Текст книги "Кольца вероятности"

– Хотя вы на самом деле совсем не бандиты, – не удержался я. – Такие беленькие и пушистенькие. Ну прямо ангелочки.

– На самом деле это первый шаг к апокалипсису, – невозмутимо закончил Рогожкин, будто бы и не заметив моей непочтительной выходки. – Мировая война не нужна ни нам, ни им...

Негромко запищал мобильник. Рогожкин недовольно скривился и, вытащив его, приложил к уху.

– Да... Я слушаю... Конечно, шеф... Да... Да, контакт установлен... Он здесь, рядом со мной... Да, шеф... Сделаю... – Федор убрал мобильник и снова повернулся ко мне: – Шеф передает тебе пламенный привет, Зуев.

– Скажи ему, что я весьма польщен, – мрачно буркнул я.

– Сам скажешь при встрече. Значит так, Антон Зуев, сейчас ты можешь отправляться по своим делам, а завтра я за тобой зайду. И готовься к дальней поездке.

– Ага... Ща-ас, разбежался!

Рогожкин глубоко вздохнул:

– Слушай, Зуев, у тебя ведь нет выбора. Выйти сухим из воды ты не сможешь, и сегодня вопрос стоит так: либо мы, либо они. И это значит, что или ты делаешь то, что я тебе скажу, или мы забираем кольцо, а эту процедуру ты, скорее всего, не переживешь. Помни, Зуев, твоя жизнь зависит только от тебя. – На мгновение усталая грусть в глазах Рогожкина сменилась выражением хищным и холодным.

Его взгляд буквально пронзил меня насквозь, привнося в душу страх и ощущение нависшей над моей головой смертельной опасности. Я отпрянул, содрогнувшись и чувствуя, как на запястье свинцовой тяжестью наливается кольцо вероятности. А в следующую секунду все исчезло. Федор снова смотрел на меня устало и чуть-чуть улыбаясь.

– Ну, бывай, Зуев. До завтра.

Он тяжело поднялся, скривился и извлек из кармана предмет, похожий на портсигар. Из портсигара появился шприц, наполненный какой-то буроватой дрянью. Рогожкин быстро сдернул колпачок с иглы и умело всадил шприц себе в плечо. Я поморщился. Не наживаемся на людских пороках, значит? А сам колет себе какую-то мерзость.

Федор облегченно вздохнул и зашвырнул пустой шприц в кусты.

– И последнее, Зуев. Не пытайся от нас сбежать. Скрыться от Братства ты не сумеешь даже на Северном полюсе. А, кроме того, у нас ведь останется твоя жена.

Он ушел, а я еще долго глядел ему вслед, сжимая кулаки и пытаясь унять бурлившую во мне ярость. Сейчас я даже пожалел, что в том бумажном пакете оказался не пистолет, а всего лишь печенье. Так хотелось всадить этому уроду пулю между лопаток... И потом будь что будет.

А-а... Мать вашу...

Беззвучно матерясь, я медленно поднимался по лестнице, любуясь оставленными на стене после перестрелки глубокими выбоинами. Сбитая пулями штукатурка хрустела под ногами. Блин, сколько дней уже прошло, а убрать никто так и не удосужился.

Я остановился перед дверью, украшенной несколькими наспех приколоченными фанерными заплатами. Но по крайней мере дверь была на месте – я помню ее валявшейся на полу после того, как несколько психованных молодчиков ворвались в мою квартиру. Теперь она снова висит на вывороченных петлях. Наверное, Иванович помог, надо будет при случае поблагодарить. И за то, что навещал меня в камере, – тоже. Ольга вот ни разу не была, хотя, может быть, ее и не пустили.

Подняв руку, я негромко постучал. Звонок не работал – в этом я уже успел убедиться.

За дверью царила настороженная тишина. Ни звука. Я уныло кивнул. Ольгу можно понять. Она там сейчас одна. В разгромленной квартире, испуганная, дрожащая, шарахающаяся от каждой тени. Сейчас небось сжалась в кресле, боится даже глаза поднять. Я бы на ее месте так себя и вел. Или, что вероятнее, вообще под кровать забился.

За дверью по-прежнему было тихо. А может, ее нет дома? Или Рогожкин?.. Решительно отбросив такие мысли, я снова несколько раз стукнул в дверь.

