Текст книги "Походы норманнов на Русь"

В целях продолжения своей агрессивной политики было направлено в Гардарики в 1240 году объединенное шведско-норвежско-финское войско крестоносцев под предводительством епископа Финляндии англичанина Томаса и шведских рыцарей. Несмотря на утверждение инока Владимирского монастыря, автора «Жития Александра Невского», написанного в XIII веке, оказывается, никакого ярла Биргера в качестве предводителя неприятельского войска в этом сражении не было. По утверждению историка В.В. Похлебкина, это чистейший вымысел составителя «Жития». Ссылаясь на «Историю Шведского государства» Далина Олофа (1805), он указал, что правитель Швеции ярл Биргер находился в то время в Стокгольме и не покидал его в течение всего 1240 года. Но, не исключено, шведский историк тоже мог ошибаться.

Уведомленный начальником дозорного отряда в ижорской земле Пелгусеем (местным воеводой, ижорцем) о приходе в устье Невы на большом числе судов значительных сил шведов и финнов, а их насчитывалось около 5000 человек на 50 судах, новгородский князь Александр Ярославич (после канонизации в качестве святого в 1547 г. получил прозвание Невский) со своей дружиной выступил против неприятеля. Княжеская дружина состояла примерно из 1000 профессиональных наемников. Новгородское ополчение, как это было раньше, не принимало участия в Невском сражении. Вспомогательную роль играл отряд ладожан и ижорцев около 300—400 человек.

Сражение произошло 15 июля 1240 года на левом берегу Невы, при впадении реки Ижоры, на полпути между Финским заливом и Ладожским озером. В ожесточенном бою противник был разгромлен. Подробности этого боя Н.М. Карамзин донес в своей «Истории государства Российского». По его словам, Александр, появившись, как молния устремился на шведов. Исход боя решили внезапность и быстрота удара, приведшие неприятеля в замешательство. После того как Александр копьем возложил печать на лице Биргера, хотя тот, как уже знаем, в битве не принимал участия, новгородский дружинник Гавриил Олексич «гнал принца, его сына, до самой ладии», упал вместе с конем в воду, остался невредим и сразился с «воеводой шведским». Другой новгородец, по имени Миша, с отрядом пехоты «истребил» несколько шведских шняк. Княжеский ловчий Яков Полочанин с горсткой смельчаков сражался, по словам историка, против неприятеля сразу трех шняк. Верный слуга князя Ратмир, несмотря на страшные раны, храбро бился с врагом до тех пор, пока совсем не обессилел и не упал замертво от потери крови. Родич Александра, по имени Савва, с топором пробился до шатра предводителя вражеского войска и подсек центральный столб, после чего шатер упал и новгородцы провозгласили победу.

Только темная ночь спасла остатки свеев. Потери врага были велики, среди погибших оказался и сам епископ. По свидетельству летописца, телами только одних убитых рыцарей знатных родов были нагружены три судна и затем потоплены в море. Оставшиеся в живых спаслись бегством. Таков печальный конец Первого крестового похода.

Несмотря на такой жестокий урок, после окончательного захвата южной Финляндии (Тавасланда) и основания там крепости Тавасте-хус в 1250 году, шведы совершают Второй крестовый поход на новгородские земли. Вторжение свеев было отражено новгородскими дружинами без больших сражений и потерь. В это же время после длительного перерыва в Новгороде снова появились норманны.

Походы норманнов (норвежцев) возобновились в Хольмгардию, или Новгородское княжество, во время княжения Александра Невского. Об этом можно узнать из содержания «Саги о конунге Хаконе Хаконарсоне», правившем в Норвегии с 1218 по 1263 год. Это произведение древнего скальда интересно тем, что носит документальный характер. Сага написана по горячим следам исторических событий в 1265 году исландцем Стурлой Тордарсоном (племянником Снорри Стурлуссона). И считается, что автор саги пользовался архивными документами и устными сообщениями своих современников – короля Хакона и его сына Магнуса, с которыми он был близок.

