Текст книги "Выжить в лесу Междумирья"

– Ох, девоньки, страшное дело! – Леший два раза грустно кивнул. – Шли мы, шли, и вдруг с Пэром что-то случилось. Он перестал скулить, съел жабу и начал за мной гоняться.

Только кто ж меня поймает, я могу и кочкой и корягой прикинуться. Правда, еле я вытерпел, когда Пэр решил на мне посидеть, – штаны у него так пахли, что я один раз вздохнул и больше не дышал. Не знаю, как бы я без воздуха жил, но повезло мне: Пэр по характеру беспокойный и долго на одном месте не сидит.

Однажды он стоял по колени в грязи и вопил – ему казалось, что кто-то его за сапоги держит. И зря я посмеивался… возможно, успел бы его увести.

Он сначала вырвался, отбежал на четвереньках, но надо было дальше бежать, а он завыл – товарищей звал или очень тоскливо ему было.

И вот, значит, выл служивый, наполовину в черную жижу опустившись, тем временем из нее неторопливо так выползли вроде бы гибкие голые ветки молодого деревца и обвили его, но не затягивали в болото – просто держали. К моему удивлению, он успокоился и постепенно совсем затих, после чего эти… похожие на ветки уползли обратно в грязь.

Пэр поднялся, насупился и спросил как бы не своим голосом – скрипучим, еще более старым, чем у меня: «Древнее существо, сколько перечислило ты в текущем году на счет в банке Моргенфеллера?»

Я, как мог, ответил: «В банках у меня ягоды на зиму, а насчет Моргенфеллера ничего не знаю. Думаю, русалки знают. Они, конечно, фамилию никогда не спрашивают, но если ты опишешь им этого мужичка…»

Пэр не дослушал и опять погнался за мной. Наверное, мой ответ ему не понравился.

Я забежал в кустарник и сам прикинулся мелким кизильником. Вдруг чувствую, что под землей ко мне кто-то ползет. Тут уж я больше не прикидывался, и не оглядывался, и не знаю, поверите вы мне или нет, но до самого озера не хромал!

Теперь расскажу еще раз… Настенька, спасибо, что ты мою ножку не забываешь, – пока ты ее лечишь, я не перестану рассказывать.

– Хорошо-то как, – неожиданно сказала Цветочек, – хоть бы зима подольше не начиналась!

Помедлив, леший ответил:

– Да пусть зима, лишь бы вы у меня были. – Маленький дедушка вытер ладонью глаза и опустил голову, потому что предчувствия его никогда не обманывали.

Пэр стоял на большой кочке, скрестив руки на груди и запрокинув назад голову. С глубочайшим презрением он смотрел на закатное солнце, дальние холмы и верхушки деревьев. Тем не менее он заметил Бруса и волка.

– Ефрейтор дореформенной Службы Справедливости и четырехлапое существо с хвостом, есть у вас счета в банке «Моргенфеллер»?

– Пэр, ты охрип, что ли, так? – удивленно спросил Брус. – Слезай с высокой земли!

– Не он говорит! – зарычал волк, шерсть у него встала дыбом.

Глава 8
София

Начало светать, и холод стал нестерпимым, вновь заморосил дождь. Время от времени Роберт, запинаясь и падая, пытался идти как можно быстрей. Сил хватало на несколько минут, потом он брел, опустив тяжелую голову и еле переставляя ноги. Он понимал, что надо идти, пока не станет теплей, а работа на конвейере научила его терпению. Однажды он упал и не смог подняться, глаза закрылись.

 
В мечтах амурных, в небесах лазурных
Летел поэт и клюв не закрывал —
Он пел рассвету о лобзаньях бурных!
А грустный волк в чащобе завывал.
 

Роберт пошевелился, из его груди вырвался хриплый стон. Все кости болели, словно он две смены работал на конвейере.

Вновь раздался мелодичный голосок, теперь удивленный:

– Чив-чив!

Роберт открыл глаза и увидел деревце с гроздьями красных ягод, на одной из веток сидела маленькая летающая игрушка… нет, Настя называла их птичками и рассказывала, что они хорошие.

Птичка участливо спросила:

– Ты ранен, друг, или устал?

– Друг… я… устал.

– Спеть тебе песенку «Спи, моя любимая»? К сожалению, других подходящих песенок я не знаю, но Коля под нее с похмелья хорошо спал.

