Текст книги "Проект «Сколково. Хронотуризм». Книга 2"

Она кивнула, не оборачиваясь.

– А родители где?

– Каппель, – коротко ответила она, и от слов ее повеяло могильным холодом.

«М-да, впору таким упырем детей пугать», – подумал Андрей, удерживая себя от следующего вопроса. Не надо девчонке душу травить.

Наконец добрались до леса. Ветер окончательно утих, разогнав перед этим тучи. Воздух стал тих и прозрачен. Снег под ногами заискрился в свете полной луны. Тени от ветвей легли на него причудливым узором.

– Господи, красота-то какая! – невольно вырвалось у Андрея.

– Что? – Девица остановилась так резко, что он чуть не наступил на концы ее снегоступов.

– Красота, говорю, – повторил Андрей, чуть не закашлявшись от попавшего в легкие холода.

Она посмотрела на него странно, мол, не поймешь этих городских, и свернула в узкую расселину, поначалу неглубокую, но круто уходящую вниз. Изредка прорывающаяся сквозь тучи луна высветлила сглаженные временем стены с нависающими над дорогой каменными глыбами. Они-то и задерживали основную часть снега наверху, не давая занести дорогу. Девушка присела на камень, отцепила снегоступы, ловко связала их вместе и закинула за спину.

Андрей присел рядом, попытался развязать путаницу веревок, но замерзшие пальцы не слушались. Девушка нагнулась, в несколько движений распутала узлы. Улыбнулась открытой, почти детской улыбкой и пошагала вперед по уходящей вниз тропе.

Он поспешил за ней.

Лощина, извиваясь змеей, уходила все глубже. «Наверное, русло реки», – думал Андрей, разглядывая высокие обрывы. Текла она к Байкалу тысячи лет, прорезая и полируя скалу, да где-то пресеклась, нашла новое русло, а это теперь вот…

Неожиданно стены разошлись в стороны, и они очутились в глубокой каменной чаше, раньше, видимо, бывшей небольшим озерцом. В центре ее стояли несколько приземистых, срубленных из толстых бревен домов с курящимися сизым дымком трубами. Пара сараев. Поленницы, какие-то тряпки и чугунки на плетнях. На столбах масляные фонари со специальными абажурами, чтоб свет не рассеивался по сторонам. Небольшая деревенька или, скорее, хутор. Для партизанского логова очень даже неплохо.

– Пришли что ль? – спросил Андрей.

– Ага, пойдем, я тебя к дяде отведу.

– А что ж раньше-то караулов не выставили? Только тут.

– Был там караульный, только внимательностью городские не отличаются, – усмехнулась девица.

– А…

Они свернули на протоптанную тропку, ведущую к самой большой избе. Снега тут почти не было, и вообще в котловине было значительно теплее, чем наверху. «Может, термальные воды или вулканы близко?» – подумалось Андрею. Хотя какие тут вулканы, сама по себе речка, если не замерзает, имеет вполне приличную теплоемкость, чтоб обогреть этот уютный закуток. По-любому классное место для курорта. Железка недалеко, природа обалденная, Байкал рядом. От иностранцев, желающих причаститься русских красот, отбоя не будет. Если журналиста пригласить с телевидения какого-нибудь, чтоб сюжет сняли. Вон как про долину гейзеров. Недешево, конечно, выйдет, но и выхлоп…

– Эй, ты чего задумался? – Девица дернула его за рукав полушубка.

– Да так, – вернулся он в мир, ставший на ближайшие часы для него реальностью, и с удивлением созерцая стоящих перед ним бородачей с охотничьими двустволками наперевес.

– Ну, подтверди им. – Девица снова дернула его за рукав.

– Что? – хлопнул ресницами Андрей.

– Что ты из Москвы, самим товарищем Лениным сюда посланный. Бумагу покажи.

– Да, покажи бумагу, – протолкнул слова сквозь густую растительность на лице один из них.

– Вот. – Андрей порылся в сумке и извлек мандат. Протянул бородачу.

Тот благоговейно принял из его рук бумагу, отстранил, приблизил к самому носу, шевеля губами.

Если он и умел читать, то по слогам, с трудом подгоняя один к другому, а может, просто делал вид.

