Текст книги "Полёт. Сборник рассказов от авторов курса Анны Гутиевой"

Оля Галкина.
Ремень

Марк и его старший брат Петя ненавидели отца. Петя презирал его всем сердцем за бесконечные побои, допросы, запреты на прогулки, игру на гитаре. Одним словом – все, что лишало его свободы проявления. Когда отец приходил домой, он пытался прикрыться уроками, чтобы не пересекаться с ним на кухне и не вести разговор. Петя не мог смолчать на замечания отца, за что расплачивался «рукопожатиями» старшего по званию. Марк же был молчуном. Но от побоев отца его это не спасало.

* * *

Брюки, купленные около месяца назад, болтались на бедрах. «Совсем исхудал от экзаменов, – сетовала мать, – может, хоть ремнем подхватишь их, чтоб не потерять?» Марк никогда не носил ремни, но носил шрамы от их упругих прикосновений, которые отец старательно размещал на его теле, как художник краски на полотне. Он боялся ремня с детства, и от одного его вида бросало в ужас. Марк давно решил бежать от всех ремней, которыми было заколочено его детство. Осталось только сдать экзамены и дождаться дня рождения, когда ему исполнится восемнадцать. Тогда он сможет взять жизнь в свое распоряжение. Он ждал этого, как ракета перед запуском, отсчитывая дни и минуты. Эта мысль спасала его, как ремень безопасности во время аварии.

В этом мире он больше всего ненавидел отношение людей к условностям, которое проявлялось в цифрах. К примеру, «пятерка» это признак отличности, «двойка» – ты полный лузер. В семнадцать лет ты еще не достаточно взрослый, а в восемнадцать уже вполне. То есть за триста шестьдесят пять дней есть возможность набраться опыта, пятерок и двоек. А в сущности, многие в свои сорок такие же безмозглые, как и в семнадцать. И сейчас условные семьдесят три дня отделяли его от того момента, когда он может купить себе билет на поезд или самолет без разрешения родителей. В его случае – отца. Мать жила без права на голос.

Однажды он уже пытался убежать из дома. Ему было четырнадцать. Но тогда он не продумал план, не взял никаких вещей, еды и самое главное – денег. Провел три дня на озере, закоченел от голода и вернулся домой, где его встречал ремень, застегнутый на дополнительную дырку из-за избыточной любви хозяина к себе. Этим ремнем, в котором проявлялась вся забота к сыновьям, отец и отхлестал его за то, что «столько сил в тебя вложили с матерью, не спали ночами, зарабатывали на лучшее будущее». Тогда он решил окончательно, что оставит место, где так бурлила «любовь» и выжигала своей силой все сердце.

Он откладывал деньги, которые мать давала ему на столовую. За три года такой экономии он скопил несколько десятков тысяч рублей. Самое сложное было прятать их в разных местах: в карманах курток, которые висели в гардеробе, в зимних ботинках, в коробке с книгами, которая стояла на шкафу. В других местах прятать было опасно – ремень часто слетал с дополнительной дырочки и рассекал воздух, как сабля, сметая мебель и вещи на своем пути. А последнее время метания ремня не прекращались. Отец устраивал скандалы по любому поводу: невымытая чашка, которая тут же летела в стену, почему не читаешь энциклопедию, я тебе ее еще на Новый год подарил, почему у нас вечно нет яиц на завтрак, я и так устаю…

Минута молчания наступила только тогда, когда погиб Петя в автокатастрофе. На время отец отстал от Марка, но всю злость перенес на мать. На нее посыпались бесконечные обвинения, что она не воспитывала детей, не следила за ними, он целыми днями работал на общее благо, а она сидела дома.

Жизнь стала невыносимой. Марк начал тайком продавать вещи, которые принадлежали Пете: плеер, кассеты и значки «Нирваны» и группы «Кино». На память о брате он оставил блокнот, в котором на первой странице было написано: «Смерть стоит того, чтобы жить. А любовь стоит того, чтобы ждать». Он спрятал его в один из внутренних карманов рюкзака, с которым ходил везде.

Теперь после школы он не торопился домой. Траурный склеп квартиры выдавливал все живое внутри, как желток с белком из скорлупы при приготовлении яичницы. Дома пахло корвалолом, слезами и грязной посудой.

