Текст книги "Вирджиния Вулф: «моменты бытия»"

«Я много думаю о своем будущем, о том, какие книги мне предстоит написать. О том, как мне реформировать роман, как охватить бесконечное множество вещей во всем их многообразии, вещей пока что мимолетных, ускользающих. Как их очертить, придать форму бессчетным причудливым очертаниям… Но завтра, я знаю, я опять сяду за старые, безжизненные фразы».

В том же, межеумочном состоянии в отношении первых литературных опытов золовки пребывает и Белл. «По морю прочь» он читал несколько раз, и ни разу – в окончательной версии: Вирджиния посылала ему черновики. И, однако ж, в переписке с Вирджинией Белл высказался о незаконченной книге (англичане называют такой труд “work in progress” – «произведение в процессе работы») довольно точно и без обиняков. И похвалил (но не сказал, что «ничего лучше никогда не читал»), и покритиковал.

Похвалил – за проницательность, за убедительность образов. За поэтичность:

«В Ваших словах есть сила, которую можно отыскать только в самой высокой поэзии».

За оригинальность, новизну ее «лихорадочной прозы» (“feverish prose”):

«Вам удалось приподнять завесу, показать истинную тайну и красоту вещей, казавшихся безжизненными».

Поругал – за многословие, некоторую дидактичность, в которой впредь Вирджинию Вулф никак не обвинишь; то, что написал ей Белл, она будет многократно повторять сама:

«Не забывайте, что художник, подобно Богу, должен творить, не делая выводов».

За компромисс с традицией:

«…отступила от высокой, почти трансцендентной цели, которую себе в самом начале поставила».

(Поставила ли?)

За неприкрытый феминизм:

«…выводить столь резкий и явный контраст между изысканными, впечатлительными, тактичными, изящными, тонко чувствующими и проницательными женщинами. И тупыми вульгарными, слепыми, напыщенными, грубыми, бестактными, настырными, деспотичными, глупыми мужчинами. Это не только нелепо, но и, думаю, безвкусно», – пишет он Вирджинии в феврале 1909 года.

В целом же, несколько преувеличив достоинства ее первого романа, дал ей, как у нас принято говорить, «путевку в жизнь»:

«Полагаю, что Ваш первый роман станет произведением, с которым будут считаться».

«Станет», «будут» – пока что авансы на будущее, но вселяющие уверенность, которой Вирджинии, да и всякому начинающему автору, так не хватает…

Но мы опередили события на целых пять лет.

Глава седьмая
«Я люблю вас наполовину»

После смерти отца и тяжелого психического срыва не прошло и пяти лет, а Вирджиния заболевает снова. Опять головные боли – как она их только не называет: и «омертвение головы», и «полыхающий шар в голове», и «скучный, тяжелый, жаркий стог сена», и «завязанные узлом мозги», и «голова, забитая порванной бумагой». Бессонница, нервное возбуждение, отказ под любым предлогом от еды. Те же симптомы, и те же – нехитрые – рекомендации медицинских светил: полный покой и свежий воздух.

Ванесса снимает для себя с семьей и для сестры коттедж возле Кентербери с грозным названием «Крепостной ров», весной сёстры переезжают из Лондона туда, на природу, но лучше Вирджинии не становится. И в конце июня 1910 года ее уговаривают лечь в женскую психиатрическую клинику в Твикенхеме, где держат до середины августа и во всем ограничивают – в письмах, в чтении, в посещениях и даже в солнечном свете: не выпускают из затемненной комнаты и вдобавок насильно кормят. И реагирует больная на все эти запреты, как и раньше: во всем виноваты врачи и медсёстры, а больше всех – директриса лечебницы мисс Томас и, конечно же, Ванесса; это она «всё подстроила, заточила ее в этой темнице, вдали от Лондона». Пишет сестре, что это заговор и что, если ее не выпустят, она выбросится из окна. Ванессе ничего не остается, как призывать сестру к выдержке, терпению:

«Моя дорогая, ты же сама хочешь поскорей поправиться… Как будет славно, если ты опять будешь здорова… Ты пишешь, что я напрасно так за тебя волнуюсь. Наоборот, мне кажется, последние три года я слишком мало за тебя волновалась».