Тишина. Потом едва слышно раздался какой-то тонкий, почти неузнаваемый голосок:

– Кто т-там?

Милая, любимая, родная, ты жива! Ты дома. Оля, я тебя люблю!

– Это всего лишь я. Быстро прячь любовников на балкон и открывай дверь своему верному мужу.

Дверь распахнулась, со скрежетом пробороздив бетонные плиты пола. Машинально я отметил вырванный автоматной очередью замок и перекосившиеся петли. Чтобы открыть эту дверь, теперь не нужны были ключи, достаточно всего лишь пинка.

– Все, можешь войти. Только под кровать не заглядывай.

Храбрится. На подбородке ссадина, губа разбита, глаза покраснели от слез. И взгляд испуганный, но в то же время счастливый.

Я шагнул вперед и обнял ее. Зарылся лицом в ее волосы.

– Оля. Любимая. Все кончено. Все, Оленька. Все теперь будет хорошо. – Врал я, конечно, бессовестно врал, но так было надо. – Ты жива, я тоже. А все остальное – не важно. Оля...

Ольга тихо плакала, уткнувшись мне в плечо. Я ласково поглаживал ее по спине.

Что же ты пережила? Какого страху натерпелась, когда вокруг свистели пули, когда в двух шагах от тебя упал на пол прошитый очередью человек, когда твой муж с безумным воплем выскочил в окно, чтобы рухнуть вниз головой с четвертого этажа? Беготня, стрельба, драка. Милиция, с ходу ворвавшаяся в квартиру и выволокшая тебя из-под стола. Я сам до сих пор не верю в то, что это все происходило на самом деле. Иногда кажется, что вот сейчас я проснусь и все будет иначе. Все станет таким же, как и раньше. И я встану утром под монотонное тарахтение будильника, пойду на работу, поздороваюсь за руку с ухмыляющимся Валеркой, которого все зовут не иначе как Медведем... Но этого не будет. Все это осталось в прошлом.

В сегодняшнем дне у меня разнесенная вдрызг квартира, доведенная до тихой истерики жена, подозревающий меня во всех смертных грехах майор Таранов и чертово Братство Придурков на хвосте.

А завтра?.. О завтрашнем дне не хотелось даже и думать. Что затеял этот Рогожкин? Что хочет от меня его идиотская организация? Чем я могу помочь ему, и как бы мне ухитриться провернуть дело так, чтобы выбраться из этой каши живым?

– Все хорошо, Оля. Все будет хорошо...

Я закрыл протестующе заскрежетавшую дверь, подхватил Ольгу на руки и отнес в комнату. Уложил на кровать, поцеловал и молча сел рядом. Оля держала меня за руку, стиснув пальцы так, что мне было больно. Но я терпел.

– Я хотела прийти к тебе, – захлебываясь, бормотала она, – но меня не пустили... Я ждала... Семен Иванович сказал, что тебя скоро выпустят... Они что-то нашли... Я верила, что все еще образуется...

– Тише, тише. Спи. Конечно, все образуется.

Я ждал, пока она не уснула. Потом осторожно высвободил руку и встал. Осмотрелся.

Да, наша скромная квартирка все еще напоминала место мамаева побоища. Изрытые щербинами стены и превращенная в щепу мебель. На месте люстры торчали два обрывка провода, зеркало исчезло, оставив только широкую круглую раму, у стены сиротливо притулилась хромая табуретка с тремя ножками. Но при этом было видно, что здесь уже поработали хозяйственные руки моей жены. Весь мусор куда-то исчез, вместо выбитого стекла вставлено новое, кровавые пятна со стен были удалены вместе с клочками обоев. В углу стояло ведро, наполненное мыльной водой, рядом валялась тряпка.

Я вздохнул, заглянул на кухню, в туалет. Поморщился. Следы разрушений были и здесь. Осмотрев пробитую пулей кастрюлю, я задумчиво пожал плечами и осторожно водрузил испорченную посудину на холодильник.

Наше жилье после того незабываемого дня требовало капитального ремонта. Эх, жаль, что денежки Михаила сгинули в милицейских застенках, сейчас они бы ох как пригодились.

Да, тогда было бы гораздо проще.

