачем все это?

– Не вмешивайся, – оборвал его Воронцов, злобно взирая на то, как слугу выталкивают через дверной проем. – Он заслужил это.

Дмитрий тоже вышел во двор за остальными.

– Привести лошадь! И ружье мне!

Слуга побежал в конюшню. Воронцов приблизил к Лоренсу свое лицо.

– Скоро ты узнаешь, какова цена измены, – прошептал он ему на ухо. Слуга в ужасе посмотрел на него.

– Воронцов… – тревожно звал его доктор.

– Дмитрий! – кричала Оленька. – Что ты делаешь?

Но Воронцов не обращал на них никакого внимания. Он позволил себе полностью избавиться от всех чувств и эмоций, кроме безграничной, неугасающей злости.

Привели лошадь.

– Возьмите поводья и привяжите его к лошади! Хотя постойте… я сам это сделаю…

Все присутствующие с ужасом наблюдали, как граф привязывает кричащего на весь двор Лоренса к лошади. Ничего хорошего это не предвещало.

– Дмитрий! – в отчаянии завопила Оленька.

Но Дмитрий уже крепко-накрепко завязал узел вокруг лодыжки слуги и взял в руки ружье.

– Смерть не заставит себя долго ждать, – сказал он Лоренсу и выстрелил в воздух. Испуганная лошадь встала на дыбы и помчалась во всю прыть, а за ней с душераздирающим криком волочился Лоренс. Вскоре они исчезли из виду за воротами поместья. Слуги с благоговением смотрели на графа. Никто не посмел произнести хоть слово.

«Так надо» – подумал про себя Дмитрий, сжимая в одной руке ружье, а в другой – пустой флакон из-под успокоительного, которым он отравил Васнецову.

Лошадь с привязанной к ней жертвой скрылась за горизонтом.

1843 г.

Карета, где находились Воронцов и Борман, остановилась возле небольшого трехэтажного здания желтого цвета. На первый взгляд, оно было заброшено лет двадцать, не меньше. Позади раскинулся густой лиственный лес.

– Значит, здесь раньше была типография? – сказал Борман, выглядывая в окно кареты.

– Да, очень давно. Теперь это – тайная штаб-квартира мятежников. По крайней мере, она была таковой, когда я покидал это место четыре года назад.

Они вышли из кареты.

– Бартего, жди здесь, – сказал Воронцов своему кучеру.

– Как скажете, граф, – пролепетал тот.

Дмитрий и Борман двинулись ко входу.

– Мне кажется, или… – нахмурился Борман.

– Не кажется. Тут что-то произошло, – ответил Дмитрий. Оба заметили с десяток дыр от пуль в двери. Воронцов постучал. В типографии послышалась возня.

– Кто здесь? – проскрипел голос за дверью.

– Я – Дмитрий Воронцов, старый друг Метельникова.

Дверь распахнулась, и на пороге оказался маленький лысый человек, карлик, с ружьем в руках, дуло которого невозмутимо смотрело на гостей.

– Кто еще с вами? – осведомился карлик.

– Помилуйте, сударь! – воскликнул Борман, опасливо косясь на ружье, – Нас только двое, и мы пришли с благими намерениями!

– Один тоже так говорил, – проворчал карлик, убирая оружие, – и оказался переодетым жандармом… Ладно, входите.

Борман и Воронцов вошли в помещение старой типографии, а хозяин закрыл за ними дверь на засов. Все внутри представляло собой недавний погром: большой круглый стол был перевернут, деревянный пол был усыпан документами и вырванными страницами из книг, несколько окон были выбиты, на стенах зияли отверстия от пуль.

– Что здесь произошло? – недоуменно спросил Борман у карлика. Тот вздохнул:

– Облава. О местоположении нашего логова стало известно императору. Он послал отряд, чтобы уничтожить его вместе со всеми повстанцами. Жандармы пришли сюда и пролили кровь. Мне чудом повезло: во время схватки на меня упал шкаф, и я остался незамеченным.

– Метельников мертв? – осведомился Воронцов, разглядывая следы крови на полу.

– Его и еще нескольких мятежников взяли… Скорее всего, для допроса…

– Если так, то они либо уже мертвы, либо близки к этому, – проговорил Борман, – Никто не выходил из Жандармского корпуса живым.

– Когда все это случилось? – спросил Дмитрий.

– Вчера около полуночи.

– Возможно, еще не поздно… Нам пора.

– Что ты задумал? – спросил Борман, когда их карета тронулась. – Уж не думаешь ли ты проникнуть в Жандармский корпус?

– Именно это я и собираюсь сделать, – сказал Воронцов.

– Это чистой воды безумие! Ты идешь на верную смерть! И ради кого? Ради нескольких повстанцев, которые являются угрозой государству?

– Не ради всех. Только ради Метельникова.

Борман расширил глаза от удивления.

– У меня в жизни было не так много ценных людей. Метельников один из них. Он сыграл определенную роль в моей жизни, и я обязан ему до самой смерти. В Жандармский корпус! – крикнул он Бартего.

Тройка лошадей помчалась к столице.

1836 г.

Двое юношей, вцепившись друг в друга, катились вниз по склону холма. Каждый молотил другого кулаками что есть сил. За ними бежали вниз еще полсотни парней. Все они были одеты в мундиры Кадетского корпуса.