Марк тихо зашел домой. Не раздеваясь, прошел в свою комнату и сел на стул. Ему стало холодно, будто в одну секунду распахнули все двери и окна. Его пробрала дрожь, он передернулся и вскочил с места. Внутри выли волки, и он готов был завыть вместе с ними. Он метался взглядом по комнате, не зная, что схватить или выкинуть. Или самому выкинуться из окна. Но что-то надо было сделать. Не помня себя, он схватил гитару и выбежал из дома. Он бежал в переход, в котором Петя втихаря от отца пел песни и играл на гитаре. Марк встал в проходе и ударил по струнам. Он пел с закрытыми глазами, его лицо стало красным от кричащего комка боли в груди. Он пел до тех пор, пока комок не растаял. После сел на пол и почувствовал, что пальцы онемели и он не может ими шевелить. Рядом сидел бездомный и что-то говорил про деньги. Марк посмотрел в сторону и увидел несколько бумажных купюр и мелочь. Прохожие положили их на пол. Он посмотрел на человека и сказал: «Возьми себе. Купи чего-нибудь пожрать».

* * *

За три недели до окончания экзаменов Марк почувствовал перемены в отце. Он стал спокойнее. «Будто чует, гад, что скоро свалю», – думал сын.

Отец страдал от своего гнева, злости и неиссякаемой жажды контроля над всеми, но боялся признаться себе в этом. Его мучила совесть, что он не может поговорить с сыновьями о чем-то отвлеченном, не относящемся к учебе. Не может не контролировать и поучать их. А теперь старшего сына не стало, и он ничего не мог изменить. Он чувствовал и знал, что все ненавидят его, и от этого ненавидел их еще больше. «Что они, не видят, что мне тоже плохо?» В нем боролись угрызения совести, не выплеснутые, как помои, эмоции, неоправданные ожидания и чувства стыда за свою жизнь и за жизнь ушедшего из жизни сына. Он раскаивался и проклинал себя. Дырка в ремне на одно деление стала ближе к пряжке.

* * *

Отец и сын редко пересекались на кухне. Марк либо ел в своей комнате, либо вообще не ел. Но в это утро отец будто специально подкараулил, когда Марк появится на кухне.

– Сегодня поздно вернусь. Дело в суд допоздна будем готовить. Ах, черт, опять галстук в кофе замочил, – сказал он.

– Высохнет через пять минут, – не глядя на отца, ответил Марк.

– Да, ерунда, не заметно даже, – отец искоса наблюдал за сыном и пытался завести диалог. – Кофе какой-то жженый сегодня. Ты не находишь?

– Я чай пью. Всегда. Иногда какао, но это только по особым случаям.

– По каким, например?

– Когда нужно поднять настроение.

– А у меня от молока изжога, поэтому не пью какао, – отец замолчал, не зная, что добавить. – А у тебя какие планы на сегодня?

– Изжога у тебя не от молока. Не спирай на напиток, – глядя в окно, ответил Марк.

– А от чего же? Может, ты у нас врачом стал?

– Не нужно быть врачом, чтобы знать причины ТВОЕЙ изжоги. Она у тебя с рождения. И ты всю жизнь плещешь ею направо и налево. Остановиться не можешь.

– Ах, вот как, – отец встал из-за стола. – С рождения, говоришь?

Его голос задрожал, и рука дернулась наверх, готовясь к удару, но замерла.

– Да у меня язва образовалась от тебя. Слышишь, от тебя! – он подошел ближе к сыну, размахивая руками.

– Не смеши меня! Твои крики и оскорбления больше не действуют на меня! Пытаешься стать примерным отцом после того, как уничтожил мое детство побоями, унижениями, скандалами, синяками – могу продолжать до бесконечности! Только я больше не собираюсь все это терпеть! Времена изменились – теперь я могу дать тебе сдачу! – Марк замахнулся на отца. – Ты не представляешь, как я хочу врезать по твоей убогой физиономии и размазать ее по стене.

– Ну, так врежь, врежь! Давай, прям в глаз. Или куда я там тебя бил? Давай, врежь мне!

Марк пнул стул ногой, тот отлетел в сторону.

– С удовольствием, но сдержусь. Не хочу сесть из-за такого ублюдка, как ты, и потерять оставшуюся жизнь! – он толкнул отца, тот завалился на стол. Сын выбежал из кухни.

* * *

Марк решил, что из вещей возьмет только запасные джинсы, две футболки, пару носков и куртку с кепкой.