Несколько минут я смотрел на свернувшуюся калачиком Ольгу, потом вышел на балкон и глубоко вдохнул пахнувший надвигающейся грозой воздух. На улице уже почти стемнело. И если бы не затянутые тучами небеса, то можно было бы разглядеть, как одна за другой зажигаются на небе первые звезды.

Глядя на многочисленные огни соседних многоэтажек, я методически перебирал в уме события сегодняшнего дня, раскладывая все по полочкам. Перед глазами все еще стояло постное лицо майора Таранова и ухмыляющаяся рожа Рогожкина, в грустно-спокойных глазах которого медленно разгоралась ледяная искорка презрения и готовности немедленно нажать на спуск.

«Ты нужен нам», – сказал Рогожкин. Итак, это необходимо обдумать. Я им действительно нужен? Всесторонне рассмотрев эту мысль, я пришел к неизбежному результату. Нет. Я им совершенно не нужен. Зачем Братству возиться с лопухом, оказавшимся настолько глупым, что сдуру нацепил на руку кольцо вероятности, ничего о нем не ведая? Гораздо проще забрать кольцо и передать его кому-нибудь из более достойных кандидатов. Но ни Михаил, ни Рогожкин так этого и не сделали, хотя неоднократно грозились. Вывод: либо я гораздо более ценная фигура, чем они пытаются показать, либо... Либо действует еще какой-то фактор, которого я не знаю. Это тоже не исключено. В конце концов, что я знаю о кольцах? Ничего, кроме того, что сказали мне Михаил и Федор.

А что они мне сказали?

Я постарался вспомнить долгую речь Рогожкина. Он говорил... А ведь ничего конкретного он мне не сообщил. Только толкал какие-то сказочки, замаскировав их под историю Братства.

Семнадцать колец. Хм... Ну ладно. Пусть будет семнадцать. Семнадцать всемогущих людей, способных с легкостью перевернуть историю всей Земли. Предположим. Скрывшиеся в тени неизвестности полубоги, которые, опутав своими ниточками все человечество, ведут его известными только им самим тропами. Мм?.. Сомнительно. Правительства большинства стран – это всего лишь марионетки, пляшущие по воле незримых кукловодов с белесыми ободками колец на запястьях. Ох... Черт... Об этом даже и думать не хочется. Ведь если это правда, то получается, что... Ой-ой-ой! Лучше бы я этого не знал!

Но кто сказал, что я должен верить словам Рогожкина? Он изложил довольно связную и почти логичную историю, хотя только одному богу известно, сколько в ней правды. О чем он умолчал? Я был больше чем уверен, что Федор поведал мне только то, что счел необходимым. Вероятно, его треп – сплошная липа, замаскированная жалкими клочками правды. Быть может, сегодня не было сказано ни слова правды. Хотя... Невозможно отрицать, что где-нибудь во всей этой трепотне могло затеряться драгоценное зерно истины. Возможно, я просто не могу разглядеть его.

Хорошо. Пусть будет так. Мне, собственно, безразлично, что наговорил сегодня Рогожкин. Сейчас передо мной стоит одна проблема: как выпутаться из всего этого, не потеряв головы и сохранив в живых свою очаровательную жену?

Что же хочет от меня Рогожкин? Он хотел, чтобы я отправился с ним куда-то, черт его знает куда. Ладно. Пусть так и будет. Я поеду. Что дальше? Если бы он хотел меня убить, то мог бы сделать это давным-давно. Если бы он хотел забрать кольцо – забрал бы. Так какого дьявола ему от меня надо?

Рогожкин, чтоб тебе пусто было... Твоими бы устами да мед пить.

Где-то не слишком далеко отчетливо громыхнуло. Я вытянул руку и ошутил, как о ладонь тяжело шлепнула тяжелая дождевая капля. Гроза приближалась.

Я вернулся в комнату и, раздевшись, нырнул в постель, хотя сна не было ни в одном глазу. За окном снова раздался раскат грома. Уже гораздо ближе. Ольга чуть вздрогнула во сне, что-то едва слышно пробормотала, но не проснулась. Я осторожно обнял ее, стараясь не разбудить, и слепо уставился в окно, периодически озаряемое вспышками молний.

Глава 5

Телефон заверещал ни свет ни заря. Моментально вскочив, я с трудом подавил искреннее желание вышвырнуть ненавистный аппарат в окно.