– Ну что, прочитал? Увидел подпись самого товарища Ленина? – спросил Андрей, припомнив, чему его учили на курсах управления людьми.

– Да, прочитал, – ответил мужик, которому неудобно было признаться, что не осилил, и отвел винтовку. – Проходите.

Второй молча отступил в сторону. Миновав пост, они прошли по широкой расчищенной дороге к самой большой избе. Поднялись на крыльцо. Зашли в сени без стука. Девушка привычно зачерпнула ковшом из стоящей тут кадушки ледяной воды и отпила. Не оборачиваясь, протянула Андрею. Тот принял, но пить побрезговал, вспомнив крошки, застрявшие в бороде караульного. Он ведь тоже наверняка прикладывался.

Девица открыла дверь, отстранилась от клубов пара и дыма, вырвавшегося из теплой горницы в холодные сени. Нырнула внутрь. Андрей шагнул следом.

В комнате было жарко натоплено. Ощущался крепкий мужской дух и какой-то кошмарный запах, отдаленно напоминающий выхлоп «Беломора». Махра, догадался Андрей, заметив в руках и ртах сидящих за столом мужчин самокрутки.

Мужчин было человек десять. Они низко склонились над листом бумаги, расчерченным какой-то схемой. Не меняя положения тел, разом обернулись на скрип открываемой двери. Сцену можно было бы счесть комичной, гоголевской, если б не их лица. Истинно русские, бородатые, с суровыми складками над переносицей и тяжелыми, давящими взглядами из-под кустистых бровей. И фигуры под стать. Массивные, литые, плечистые, кряжистые. Руки и ноги не мускулистые, но толстенные, как бревна, привычные к тяжелой работе. И кулачищи пудовые, иначе не скажешь. Такими в фильмах про революцию изображали обычно кулацких предводителей. М-да…

Девица метнулась к одному, самому грозному на вид, чмокнула в щеку и что-то быстро зашептала на ухо.

Тот встал, поправил веревочный пояс под выпирающим животом, – а не голодают тут партизаны, – и вразвалочку подошел к Андрею, смерил взглядом с ног до головы. Поскрипывая мягкими сапогами, покачался с пятки на носок.

– От самого товарища Ленина, значит? – медленно, с расстановкой проговорил он.

– Да от него, мандат вот. – Андрей зашарил в сумке, отыскивая бумагу.

В этот момент у него завибрировало под сердцем, заиграла «Макарена». Он сунул руку за пазуху и выудил мобильник, взглянул на экран. Напоминалка: «23:00. Эльвира. „Ашхабад“». «Какая Эльвира, какой „Ашхабад“, ресторан что ли? Не помню».

Нажав кнопку отбоя, он сунул телефон обратно за пазуху. Хлесткий удар в лицо опрокинул его навзничь.

* * *

Андрей пришел в себя. Почувствовал пульсирующую боль в скуле и привкус крови на губах. Попытался вытереть ее, но не смог шевельнуть рукой. И ногой не смог. Открыв глаза, он понял, что сидит на лавке в самом углу, упираясь одним плечом в одну стену, другим – в другую. Полушубка, шапки и унтов на нем не было. Руки связаны за спиной, не только в кистях, но и в локтях. Ноги – в щиколотках и коленях. Перед ним тяжелый стол, удачно расположенный так, чтоб из-за него быстро не выбраться.

На столе рядком: мобильник, энергетические батончики, часы и пара визиток с его фамилией и должностью. По одной стороне на русском, по другой – на английском. В углу каждой – голографический логотип его компании. Офсет, тиснение фольгой, эксклюзивный дизайн. Вальтер и пустая кобура от маузера на другом конце стола, на таком отдалении, что и в прыжке не дотянуться. Даже зубами. Маузер в руках у командира партизан. Рядом с ним девица, избавившаяся от платка и полушубка. Свежая, румяная, то ли от мороза, то ли от висящего в комнате напряжения. Хороша, чертовка.

– Очнулся, лазутчик, – скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил командир.

– Да какой он лазутчик, у него ж мандат за подписью… – Девица повисла у него на руке.

– Цыц, – стряхнул он ее, как игривую собачонку. – Охолони. – И мрачно взглянув на Андрея, сказал: – Ну, рассказывай?