Александр Невский выступает в поход на шведов

И наибольший интерес, конечно, представляет сообщение о переговорах короля Хакона с новгородским князем Александром Невским, происходившимх в 1251 году: «В ту зиму, когда Хакон конунг сидел в Трандхейме, прибыли с востока из Гардарики послы Александра, конунга Хольмгарда. Звался Микьял и был рыцарь тот, кто стоял во главе их. Жаловались они на то, что делали между собой чиновники Хакона конунга и его сына на севере в Марке (Финмаркен. – Авт.) и с востока Кирьялы, те, что платили дань конунгу Хольмгарда, потому что между ними постоянно было немирье – грабежи и убийства. Были тогда совещания, и было решено, как этому положить конец. Им было также поручено повидать госпожу Кристиан, дочь Хакона конунга, потому что конунг Хольмгарда велел им узнать у конунга, не отдаст ли он госпожу ту замуж за сына Александра конунга. Хакон конунг решил так – послал мужей из Трандхейма весной и поехали на восток в Хольмгард вместе с послами Александра конунга. Стояли во главе их Виглейк, сын священника, и Боргар. Поехали они в Бьюргюн (ныне Берген. – Авт.), а оттуда Восточным путем. Прибыли они летом в Хольмгард. И конунг принял их хорошо; и установили они тут же мир между своими данническими землями так, чтобы не нападали друг на друга ни кирьялы, ни финны; и продержалось с тех пор это соглашение недолго. В то время было немирье великое в Хольмгарде; напали татары на землю конунга Хольмгарда. И по этой причине не поминали больше о сватовстве том, которое велел начать конунг Хольмгарда. И после того, как они исполнили порученное им дело, поехали они с востока обратно с почетными дарами, которые конунг Хольмгарда послал Хакону конунгу. Прибыли они с востока зимой и встретились с Хаконом конунгом в Вике». («Сага о конунге Хаконе», перевод Е.А. Рыдзевской.)

Итак, в 1251 году между Александром Невским и норвежским королем Хаконом был заключен, по мнению специалистов (И.П. Шасколького, Е.А. Рыдзевской и других), какой-то не дошедший до нас, первый(?) русско-норвежский договор. Одновременно Александр Невский не упустил возможности породниться с норвежским королем, решив сосватать сына на его красавице дочери. Но как видно из текста саги, из-за набега татар на новгородские земли сватовство не состоялось. Правдиво ли это сообщение саги? Обратимся к отечественным историкам.

Невская битва

К сожалению, В.Н. Татищев в своей «Истории» ничего не сообщил о переговорах русского и норвежского правителей, а вот Н.М. Карамзин очень подробно рассказал о поездке новгородского посольства в Норвегию: «Александр выздоровел, желая оградить безопасностию северную область Новогородскую, отправил посольство к норвежскому королю Гакону в Дронтгейм, предлагая ему, чтобы он запретил финмарским своим подданным грабить нашу Лопь и Корелию. Послам российским велено было также узнать лично Гаконову дочь, именем Христину, на коей Александр думал женить сына своего, Василия. Король норвежский, согласный на то и другое, послал в Новгород собственных вельмож, которые заключили мир и возвратились к Гакону с богатыми дарами; но с обеих сторон желаемый брак не мог тогда совершиться, ибо Александр, сведав о новых несчастиях Владимирского княжения, отложил семейственное дело до иного, благоприятнейшего времени и спешил в Орду, чтобы прекратить сии бедствия». («История государства Российского», т.4, глава 2. Н.М. Карамзин.)

Из содержания приведенного текста можно сделать вывод, что в 1251 году действительно между российской и норвежской сторонами был заключен какой-то мирный договор («мир»), вероятно, определяющий границы двух государств, ставших соседями на далеком Севере в районе Финмарка и Лапландии, входившей к тому времени в состав Новгородского княжества. В указанных районах происходили постоянные стычки между сборщиками дани норвежских посыльных и саамами и карелами – даньщиками Великого Новгорода. Вероятно, иногда случались «грабежи», наоборот, и со стороны карел, выражающиеся попытками отбора пушнины у норвежских сборщиков дани. Поэтому потребовалось срочное государственное урегулирование отношений между северными странами.

В 1677 году шведский ученый Спарвенфельд в глухой деревне близ городка Шеен в библиотеке местного пастора нашел старинную пергаментную рукопись, в которой содержался рунический текст, состоящий из двух частей. Первая часть, не имевшая ни даты, ни собственных имен, содержала описание границ между Норвегией и Русью. Вторую часть составлял договор о границах, заключенный Данией и Швецией в правление датского короля Свена I Вилобородого (995—1014). Вокруг рунического списка разгорелись научные споры: к какому же периоду времени отнести известия, отраженные в пергаменте; когда он был написан. В конце концов, в середине прошлого столетия ученые пришли к мнению, что первая часть рунического текста, названная ими «Разграничительной грамотой», является частью текста первого русско-норвежского мирного договора, заключенного в 1251 году.