В то утро он проснулся от голоса матери. Они с отцом что-то обсуждали на кухне. Вставать не хотел, чтобы не встречаться с ним. «Дождусь, когда уйдет», – решил про себя.

Ушел.

Марк встал. Оделся. Умылся. Дома, казалось, никого не было. Мама была в своей комнате. Молилась, наверное. Он пошел на кухню. Налил себе чай, намазал хлеб с маслом и стал есть.

Мама вошла на кухню незаметно, словно воздух.

– Ты собрался куда-то? – она смотрела на него, теребя в руке платок, в котором молилась.

– Да, собрался.

– А вернешься когда?

– Вернусь? Скорее всего, вечером, – дожевывая, сказал Марк.

– В университет, наверное, поехал, да?

– Да, мам. Ты иди, отдыхай. Не беспокойся за меня. Я справлюсь.

Она стояла в двери и пристально смотрела на него как будто издалека.

– Приняли твои документы?

– Приняли, мам, – он встал, подошел к ней и обнял. – Меня везде примут. Ты же знаешь, что я умный.

Он улыбнулся, и на ее лице проявилась незаметная ниточка улыбки. Она пошла в спальню.

* * *

Через час Марк был на вокзале. До отправления поезда было шесть часов. Он решил их провести здесь среди людей. Чтобы скоротать время, он взял с собой журнал, но ему не читалось. Его одолевали сомнения. Ехать на поезде было слишком в открытую. При заявлении в полицию его быстро вычислят. «Ступил я насчет поезда. Они сразу по базе увидят, куда я уехал, – размышлял он. – Может тогда сойти на другой станции? Это вариант. А если менты будут ходить? И что? Чего паникуешь без повода?» Так он сидел и размышлял, наблюдая, как меняются цифры на табло, как один поезд уезжал и на это место прибывал другой. В этот момент ему захотелось стать машинистом – ехать и смотреть только вперед. Он уже ощущал это волнительное состояние свободы во всем теле.

Он выбежал из здания вокзала и побежал, сам не зная куда. Но он чувствовал, что ехать на поезде было рискованно. Он сел в автобус и поехал в сторону, где начиналась трасса. Марк принял решение ехать автостопом. Куда? Уже не важно. Но подальше от этого города.

Он шел по трассе и голосовал. В какой-то момент ему показалось, что сейчас покажется машина отца и он схватит его. Вскоре рядом с ним остановилась фура, и водитель взял его на борт. Марку стало тепло внутри, будто кто-то накинул теплый плед на плечи. Он сидел и смотрел вперед, как машинист. В какой-то момент глаза зацепились за зеркало заднего вида. Он смотрел, как быстро скрывается город позади, пряча сутулые постройки. Он выпрямился, отодвинулся чуть правее, чтобы больше не смотреть в зеркало.

Через несколько километров водитель остановил фуру. Сказал, что надо проверить что-то в двигателе. Марк вышел с ним. Он смотрел на лес и ни о чем не думал. На трассе было тихо. Потом водитель сказал, что что-то произошло с каким-то ремнем, но дело пустяковое и он поменяет его в два счета. Через двадцать минут водитель поменял старый ремень на новый, Марк залез в кабину, пристегнулся ремнем безопасности, и они продолжили путь.

Светлана Соколовская.
Суперхит

Продюсер опустил ноги, обутые в ботинки из кожи питона, с кофейного столика на пол.

– Ты совсем сбрендила, старушка! Десять лучших изданий, включая «Роллинг Стоун», стоят к тебе в очередь за интервью. А ты выбираешь какой-то сраный «Рок-ревью»?

– Да, ты не ошибся, старичок! Именно «Рок-ревью».

– О, я хорошо знаю это твое мерзкое выражение лица! Одумайся! Ты получила Грэмми за лучшую песню года. Ты не можешь размениваться на журнальную мелочевку.

– Могу. Теперь могу.

– Хотя бы объясни…

– Все просто. У этого парня в аннотации нет вопроса: со всеми ли музыкантами группы я спала одновременно или по очереди. Он спрашивает: что такое по-моему суперхит? – Сьюзи швырнула на колени продюсера пачку машинописных листов бумаги. Листы в беспорядке рассыпались, часть из них упала на дорогой ворсистый ковер, нарушая продуманную красоту и статусность президентского люкса.

– Тише детка! Не начинай. – Продюсер сложил молитвенно руки.