– Чего рассказывать-то? – пробормотал тот, кривясь от боли в разбитой губе. – Она уже вам все поведала наверняка. Из Москвы я. Со специальным поручением помочь вашему отряду остановить колчаковский поезд с золотом, который выходит сегодня со станции Слюдянка. Сам товарищ Ленин выдал мне на это мандат. Прочитайте сами.

– Прочитал уже. А что, так вот тебя прям одного послали?

– Не одного, нас целая спецгруппа была. Снайпер, подрывник, переводчик с английского и японского, несколько бойцов на подхвате, – начал сочинять Андрей. – Но не доехали еще до Екатеринбурга, холерой их скрутило или другой какой-то болезнью. Такой понос открылся, что пришлось там ссадить. А я дальше отправился. Сначала по Транссибу на паровозе. Ну, а уж потом через фронт на лошади да на своих двоих. Вот и добрался.

– И сколько ж ты ехал?

О, черт, сколько ж тут… В километрах?

– Ну… Больше месяца, почитай. Рождество и Новый год в вагоне встречал, – соврал Андрей наудачу. Кажется, прокатило.

– И откуда ж Ленин узнал про тот поезд еще в прошлом году?

– Ленин – он такой, он все про всех знает. А чего не знает, то верные люди ему доносят.

– Хм. – Мужик пожевал бороду. Было видно, что он мало верит рассказу Андрея. – А вот это все откуда? – Он указал толстым пальцем на предметы на столе.

– Так из разных мест. Что-то от англичан, что-то от французов. Америка иногда помогает. Сейчас молодую советскую республику – вот гребаный плакатный стиль! – многие страны признали и уважать начинают. И помощь шлют всякую.

– А это зачем? – Он поднял со стола мобильник, покрутил в руках.

– Это? Это прибор такой американский. Арифмометр называется. Можно на нем цифры разные складывать, быстрее, чем на счетах, в сто раз. Давай покажу. – Он дернулся в путах.

Мужик посмотрел на него внимательно, но развязать не предложил.

– Ладно, – махнул он рукой, – пусть ты хоть Ленина посланец, хоть колчаковский прихвостень, все равно. А у нас дело.

– На поезд, что ли, собрались? – спросил Андрей.

– Не твое дело, – отрезал командир и, открыв дверь в другую комнату, крикнул: – Амвросий, выводи его!

Оттуда появился высокий мужик. Коротким ножом взрезал путы на ногах Андрея и, подняв за шкирку, поволок вон из избы. Последнее, что он увидел, были широко распахнутые, полные слез девичьи глаза.

Амвросий вывел его в холодные сени. Андрей остановился, уперся ногами в пол.

– Ты чего ж делаешь, ирод?! – вскрикнул он. – Обуться хоть дай.

– Иди. – Могучий Амвросий толкнул его так, что Андрей, пробежав десяток шагов, впечатался во входную дверь. – Не успеешь замерзнуть.

– Куда меня?

– Известно куда.

Андрей не видел, но точно знал, что мужик за его спиной недоуменно пожал плечами. Какой, мол, непонятливый.

Амвросий вытолкал Андрея на крыльцо. Голые ноги его поехали на обледенелых досках, связанные за спиной руки не дали смягчить падение. Он скатился вниз и замер на холодной земле, прижимаясь к ней ушибленными ребрами, в надежде хоть немного смягчить боль.

Не обращая внимания на стоны, Амвросий вздернул его на ноги и погнал дальше, к стоящим на краю поселения сараям. Вот блин, сейчас запрут и просидит он тут до окончания отпущенного на этот мир срока. Потом сработает чип, и вернется он в овальную комнату ни с чем, как побитая собака. «А и впрямь побитая, – невесело усмехнулся он, прислушиваясь к боли в ребрах и шевеля пальцами, пытаясь понять, отморожены они или пока еще нет. – Вот страховая компания-то поплатится», – злобно подумал он.

Амвросий провел его мимо первого сарая, в котором, кажется, держали коров, мимо второго, от которого ощутимо тянуло свинарником, завернули за третий, пустой и покосившийся. «Куда это меня?» – подумал Андрей и тут же понял куда. Впереди он увидел остов еще одной постройки, когда-то бывшей крепким кирпичным домом на высоком обрыве. От него остались две стены. Та, что обращена к деревне, с пустыми проемами окон, и дальняя, без окон вовсе. Передней, где должна быть дверь, и боковой не было. Маленький клочок скалы за ней стремительно обрывался вниз, темнея в сумерках.