– Спасибо.

Птичка запела… Роберт шел по лесу с дочкой на руках, баюкал и целовал ее. Когда он вновь проснулся, рядом с ним сидела изумительно красивая девушка, ее рука лежала на его плече.

– Добрый человек, тебе надо встать, земля холодная!

– Чив-чив! Вот и Коля с Тимофеем идут!

Повернув голову, Роберт увидел широкоплечего хмурого мужчину и усатое, еще более угрюмое существо на четырех лапках.

Мужчина и усатое существо подошли к Роберту и внимательно посмотрели на него. Птичка прощебетала:

– Я же говорил – друг не пьяный, он устал!

– Ничего, дело поправимое, – сказал мужчина, – лишь бы воспаления легких не было.

Сильные руки неожиданно оказались у Роберта под мышками, посадили его сначала, потом поставили на ноги. У него закружилась голова. Девушка торопливо поднялась и, кажется, хотела взять Роберта за руки, но передумала. Мужчина тоже не поддерживал его. Роберта била дрожь, он пошатывался, однако постепенно голова перестала кружиться. Он благодарно взглянул на девушку, понимая, что ему не дали бы упасть.

Что-то теплое и мягкое легло на плечи и спину Роберта. Он вздрогнул и догадался, что это была странная куртка мужчины – незнакомец отдал ему свою вещь! Роберт был настолько потрясен, что даже не помогал девушке, которая пыталась просунуть его левую руку в рукав куртки.

– Не надо, – посоветовало усатое существо, – он в Колину фуфайку и так залезет.

Девушка кивнула и начала застегивать пуговицы куртки. Роскошные, волшебно пахнущие кудри иногда касались лица Роберта. Красавица вдруг покраснела и теперь избегала смотреть ему в глаза.

Роберт почувствовал у себя на голове фуражку, а на нее тотчас кто-то опустился и пару раз подпрыгнул, устраиваясь поудобней. Методом исключения Роберт пришел к выводу, что это мог быть только его маленький друг.

– Чирок, не наглей, – проворчало усатое существо, – ему бы себя донести.

Друг перелетел на плечо красавицы и, расправив крылья, зачирикал:

– Целую вечность не целовал я эту прекрасную шейку!

– Миленький, если будешь клеваться, я опять щелкну тебя по клювику!

– О, жестокосердная! – с притворной обидой сказала птичка.

Полуживой Роберт неожиданно встрепенулся и горячо запротестовал:

– Друг, ты ошибаешься! Прости, но ты не прав!

– Да? – растерянно спросил поэт.

– Друг прав! – раздался ворчливый бас хмурого мужчины. – В жизни, конечно, всякое бывает, но зачем же так сразу по клюву?

– Вот именно! – поддержал усатый. – Я ни разу Чиру не говорил, что он по клюву получит, только, случалось, показывал ему мою мягкую, пушистую, немного растопыренную лапу. Поэтому Чир хоть вроде бы уже по-всякому меня обзывал, но жестокосердным еще никогда.

Роберт не умел спорить и выглядел обескураженным.

– Успокойся, нам не желают зла. – София улыбнулась. – Но спасибо, что ты за меня заступился!

Николай вышел из-за спины Роберта.

– Значит, парень, такое дело… Мы придем в один маленький замок. Там хозяйничает симпатичная крылатая женщина, и голос у нее приятный, но порой она бывает по-настоящему, ужасно жестокосердной. София с другом придут раньше нас и потом сделают вид, что впервые тебя видят. Понимаешь, девочке каждый день и без нашей помощи достается, а у друга с хозяйкой замка сложные отношения.

– Я ее не боюсь! – гордо сказал поэт.

– Мы знаем, что ты совершенно бесстрашный, – буркнул усатый, – приходится нам за тебя бояться.

Николай продолжил:

– Фея сразу начнет задавать глупые вопросы: почему вы такие олухи, что это за чучело, зачем вы его притащили? Я скажу, что ты странствующий водопроводчик седьмого разряда, а ты, если сможешь, кивни или скажи: «Да». Хорошо?

Роберту удалось кивнуть, но при этом он чуть не упал.

– Можно мне узнать, кто такой странствующий водопроводчик?