Йохан Габриэль Спарвенфельд

Представляем содержание сохранившейся части рунического текста: «Вот границы между владениями конунга Норвегии и конунга руссов по тому, что говорили старые люди и говорят теперь старые поселенцы и финны ( саамы.– Авт.). Русским брать дань по морю до Lunghestufva, а на горах до Maeleaa, а идет она напрямик от моря от Lunghestufva и на восток к Kjelr. А норвежский конунг берет дань на востоке до Trianema и по берегу Gandvik до Veleaga там, где есть полукарелы или полуфинны, у которых матери были финки. Брать в тех крайних границах не более пяти серых шкурок с каждого лука или по старине, если хотят, чтоб по старине было». («Договоры Новгорода с Норвегией», перевод И.П. Шаскольcкого.)

Известный советский ученый-скандинавист И.П. Шаскольский дал разъяснения географическим названиям, встречающимся в руническом тексте. Lunghestufva ученый отождествил с названием высокого мыса, разделяющим заливы Люнгенфьорд и Ульфсфьорд. «На горах» границу дани грамота проводит по Maeleaa, т.е. по реке известной под современным названием Skibottnelven, впадающей в Люнгенфьорд. Граница проходила «на восток к Kjelr», т.е. к Kjolen – горному хребту, идущему вдоль Скандинавии, который отделяет Норвегию от Швеции.

Veleaga сопоставил с названием небольшой речки, впадающей в низовья реки Умбы, одну из крупнейших рек Кольского полуострова, несущую свои воды в Кандалакшский залив Белого моря, как известно, называемое в скандинавских сагах Gandvik. В Trianema ученый увидел два географических названия, расположенных на Кольском полуострове: Тетрина – мыс на Терском берегу к юго-западу от Поноя и второй – Чапома – река в том же районе. Были ученые, которые отождествляли Trianema с мысом Орловым или мысом Корабельным, расположенными у входа в Кандалакшский залив, но это мало убедительно.

Итак, по данной грамоте Новгородское государство имело право сбора дани до Ивгей-реки и Люнгенфьорда, т.е. до западной границы страны саамов, почти до пределов норвежской территории. Одновременно Норвегия имела право сбора дани почти на всей территории Кольского полуострова (кроме восточной части Терского берега). Таким образом, чуть ли не на всем Кольском полуострове с саамов собирали дань как Новгород, так и Норвегия.

Вернемся к «Саге о конунге Хаконе», в которой далее повествуется: «Князь суздальский Андрей, брат Александра, князя Хольмгардского, бежал (1252) с востока, прогнанный татарами, сначала в Хольмгард (Новгород), потом через Ревель в Швецию, к Биргеру ярлу …» (перевод С.К. Кузнецова).

Александр Ярославич (Невский). Гравюра нач. XIX в.

Великий князь Владимирский и Суздальский Андрей Ярославич (1221—1264) и великий князь Новгородский и Владимирский Александр Ярославич (Невский, 1220—1263) хотя и были братьями, постоянно соперничали. После неожиданной смерти отца Ярослава Всеволодовича в 1246 году, которому накануне от хана Батыя был вручен ярлык великого князя Владимирского на управление покоренными русскими землями, Андрея и Александра вызвали в ставку Золотой Орды. С 1249 года Александр Невский получил в управление опустошенную набегами татар южную Русь и Киев, а младший брат Андрей получил ярлык великого князя Владимирского. Александр, затаив обиду, в свои владения не поехал, а вернулся обратно в Новгород, где тяжело заболел. Об этом событии упоминается в летописи: «В лето 6757 (1250) приеха князь Александръ из Орды, и бысть радость велика в Новъграде» (Новгородская Карамзинская летопись, ПСРЛ, т.42). После выздоровления отправил посольство в Норвегию, о котором уже говорилось.