– Слушаю! – Я машинально взглянул на часы. Черт! Еще семи не было. Проклятый телефон! Если эта чертова машинка разбудила Ольгу, я... Я не знаю, что с ней сделаю... – Кто это?

– Привет, Зуев. С добрым утречком.

Блин... Это же мой вчерашний собеседник, чтоб его черти драли. Федор Рогожкин. Вот кого я совсем бы не хотел слышать. Тем более в такую рань.

– Что надо? – не слишком-то любезно бросил я.

– Поговорить. – Голос Рогожкина прямо-таки излучал жизнерадостность. – Тут работенка одна сыскалась. Как раз для тебя. Давай поднимайся и выходи к подъезду. Я буду через десять минут.

Я успел только что-то неразборчиво проблеять, а он уже тараторил дальше:

– Давай собирайся, Зуев. И не забывай, о чем мы вчера говорили напоследок. Счастливо.

В трубке послышались короткие гудки. Я вздрогнул, поежился и аккуратно вернул трубку на свое место.

– Антон. – Ольга все-таки проснулась и теперь испуганно смотрела на меня, закутавшись в тонкую простынку. – Антон, что-то случилось?

Что-то случилось? Я едва сдержался, чтобы не заорать. Да, случилось! Еще как случилось!

Вчера я уснул, так и не придя ни к какому решению. Половину ночи я ворочался с боку на бок и вздыхал, глядя на счастливо посапывающую Ольгу. А потом решил отложить решение на утро. Но теперь...

– Нет, Оля. Все нормально.

На мгновение в голове мелькнула мысль плюнуть на все и спокойно забраться на кровать, чтобы досмотреть последний сон, а Федор пусть проваливает ко всем чертям. Но эту соблазнительную идейку я постарался быстренько прогнать. Если Рогожкину надоест меня ждать, то с него станется снова вломиться сюда во главе десятка головорезов, чтобы вытащить меня за ноги. О господи, за что мне это наказание?..

Я взглянул на левое запястье и недовольно скривился. Вот она. Вот причина всех моих бед. Сконцентрировав всю свою нерастраченную злобу, я мысленно рявкнул, обращаясь к кольцу: «Ты! Немедленно вылезай! Быстро! Убирайся из моего тела!»

Чертово кольцо вероятности! Как же. Так оно и разбежалось. Проклятый браслет даже не подумал выползти наружу. Никакой реакции.

– Я ненавижу тебя, – едва слышно сказал я, обращаясь к скрытому внутри моего тела кольцу. – Я тебя ненавижу, тварь. Если бы ты знало, как я тебя ненавижу.

Никакой реакции со стороны браслета. Еще бы. За те тысячи лет, которые он видел в этом мире, его явно сотни раз проклинали и благословляли. Что этому древнему реликту какие-то слова ничтожного человека?!

– Что? Тоша, что ты сказал?

– Ничего, Оля. Все нормально. Не обращай внимания. – Я с лихорадочной поспешностью влез в брюки и потянулся за рубашкой. – Ольга, я хочу тебе кое-что сказать.

Она непонимающе смотрела на меня, а в ее глазах снова полыхала искра страха.

– Оля, я хочу, чтобы ты уехала к маме... Нет. Не говори ничего. Просто выслушай и сделай все, как я прошу. Поверь мне, так будет гораздо лучше. Ты должна уехать к маме в Новосибирск. Возьми деньги в коробке из-под конфет и езжай.

– Антон...

– Оля, пожалуйста, не спорь. Так надо.

– Тоша...

Но я уже вылетел за дверь.

Около подъезда стояла машина. Черная «волга». Тонированные стекла были опущены, и я сразу же узнал сидящего за рулем Рогожкина. Рядом с ним расположился какой-то незнакомый мне тип в костюме с галстуком.

– Еще раз доброе утро, Зуев. Садись. – Федор расплылся в широкой улыбке, вызвавшей у меня желание заехать в эту ухмыляющуюся рожу кулаком. – Пересядь назад, освободи человеку место. – Это уже относилось не ко мне, а к его соседу.

Мужик беспрекословно повиновался, покинув переднее сиденье. Я машинально кивнул ему, он кивнул мне в ответ, но ничего не сказал. Зато Рогожкин трещал без умолку:

– Извиняйте, что пришлось встать так рано, но дело не терпит. Да ты садись. Расслабься. Ехать придется долго.