В Лондон, где Вирджиния отсутствовала в общей сложности семь месяцев, она возвращается только в середине октября и уже через два месяца, на Рождество, отправляется в любимый Суссекс на поиски очередного сельского пристанища. И снимает в деревушке Фэрл, неподалеку от Льюиса, небольшой одноэтажный дом, который из-за немеркнущей любви к Сент-Айвзу называет «Маленький Талланд-хаус» и в котором живет, продолжая работать над «По морю прочь», всю весну и всё лето следующего, 1911 года.

Меж тем срок аренды дома на Фицрой-сквер подходит к концу, и поздней осенью 1911-го Вирджиния с Адрианом вновь переезжают, на этот раз – в четырехэтажное здание на Брунсуик-сквер. Вирджиния счастлива: наконец-то она будет жить одна – по крайней мере, одна на этаже. А вот Джордж Дакуорт и Вайолет Дикинсон – сводный брат и близкая подруга – продолжают, каждый на свой лад, ее опекать, за нее беспокоятся: как это она будет жить одна с тремя мужчинами? «Джулии бы не понравилось», – не устает твердить Вайолет, однако на Вирджинию, несмотря на память о покойной матери, этот аргумент не действует.

И даже не с тремя мужчинами, а с четырьмя. Ибо на первом этаже поселились Мейнард Кейнс со своим тогдашним любовником Дунканом Грантом. Второй занял Адриан, а четвертый, над Вирджинией, с двумя комнатами, кабинетом и спальней, в скором времени займет приехавший с Цейлона Леонард Вулф. Приехал Вулф не навсегда, а в отпуск – предполагал, что проживет на Цейлоне не семь лет, а до конца своих дней, распоряжаясь жизнью и судьбой нескольких десятков тысяч арабских и тамильских ловцов жемчуга.

«Буду жить и умру в этих ужасающих местах, – писал он Литтону Стрэчи. – Что же до счастья, то я не верю, что смогу быть счастливым даже в Англии».

В действительности – верил: в отпуск Вулф приехал не только, чтобы сменить обстановку. Женихом Литтон Стрэчи оказался, мы знаем, негодным, а вот сватом – отличным: пишет другу на Шри-Ланку письмо, где горячо советует ему жениться на Вирджинии, с которой Вулф едва знаком – видел пару раз, последний – перед самым отъездом на Цейлон:

«Твоя судьба решена, – пишет Стрэчи другу. – Ты должен жениться на Вирджинии. Она сидит и ждет тебя. У тебя есть возражения? Она – единственная женщина в мире с мозгами; чудо, что на свете есть такие, как она. Но если ты не поспешишь, то этой возможности лишишься. Она в любую минуту может улизнуть бог знает с кем. С Дунканом? Очень может быть. Она молода, необузданна, пытлива, недовольна своей судьбой и безумно хочет влюбиться».

«Думаешь, она пойдет за меня? – следует вопрос в ответном письме. – Телеграфируй, если она не прочь, – и я вернусь в Лондон следующим же пароходом».

Каким был ответ Стрэчи на вопрос Вулфа, мы не знаем, но в июне 1911 года Вулф приезжает в Лондон и в начале декабря воцаряется на Брунсуик-сквер.

И помогает Вирджинии найти еще один загородный дом в Суссексе – аренда на «Маленький Талланд-хаус» тоже истекла. А когда при его содействии Вирджиния снимает Эшем-хаус, дом неподалеку от Фэрла, в живописной долине среди суссекских известняковых холмов, под вязами, – часто у нее бывает, каждодневно пишет ей письма, прилежно за ней ухаживает, старается всячески помочь, развлечь. Увольняется с колониальной службы, а еще раньше, зимой 1912 года, делает ей предложение, – и Вирджиния, которая еще недавно под любым предлогом уходила от разговора о женитьбе, отмалчивалась, не сразу, но отвечает согласием.