Ответил усатый:

– Не спеши, за работой мы тебе все расскажем, у нас уже есть кое-какой опыт и некоторые предположения. А пока просто сделай, как тебя Коля попросил.

– Думаю, будет еще один важный вопрос, – задумчиво сказал Николай, – насчет медовухи. Как ты к ней относишься?

– Не знаю… Что это такое?

– Мне твой ответ понравился. Только сомневаюсь, что фея тебе поверит. Если даже поверит, то обидится и разозлится, почему-то мне так кажется.

Усатый начал скрести за ухом.

– Точно, Коля, разозлится ведьмака, что он весь такой трезвенький.

– Да. – Николай вздохнул. – Ты, земляк, лучше скажи про медовуху: мол, настоящую уважаю, но в умеренных количествах.

Как тепло было в странном, огромном доме! Роберт блаженно улыбался. Ах да, его о чем-то спросили.

– Простите, сейчас вспомню… медовуху по-настоящему уважаю! – ответил он, пошатываясь и доверчиво глядя на крылатую женщину, которая почему-то сделала шаг назад.

София испуганно прикусила губу, друг нахохлился. Тимофей сел на задние лапы и, казалось, хотел передними лапами схватиться за голову. Николай угрюмо сказал:

– Парень вообще не пьет, ни грамма! Даже не знает, что такое медовуха.

– Да, – кивнул Роберт и упал.

Он почувствовал сильную жажду, и тотчас на его губах оказались теплые, приятно горьковатые капли. Он чуть приоткрыл рот и долго пил. Иногда отдыхал, но как только губы разжимались, чудесная жидкость текла вновь. Потом мягкая, легкая ладонь легла на его лоб. Зазвенел колокольчик и раздался властный голос:

– Софи!

– Чив-чив, – сказал кто-то. – Кикимора хочет кофе!

Нежная рука исчезла, и Роберт опять уснул.

Порой он слышал во сне короткие разговоры:

– Тимофей Васильевич, что-то случилось?

– Нет, просто не спится, хожу туда-сюда, всякое думаю… Молоко-то у нас еще осталось?

– Миленький, ну зачем ты на него охотишься? Он так хорошо поет!

– Кто поет, этот таракашка?!

– Катя, вдруг тебя госпожа фея увидит!

– Надоело трусихой жить! Русалки сильно по нему тоскуют, все меня спрашивают…

Знакомый сильный мужской голос:

– Как там парень из нашей бригады?

– Спит, но реснички уже дергаются!

Почему так много живых существ вроде бы с ним знакомы? Даже во сне Роберт удивлялся.

Прекрасная девушка целовала Роберта, гладила ему лоб и щеки, ее пальцы были больше, чем у Инги, но были такими же мягкими. Однажды он поцеловал нежные пальцы. Они вздрогнули, но не исчезли, и Роберт открыл глаза.

– София, – прошептал он имя любимой, которая была с ним во всех его снах.

– Нет, Софи, я уже кормлю трех странствующих водопроводчиков. Зачем мне четвертый? После обеда пусть уходит, иначе в моем саду появится еще одна статуя, на макушку которой я, наверное, поставлю маленького рифмоплета… выберу момент, когда клюв будет воинственно раскрыт и перья растопырены.

– Госпожа, я уйду с Робертом.

Лицо феи перекосилось от злости.

– Так я и знала! Неблагодарная нищенка! Забыла, как ты обледеневшими кулачками в мою дверь стучала?

– Не забыла. Я старалась изо всех сил, чтобы вы не пожалели о вашем добром поступке. И разве я когда-нибудь забуду, что вы лечили Роберта и позволили ему остаться у вас, пока он не окрепнет!

София опустилась на колени и поцеловала руку крылатой женщины.

– Простите меня, госпожа.

Фея тяжело задышала, но не отдернула руку.

– Мне надо подумать… Кто же будет по дому прибираться, готовить, козу доить? – Неожиданно крылатая женщина усмехнулась: – Девочка, ты ведь могла со своим дружком потихоньку улизнуть. Запомни наконец: каждого честного человека жизнь однажды каким-нибудь страшным образом накажет… но тебя, кажется, не сегодня. И еще, спроси водопроводчиков, почему они такую глубокую траншею роют. Я начинаю подозревать, что они ни на что больше не способны, а совесть не позволяет им просто так карасей в сметане трескать. Боюсь, они будут рыть, пока роется.