Так это они его расстрелять хотят? И с обрыва сбросить? В голове Андрея помутилось от попыток осознать происходящее. На дворе двадцать первый век… Стоп, никакой не двадцать первый, а самое начало двадцатого. Гражданская война, простые нравы. Прадед рассказывал, что тогда особо никто человеческой жизнью не дорожил. Враг – в расход, вражеский подпевала – в расход, подозрительный прохожий на улице – в расход. Перед его мысленным взором всплыла строчка контракта в голубоватом сиянии: «В случае гибели обратно возвращается только тело». Суки!

Расстрельная стена надвинулась, заслонила горизонт. Андрей услышал за собой щелчок взводимого затвора. Приемом, запомненным еще по институтским занятием тхэквондо, он подпрыгнул, что было силы отмахнул ногой назад, метя по уровню груди. Обрез вырвался из рук палача и отлетел за границу даваемого фонарями света. Прицелился ударить второй раз, но противник оказался быстрее. Толкнул его пудовым кулаком в грудь. Спина столкнулась с кирпичной кладкой. К счастью, дыхание не сбилось. Нырнув под способный свалить быка удар, Андрей со всей силы ударил головой в живот Амвросия.

Полушубок и тюлений слой жира смягчили удар. Палач крякнул, поймал Андрея поперек тела и снова отшвырнул. Опять удар о стену спиной и затылком. На этот раз свет в глазах померк. Он сжался в комок, ожидая смертельного удара, но его не последовало. Вместо этого на него сверху навалилась воняющая прелой овчиной и луком туша. Подмяла, но не схватила за горло, не стала бить или душить.

Андрей поморгал и чуть не вскрикнул, увидев прямо перед собой огромное лицо с закаченными под лоб глазами. Открытый рот не сдерживал обметанный белым налетом язык в клейких нитях слюны.

– Ты живой там? – раздался над ухом девичий шепот.

– Вроде, – ответил он, чувствуя, как с рук сползают перерезанные путы.

– Тогда вылезай и беги давай.

– Куда я побегу? – спросил Андрей, вылезая из-под обмякшего тела. – Ты его этим что ли? – Он кивнул на топор в руках девушки, хотя и так все было ясно.

– Вот не знаю, но подальше отседова. А то или Амвросий сейчас очухается, или другие прибегут, и тогда тебе точно не жить.

– Да как же я… – Он едва смог пошевелить окончательно задубевшими пальцами.

– На вот тебе портянки, сапоги твои хитрые и плащ. Полушубок и рукавицы Зосим Саввич унес куда-то с остальными твоими вещами вместе. А снегоступы я тебе захватила, там, наверху, снегу немного, но, может, и пригодятся. Да одевайся же скорее, не хлопай глазами.

Под суровым взглядом девицы он с трудом намотал портянки на опухшие ноги. Морщась от боли, натянул унты.

– Ничего, расходишься, – подбодрила его девушка.

– А зачем ты это делаешь? – спросил он, с кряхтением натягивая второй унт.

– Что?

– Ну, меня спасаешь. Вон человека по голове отоварила, хорошо не убила. Они-то тебе родственники да знакомые, а я так, первый встречный.

– Гады они, а не родственники. Похоже, только прикидываются, что за красных да против Колчака, а на самом деле просто царское золото хотят заграбастать, как разбойники какие.

– Зачем им в этой глухомани золото? – удивился Андрей. – В подпол спрятать? Хотя… – Он сам понял нелепость своего вопроса. Золото нужно было человеку всегда, и чем больше, тем лучше. С ним можно было хоть что. Хоть земли скупить, хоть скотины, хоть домик в Китае. Они ж еще не знали, какие порядки установят тут большевики к году эдак двадцать восьмому. Военный коммунизм, продразверстка, границы на замке…

Он справился с сапогами, накинул на голову капюшон, обмотал вокруг плеч полы башлыка. Сунул руки в карманы галифе.