– Ты же знаешь: я громила номера в отелях и весьма успешно. Но это было давно. Я тогда страдала от стрессов.

– Ладно! Договорились. Поболтай немного с этим ботаном. Для разогрева. А уж после…

Мать любит рассказывать, особенно незнакомым людям: «Моя дочь так здорово поет! Она поет с колыбели. Как-то я заболталась с подружкой по телефону, дочку оставила одну в кроватке. Спохватилась через полчаса. Захожу в детскую, а моя малышка лежит себе спокойненько и напевает – ля-ля-ля… Я думаю, из нее получится настоящая звезда». Соседи кривятся: «Тоже еще одна звезда нашлась! Одни коленки и видно будет со сцены – торчат из-под заношенного платьишка куриными мослами. А рот-то, рот! От уха до уха. Как у клоуна».

Когда мать вместе с дочерями идет по улице, вслед летят ухмылки прохожих: цыплячий выводок. Все женщины в их семье мелкие, тонкокостные. Но зато характер у всех – дай бог каждому! Не дадут себя в обиду никому. Сложно порой отбиваться от обидчиков и приходится молча глотать слезы. Но слезы они глотают быстро.

Сюзи каждый день собирает сестер в школу и отводит их на другой конец маленького городка. Она же готовит еду и наводит в доме порядок. Матери не до этого – она работает на почте и подрабатывает сиделкой. Она твердит, что у Сюзи хороший голос и ей надо учиться петь и играть на банджо. Банджо – все, что осталось от отца. Как-то ночью он собрал чемодан и потихоньку вышел за дверь – только его и видели. Сюзи освоила банджо, потому что больше не на чем подыгрывать, когда поешь. А поет она в основном свои песни. Мелодии прилетают как будто из ниоткуда: из воздуха, из дорожной пыли, из городского шума. Она едва успевает записать их на клочке бумаги. Обидно, то, что к ней прилетает, плохо ложится на звучание банджо. Нужен какой-то другой инструмент. Сюзи толком не могла объяснить какой. Но вот однажды она его услышала, проходя мимо гаража пьянчужки Сэма. Это было похоже на мощный рык льва, от которого завибрировал воздух вокруг. Рык сменился пронзительным воем койота. Сюзи обомлела и замерла на месте. Как зачарованная она слушала гитарный риф, не зная пока, что это играет электрогитара.

Мать строго наказывала ей: «Не заговаривай со взрослыми мужиками и вообще обходи их стороной. Мужики, особенно пьяные, могут тебя обидеть». Сюзи тряслась от страха, подходя к гаражу пьянчужки Сэма. Она не сразу заглянула в дверь. Для храбрости она подобрала валяющуюся под ногами железку и крепко зажала ее в руках.

– Тебе чего, цыпленок? – раздался над ухом хриплый голос. От неожиданности Сюзи выронила обломок трубы. Она увидела рабочий комбинезон с рыжими пятнами на коленях. Выше поднять голову она не решилась. Хозяин гаража схватил ее за шиворот и втащил в гараж. От ужаса Сюзи только слабо пискнула.

– Тебе чего здесь надо, кроха? – повторил вопрос Сэм. Сьюзи уже не слышала его. За спиной пьянчуги сверкало яркими красками сокровище.

– А это что? – восторженно спросила она, забыв о страхе и наставлениях матери.

Сэм опустил ее на землю и оглянулся.

– Чего-чего… Электрогитары.

– Это вы сейчас играли?

– Ну я.

– А можете сыграть еще? – Сьюзи осмелела настолько, что подошла к развешанному на стене гаража ряду инструментов. От них пахло свежим лаком. От самого Сэма попахивало бензином и железом. А еще – перегаром от дешевого пива. Странный сладковатый дымок висел под потемневшим от грязи потолком гаража. Но Сюзи было наплевать на это.

– Я пишу песни, – призналась она. – И когда-нибудь они станут хитами.

– Да ну! – хмыкнул Сэм. – Я вот раньше тоже песни писал.

– И как? Они стали хитами?

– Представь себе – некоторые стали.

– Можно я поиграю на вашей гитаре? У меня есть банджо. Но играть на нем – это как слушать болтовню енотов. Для моей песни нужен другой – мощный, сильный звук.

– Еще чего! Давай, ступай к своей мамочке. Это не мои гитары, а моих клиентов.