София еще раз поцеловала руку феи и, счастливо улыбаясь, выбежала из комнаты.

Чир с грозным видом сидел на перилах.

– Миленький, все хорошо! – прошептала девушка.

– Испугалась! Я со вчерашнего вечера смотрел на нее пылающими глазами! – Щегол прочистил горлышко и, подняв клюв, продекламировал:

 
Друзья горбатились в приямке.
Тем временем в старинном замке
Поэт прекрасный Даниэль
Задумчиво шептал: «Дуэль!»
 

– Теперь, пожалуйста, смотри на госпожу фею немножко помягче. Нам с Робертом хочется верить, что в замке после нашего ухода не польется рекою кровь!

– Ах, прелестная Софи, мое сердце разрывается между друзьями и любовью! Я мечтал улететь с тобой, куда твои глазки глядят, но Коля и Тимофей грустно признались, что они без меня пропадут! Не может сердце поэта наслаждаться счастием, если друзья страдают!

Легко было догадаться, почему поэт влюбился в Софию. Она бежала по лестнице, потом по дорожке сада, но казалось, что хотела взлететь большая белая птица.

Увидев ее и поэта, Николай почему-то прошептал:

– Мужики, воздушный налет! Спасайся, кто может!

Усатый водопроводчик, тоже не отличавшийся возвышенностью мыслей, озабоченно спросил:

– Коля, как ты думаешь, обед сегодня будет?

– София – девочка практичная, так что обед будет, причем царский!

Роберт торопливо выбрался из траншеи, белая птица бросилась на лету в его объятия, и он чуть не полетел обратно к водопроводчикам. Все-таки он остался в мягких, но крепких руках любимой и задохнулся от восторга, зарывшись лицом в ее волосы.

– Кричи, если начнет душить! – пробурчал Николай и вдруг смущенно покраснел, отвернулся.

– Нравятся мне практичные де… – Глядя куда-то вниз, кот выпучил глаза, зафыркал, хвост у него распушился.

Траншея состояла из двух уровней: на верхнем она была по плечи Николаю и около метра в ширину, нижний уровень, в который водопроводчики предполагали положить трубы, был глубиной примерно тридцать сантиметров и ненамного шире полотна лопаты. К стенке траншеи был приставлен лом – к нему из нижнего уровня ползло что-то похожее на древесный корень.

Николай передал кота наверх, в руки Роберта, но сам еще некоторое время смотрел на странный корень – теперь тот вился вокруг лома.

– Не спи, Коля! – обеспокоенно заурчал кот.

София испуганно вскрикнула.

Николай вылез из траншеи, тихо матерясь, и вытащил за собой лестницу.

Глава 9
Моргенфеллер

Покинув подземный дворец, он полз тайными ходами в бункер свиданий, где его ожидала младшая жена, – красавица, без малейших следов обратных мутаций, с полным набором прелестных щупалец и потрясающе глупая. Все в ней ему нравилось, он улыбался и еще издали послал люку бункера мысленный приказ открыться.

Глупышка почему-то не ползла навстречу. «Неужели я чем-то ее обидел? Нет, я всегда был с ней ласков, благосклонно относился ко всем ее милым просьбам и капризам. Наверно, это и плохо, надо быть с ней немного построже».

Внезапно на стенах туннеля он увидел тени. Он вновь и вновь переживал этот момент тоскливого, холодного ужаса и не мог вспомнить, что случилось дальше и почему он вдруг оказался в каком-то доисторическом мире.

Моргенфеллер не пытался угадать, кто из членов Семьи стоял за покушением. Он и сам никогда не упускал возможность сделать Семью поменьше.

Каким-то образом ему удалось уползти, и понятно, что его долго преследовали. Он опустился в еще не обустроенные глубины планеты – здесь не было сооружений, а стрелка дозиметра едва заметно дрожала в самом начале шкалы.

Передвигаться было удивительно легко, природный материал оказался намного мягче стенопластика. Впрочем, этого и следовало ожидать. Попадались даже участки, на которых природный материал находился в жидком состоянии.

Вокруг Моргенфеллера ползали бесчисленные маленькие живые существа. «Но ведь ученые утверждают, что в глубинах… Ну конечно, ученые!» – Он усмехнулся.