– М-да, видок. На вот, возьми, пригодится. – Она сунула ему под мышку обрез. – Да беги давай, не стой. Краем обрыва сейчас до стены дойдешь, там присмотрись повнимательней, распадок есть. По нему наверх вылезешь. Прямо пойдешь, на берег выйдешь, к железке. Там, может, встретишь кого, чего придумаешь, а тут тебе точно не жить. Все, беги давай.

Он шагнул в указанную сторону, потом остановился, повернулся к девице:

– А тебе-то ничего за это не будет?

– Переживу как-нибудь, – отмахнулась она.

– Спасибо, – пробормотал замерзшими губами. – А как тебя зовут-то?

– Катериной кличут, – ответила она, потупив взор. – Все, ступай, видишь, задергался. – Она кивнула на Амвросия, который кряхтел и ворочался на стылой земле, как медведь в берлоге.

– Спасибо, Катя, – пробормотал Андрей. Чмокнул ойкнувшую девушку в лоб и быстро зашагал куда было указано.

* * *

Андрей подтянулся на руках и перекатился за край естественной стены, укрывавшей негостеприимную долину. Ветер с воем набросился на новую жертву. Подтолкнул в бок, пытаясь скинуть обратно. Превозмогая его порывы, парень поднялся на ноги и осмотрелся.

Он очутился на каменистом плато, полого сбегающим вниз, должно быть к Байкалу. Растительности было мало, в основном кустарник. Чахлые березки, почти не отличающиеся от него ростом, тоже стелились по земле, цепляясь скрюченными корнями за тонкий слой плодородной почвы. Снега действительно было – хомячку не зарыться. Ветер, свободно гуляющий по равнине, сдувал его вниз. «Самого бы не сдуло», – подумал Андрей, забрасывая за спину снегоступы – хоть какая-то защита – и глубже пряча руки в карманы.

До возвращения еще часов пять, может, шесть, точнее не определишь, часы потырили гадские партизаны. Вместе с зажигалкой. Даже костра не развести, чтоб слегка отогреться. Хорошо все-таки, что он не абориген и тут не навсегда.

Куда деваться? Добраться до леса, вырыть там берлогу в снегу и подождать, пока сработает чип, надеясь не застудить себе внутренности? А то неохота по возвращении кровью писать. Если будет оно, это самое возвращение. А то ведь начудил что-то Валентин с подарочной картой. Погорячился. Может, даже семейный бизнес под угрозу поставил. А если так, то папаша может что-то там сбить в настройках и, вместо того чтоб вернуть на исходную, отправит его чип куда-нибудь миллиарда на четыре лет назад, когда еще наша галактика из газопылевого облака только формировалась, а планеты Земля не существовало в природе. Нет, такие мысли надо гнать от себя каленой метлой и поганым железом, тем более что за такие «ошибки» наказание серьезней будет, чем просто за сам факт передачи или потери карточки. Все будет хорошо, чип сработает и вернет его обратно. Надо только пережить оставшееся до возвращения время.

Таки отрыть берлогу? Или все-таки спуститься к озеру и посмотреть, что ж все-таки с поездом станет? До события-то часа два-три, не больше. Второе – оно лучше, конечно, Только одеждой, хоть какой, надо разжиться. Или просто достаточно большим куском тряпки, в которой можно проковырять дыру для головы и накинуть на плечи, как пончо. Без нее протянуть будет весьма затруднительно. Он прижал к телу обрез. Хотел достать и проверить патроны и ход затвора, да плюнул, решил не морозить руки о железо.

А это что там такое? Ему показалось, что вдалеке, в паре километров, мелькнул огонек. Жилище?

– Ну, тогда извините, ребята. – Он снова прижал к телу обрез, чувствуя его весомую холодность. – Считайте, что на полушубок, одеяло или шкуру звериную вы попали. И еще на еду какую-нибудь. Раз уж тут такие правила. Как это у большевиков называлось? Экспроприация? А что, красивое слово. Честнее было б назвать грабеж или разбой, но если ради великого дела… А какое дело может быть более великим, чем спасение собственной шкуры? – Он поймал себя на том, что говорит вслух.

«Черт, да это истерика почти, – понял Андрей. – Отягощенная словесным поносом. А он-то думал, что „демотиватор“[2]2
  Демотиватор (демотивационный постер) – изображение, состоящее из картинки в рамке и комментирующей ее надписи-слогана обычно негативного содержания.