Андрей, зять Даниила Галицкого, отправился во Владимир и спокойно княжил здесь два года. Как пишет Карамзин, Андрей «имел душу благородную, но ум ветреный и неспособный отличать истинное величие от ложного», занимался больше охотой, чем управлением княжеством. Он был честным, прямым, ненавидел прямое угодничество старшего брата перед ханом, не терпел, но и не мог избавиться от зависимости татарского ярма. Поэтому неисправно платил дань Орде, совместно с Даниилом Галицким, чуть ли не открыто стал выказывать признаки неповиновения татарам. Старший брат князя Андрея решил не упустить момента и в 1252 году отправился к хану, где от татар получил великое княжение Владимирское. По свидетельству Татищева: «Пошел князь великий Александр Ярославич в Орду к хану Сартаку, Батыеву сыну, и принял его хан с честию. И жаловался Александр на брата своего великого князя Андрея, что тот, сольстив хана, взял великое княжение под ним, как старшим, и грады отеческие от него взял, и выходы и тамги хану платит не сполна. Хан же разгневался на Андрея и повелел Неврюю султану идти на Андрея и привести его перед собой. Орды Неврюй султан, и князь Катиак, и князь Алыбуга храбрый ратью на великого князя Андрея Ярославича суздальского и на всю землю Суздальскую. Князь же великий Андрей Ярославич суздальский смутился, в себе говоря: «Господи, что будет, если мы будем меж собою браниться и наводить друг на друга татар? Лучше мне сбежать в чужую землю, нежели дружиться и служить татарам». И собрав воинство свое, пошел против них». («История Российская с древнейших времен», т.5, ч.3(40). В.Н. Татищев.)

24 июля 1252 года произошло великое сражение у Переславля, на Клещине озере, где князь Андрей потерпел поражение и был наголову разбит. По свидетельству Карамзина, обрадованные случаем отомстить мятежникам за непослушание, орды татар рассыпались по суздальским и владимирским землям, сея всюду смерть и ужас. Охваченные страхом люди бросали свои жилища и бежали подальше в леса и болота, где их не могла достать татарская конница.

Великий князь Андрей Ярославич сам едва спасся, ушел с остатками своей дружины на Новгород, но жители отказали ему в прибежище, посчитав за заклятого врага новгородского князя Александра Невского. Дождавшись свою княгиню в Пскове, пошел оттуда на Колывань или Ревель, а затем через Ригу отбыл на судне в Швецию, и как отметил Татищев, «там местер встретил его, и принял его с великою честию». И не удивительно, как еще его мог встретить правитель страны Биргер ярл, заклятый враг князя Александра, сам в 1240 году чудом оставшийся в живых при избиении шведов в устье Ижоры, когда те пытались захватить Великий Новгород.

Кстати, в «Саге о конунге Хаконе» есть еще один фрагмент, представляющий интерес для историков, так как нижеприведенных сведений о деятельности за рубежом князя Андрея Ярославича мы не найдем ни в одной русской летописи: «Когда Хакон конунг стоял у Линдисхольма, Биргер ярл был к востоку от реки со своим войском близ Guiibergseid. У ярла было 5000 человек. Там было с ним много знатных мужей <…> и многие другие знатные вожди из Швеции. Там был также с ярлом Андрес, конунг Surdalir ( Суздаля. – Авт.), брат Александра, конунга Хольмгарда; он бежал с востока от татар». («Сага о конунге Хаконе», перевод Е.А. Рыдзевской.)

Выяснилось, что в Швеции он стал служить в войске правителя страны, Биргера ярла, и участвовал в военных действиях с Норвегией. По свидетельству Татищева, князь Андрей Ярославич три года находился у шведов, а затем был прощен братом и в 1255 году вернулся на Русь, где до своей кончины княжил в Суздале.

В «Саге о конунге Хаконе» после всех указанных событий имеется еще одно интересное сообщение. В саге этот текст не датирован, находится в заключительной главе, где дается обзор деятельности норвежского короля Хакона, в основном строительной. В этом фрагменте саги находятся сведения об удивительном крещении биармов в Норвегии: «Король Хакон приложил большее, чем кто-либо из владетелей после короля Олафа Святого, старание к тому, чтобы утвердить христианскую веру в Норвегии. Он озаботился выстроить храм в Тромсе и ввел христианство в этом приходе. К нему пришли также многие из биармийцев, которые бежали с востока, прогнанные набегами татар. Он обратил их в христианство и уступил им для жительства так называемый Малангерский залив». (Перевод С.К. Кузнецова.)

Норвежские историки П. Мунк, О. Йонсен и др. обычно относят это известие к 1238 году, поскольку в нем упоминается нашествие татар, происшедшее именно в это время на Владмиро-Суздальскую и Новгородскую земли. Однако точность подобной датировки сомнительна, совершенно справедливо заметила Е.А. Рыдзевская³⁰, так как помимо этого нападения татары и позднее появлялись в северной половине Восточной Европы, указав на 1252 год.