Когда он уже все себе объяснил и осторожно поднимался, одно щупальце вдруг почувствовало воздух. Моргенфеллер замер. Щупальце не пробивалось через стенопластик, поэтому не могло находиться где-то в помещении. Преодолев страх, он решился на мгновение выглянуть и был настолько ошеломлен, что его глаза и мозг находились на поверхности не менее четверти минуты.

Потом он погрузился полностью обратно в природный материал и попытался осмыслить увиденное. Сколько с тех пор прошло дней? Он многое так и не понял, но был теперь не одинок.

Служители Справедливости и волк отдыхали среди болотных кочек.

– Вова, возле тебя зеленый прыгает! – сказал Пэр и облизнулся.

– Не ем я лягушек, – грустно ответил волк, – или попробовать, что ли?

– Зачем? Не надо, поймай и дай мне!

– А почему не мне? – запротестовал Брус. – Я еще зеленых не пробовал!

– В чем дело? – из-под земли показалась голова Моргенфеллера.

– Голодные все, – объяснил волк, – а ты нас дальше, чем на несколько прыжков, не отпускаешь. Кого мы так поймаем?

Моргенфеллер задумался.

– Значит, питательные таблетки в вашем мире двигаются. Весьма удивительно… однако не проблема, поползем к ним все вместе.

– Надоело мне ползать! – заскулил Пэр. – Можно я ходить буду?

– Можно. Я иногда забываю, что вы очень древние существа.

– Господин майор… подполковник, – пытался угадать Брус, глаза у него стали большими, – неужто полковник?!

– Обычно подчиненные называют меня старой каракатицей, реже господином директором.

– Я не знаю, что такое каракатица, – робко признался Брус. – Позвольте называть вас господином директором.

– Ефрейтор, не бойся, ты сделал хороший выбор, я это не забуду. Так что ты хотел сказать?

– Да, что-то хотел…

– Наверное, о том, что пора нормально покушать! – подсказал Пэр. – Я уже не помню, когда мы последний раз досыта наедались!

– Господин директор, в лесу еще не придумали пищевых таблеток. Из Вовиных рассказов мы поняли, что кое-кто живет одним днем, надеясь на свою ловкость и удачу, другие делают запасы на зиму, хотя гораздо удобней было бы открыть счет в банке «Моргенфеллер». Вокруг одни преступники и бесполезные существа, в любое время разрешается кого-нибудь ловить и, рыча от удовольствия, кушать!

– В принципе, я уже троих поймал и даже не могу сказать, что много ползать пришлось. – Наступило тягостное молчание, потом вновь раздался скрипучий голос: – Получается, что я умею охотиться, поэтому голодать мы не будем.

Пэр облегченно заулыбался и, кажется, еще что-то сделал, потому что Моргенфеллер вдруг снова спрятался под землей, ефрейтор начал энергично отмахиваться ладонями, как бы от невидимых комаров, волк заурчал и попятился. Однако Пэр, вероятно, привык не обращать внимания на такие мелочи и, по-прежнему широко улыбаясь, потребовал:

– Директор, поймай молоденького большого зайчика – ростом примерно как Вова!

Через некоторое время из-под земли вылетели один за другим три маленьких зверька и упали в траву, слабо шевеля лапками.

Служители Справедливости разочарованно переглянулись.

– Нет! – Пэр покачал головой. – Дедуля, это не зайчики. Ты смотри, чтобы уши были длинные, шубка серая, хвостик как маленький кулачок!

Волк тихо посоветовал:

– Ешь крота и не ворчи на господина директора! Где он возьмет зайцев, если ими здесь не пахнет?

– Наконец-то умные слова слышу, – донеслось из-под земли. – Владимир, скажешь мне, когда радиация рассеется. Поговорить надо, как будем здесь порядок наводить.

Крылатая женщина задумчиво слушала рассказ Николая. Возникавшие иногда паузы Тимофей заполнял двумя-тремя энергичными словами.

– Тима, – прочирикал щегол, – не забывай, что рядом с тобой прелестная София!

– Знаю, – огрызнулся кот, – и что, я теперь от злости лопнуть должен? Думаешь, девочка обрадуется, если я молча раздуваться буду и вдруг взорвусь?

– Тима, никто этого не хочет, но ты высуни голову из-за двери и говори в сад.