Эта девчонка упряма, как сто налоговых инспекторов. Сколько раз он отгонял ее от гаража? Миллион раз, не меньше. А она все свое повторяет: научи и научи играть на электрогитаре. Сама чуть больше гитары. Руки худющие, длинные, словно у паучихи. Задолбала! В конце концов он сдался и снял со стены самую маленькую электрогитару, подключил к колонке, сунул сопливой ослице в руки. Она сначала прогнулась под ее тяжестью до самой земли. Но это от неожиданности. Потом выпрямилась, крепко вцепилась в гриф, подставила костлявую коленку под гитарный бок и прошлась медиатором по струнам. Старая гитара хрипловато откликнулась.

– Крепче струну прижимай, – прикрикнул на девчонку Сэм.

– Больно так, – скривилась та.

– А ты че думала? Это тебе не на банджо бренчать. Струны толстые.

Девчонка глянула волчонком исподлобья:

– Вот увидишь – я лучше всех буду петь и на гитаре играть.

– Пупок развяжется, – беззлобно пообещал Сэм. – Если хочешь петь и одновременно играть – бери бас-гитару. На ней играть проще.

Сюзи не говорила матери, что после школы бегает в гараж к Сэму. Сестры проболтались.

Мать кричала на весь квартал:

– Я на тебя заявление напишу в полицию. Я тебя в тюрьму закатаю. Пьянчуга проклятый! Не смей приближаться к моей дочери, мерзкая тварь!

– Мэм… – пытался оправдаться Сэм, но мать кричала на него еще громче. Наконец ему удалось вклиниться в ее обличительную речь:

– Мэм, у вашей дочери – настоящий большой талант. Это я вам как музыкант со стажем говорю. Ей надо играть с профессиональной группой. Она сочиняет отличные песни и сама их здорово поет.

– Вот пусть и поет, а заодно и играет. Вместе с сестрами. А к тебе не подходит ни на шаг.

Сэм на прощание вручил Сюзи старенькую бас-гитару. Он ее подновил: поправил деку, перетянул струны. Звучала она лучше, чем новая.

Как объяснить женщине, прогнавшей из дома горького пьяницу-мужа, что не все пьющие мужики – сволочи? Некоторые пьют, чтобы залить тоску по большой сцене. Нет, она не оправдывает Сэма. Сама она никогда не будет пасовать перед неудачами и заглушать их виски. Если повезет…

Мать неожиданно оказалась права. Сюзи стала играть вместе с сестрами, и, в конце концов, они прославились. Знала бы бедная мама, как дочери радовались, что избавились от ее вечных наставлений и опеки.

В чатах группа Pleasure Seekers в первой десятке. Почему же Сюзи хмурится? Почему все чаще ругается с сестрами на репетициях? Она хочет играть тяжелый рок. А сестрам подавай бодренькие рок-н-ролльчики. На блюз они еще согласны и говорят: пиши баллады. Не понимают они. В голове Сюзи не меланхолично льется, а гремит музыка.

Сюзи понимала – надо уходить от сестер. От этой правды ее сердце сжималось в крохотный комок. Средняя сестра пыталась ее удержать:

– Ты хочешь играть с парнями тяжелый рок? А разве ты не знаешь, что все рокеры – подонки? Они пьют и блюют беспробудно… Но это еще цветочки. Они все колются. Они трахаются с обкуренными поклонницами чуть ли не на сцене во время концертов. Ты хочешь стать для них бесплатной подстилкой?

– Нет, сестренка! Я хочу быть солисткой группы. Я хочу идти вперед и играть новую музыку. Она не просто звучит у меня в голове. Она разрывает мне голову.

Сюзи, чтобы заглушить боль, бегала на берег океана. Туда, где огромные волны, ревя, с силой разбивались о прибрежные скалы. Ее крик тонул в грохоте прибоя. Она кричала, пока хватало сил. А потом шлепалась задницей на ближайший камень и давала волю слезам. Сколько она раз приходила сюда? Она не помнит.

– Здорово орешь, – признал парень, одетый с ног до головы во все черное. Он незаметно подошел к Сюзи со стороны поселка. Сюзи измерила его неприветливым взглядом и поинтересовалась:

– Ты что, монах?