Самое главное, исследовательницу волновал один вопрос: кто подразумевался под именем сбежавших от татар «бьармов». Это были явно не саамы и не карелы, – автор саги их хорошо знал и обязательно бы назвал своими именами, – а какое-то совершенно другое племя, жившее на севере Восточной Европы. «Тогда это биармы, жители Биармии скандинавских саг, т.е. скорее всего Подвинья», – справедливо задает она вопрос. Историка смутило одно обстоятельство: уважаемая Елена Александровна посчитала, что они бежали за несколько тысяч верст по суше через северные леса и горы в Норвегию от татар, не доходивших севернее суздальской и новгородской земли. Поэтому она не могла с полной уверенностью сказать, что действительно эти люди (биармы) могли бежать с указанных мест. А Рыдзевская была очень близка к отгадке.

В 1252 году, когда бежал князь Андрей, татары беспощадно расправились с населением суздальской и владимирской земли. Бросив скот, свои пожитки, людям пришлось уходить подальше в непроходимые леса и болота, куда не мог добраться конный татарин, пешком же он не умел ходить.

Многие подались на Север, пробираясь туда древними водными путями, проложенными предками, – по рекам, волокам, до самой Северной Двины, к побережью Белого моря. Узнав от беженцев о нашествии татар, жесткости и беспощадности кочевников, местное население – жителей Подвинья – биармов скандинавских саг сразу охватила паника. Некоторые из них, не выдержав, в страхе собирали свой нехитрый скарб, грузили в ладьи и уходили в Белое море. Издревле знакомым для них маршрутом шли вдоль восточного берега Терского наволока, огибали Нордкап и, оставляя слева по борту Финмаркен, приходили к Тромсе.

Нельзя исключить и того, что биармам, как данникам Великого Новгорода, было известно о заключении накануне, в 1251 году, мирного договора между королем Хаконом и новгородским князем Александром Невским. Следует признать еще один момент: коренные жители Подвинья (биармы или летописная чудь заволоцкая) могли даже быть проводниками в морском походе княжеского посольства в Норвегию, так как это был самый безопасный путь к королю Хакону. Давайте вспомним, в каких «дружеских» отношениях в это время находились два правителя – Александр Невский на Руси и Биргер ярл в Швеции. Наверняка второй воспользовался бы возможностью захватить в Балтийском море посольские суда русского князя и отомстить. Причем Швеция, как выше упоминалось, в это время находилась в состоянии войны и с Норвегией.

Наверное, многих сразу же смутило то обстоятельство, что посольство Александра Невского, как в саге говорится, прибыло в Норвегию зимой. Как же можно добраться до Норвегии в такую стужу? А именно это сообщение саги как раз, наоборот, и подтверждает вероятность нашей гипотезы. Ведь посланцы Александра Невского могли спокойно добраться на санях и на оленьих упряжках по зимнику до Колы, а оттуда (из незамерзающего круглый год Кольского залива) уже на мореходных судах прийти во владения норвежского конунга Хакона.

Н.М. Карамзин через Тормода Торфея знал о приходе и крещении биармов в Норвегии. К сожалению, как сторонник отождествления Биармии и Перми, невольно ввел читателей своего бессмертного труда в заблуждение. Подводя итоги княжения Святослава Всеволодовича, Александра Невского и Алексея Ярославича в 4 м томе своего бессмертного труда, в заключении главы историк указал на распространение завоеваний татарской Орды. При этом, ссылаясь на «Историю Норвегии», он уверено написал, что «моголы более и более распространяли свои завоевания и чрез Казанскую Болгарию дошли до самой Перми, откуда многие жители, ими утесненные, бежали в Норвегию, где король Гакон обратил их в веру христианскую и дал им земли до поселения». Но в «Истории Норвегии нет упоминаний о Перми, там говорится о Биармии.

Ошибся великий историк, не было такого, – севернее Владимира и Суздаля татары земель не завоевывали (за исключением Великого Устюга, где иногда собирали дань) и до Перми никогда не доходили. Не могли исландские писатели указать в сагах и нашу летописную Пермь, так как они такого топонима и тем более этнонима не знали. Неверное отождествление Биармии и Перми привело Карамзина к ошибочному выводу, что татары так далеко проникали на Север и чуть ли не покорили Пермь, жители которой якобы убежали до самой Норвегии.