Но мы вновь поторопились: в действительности всё было совсем не так просто и быстро, как может показаться. Вот небезынтересная хронология меняющихся отношений будущих жениха и невесты. Своеобразный, продолжавшийся без малого год эпистолярный роман.

1911, начало июня.

У Вирджинии очередная депрессия.

«Не могла писать, опять повылезали все черти – волосатые, черные, – пишет она сестре. – Вот что значит, когда тебе уже двадцать девять, ты не замужем, неудачница, бездетна, да еще безумна; и не писатель».

1911, конец июня.

С Цейлона возвращается в Лондон после семилетнего отсутствия Леонард Вулф; налаживает связи со старыми друзьями по Кембриджу – Литтоном Стрэчи, Сэксоном Сидни-Тёрнером, Десмондом Маккарти, Клайвом Беллом, Мейнардом Кейнсом, Эдвардом Морганом Форстером. Побывал у Беллов на Гордон-сквер.

«Он, конечно же, очень умен, – пишет о Вулфе Ванесса Белл, – и оттого, что долго жил в глуши, с ним интереснее, чем с нашим “кругом”, – от наших ничего нового или оригинального не услышишь».

1911, 6 июля.

Вирджиния пишет Вулфу, с которым обедала три дня назад у Беллов, записку с приглашением приехать на выходные «ко мне в “Маленький Талланд-хаус” в Саут-Даунз».

1911, 16 сентября.

Леонард Вулф приезжает в Саут-Даунз, в Фэрл, вместе с сестрой Литтона Стрэчи Марджори и Десмондом Маккарти.

Во время прогулки с Леонардом Вирджиния на пути между Ньюхэвеном и Льюисом находит загородный дом «Эшем» с небольшим, неухоженным садом, который спустя месяц арендует совместно с Ванессой на пять лет.

Вулф: «Неописуемо романтического вида дом».

1911, октябрь.

Вулф и Вирджиния в «Ковент-Гардене» на «Зигфриде» и на русском балете.

1911, 1 ноября.

Из письма Вулфа Литтону Стрэчи:

«Я вижу, что это будет началом безнадежности… Быть влюбленным в нее – не значит ли это подвергаться опасности?»

1911, середина ноября.

Вирджиния переезжает в дом на Брунсуик-сквер 38, где занимает третий этаж.

Вулф начинает писать роман из цейлонской жизни – «Деревня в джунглях» (1913). Задумывает и второй роман, «Мудрые девы. История о словах, мнениях и кое-каких чувствах»; он выйдет в 1914 году в лондонском издательстве Эдварда Арнолда. В это же время пишет рассказы – впоследствии они будут включены в сборник 1922 года под названием «Рассказы с Востока».

1911, 4 декабря.

Вулф занимает две комнаты на последнем этаже дома на Брунсуик-сквер 38.

1912, 10 января.

Вулф посылает Вирджинии из Сомерсета телеграмму следующего содержания: «Должен с Вами переговорить. Приезжаю в четверг поездом 12:50 и уезжаю в 17:00. Могу быть у Вас на Брунсуик-сквер в 13:15? Леонард».

1912, 11 января.

Вулф делает Вирджинии предложение.

Ответ: «Мне нужно время, чтобы лучше вас узнать».