«Волга» рванула с места так, что у меня зубы клацнули. Мы выехали на дорогу и понеслись, не обращая внимания на сигналы светофоров и возмущенные гудки редких в это раннее утро автолюбителей. Рогожкин увлеченно вертел руль, лихо бросая машину на обгон и только чудом уходя от столкновения в самый последний момент. И при этом не переставал болтать.

– Хорошее утречко, правда? Самое подходящее для того, чтобы подложить свинью Старому Братству. Вчера мы хотели отправить тебя, Зуев, в одно надежное местечко, но, похоже, планы немного изменились. Вечерочком мне звонил шеф... Похоже, вместо визита за рубеж тебе пока придется поработать на родине. Это ведь твоя родная страна. Ты русский?

Я молча смотрел вперед, всякий раз внутренне сжимаясь, когда наша машина с визгом тормозов проходила очередной поворот. В голове неотвязно билась только одна мысль: «Псих...» Этот Рогожкин самый настоящий псих... Чокнутый идиот, он решил меня угробить?.. Немыслимым образом уклонившись от встречного грузовика, Федор крутанул руль, бросая машину на тротуар. Слава богу, что в эти ранние часы на нем не было ни одного человека. Сшибив урну и оставив позади себя усыпанный мусором асфальт, «волга» вновь вырвалась на проезжую часть, чтобы на полной скорости промчаться на красный сигнал светофора. Я быстренько взглянул на спидометр. Черт! Почти сто двадцать...

– Русский? Конечно, русский! Можешь гордиться, среди носящих теперь будет трое русских. Ни одна нация не имеет больше двух представителей. А нас трое. Причем все трое на стороне Обновленного Братства. Я, ты и конечно же Роман...

– А Михаил?

– Шимусенко по рождению украинец. А сейчас вообще гражданин Польши или что-то в этом роде.

Я подавил нахлынувшее раздражение. Какая мне разница? Украина, Россия, Польша... Мамочки... Этот осел за рулем едва не протаранил столб, увернувшись в последний момент. Кажется, мы лишились левого зеркала...

– Слушай, куда мы так летим?.. Смотри на дорогу, идиот!

Рогожкин с широкой улыбкой пожал плечами. Обернувшись, я увидел спокойное лицо сидевшего на заднем сиденье мужика в костюме.

Да они оба сумасшедшие!

– Останови машину!..

Рогожкин с ухмылкой бросил руль и сложил руки на груди. Кажется, я взвизгнул. Перекресток, через который медленно полз мусоровоз, приближался с пугающей быстротой. Еще пару секунд и...

Левая рука отдалась волной режущей боли. Натужно ревущий мотор «волги» вдруг чихнул и заглох. Почти сразу же что-то случилось с передним правым колесом. Машину ощутимо тряхнуло.

Едва не проломив хлипкий деревянный заборчик, опоясывающий один из наших городских долгостроев, автомобиль замер в полнейшей неподвижности. Тишина казалась почти пугающей. Потом Рогожкин рассмеялся:

– Неплохо для первого раза, Зуев!

– Что?.. – От избытка чувств я не смог выдавить из себя ничего большего.

– Ты только что остановил машину силой своего кольца.

– Да ты просто псих. Ты же нас чуть не угробил!

– Спокойно, все под контролем. – Федор с ухмылкой открыл дверцу и вылез из машины. – Я никогда не допустил бы столкновения. Все это было всего лишь уроком, через который проходят все начинающие носящие. Ты должен был понять, что способен вмешаться в любую, даже самую, казалось бы, безнадежную ситуацию и обратить ее себе на пользу. Тебе необходимо понять, что перед тобой отныне нет преград. Кольцо вероятности дарит тебе власть над слепым случаем. И, значит, власть над всем миром, который основан на случайности.

Я тоже вылез наружу, стараясь унять дрожь в коленках. Если бы ноги не подгибались, я, наверное, бросился бы на Рогожкина с кулаками.

– А что, если бы я не успел? Или не смог? Или если бы мы сбили какую-нибудь старушку? Об этом ты думал?!

Федор презрительно фыркнул, открывая капот и заглядывая внутрь.