– Ладно. – Кот направился к двери и наполовину вышел на крыльцо, были видны только его задние лапы и распушенный рыжий хвост.

– Наверное, надо позвать Тимофея Васильевича обратно и закрыть дверь? – тихо спросила София.

Роберт смотрел на любимую так, словно хотел сказать, что никакие чудовища не посмеют ее тронуть.

– Чив-чив, не волнуйся, моя птичка! Если Тимофей Васильевич увидит что-то нехорошее, то на улице не останется.

– Мы уверены, что не змея в траншее ползает, – закончил свой рассказ Николай. – Бывают тут… ну, например, не с нашей планеты?

– Нет. – Фея покачала головой. – Здесь наших хватает: из прошлого, из будущего, из Джиннистана и какой-нибудь подземной страны или другой реальности. Между прочим, Коля, почему вы так глубоко копаете?

– Земля зимой промерзнет метра на полтора-два, и если трубы разорвет, то трудно будет нам на небе или в другом месте объяснить, за что нас колбасой и карасями кормили.

Фея улыбнулась.

– Вот мой сверчок никогда о таких вопросах не думал, поэтому теперь, услышав «чив-чив», бежит за печку или прячется под веником.

– Ах так, под веником? – удивился поэт и, помедлив, сказал: – Спасибо!

– Да не за что, все равно буду его менять. Он от страха только твое чириканье слышит – нужен мне такой шпион?

Рассказ о странном существе в траншее, кажется, не напугал фею. Николай решился пошутить:

– Похоже, вашим шпионам не стоит мечтать о пенсии.

– Не знаю, что ты имеешь в виду. У меня были две маленькие осведомительницы, которые следили за вами в траншее. Одна из них сообщила, что ее подруга попалась поэту. А недавно и сама исчезла – вероятно, по той же причине.

– Вполне возможно, – согласился поэт. – Ненавижу доносчиков, но… как меня не стошнило?

– Они не успели тебе представиться, – промяукал кот с крыльца. – Если бы они сказали, что на госпожу фею работают, ты бы их, конечно, отпустил.

– Ну, хм… – замялся Чир, однако Николай уверенно ответил:

– Разумеется, что за вопрос!

Фея пожала плечами.

– Как бы там ни было, но один из обожателей Софии – тот, который поопытней и похитрей, – должен слетать на разведку.

– Чирок, покружи над березами за новой лужей, – пробурчал кот, – пахнет оттуда крепко большими зверями.

– Владимир, какими силами располагает противник?

– Два мужика с лопатами, фея с волшебной палочкой и немногочисленная группа поддержки, на которую можно не обращать внимания… котяра, конечно, здоровый, но крупным зверям, как мы, не опасен. С тыла к нам, вероятно, подкрадываются две русалки, способные защекотать практически любое существо. Когда они появятся, атакуем решительно и быстро, чтобы их нежные шейки сразу оказались в наших зубах. У русалок есть союзник – леший, трусливый старикашка, бессовестный врун, но знает здесь все ходы и выходы.

– Покажешь мне этого краеведа, попробую его в плен взять.

– Хорошо бы… но трудно будет. Даже не уверен, что показать смогу.

– Да поймаю я его, – сказал Пэр, – при условии, что меня направят на курсы ефрейторов! Пенсионер был практически у меня в руках, я только хотел немного охоту продлить, но тут ты приполз… Директор, я понимаю, что ты не из вредности мне помешал, просто так получилось.

– Не сомневайся, – сказал Брус, – за старого, хромого преступника тебя обязательно пошлют на курсы и еще наградят медалью «Шустрый парень».

– Правда? Смотри, умник, если обманываешь, то тебе конец!

– Пошутил я, – признался ефрейтор и пододвинулся поближе к волку.

– Владимир, мне кажется, что Пэр действительно шустрый парень. Пусть он разомнется, а медаль я ему сделаю, какую захочет.

Волк промолчал.

– Господин директор, возможно, вы ошибаетесь, – почтительно возразил Брус. – Никто не знает, какую медаль Пэр попросит.

– Любую получит. Если Министерство обороны не сможет мне помочь, то закажу ее в единственном экземпляре у хорошего ювелира. – Моргенфеллер взглянул на волка. – Владимир, что ты как язык проглотил. Я твое мнение уважаю.

– Директор, не о том мы говорим. В замке феи о нас уже знают: сначала, наверное, кот учуял, а потом они разведчика послали.