Вернувшись в Сомерсет, Вулф пишет Вирджинии длинное письмо, в нем есть такие строки:

«Может быть, я не прав, но вплоть до сегодняшнего дня я не собирался говорить Вам о своей любви, пока не буду уверен, что и Вы меня любите… Я не понимал, как я люблю Вас, пока мы не заговорили о моем возвращении на Цейлон. После этого разговора я не мог думать ни о чем, кроме Вас… Теперь же я сделаю абсолютно все, что Вы пожелаете. Не думаю, что Вы хотите, чтобы я уехал, но если это так, я сделаю это немедленно. Почему бы нам не продолжать общаться так же, как раньше? Полагаю, у меня хватит сил, и тогда, если Вы сочтете, что сможете меня полюбить, Вы мне скажете…»

1912, 12 января.

Из письма Вулфа Вирджинии:

«Боже, я прекрасно понимаю, как рискует женщина, выходя замуж, – тем более за такого, как я. Я – эгоист, ревнивец, лжец, я жесток и похотлив. (Мог бы добавить: скуповат, несговорчив.) И я не раз говорил себе, что никогда из-за этого не женюсь – главным образом потому, что не сумею себя сдерживать: если женюсь на женщине, которая меня не стоит, она будет бесить меня своей неполноценностью и покорностью… Но коль скоро Вы совсем не такая, риск намного меньше… Очень может быть, Вы и в самом деле тщеславна, самолюбива и, как Вы утверждаете, не всегда чистосердечна, но ведь это ничто в сравнении с Вашими достоинствами: блеском, умом, остроумием, красотой, прямодушием. В конце концов, мы ведь нравимся друг другу, и нам нравятся одни и те же вещи и одни и те же люди…»

Когда читаешь, в каких недостатках признаётся Вирджинии Леонард Вулф, вспоминается сходная ситуация в романе «По морю прочь», когда Теренс Хьюит с такой же откровенностью перечисляет Рэчел свои отрицательные стороны – вот, мол, с чем тебе придется мириться: «Я очень ленив, я человек настроения… ты должна знать о моих худших качествах. Я сластолюбив. Меня одолевает ощущение бесполезности, во мне есть снобизм, я тщеславен…»

1912, 13 января.

Из ответного письма Вирджинии (писалось в поезде по пути в Суссекс):

«По существу, мне нечего Вам сказать, кроме двух вещей: я хочу, чтобы все было, как раньше, и Вы не должны меня торопить».

1912, 15 января.

Из письма Ванессы Вулфу:

«Как бы я была рада, если б Вы добились своего. Вы – единственный человек, которого я могу себе представить в роли ее мужа».

1912, 20 января.

Вулф на новоселье в Эшеме, где поселились Вирджиния и, в доме по соседству, сестра с семьей.

1912, конец января – февраль.

У Вирджинии нервное расстройство: «Что-то вроде моей обычной болезни». До конца февраля она вновь находится на лечении в Твикенхеме.

Из письма Вирджинии Вулфу:

«Расскажу Вам потрясающие истории о душевнобольных. Кстати, они избрали меня своим королем. В этом нет никаких сомнений. Я собрала совет и сделала заявление о христианстве. Были у меня и другие приключения… Я избегала и любви, и ненависти. Сейчас я чувствую себя очень спокойной, у меня ясная голова, и я передвигаюсь неторопливо, как огромные, великолепные хищные кошки в зоопарке».

Что это – иронический комментарий к происходящему или «записки сумасшедшего»? Трудно сказать.

1912, 14 февраля.

В письме Государственному секретарю по делам колоний Вулф просит продлить ему отпуск на четыре месяца.

1912, март.

Из письма Вирджинии сестре:

«Моя жизнь началась с нелепого, абсурдного идеала брака. Потом взгляд на брак с высоты птичьего полета вызвал у меня отвращение, и я сочла, что требую невозможного. Но прошло и это. Теперь я хочу только одного – чтобы кто-нибудь вызвал во мне страстное желание (make me vehement), и тогда я выйду за него замуж».

1912, 25 апреля.

Вулф подает в Министерство по делам колоний заявление об отставке.

1912, 27 апреля.

Вулф и Вирджиния едут на прогулку в Истборн. Гуляют в скалах.

Вулф впервые целует ее, а потом записывает в дневнике: «Она была необычайно нежна».