[Закрыть] с ветераном Великой Отечественной и подписью „Он выжил там, где ты не протянул бы и дня“ – это гипербола. И метафора заодно. Нет, вполне себе реальность. Слава богу, не захотел на блокаду Ленинграда взглянуть или на мясорубку под Прохоровкой[3]3
  Сражение под Прохоровкой состоялось в 1943 г. между частями германской и Советской армий в ходе оборонительной фазы Курской битвы. Крупнейшее сражение в истории с применением бронетанковых сил.


[Закрыть]».

Огонек приближался. Он не был похож на гостеприимный свет, льющийся из окна деревенской избы. Скорее костер. Неужели такой же, как в деревне, недалеко от места его «высадки»? Разожженный белочехами, чтоб лучше видеть экспроприируемое добро? Тогда урвать себе что-то будет ой как сложно. Или наоборот. Под шумок? Ладно, и вторую серию словесно-мысленного поноса пора заканчивать. Брать себя в руки и действовать. Тем более огонек начал разрастаться и обретать формы. И формы эти Андрею совсем не понравились.

На плато рядом с нагромождением камней горело несколько очагов. Около них, не обращая внимания на пронизывающий ветер, суетились люди в широких длиннополых одеждах и высоких шапках с загнутыми полями. Шуровали в огне палками, подбрасывали пучки травы, сгорающие ярким пламенем. К некоторым очагам выстроились очереди из людей со свертками в руках. Дождавшись своей очереди, они складывали эти свертки у очага или кидали прямо в огонь. Некоторые поливали землю вокруг молоком или кумысом, или что у них там было. Неподалеку группа юношей водила хоровод вокруг покосившейся каменной бабы с грубо высеченным лицом.

Чуть в стороне горели еще несколько костров побольше, над которыми стояли медные казаны. Рядом тоже суетились люди, закидывая туда куски мяса, вываливая ведрами набранный неподалеку снег.

Женщин среди них, насколько он мог судить, не было. Зато было много детей обоего пола. Они чинно, наравне со взрослыми участвовали в обрядах. Подносили воду, дрова, помешивали еду, варящуюся в стоящих поодаль котлах.

«Вот ведь повезло, – подумал он, – еще и на обряд языческий посмотрю. А может, подойти к ним, подсесть? Может быть, накормят, напоят? Так время до утра и скоротаю. Хотя…» Он вгляделся в диковатые лица празднующих и подумал, что лучше с ними не встречаться, вдруг на этот обряд не принято не только женщин, но и чужих пускать? Или?

Он прислушался к телу. Больше всего замерзли колени и локти. До ломоты. И еще нижняя челюсть. На каждое движение она отзывалась мучительным, тягучим спазмом, отдающимся в зубах. Нет, так он до утра точно не дотянет.

Приметив пару навесов, он стал приближаться к ним, обходя место праздника большим кругом. Ветер дунул в его сторону, донеся тепло костров и вкус жарящегося мяса. В животе заурчало.

Согрев пальцы чуть теплым на морозе дыханием и намотав на руку край башлыка, он вытащил из подмышки обрез. Оттянул затвор. Латунная гильза весело подмигнула ему отражением лунного света. Щелчком дослал патрон в патронник и попробовал пальцем предохранитель. Несмотря на холод, смазка не потеряла вязкости. «Отлично, – думал он, прячась за редкими кустами, – нож бы еще не помешал, но при наличии обреза можно и ножом в стойбище разжиться». Конечно, переть на весь лагерь, как бык на ларечников в девяностые, он не собирался, но пугнуть кого, а то и стрельнуть для острастки – это запросто.

До юрт он добрался довольно быстро, присел за большим камнем, вглядываясь и вслушиваясь. Поблизости никого, все у жертвенных костров. Но вернуться могут в любой момент, не будут же они пировать на таком морозе, в помещение пойдут. Значит, действовать надо быстро.

Согнувшись в три погибели, сжимая во вспотевшей правой руке обрез и почти касаясь земли левой, он бросился к самой большой юрте, стараясь оставаться в ее тени. Присел у войлочной стены, отвратно пахнущей кислым молоком, видать, пропитывали, чтоб не промокало. Отгреб рукавом наметенный снег. Подергал. Войлочный край слегка приподнялся, выпустив наружу облако застарелых жилых запахов. Андрей дернул еще немного. Под стеной образовалась дыра, взрослому человеку вполне пролезть.