– Видел бы ты подобные гонки на улицах Москвы или Питера. Вот там это действительно опасно. А здесь... Тьфу... Специально ради того, чтобы не задавить каких-нибудь оболтусов, я и выбрал этот ранний час, когда на улицах почти никого нет. А если бы ты не успел, то это сделал бы я.

– Но зачем? Зачем эти выпендрежные фокусы?

Рогожкин на мгновение оторвался от созерцания двигателя и с иронией взглянул на меня.

– Ты когда-нибудь слышал об одном из способов научиться плавать? Когда сталкивают в воду, и волей-неволей приходится барахтаться, чтобы не пойти ко дну. Иногда этот способ дает поразительные результаты.

– А иногда люди тонут!

– Но не тогда, когда рядом с ними находится опытный пловец, готовый вовремя выдернуть нахлебавшегося из воды.

– И ты считаешь себя опытным пловцом?

– В данном случае – да. Я ношу кольцо уже шесть лет, а перед этим готовился принять эту ношу почти с младенчества. Ты уж поверь, тут все было абсолютно безопасно. – Рогожкин вдруг с грохотом опустил капот и с подозрением уставился на меня. – А теперь скажи-ка мне, испытуемый, как ты это проделал? Ты ударил по свечам или по цилиндрам, закоротил зажигание или?.. Что ты сделал с машиной?

– Я просто остановил ее. Вот и все. Ничего не знаю насчет зажигания или свечей. Просто остановил.

– То есть ты просто пожелал, чтобы она остановилась?

– Ну да. Я просто остановил ее.

Федор вздохнул и вытер внезапно выступивший на лбу пот.

– М-да. Вероятно, я ошибся. Может быть, ситуация действительно была опасной. Возможно, мы всего вот настолечко разминулись с костлявой старухой. – Внезапно Федор схватил меня за ворот рубашки. – Ты хоть понимаешь, что ты сделал!? Ты приказал кольцу остановить машину, но не пояснил как! Вот это и есть по-настоящему безумная выходка. Вспомни, что я тебе говорил. – Он тряхнул меня. Точнее, попытался тряхнуть, потому что я просто оттолкнул его. – Ты хоть понимаешь, что это значит? Кольцо само выбирает способ, которым можно воплотить твои желания. И в данном случае... – Я рывком высвободился.

– Что в этом такого? Я хотел остановить машину. И сделал это. Что еще тебе надо?

– До чего же трудно с тобой, Зуев, – вздохнул Федор. – Все время забываю, что ты у нас – пустышка. Обычный обалдуй, случайно нацепивший на руку колечко и ни черта не понимающий в его действиях. – Он склонился к машине: – Колян, попробуй завести тачку.

Мужик на заднем сиденье кивнул и без лишних споров перебрался за руль. Мотор несколько раз фыркнул и снова заглох. Рогожкин вновь нырнул под капот.

– Ты хотел остановить машину. Ты не указал, как это сделать. Все это с легкостью могло привести к тому, что мы бы просто свернули с дороги и на скорости под сто километров в час влетели в бетонную стену. Машина бы остановилась? Остановилась. А что до нас с тобой? Ты же не указывал, что должен остаться живым и невредимым, а не предстать людям в виде размазанных по стене мозгов... Подай плоскогубцы.

Я молча принял протянутый мужиком в костюме инструмент и вложил его в руку Федора.

– Ты еще дешево отделался, – буркнул Рогожкин. – Колян, заводи.

Движок рыкнул и ровно затарахтел. Федор закрыл капот и обошел машину, присев возле переднего колеса.

– Лопнула шина. Сейчас поставлю запаску. Ну, чего встал как столб? Может, хотя бы поможешь?

Шоссе ровно ложилось под колеса. Пристроившись за большегрузным самосвалом, «волга» неспешно отмеряла километр за километром. Рогожкин сосредоточенно вел машину, не отрывая взгляда от дороги. На заднем сиденье дремал Колян, за весь день так и не промолвивший ни слова. Я тоже уныло устроился в кресле, не ожидая от жизни ничего хорошего.

Куда я еду? Зачем? И, главное, с кем? Как я вообще мог ввязаться в эту историю? В животе снова заурчало, что было нисколько не удивительно. Едем уже который час без остановок. Эх, сейчас бы пожевать что-нибудь и еще, пардон, в кустики сбегать.