Наконец, Романов повалил соперника, вскочил и принялся пинать его ногами. Подоспевшие мальчишки оттащили его от лежащего Воронцова, сплевывавшего кровь на землю.

– Пустите меня! – кричал Романов, вырываясь из рук сослуживцев, – Я отправлю его на тот свет!

– Ну, давай! – вызывающе завопил Воронцов, поднимаясь на ноги. Он ринулся к противнику и его тоже оттащили десятки рук. Между ними встал высокий, кудрявый юноша с тонкими усами.

– Что вы творите? Разве подобное поведение подобает кадетам? Ведете себя, как глупые мальчишки… Ты, Романов, мог бы быть и благоразумнее. Последний курс, в конце концов…

– Благоразумнее?! – в бешенстве заорал тот. – Благоразумнее?! Этот маленький паршивец был с моей сестрой! Я убью его!

Кудрявый юноша тяжело вздохнул.

– Я понимаю, что ты сейчас не владеешь собой, Николай, – терпеливо обратился он к Романову. – Но ситуацию можно решить иначе.

– Иначе? – взревел Романов. – Да, я знаю, как! – он отыскал глазами Воронцова. – Я вызываю тебя на дуэль!

Повисла тишина. Все выжидающе смотрели на Дмитрия. Кудрявый парень закрыл глаза.

– Принимаю вызов! – громко ответил Воронцов.

Толпа загудела. К кудрявому парню подбежало несколько сокурсников.

– Павел, этого нельзя допустить, – обратились они к нему. – Ты знаешь, на что способен Романов.

– Знаю, – мрачно ответил тот. – Но они уже договорились о дуэли.

– Воронцову всего шестнадцать. Он и пистолет еще в руках держать не умеет! Ему конец, Павел, и ты это знаешь.

– Что я могу сделать?

– Ты можешь запретить им стреляться; в конце концов, времена дуэлей уже прошли…

– И что это даст? – возразил Павел. – Если они не будут стреляться сейчас, то они сделают это потом, вдали от посторонних глаз. Они оба упрямцы, готовые отдать жизнь за свою честь; однако в одном вы правы – в этой дуэли погибнет Воронцов.

Шум в толпе кадетов продолжал усиливаться; Романова и Воронцова по-прежнему держали за руки, позволяя им только метать друг в друга злобные взгляды. Наконец, кудрявый парень Павел обернулся к ним. Присутствующие умолкли.

– Что-ж, дуэль так дуэль… – протянул он. В толпе застонали; Романов удовлетворенно улыбнулся. – Но с одним условием. – Павел вздохнул. – Я буду стреляться за Воронцова.

Толпа взорвалась возгласами.

– Нет! – крикнул Воронцов.

– Молчи, болван, – прошипел ему один кадет. – Он тебе жизнь спасает.

Романов, словно не веря своим ушам, во все глаза смотрел на Павла.

– Ты готов рисковать жизнью ради этого деревенского ничтожества?

– Да.

– Отлично! – в бешенстве заорал Романов. – Отлично! Стреляться будем сию же минуту! Но учти: когда я застрелю тебя, я всажу вторую пулю в Воронцова!

Павел ничего не ответил. Он достал свой пистолет; Романов уже заряжал свой. Присутствующие расступились, дуэлянты разошлись. Между ними образовалось приличное расстояние.

Романов прицелился и выстрелил. Пуля просвистела возле правого виска Павла. Он судорожно вздохнул, поднимая пистолет.

– Прощай, Романов. Прости, – произнес Павел и нажал на курок. Выстрел. Романов мертвый рухнул на землю.

Кадеты взволнованно зашептались.

– Тело оттащите, – приказал Павел. – Шальная пуля во время учебной стрельбы, ни у кого не должно возникнуть вопросов.

Несколько человек взяли тело Романова и потащили вверх по склону. У многих из них в глазах блестели слезы. Павел и сам с трудом удерживался от того, чтобы не зарыдать – Романов был одним из его близких друзей. Он минут двадцать стоял на пустыре с опущенным пистолетом в руке и неотрывно смотрел на то место, где недавно стоял Романов. Все уже разошлись, на поле остались только Павел и Дмитрий, стоявший позади него и не осмеливавшийся вымолвить хоть слово. Наконец, Павел вздохнул, убрал оружие за пояс и повернулся к Воронцову.

– Спасибо, – пробормотал Дмитрий. – Но не стоило тебе этого делать, я бы и сам справился…

– Не говори ерунды, – произнес кудрявый парень, – Ты был бы на его месте.

Дмитрий стоял, понурив голову, и ждал, когда Павел начнет кричать на него. Вместо этого он услышал спокойный голос:

– Дурак ты, Воронцов. В твоем возрасте это, конечно, простительно, но, увы, ты из тех дураков, которые приносят неприятности. В жизни каждый поступок подразумевает собой ответственность. Подумай об этом, хорошо?

Дмитрий кивнул.

– Вот и славно, – сказал Павел. – В этот раз твой грех я взял на свою душу, но за остальные свои грехи ты будешь отвечать сам. Хорошо бы тебе помнить об этом, когда захочешь соблазнить очередную девицу.

Воронцов с несчастным выражением стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу. Кудрявый парень, взглянув на мальчика, почувствовал жалость к нему. Он протянул ему руку.

– Павел Метельников.