Если следовать хронологии походов скандинавов на Русь, то в летописях под 1284 годом отмечен приход шведского отряда на лойвах и шняках под начальством воеводы Трунда по Неве в Ладожское озеро для сбора дани с подвластных Новгороду корел. Новгородцы и ладожане под руководством посадника Семена заняли на ладьях устье Невы и, дождавшись возвращения шведов, напали и разбили последних, захватив добычу и пленных.

А в 1293 году был осуществлен последний третий шведский Крестовый поход на Карельский перешеек и в Новгородскую Карелию. Это произошло после смерти шведского короля Магнуса I, сына Биргера ярла, когда опекуном его маленького сына, тоже по имени Биргер, стал маршал Торкель Кнутссон, и правление страной фактически перешло в его руки. Он продолжил ту же захватническую политику, которую вел до него Биргер ярл. Для окончательного обращения финнов в христианство, а также распространения шведского владычества дальше на восток он и организовал этот поход. Сам маршал, естественно, в этом вояже участия не принимал.

Подробности Третьего крестового похода можно узнать из Хроники Эрика или Древнейшей шведской рифмованной хроники, составленной примерно в 1320—1335 годах. В ней говорится, как шведы ходили в языческую землю, захватили территорию части Карельского перешейка, построили в тех краях крепость из дикого камня и назвали ее Выборгом, по словам автора «Хроники», теперь«это – преграда, сдерживающая язычников». Шведским посадником в крепости сделали фогта, который «покорил карелов и всю их землю с 14 ю погостами, большими и малыми». Затем ими был взят город Корела (Кексгольм, ныне Приозерск), «много язычников было там побито и застрелено в тот самый день, а тех, что были взяты в плен, они увели к себе в Выборг». Но тут подошли новгородцы и стали атаковать город днем и ночью. Оставшись без пищи, шведы смогли продержаться всего лишь шесть дней. Потом вышли из-за стен города и стали биться с новгородцами, где все и полегли на поле боя, за исключением двух шведов, которым удалось каким-то чудом уцелеть. И как пишет автор Хроники далее, «после этого островом там владели русские и сильно укрепили его, и посадили там мудрых и храбрых мужей, чтобы христиане (шведы – католики. – Авт.) не приближались к этому месту».

Историки отмечают, что Выборг издавна был важным пунктом для карельских и приладожских (через Кексгольм) торговых путей. Кроме того, он имел также значение для связи с устьем Невы через Бьёрке в Финском заливе. Древнейший Выборг находился, как полагают ученые, на острове Линнасаари, к северу от того острова, на котором расположена крепость, поставленная шведами. Корела – карельский центр и торговый пункт на пути из ладожского озера в Финский залив мимо Выборга, здесь и было карельское укрепление, «городок», которое захватили шведы.

Тем не менее после Третьего крестового похода за Новгородом все равно осталась старая новгородско-карельская область Корела с городом Корелой (Кексгольмом) и Приладожьем, а также основная часть Карельского перешейка.

Прошло относительно спокойных два года, пока снова, по указанию неуемного маршала Торкеля Кнутссона, шведы не возобновили атаки на новгородские земли. В 1295 году шведский гарнизон крепости Выборг, а также набранное свеями финское ополчение после ухода русских сторожевых отрядов снова захватили в устье реки Вуокса город Корелу и основали здесь свою крепость Кексгольм.

Новгородцы оказали новому захвату очень слабое сопротивление. Хотя Н.М. Карамзин пишет, что они взяли приступом ту крепость, не оставив ни одного шведа живым, срыли вал и, «чувствуя необходимость иметь укрепленное место на берегу Финского залива, возобновили Копорье», однако, на наш взгляд, В.Н. Татищев объективнее и несколько иначе рассказал об этой войне со шведами, все было не так просто. Когда великий князь Андрей Александрович узнал, что «свеи поставили град на Корельской земле», он отправил с новгородским ополчением князя Романа Глебовича, Юрия Михайловича и тысяцкого Андрея. Татищев пишет, что у града свейского много новгородцев полегло, многих ранили. А затем наступила оттепель, и «была нужда великая и людям и коням. И едва возвратившись, ушли восвояси, и многие мертвые остались».