Я молчал и только изредка ворочался, пытаясь сесть поудобнее.

Эх, и как же так получилось, что я оказался в едущей в неизвестном направлении машине вместе с двумя незнакомыми людьми, которые угрожали убить меня и мою жену в случае неповиновения? Я все еще никак не мог поверить в происходящее. Ускользающий рассудок шептал мне: «Сон, это какой-то сон». Но вряд ли это действительно был сон... В очередной раз мысленно помянув недобрыми словами тот день, когда это колечко попало ко мне в руки, я тяжело вздохнул.

Так хотелось бы сейчас проснуться и оказаться у себя дома, а не в этой чертовой «волге».

Но летели километры, мимо проплывали леса и поля, с жужжанием проносились встречные автомобили, а ничего не менялось. Дремал сзади незнакомый мне мужчина, больше всего похожий на какого-нибудь банкира, чем на шестерку Рогожкина. Сам Федор задумчиво покусывал губу, не отрывая напряженного взгляда от дороги. Его новая манера вождения как-то не вязалась с тем безумным лихачеством, с каким мы всего несколько часов назад колесили по улочкам моего родного городишки. Сейчас Рогожкин был само внимание. Глаза почти не моргают, губы плотно сжаты, руки напряжены. Казалось, он в любую секунду ждал нападения и был готов немедленно нанести ответный удар.

– Значит, так, Зуев. – Федор закашлялся и на мгновение прервался. – Теперь слушай меня. Игры кончились, начинается настоящая работа. Вчера в Екатеринбург явился Шимусенко, а сегодня ночью прибыл и Рональд Астон. Двое из пятерых носящих Старого Братства сейчас в пятидесяти километрах от нас.

– И что из того? – Я сейчас был не в настроении слушать очередные поучения.

– Заткнись и слушай. Я сказал, что двое из пятерых сейчас находятся в одном рядовом российском городе. Зачем? Что им надо? Сейчас основные события развиваются совсем не здесь. Самая серьезная борьба идет в Европе, в Штатах, в Японии, но не в России. Зачем Шимусенко пасется в Екатеринбурге, мы не знаем. Его поступки ставят в тупик наших аналитиков, но это еще полбеды. Астон – вот в чем вся проблема. Астон – это уже совсем другой разговор. Когда он сбросил свой штаб в Канаде на руки заму, мы забеспокоились. На сегодня Рональд – один из самых могущественных окольцованных в мире. Обычно он практически не покидает своего дома близ Квебека, и если его присутствие понадобилось где-то в другом месте – это значит, что мы что-то упустили.

– А при чем же здесь я?

– А при том, что ты должен узнать причину их появления здесь. Разнюхать, что Астон забыл в Екатеринбурге.

На мгновение я даже потерял дар речи.

– Я что, величайший шпион современности? Джеймс Бонд, агент ноль-ноль-семь. Если уж ваши ребята не знают причины, то каковы мои шансы?

– Свои шансы ты создашь себе сам, – мрачно буркнул Федор. – Советую тебе при этом очень-очень постараться. Переговори с Шимусенко, вотрись в доверие. Разузнай, что на уме у Астона, и тогда...

– И тогда вы оставите меня в покое, освободите мою жену и навек забудете о моем существовании?

– Не совсем так. Тогда ты с полным правом сможешь считаться одним из нас. И, поверь мне, принадлежать к Братству очень и очень приятно. Вилла у Черного моря, яхта, прислуга. Ни тебя, ни твою Ольгу никто не посмеет даже пальцем тронуть. Хотя покоя как раз ты не увидишь. Работы будет много. Очень много, даже если победа над Старым Братством пройдет почти бескровно.

– Ну да. Миллионы в банках, яхты, дорогие машины. А перед этим придется по самые уши вывозиться в грязи и кровище.

Рогожкин вздохнул:

– К сожалению, не без этого. В нашем мире ничего задаром не дается. – Федор вынул из кармана пачку денег и, не глядя, швырнул мне на колени. – Возьми. Тебе пригодится.

Я машинально подхватил ничтожные бумажки, ставшие для большей части человечества смыслом жизни. Доллары. Рубли. Ну почему мне так упорно в последние дни везет на деньги? Но вот только по пятам за ними следуют неприятности.