Ежась от попадающих в рукав снежинок, он просунул внутрь руку с взведенным обрезом. Следом голову. Остов юрты составляли раздвижные решетчатые стены из обработанных ивовых ветвей, соединенных кожаными ремешками. Крышу формировали жерди, одним концом упиравшиеся в круглый периметр стен, а другим – в круглый деревянный обод дымового проема. Под проемом горел очаг. В загончике слева от входа меланхолично жевали траву несколько ягнят. Справа стояли деревянные сундуки, лежали кожаные сумки и изделия из войлока.

Андрей бросился к ним, схватил похожую на доху куртку. Морщась от резкого запаха давно не мытого тела, натянул на себя, сунул в карман расшитые бисером варежки. Огляделся в поисках съестного и замер, встретившись взглядом с мальчонкой лет семи, одетым в халат и шапку, как взрослый. Он смотрел на Андрея темными, раскосыми, ничего не выражающими глазами. На его плоском лице тоже не было никаких эмоций.

Андрей показал ему обрез и одновременно приложил палец к губам:

– Тс-с-с. Я тут ничего, я тут немного вещей возьму и уйду сразу. Ага?

Мальчонка не отвечал и даже не шевелился.

– Я тут вот совсем чуть-чуть… – продолжал ворковать Андрей, отступая к дыре, через которую проник внутрь.

Тот не издавал ни звука.

– Все, ухожу, ухожу, – продолжал Андрей, просовывая под войлок ноги и зад.

Полог опустился, отсекая его от звуков и запахов юрты. В то же мгновение изнутри раздался крик. Надрывный, как вой сирены, он птицей вознесся в дымоход, разлетелся по округе. Вспугнул стайку детишек, скручивающих неподалеку в бухту кишки зарезанного барана. Заставил взрослых над котлами зависнуть с занесенными черпаками в руках. Остановил очередь к жертвенному костру.

С испугу Андрей нажал на курок. От грохота оскопленной трехлинейки заложило уши. Ноздри забило кислой вонью пороховой гари. На войлоке юрты появилось отверстие с тлеющими краями. Пуля, без труда прошив обе стены, щелкнула по голове каменного идола, вокруг которого местные водили хоровод, отбив от нее изрядный кусок.

Крик внутри оборвался. Зато раздались вопли снаружи. Что-то не видимое за юртой перевернулось с грохотом. Кто-то закричал. Заржали кони, заблеяли овцы. Видимо, в суматохе кто-то уронил факел или влетел в костер, раскидывая вокруг головни. Соседняя юрта занялась ревущим белым пламенем.

Отлично, встрял поперек какого-то языческого обряда, оскорбил святыню. Андрей бросился наутек, почти не разбирая дороги.

За спиной что-то грохнуло. Чуть в стороне поднялся фонтан снега, смешанного с каменной крошкой. Над головой просвистело несколько стрел. Одна скользнула по висящему за спиной снегоступу, запуталась в намотанном лыке. Наконечник царапнул спину между лопаток. Со стороны лагеря донеслись радостные крики. Снова грохнуло. Пуля какого-то неведомого калибра вдребезги разнесла верхушку камня в полуметре от его ног. Осколки царапнули щеку. Это из чего ж они такого палят? Противотанковое ружье, не меньше. Над ухом раздался противный свист, теплая волна обдала правую сторону лица. Через долгую секунду донесся грохот выстрела. Если так дальше пойдет, следующая угодит ему точно между лопаток.

Но выстрела не было. Зато за спиной он услышал нарастающий топот. Оглянувшись, увидел, что за ним, рассыпаясь на ходу веером, бегут десятка полтора низкорослых, крепких мужчин.

Они бежали, как табун лошадей, громко вбивая короткие кривые ноги в замерзшую землю. Приплюснутые носы с шумом выпускали согретый легкими воздух. Узкие глаза щурились еще сильнее, защищаясь от летящего снега и выцеливая добычу. В руках у них что-то поблескивало. Разглядеть, что, Андрей не успел, да в общем было и не надо – ничего полезного для здоровья у них быть не могло. С боков «веера» мчались две низкорослые, похожие на волков собаки, не быстро, но верно обходя его с флангов.