Крепость Корела

Не всегда все складывалось удачно для наших предков, были и такие странные победы-поражения. Вероятней всего, в Новгороде не оказалось того человека, кто мог бы хорошо организовать поход против шведских захватчиков, великий князь Александр Невский к тому времени уже почти сорок лет как почил. А Матушку-Русь в очередной раз раздирали склоки и ссоры, причем каждое княжеское решение надо было принимать через Золотую Орду, и споры между удельными князьями разрешал тоже татарский хан. Кроме того, в 1299 году, вероятно, видя такую слабость и зависимость Руси, ливонские рыцари осадили Псков, а после взятия города разграбили монастыри и церкви, «убили много безоружных монахов, женщин и младенцев», так сообщил Карамзин об этом бедствии.

Естественно, отсутствие достойной русской реакции на эти захваты территории вызвало новую волну шведской экспансии. Да и шведский маршал Торкель Кнутссон все никак не мог успокоиться, ему необходимо было укрепить свои позиции на востоке, поэтому в 1300 году он организует очередной поход в Заморье, в новгородские земли. О подробностях этого похода также можно узнать из «Хроники» Эрика.

В Троицын день 1300 года собрались шведы в поход. От имени короля Торкель собрал отличный флот, какого, якобы, раньше не было, имея на борту 110 шняк около 1100 человек. Преодолев море, они вошли в Неву, поднялись до устья реки Охты и построили крепость, назвав ее Ландскроной. Она предназначалась для закрытия новгородцам выхода из Ладожского озера в Финский залив. Для постройки намеченной крепости на Неву прибыли также строители, на судах доставили различные материалы и вооружение.

Шведы решили поставить крепость, по словам автора «Хроники», между Невой и Черной рекой на мысу, где сходятся обе эти реки. Новгородцы, как только об этом узнали, «снарядились в большой поход в ладьях и на конях, рассчитывая на полный успех». Узнав о приближении новгородского войска, шведы собрали несколько судов, и по Неве стали продвигаться к Белому (Ладожскому) озеру. У них было не более 800 человек, во главе которых стоял военачальник по имени Харальд. Им дали задание, что на одном из островов находится более тысячи язычников, которых надо уничтожить.

Автор «Хроники» не забыл указать на размеры Ладожского озера и дать описание новгородских земель: «Белое озеро – как море… Русская земля лежит к юго-востоку от него, а Карельская – к северу, так как озеро их разделяет». Когда шведская флотилия вошла в озеро, поднялся сильный ветер и начался сильный шторм. Буря их застигла неожиданно, они стали «держать путь в Карельскую землю и высадились на берег близ деревни на реке» рано утром, когда начало светать. Вытащили шняки на берег, чтобы уберечь флот от больших волн. Все промокли и устали, поэтому пробыли там пять дней и, как отмечено в «Хронике», «убивали людей и сожгли их селение и много ушкуев старых и новых; они разрубили и сожгли их челны». Когда наступила тихая погода, свеи засобирались в обратный путь, да и съестные припасы почти все закончились. Когда они вернулись на Пеккинсаар (Орехов остров), где базировался их передовой отряд, одни остались там, а другие стали спускаться вниз по Неве к основному войску в Ландскрону.

Когда шведы стояли на Ореховом острове, далее свидетельствует «Хроника», вскоре увидели, что вдоль берега реки идет вооруженное войско с численностью около 1000 готовых к бою людей: «Когда русские пришли туда, видно было у них много светлых броней; их шлемы и мечи блистали; полагаю, что они шли в поход на русский лад». Поняв, что сейчас им не сдобровать, свеи спешно собрались и стали уходить вниз по Неве. А русские сделали из сухого дерева плоты (брандеры) и подожгли, так что они ярко горели, и пустили их вниз по течению, рассчитывая при их помощи сжечь шведские корабли. Большая часть горящих плотов остановилась на реке, так как шведы догадались поперек реки положить большую сосну для того, чтобы горящие плоты не достигли шняк и не повредили их.

В нападении на крепость Ландскрону участвовало, по словам шведского летописца, 31 тыс. новгородцев, во что с трудов верится, здесь явное преувеличение древнего писца. Не будем пересказывать все перипетии боя, причем шведская «Хроника» страдает тенденциозностью, хвастливостью, что характерно для всех документов такого рода, составленных в давнишние времена. Атаковав несколько раз строящуюся крепость, а уже были вырыты глубокие рвы, которые не давали возможности для полноценной атаки новгородцам, последние вынуждены были вскоре уйти «в течение одной ночи и говорили, что слишком поспешили туда прийти».