– Странно, что я его не заметил, на шпионов у меня глаз наметанный.

– Не было здесь никого, – убежденно сказал Брус. – Вова, тебе померещилось.

– Насколько я понял, вы в норах живете, между которыми что-то вроде крысиных ходов, поэтому вы не привыкли вверх смотреть. Шпион не прятался, долго директора рассматривал – заметно было, что глазам своим не верит, однажды чуть не упал. Я уже пасть раскрыл, однако он крылышками похлопал и на ветке удержался. Иногда он меня обзывал – наверное, чтобы немного в себя прийти. Что касается Пэра, то нельзя его без присмотра оставлять. Особенно теперь, когда он собрался на лешего поохотиться.

Подумав, Моргенфеллер решил:

– Ладно, Пэр, побудь пока с нами. А насчет медали и курсов не беспокойся… И ты, Брус, внакладе не останешься. Ума и уважения к старому человеку у тебя побольше, чем у многих моих знакомых генералов. Намек понял?

Брус тяжело задышал и выпучил глаза.

– Я не понял! – встрепенулся Пэр. – Ефрейтор, объясни!

Однако ефрейтор, похоже, находился в полуобморочном состоянии, поэтому ответил Моргенфеллер:

– Медаль у тебя уже почти в кармане… в кошельке… нет, ее, кажется, на груди носят. Ты только покажи в сегодняшнем бою присущие тебе храбрость и смекалку.

– Вова, можно я начну показывать мою храбрость и смекалку и укушу ефрейтора, как ты учил? А то он вроде бы спать собирается!

– Отстань от него! – рыкнул волк. – Некуда нам спешить. Когда я смотрю на статуи в парке, то не хочется мне идти в атаку на замок феи, по крайней мере, до темноты.

– Владимир, чем тебе статуи не нравятся?

– Да я бы не сказал, что не нравятся. Наоборот, кое с кем были у меня вполне добрососедские отношения, редко по-серьезному грызлись. Хорошо, что волчицу не вижу… но знаю, что стоит она с другой стороны дома между двух елочек.

– Так, – голос Моргенфеллера стал жестким и напряженным. – Значит, в парке волшебная палочка поработала?

– Был случай, мы пошли на мужика с охотничьим ружьем, и никто в нашей стае не дрогнул. Младший брат упал, потом друг, но в моем сердце были только ярость и жажда мести. А теперь я боюсь, до того боюсь, что холодно мне.

– Владимир, мне тоже стало страшно до дрожи в щупальцах, но мы покорим врагов, и волшебная палочка будет нашей. Знаешь, когда у противника есть что отобрать, то сражаешься совсем в другом настроении, хотя и защищаться, конечно, надо уметь. Я всегда побеждал, если хотел этого по-настоящему. Однажды на меня напали в одном из подземных ходов, потом… ничего не помню, каким-то образом я смог уползти. Никто бы не смог, а мне удалось – нельзя убить того, кто рожден побеждать. Другого объяснения у меня нет.

– Директор, – волк старался не смотреть в глаза Моргенфеллера, – к тебе должны были послать провожатого.

Я, например, веду Бруса и Пэра. Почему ты один?

– Когда я очнулся в вашем мире, то, кажется, кто-то произнес мое имя, но в панике и ярости я убивал всех вокруг.

– В таком случае мне придется кое-что объяснить. Ты по-прежнему находишься там, где на тебя напали. Думаю, что ты сильный, отважный воин и принял бой. В твоем мире и времени ты лежишь, израненный, рядом с трупами врагов. Умрешь ты или будешь жить – пока неизвестно, и только твой провожатый знал, что ты должен сделать в нашем лесу. Однако предполагаю, что мы не случайно оказались вместе.

После долгого раздумья Моргенфеллер спросил:

– В чем задача этих двух Служителей Справедливости?

– Брус и Пэр ловят преступника, который… вернее, во время схватки с которым они были тяжело ранены. История темная, и не о ней сейчас речь. В моих снах голос из Нижнего мира говорит: да, неплохо, если они разберутся с преступником, но главный враг – юная София. Если девушка будет жить, то многое изменится и, возможно, никогда не появится Служба Справедливости.

– Кто эта девушка? Гордая царица одного из великих и таинственных древних миров?