– Почти, – ответил парень, присел рядом с ней на корточки и привычным движением откинул назад длинные черные волосы. – Когда у тебя есть дело всей твоей жизни и ты хочешь, чтобы в него поверили другие, нужно собраться с силами и отказаться от всего лишнего. Монахи так и делают, когда хотят, чтобы их молитвы дошли до Бога.

– А что это за дело такое? Ради которого ты готов от многого отказаться?

– Музыка.

– Духовная, что ли? – не удержалась и прыснула от смеха Сюзи.

– Любая музыка, идущая от сердца и берущая за душу – духовная.

Сюзи присмотрелась к принту на футболке парня.

– Уважаешь тяжелый рок? У тебя принт обложки последнего альбома «Лед Зеппелин».

– Не только уважаю. Еще и исполняю.

Сюзи открыла рот и забыла его закрыть.

– Мы здесь в студии на берегу океана пишем новый альбом. Кстати, меня зовут Ленни. А тебя?

– Сюзи…

От футболки нового знакомого пахло свежим ветром. Сюзи незаметно принюхалась – перегара она не уловила. Как не увидела и исколотых тупыми иголками вен на обнаженных руках Ленни. Весь он был какой-то отмытый и классно упакованный. Будто житель респектабельного пригорода.

– Нам как раз не хватает такого высокого голоса, как у тебя, Сюзи. Я, наверное, не ошибусь, если скажу, что ты занимаешься пением.

– Нет, ты не ошибаешься – я пою и играю на бас-гитаре. Слышал о такой группе: Pleasure Seekers? Гаражный рок…

– Конечно. Самая крутая женская группа, играющая гаражный рок, – подольстил новой знакомой Ленни, желая загладить свою промашку. – Не хочешь попробовать себя в другом стиле? У меня тут завалялась пара идей.

Сюзи напишет несколько песен в соавторстве с Ленни Таки и выпустит дебютный альбом Suzi Quatro. А еще они поженятся и у них родятся двое детей. Но пока они вместе планируют заниматься в студии на берегу океана и записывать альбом группы, в которой Ленни ведущий солист. Ленни, представив Сюзи своим музыкантам, объявит, что следующий альбом они напишут для нее. У девушки в столе накопилась целая пачка неизданных песен. И главное – она орет как взбесившаяся фурия. И это то, что им надо сейчас для пресловутого нового звучания.

Сюзи закурила и задумчиво пустила струю дыма в потолок, украшенный позолоченной лепниной. Почему она так волновалась перед первым концертом с мужской группой, играющей в стиле хэви-металл? Она была гораздо известней и опытнее, чем они.

Арт-менеджер клуба затушил сигарету о подошву ботинка, бросил окурок под кресло, на котором восседал, развалившись во всю ширь ягодиц, хлопнул в ладоши и громким неприятным голосом возвестил:

– Так, начинаем, ребята. Собрались все дружно, яйца подтянули, глотки прочистили. Вечером вам лабать монстров в нашем крутом клубе. Не понял….Что это за пигалица с бас-гитарой в руках? Кто ее сюда пустил? Девушка, что вы делаете на сцене? Вы хотите сказать, что я напрасно волнуюсь – вы не уроните бас-гитару и не облажаетесь? Нет? Вы привыкли к бас-гитаре… вам нравится на ней играть… вы любите тяжелый рок. Я от умиления щас описаюсь. А ну пошла вон!

Ленни шепнул Сюзи на ухо: «Покричи так, как ты умеешь». Она не заставила его повторять дважды и приставив микрофон к губам издала фирменный вопль взбесившейся фурии. У арт-менеджера не просто заложило уши. Ему показалось, что уши отвалились от головы и он оглох. «Что за дерьмо! – подумал арт-менеджер и сам же себе ответил: – А ведь эта стерва орет так музыкально».

– Довольно! Хватит! – наконец опомнился арт-менеджер. Он хотел сказать все, что он думает и о чем мечтает теперь. Но его опередили.

– Ты болван, Билли! Это же Сюзи Кватро из Pleasure Seekers. – Невысокий брюнет стоял за креслом арт-менеджера и любовался своими новыми ботинками из кожи питона.

– Решили поменять стиль, мисс? – налюбовавшись, спросил он. Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Новых песен хватит на золотой диск? А на два диска?

– Хватит на все три.

– Вот это уже взрослый разговор. Кстати, меня зовут Микки Мост. У меня теперь собственный лейбл RAK Records. Слышали? Нет. Ладно, неважно. Жду вас завтра у себя в конторе. Будем подписывать договор.