Придумывают друг другу смешные прозвища: она – «мандрил», он – «мангуст». «Маленький и злобный», – добавляет Вирджиния.

1912, 29 апреля.

Из письма Вулфа Вирджинии:

«…Как бы я Вас ни любил, я бы никогда не просил вашей руки, если б считал, что Вы будете за мной несчастны. Это чистая правда, хотя я испытал тягчайшую боль, куда сильнее физической, когда Ванесса передала мне ваши слова о том, что, может статься, Вы вообще никогда не выйдете замуж».

1912, 30 апреля.

Из ответного письма Вирджинии:

«Я могу сказать вот что: среди разнородных чувств, которые преследуют меня, когда я с Вами, есть одно чувство, которое крепнет день ото дня. Вы, разумеется, хотите знать, побудит ли меня это чувство выйти за Вас. Откуда мне знать? Думаю, да, ибо оснований думать иначе у меня нет. Но что покажет будущее, мне неизвестно… Я хочу всего сразу – любви, детей, приключений, близости, работы. Потому-то и разрываюсь: я люблю Вас наполовину, хочу, чтобы Вы всегда были со мной и всё обо мне знали, и в то же время хочу находиться в стороне от всего и всех… Мы с Вами требуем от жизни многого, не так ли? Так это же прекрасно! В письме ведь всего не скажешь, верно?»

1912, 7 мая.

Отставка Вулфа принята.

1912, 29 мая.

Вирджиния сообщает Вулфу, что любит его и выйдет за него замуж.

1912, 12 августа, суббота.

Свадьба Леонарда и Вирджинии в ратуше Сент-Панкрас. Свидетели: Ванесса и Джордж Дакуорт.

После свадьбы молодые проводят уик-энд в Эшеме, после чего на несколько дней едут в Сомерсет.

1912, 18 августа.

Вулфы уезжают за границу.

Во втором томе мемуаров «Начать сначала» Леонард вспоминает день, когда всё решилось. Когда, как сказано в «Миссис Дэллоуэй»: «Всё выражалось и схватывалось само, без малейших усилий».

«Мы обедали с Вирджинией у нее в комнате, а потом сидели и болтали, как вдруг она сказала, что любит меня и выйдет за меня замуж. Стоял чудесный летний вечер, и мы поняли, что должны хотя бы на время уехать из Лондона. На поезде мы доехали до Мейденхеда, взяли лодку, поплыли верх по реке до Марло, потом вернулись обратно и поужинали в Мейденхеде, в ресторанчике у реки. За десять часов, прошедших с обеда до полуночи, когда мы вернулись на Брунсуик-сквер, и я и она испытали такое чувство, будто мы плывем в прекрасном, красочном сне».

Вернувшись на Брунсуик-сквер, они, понятно, никому ничего не сказали, но все, что тоже понятно, уже всё знали. «Секрет Полишинеля» был раскрыт лишь спустя пять дней, и первой, кому открылись молодые, была, конечно же, Ванесса.

«Вирджиния и Леонард помолвлены, – ликует она в письме Роджеру Фраю. – Сегодня утром они объявились у меня, и вид у них обоих очень счастливый. Пожениться они решили несколько дней назад, но держали свое решение в секрете…»

6 июня Вирджиния и Леонард пишут совместную записку Литтону Стрэчи, состоящую из одного, но ликующего междометия и подписей: «Ха-ха! Вирджиния Стивен. Леонард Вулф».

Спустя неделю после свадьбы Леонард отправляется с молодой женой в Европу, где проводит медовый месяц (а точнее – два), путешествуя по Франции, Испании и Италии: Авиньон, Барселона, Мадрид, Толедо, Сарагоса, Валенсия, Марсель, Пиза, Милан, Венеция. Свадебное путешествие складывается не слишком удачно (жара, у Леонарда малярия), однако молодожен убеждается, что оказался прав, потратив полгода на «укрощение» строптивой невесты: «Нам с Вами нравятся одни и те же вещи и одни и те же люди».