– Нет, крестьянская девочка. Не представляю, чем она может быть опасна для Служителей Справедливости. Я бы загрыз ее, как зайчонка.

– Я бы тоже! – зарычал Пэр.

Моргенфеллер покосился на него и, вздохнув, сказал:

– Красавчик!

– К сожалению, девчонка вооружена до зубов, – предупредил волк, – веник, поварешка, сковородка, метательные тарелки…

– Ужас! – поежился Моргенфеллер. – Мне стыдно перед Пэром, но я бы предпочел отступить в лес, пообедать как получится и подремать до темноты.

– Трусоват ты, директор! – усмехнулся Пэр. – Ладно, идите за мной.

– Таков он – человекоосьминог! – Друзья, я описал его как мог.

Уставший поэт попил водички из блюдца, стоявшего на подоконнике.

– Спасибо, милая Софи! Воду, которая была в столь прелестных руках, не сравнить ни с чем на свете!

– Чирок, – задумчиво сказал кот, – что такое «длань длинножадная без пальцев и когтей»?

– Не ворчи! Ты же слышал: я описал его как мог.

– Я не ворчу, у меня такой голос.

– Тимофей Васильевич, – вмешалась София, – длань – это рука по-благородному.

– А я думал, по-благородному – лапа.

Николай, скрестив руки на груди, встал у окна. Щегол взлетел и приземлился рядом на открытую форточку, а кот, злобно мяукнув, запрыгнул на подоконник.

Роберт тоже пошел к окну. София проводила его тревожным взглядом, но ничего не сказала.

– Да, София, хорошо, когда дома мужики есть. Сделай нам кофе… или лучше поставь самовар, а то они и так сильно волнуются.

Николай хмуро оглянулся на крылатую женщину:

– Госпожа фея, удивляюсь вашему спокойствию. Может быть, знаете вы то, что нам неведомо?

– Однажды у меня болела голова и вдруг пришли незваные гости – настырные, злые, с горящими глазами… нет, я не имею в виду тебя и Тимофея. Впрочем, история немного похожая. С тех пор волк относится ко мне с глубоким уважением. На свою окаменевшую подругу он смотрит с почтительного расстояния, спрятавшись за деревом, и только в сумерках или ночью.

– Однако сегодня он пришел днем. Похоже, не волк, а этот… человекоосьминог у них в банде главный.

– Да, разумеется, но ведь он в лесу чужой, как и приятели Роберта, поэтому все будут слушать, что волк говорит. Тот скажет: если уж вам так надо в замок прекрасной, доброй, милой волшебницы, то пойдем ночью, а пока отлежимся где-нибудь подальше.

– О! Не боятся вашей жалкой кучи. – Орлицы нежны и орлы могучи!

– Впервые мне понравилась твоя песенка, – улыбнулась фея.

– Чирок, закрой клюв, думать мешаешь!

– Не люблю, Тима, когда ты думаешь. Потом обязательно что-нибудь случается! Я буду петь неутомимо для наших прекрасных спутниц!

– Миленький, отдохни минутку, – вмешалась София. – Мне кажется, Тимофей Васильевич хочет сказать что-то важное.

– Да уж понятно, – пробурчал кот. – Когда я по пустякам пасть открывал?

– Ни разу, – кивнула София, – если вы сметанку просили, то чтобы полное блюдечко.

– Значит, дело такое: волка я давно знаю и не верю, что он по своей воле пришел. Осьминог заставил. Вот теперь вопрос: как ему это удалось? Если вы думаете, что у Вовы мягкий, уступчивый характер, то ошибаетесь.

– Сильно ошибаетесь, – подтвердил поэт. – Вова почти такой же упрямый, как Тимофей.

– Не будем преувеличивать, – возразила фея, – но все-таки очень упрямый. А вопрос действительно интересный. Возможно, человекоосьминог обладает примитивной колдовской силой, как, например, деревенские ведьмы?

– Или он гипнотизер? – предположил Николай. – Слушай, Чир, выглядел серый Вова немного заторможенным?

– Он выглядел грустным и задумчивым. Я его пару раз или чуть больше обозвал, но видно было, что ему не до меня. Правда, когда я на мгновенье потерял равновесие, он сразу пасть раскрыл и вроде как на задние лапы встал, так что он не заторможенный и не заколдованный.