Сюзи терпеть не могла гостиничные люксы. Она чувствовала себя в них девочкой из бедного квартала, хотя и могла себе позволить жить в них неделями. Вот! Она не может сосредоточиться среди всей этой долбаной позолоты и ответить наконец на вопрос: что такое суперхит? Кому ответить: самовлюбленному музыкальному критику из «Вашингтон пост»?

Вот скажите мне, господин знаменитый музыкальный критик, что такое суперхит? Плечами пожимаете. А я вам отвечу: это мелодия, которую напевают даже те люди, у которых музыкального слуха нет. Ее напевают с одинаковым удовольствием и африканцы, и эскимосы. Настоящий хит не забывается через неделю. Его подхватывают сразу же, как только зазвучат первые ноты. Человек напевает хит, когда у него хорошее настроение. Потому что хорошее настроение так и звучит. И когда ненастно на душе – тоже поют. Чтобы добавить себе радости в дождливый холодный день. И ведь получается, напевая, забыть о плохом. И хочется верить, что все обязательно будет хорошо. Вот что такое суперхит.

Кто-то думает, что знаменитые рок-звезды только и делают, что пишут хиты. Как раз наоборот – чем ты опытнее и знаменитее, тем реже у тебя получаются хиты. Ты начинаешь нервно озираться вокруг с надеждой отыскать молодое, свежее дарование. Чтобы потом назвать его соавтором нового хита. Или себя назвать соавтором. Все равно все будут думать в первую очередь о тебе – популярной звезде. Но об этом лучше умолчать во время интервью.

Журналист из «Рок-ревью» появится через полчаса. Она готова. Костюм, прическа, макияж подобран стилистом безупречно. Не к чему даже придраться. Сюзи подумала, что ей здорово повезло с Олафом. Он – гений в своем деле. Гигант! Звездой на сцене она стала во многом благодаря ему. Зрителю подавай офигительную картинку. Они едят тебя восторженными глазами, потому что понимают – им так никогда не выглядеть. А очень хочется. Очень хочется быть похожим на рок-звезду по имени Сюзи Кватро – девушку-струну, затянутую в черную кожу, с большой, сверкающей как северное сияние бас-гитарой в руках. Поклонники хотят знать, в каком из шикарных домов она живет, что ест на завтрак. Они уверены, что марка ее автомобиля самая престижная. И вообще, она – полубогиня, спустившаяся с горы Олимп. Пусть так и думают. Людям нужны полубоги – им нужно кому-то поклоняться. Им нужно кем-то восхищаться, думать, что есть другая жизнь. Жизнь, похожая на праздник. А не эти серые монотонные будни. Жизнь, давящая на голову своими проблемами. Проблемы, которые возникают с тошнотворной настойчивостью и преследуют по пятам. Где взять денег, чтобы покрыть кредит? А вдруг новый босс меня уволит? А вдруг мой парень разлюбил меня и собирается бросить? Такую, как Сюзи Кватро, парни не бросают. Значит, и мне что-то светит впереди. Не надо им знать, что полубогиню по ночам после концерта рвет от усталости, что ее замучила бессонница и без таблеток она не засыпает. Им не надо знать о том, что она цеплялась за любимого мужа в буквальном смысле – ухватив за ногу. И муж, уходя от нее к телке попроще, протащил ее по грязному гостиничному коридору, а чтобы она расцепила руки, со всей силы ударил ее по голове. И она с сотрясением мозга вечером того же дня выступала на стадионе, заполненном орущей толпой. Многое поклонникам не надо знать о звездах. Иначе сказка разрушится, рассеется волшебство, а с ним надежда. Надежда на то, что этот поганый мир может быть немного лучше. Надежда на то, что на грани депрессии ты можешь включить хит Сюзи Кватро. Тебя обдаст драйвом с головы до ног, и не надо будет пить лишний раз проклятые пилюли, потому что тебе уже хорошо. Так хорошо, что хочется орать на весь дом. Орать вместе с Сюзи припев ее лучшей песни. Слушаешь маленькую женщину с большой гитарой и веришь ей, что есть на свете свобода, справедливость, счастливая любовь. Есть настоящая жизнь!

В дверь номера вежливо постучали. Сюзи поправила челку, подмигнула себе в зеркало и пошла открывать дверь.

Журналист ослеп от белозубой улыбки рок-звезды.