Вместе с тем узнаёт о своей избраннице две не слишком приятные вещи. И та и другая читателю уже известны. Выясняется, что, во-первых, Вирджиния, хоть и искренне любит мужа, но спать с ним не расположена, о чем, впрочем, во время их предсвадебной переписки высказалась однажды начистоту:

«Я иногда думаю, что, выйди я за Вас замуж, у меня было бы всё, абсолютно всё, и тогда я задаюсь вопросом: а есть ли между нами сексуальное влечение? Как я Вам без обиняков вчера сказала, физического желания я к Вам не испытываю. Когда на днях Вы меня поцеловали, желания во мне было ничуть не больше, чем у гранитной скалы».

И с не меньшей прямотой и искренним недоумением писала о том же из Сарагосы Ка-Кокс:

«И почему только людей так волнуют брак и совокупление, как Вы думаете? Почему некоторые наши знакомые меняются, потеряв невинность? Возможно, я не воспринимаю это как катастрофу ввиду своего престарелого возраста – как бы то ни было, я решительно отказываюсь придавать такое значение климаксу и оргазму…»

Умудренная опытом Ванесса, по возвращении молодых из Европы, зная за сестрой эту «особенность», Вулфа – в скором времени он ей разонравится – успокоила.

«Вид у них, когда они вернулись, был очень счастливый, – писала она мужу в декабре 1912 года, – но оба, судя по всему, не могли не думать о фригидности Джинии. Я, возможно, смутила ее, но зато утешила его, сказав, что, насколько мне известно, она и раньше никогда не понимала, отчего мужчины придают такое значение сексуальной страсти. По всей вероятности, она до сих пор не испытывает никакого удовольствия в постели, что, по-моему, довольно странно…»[38]38
  В.Вулф приводит это письмо в своем дневнике 8 апреля 1925 года.


[Закрыть]

Вулфа эти признания свояченицы едва ли утешили, однако, как показало будущее, на дружной многолетней жизни супругов отсутствие со стороны жены «сексуальной страсти» не сказалось, а, может, – особенно если учитывать, неравнодушное отношение Вирджинии к представительницам своего пола – их долговременному и прочному союзу отчасти даже и способствовало:

 
Не столько отказ от любви, сколько выход
Любви за пределы страсти и, стало быть,
                                              освобожденье
От будущего и прошедшего[39]39
  Строки из «Литтл Гиддинг», четвертой части поэмы Т.С.Элиота «Четыре квартета». Перевод А.Сергеева.


[Закрыть].
 

«Трагедии спальни», по выражению Толстого[40]40
  «Человек переживает эпидемии, ужасы болезней и всякие мучения души, но на все времена для него самой мучительной трагедией была, есть и будет – трагедия спальни». Из воспоминаний М.Горького о Толстом.


[Закрыть], в отношениях мистера и миссис Вулф не произошло. Они и в самом деле – не только с виду, но и по существу – были счастливы. Вирджиния вряд ли рассчитывала, что этот союз, строящийся на единомыслии, исключительном взаимном уважении и исключительном же трудолюбии обоих, окажется столь удачным; но, сказав 29 мая 1912 года «да», она не ошиблась:

«Л. и я были слишком счастливы… Никто не скажет обо мне, что я не знала настоящего счастья… Случайно пошевелившись в луже счастья, я могла бы сказать: это всё, чего я хочу. Ничего лучше мне не было нужно…»

Словосочетание «лужа счастья» несколько настораживает, и тем не менее…

Во время свадебного путешествия выяснилась и еще одна малоприятная вещь: молодая жена душевно больна, подвержена частым и тяжким психическим срывам. «Нарушением чувства пропорции» назвал бы этот ее недуг «жрец науки и целитель духа» сэр Уильям Брэдшоу из «Миссис Дэллоуэй».