– Не надо. Если я встречусь с Михаилом... Откуда бы у меня взялись такие деньги? Он не поверит.

– Поверит. Это его деньги, – равнодушно бросил Рогожкин. – Те самые, что ты позаимствовал, когда он спал. Пускай хоть номера купюр сверит. Даже с помощью кольца не подкопаться. Колян их вчера в управлении собрал. Если что – скажешь, что вернули.

Я по-новому взглянул на зелененькие бумажки в своей напряженной руке, будто бы смог их узнать, и недовольно поморщился. Даже мне, человеку далекому от жизненных реалий, стало понятно, что вернуть затонувшие в глубинах милицейского ведомства банкноты было не так-то просто. И это если они все еще лежали как вещественное доказательство, а не расползлись по карманам высших милицейских чинов нашего и не только нашего городка.

Федор, будто прочитав мои мысли, на мгновение отвел глаза от дороги и подмигнул.

– Не поверит, – твердо заявил я, свертывая купюры трубочкой и запихивая Федору в карман рубашки. Рогожкин только пожал плечами:

– Дело твое. Оставь только пару сотен на жратву... Теперь дело следующее и тоже крайне немаловажное. Связь. Запоминай номер телефона.

Он продиктовал мне какой-то шестизначный номер, который я благополучно пропустил мимо ушей, даже не постаравшись задержать в памяти.

– Подожди, я еще не понял, что мне придется делать...

Федор шумно выдохнул:

– Хорошо, слушай еще раз. Астон и Шимусенко сейчас должны быть в областном центре Братства. Это небольшой трехэтажный дом, принадлежащий некоей подставной фирме. Братство думает, что мы об их штабе пока еще ничего не знаем. – Рогожкин мрачно ухмыльнулся. – Конспираторы, блин... Короче, ты, будто невзначай, проходишь мимо этого дома и с самым независимым видом плетешься дальше. Наружка там хорошая, и твоя фотомордочка у них стопроцентно имеется – заметят тебя обязательно. Если сразу же не тормознут – покрутись по городу, а потом топай на вокзал и прыгай на поезд. Если с тобой так никто и не заговорил – можешь двигать домой и считать свою миссию законченной.

– А если заговорят и спросят, что я тут делаю?

– Наплетешь что-нибудь. Только ври складно, чтобы не проколоться на пустяках.

Черт-те что творится. Я – в роли шпиона. Форменное безумие.

– А что помешает им пристрелить меня сразу же и без разговоров?

– А ничего не помешает, – внезапно бросил с заднего сиденья проснувшийся Колян. – Только этот вариант весьма маловероятен. Во-первых, ты для Старого Братства интересен не меньше, чем для нас, а во-вторых, они сейчас в таком положении, что будут хвататься за соломинку. Пять колец против одиннадцати... И если останется хоть малейший шанс перетянуть тебя на свою сторону – они его используют.

Рогожкин согласно кивнул:

– Верные слова. Они захотят тебя купить. Только ты помни, что на другой чаше весов всегда будет жизнь твоей жены. Если что... Выстрел, вспышка, и готово. – Федор засмеялся. – Во сколько ты оценишь голову своей благоверной?

– И даже если ты согласишься, что своя жизнь ценнее ее, – подхватил слащавым голоском Колян, – не забывай, что руки у Обновленного Братства длинные и насладиться тридцатью сребрениками тебе не удастся.

Безумие продолжается. Неужели они надеются, что я проведу Михаила и этого неведомого Астона? Да я вляпаюсь по самые уши в первую же минуту. Вот только выбора у меня нет.

* * *

Они стояли у машины и смотрели, как молодой парень в несвежей рубашке и помятых брюках неуверенно пробирается сквозь запрудивший улицу непрерывный людской поток. Непрестанно вертя головой по сторонам и поминутно вздрагивая, Антон Васильевич Зуев удалялся от того места, где его с последним напутствием буквально вытолкнули из машины.

Они смотрели ему вслед. Два человека. Один, одетый в простую, не слишком чистую джинсовку, второй – в чистом костюме и при галстуке.

– Ну прям Штирлиц, мать его... – Рогожкин презрительно сплюнул на тротуар. – Не знаю, для чего мы все это затеяли.