Андрей поднажал. Зацепился ногой за корень, едва удержался, размахивая руками. Обрез выпал, торчком зарылся в снег. Вытащил его, засунул под мышку. Оглянулся, теряя драгоценные секунды. Преследователи были уже метрах в трехстах, почти «съев» всю фору, которую он получил в начале забега.

Он скинул бьющие по заду снегоступы и припустил. Бежать стало чуть легче. Выбросить мешающий обрез? Там еще четыре патрона, на всех не хватит. Если что, жизнь можно продать подороже. Или пугнуть? Авось отступят? Не захочет никто первым на пулю лезть. А если нет, если для них та святыня дороже жизни? «Черт!» – думал Андрей, отчаянно молотя землю не приспособленными для бега унтами.

Преследователи настигали.

Морозный воздух сгустился, стал резать легкие на каждом вдохе. Бедра налились тяжестью, икры начало сводить. Андрей почувствовал: еще немного – и он остановится или просто упадет.

Земля неожиданно ушла из-под ног. Потеряв равновесие, Андрей рухнул, скатился по склону, приземлился головой в кучу снега. Замолотил руками, пытаясь выбраться. Что-то ухватило его за шкирку, вздернуло. Гимнастерка врезалась в подмышки. Он заорал, брыкнулся и получил увесистую оплеуху.

* * *

Открыв глаза, он понял, что смотрит в широкое неулыбчивое лицо Амвросия. Вот черт. Он снова дернулся бежать и опять получил оплеуху, которая привела его в чувство, прояснила рассудок. Одним взглядом окинул обстановку: небольшой вооруженный отряд, гуськом идущий по глубокому руслу реки, высохшей или замерзшей. Он поднял вверх палец и заорал:

– Враги! Буряты!

– Твою ж мать, – отозвался Амвросий и скинул с плеча берданку[4]4
  Винтовка Бердана (разг. берданка) – общее название двух различных систем однозарядных винтовок под унитарный патрон центрального воспламенения с металлической гильзой и дымным порохом, состоявших на вооружении в Российской Империи во второй половине XIX в.


[Закрыть]. Щелкнул курком. За его спиной металлически отозвалось взводимое оружие.

Первый бурят показался над краем обрыва. Увидев направленные на него снизу стволы, заверещал пойманным зайцем. Навстречу ему распустились огненные цветы выстрелов. Эхо заметалось в узком пространстве, надрывая барабанные перепонки.

Тело бурята, переломившись в пояснице, сползло вниз, пятная снег красным. Другого преследователя, не успевшего притормозить, отбросило обратно винтовочной пулей. В ответ сверху, из-за края прилетел огромный камень, стукнул одного из партизан по плечу, обтянутому овечьим полушубком. Он вскрикнул, упал, но Андрею показалось – серьезных повреждений не получил.

Партизаны ответили взрывом мата и винтовочным залпом, который смел с косогора еще одного преследователя. В неожиданно наступившей тишине послышался топот удаляющихся ног и испуганное подвывание собак.

Один из партизан, закинув за плечо винтовку и вытащив из-за пояса устрашающих размеров револьвер, полез наверх, оскальзываясь валенками на замерзшем склоне. Голова его показалась над краем. Замер удивленно. Наверху грохнуло. Столб земли встал прямо перед ним, на головы стоящим внизу посыпались мелкие камешки.

Он постоял несколько секунд, словно бы размышляя, что делать дальше. Поднес руки к лицу и плавно, как в замедленном кино, завалился назад и съехал вниз, гоня перед собой барханчик снега. Ловушка. Выманили на стрелка с мушкетом, твари. А как близко-то?

Староста кинулся вверх по склону. Не показывая головы, прилег на него боком и свободной рукой что-то кинул за край по пологой дуге. Наверху бухнуло, землю тряхнуло под ногами. Уши заложило ватными пробками. Андрей опустился прямо на снег и затряс головой, пытаясь избавиться от мерзкого ощущения.

Еще один партизан бросился наверх, ящеркой приникая к крутой стене. За спиной его болталась какая-то трубка. Сначала Андрей принял ее за огнемет «Шмель», но заметил сошки и диск. Где ж он такое видел, а? В «Белом солнце пустыни», у товарища Сухова такой же был. Пулемет.