Текст книги "«Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник"

– Где ваши позиции?

– Остатки дивизии уже отошли. – Капитан поднял глаза на Барсукова. – Мы сами вырывались с боем. Вон, полюбуйтесь.

Капитан указал на расщепленный пулями борт грузовика. После чего сообщил так, чтобы слышал только командир танкистов:

– Перед вами никаких войск нет. Мне приказано уведомлять всех, кого я встречу…

Барсуков сорвал травинку и в задумчивости пожевал ее несколько секунд. Развернулся на каблуках к стрелковому капитану:

– Я должен связаться со своим командованием.

– Разумеется, я понимаю, – кивнул капитан и добавил так же тихо: – Сообщите мою информацию в штаб.

– Конечно, – кивнул Барсуков.

– Мы должны следовать дальше, – взял под козырек капитан. – У меня приказ прибыть в штаб дивизии.

– Доставьте пленного, – попросил Барсуков. – Мне его девать некуда.

– Хорошо, – чуть помедлив, ответил капитан и крикнул в кузов: – Старшина, возьми двоих!

– Есть! – раздалось в ответ. Откинулся задний борт грузовика.

Из полуторки выпрыгнул старшина средних лет с автоматом на груди и двое молодых бойцов с винтовками. Пленного немецкого танкиста без лишних церемоний запихали в кузов.

– Товарищ капитан, разрешите обратиться! – это подбежал Ивлев.

– Обращайтесь.

– При штабе дивизии у вас ведь наверняка есть газета? Передайте пленку. Фотоматериал о наших первых боях и победах, так сказать… – Ивлев смутился. – Ну, для подъема боевого духа…

– Хорошо, передадим, – улыбнулся капитан. – Непременно.

И снова окликнул старшину. Тот принял от Ивлева отснятую катушку с пленкой и положил ее в нагрудный карман гимнастерки, аккуратно застегнув пуговицу.

– Закурить найдется? – окликнул один из танкистов солдата в грузовике.

– Держи. – Из кузова полетела пачка сигарет.

– Ого, трофейные уже!

– Оставь себе, – расщедрились пехотинцы.

– Благодарствуем! – отвечал танкист.

– Нам пора! – снова козырнул стрелковый капитан и забрался в кабину.

– Счастливого пути! – отвечал Барсуков.

Проводив взглядом отъезжающую полуторку, бросил остальным танкистам:

– По местам, ребята. Расслабляться рано.

И направился к своему КВ, приказав радисту вызывать штаб батальона.

5

– В следующий раз я вас расстреляю, Берзиньш, – произнес Кнапке, когда они остановили машину в небольшом перелеске, куда съехали с проселочной дороги.

Берзиньш стоял перед Кнапке навытяжку белый, как полотно.

– Как вы умудрились вопреки моему приказу избавиться от всех – я повторяю, от ВСЕХ – немецких вещей не только оставить у себя немецкие сигареты, но предлагать их русским?!

– Виноват, господин лейтенант!

– Не господин лейтенант, а товарищ капитан! – сквозь зубы с раздражением процедил Кнапке. – Нет, я точно когда-нибудь собственноручно сделаю вам дырку в башке…

– Виноват, товарищ капитан!

– Шлепнуть, пустить в расход, поставить к стенке, – прилежно перечислил Хубе еще выражения, которые отражали угрозу со стороны Кнапке в адрес Берзиньша.

Кнапке повернулся к остальным присутствующим при выволочке.

– Ваша работа, Цойлер?

– Да. Хубе – способный ученик, – спокойно подтвердил Земцов.

– Это еще хорошо, что русский танкист сам озвучил вполне правдоподобную версию появления у вас немецких сигарет, Берзиньш, – вернул разговор к злосчастной пачке Кнапке. – Иначе мы могли быть раскрыты прямо там.

– Спалились бы по полной, – невозмутимо вставил очередную реплику Хубе.

– Достаточно на сегодня жаргонных выражений, Хубе! – с плохо скрываемым раздражением проговорил Кнапке. Хубе прикусил язык и вытянулся во фронт. Кнапке закончил:

– Цойлер ко мне, остальные свободны.

Солдаты вернулись к машине. Советским грузовиком они обзавелись вчера днем, следуя за передовыми подразделениями группы армий «Север». В ходе стремительного продвижения немцев на направлениях главных ударов множество рокадных дорог оказались забиты брошенной техникой – подбитой, сгоревшей, выведенной из строя и совершенно целой. Такого разнообразия танков, бронемашин, грузовиков, легковушек, артиллерийских тягачей, орудий, всевозможных машин снабжения и даже гужевых повозок никому из них еще не приходилось видеть в своей жизни. Думалось, что вряд ли и придется. Причем бо́льшую часть всего этого явно не успели применить по прямому назначению. Успели поднять по тревоге, привести в движение, обозначить маршруты следования (зачастую часто меняющиеся на прямо противоположные), укомплектовать экипажами и расчетами, но не всегда и не везде полными. То же касалось и вопросов снабжения. Дороги с колоннами брошенных танков, в которых не было горючего и боеприпасов, буквально чередовались с дорогами, на которых застыли колонны, состоявшие из заправщиков и грузовиков, доверху забитых боеприпасами. Огромные дивизионные, корпусные, армейские механизмы были приведены в движение, но это движение не успело достичь той точки, с которой весь фронтовой механизм начинал работать более или менее четко и слаженно. Говорить о более мелких подразделениях вообще не приходилось. Следов боев встречалось относительно мало. И от этого картина хаоса вырисовывалась еще более апокалиптической. В одной из таких бесчисленных колонн они и присмотрели грузовик ГАЗ-АА, в новенькой зеленой краске, стоявший с распахнутыми дверями. После тщательного осмотра выяснилось, что машина полностью технически исправна. Лишь боковой борт прошила наискось пулеметная очередь, пущенная, вероятно, с самолета.

– Это то, что нам надо, – одобрил тогда полуторку Кнапке и приказал грузиться.

Сейчас Земцов с Кнапке прошли еще чуть дальше в лес. Командир группы раскрыл планшет, озабоченно потер подбородок.

– Вот смотрите, – обратился к Земцову. – Дальше у нас мост, а потом райцентр. Однако есть одно обстоятельство…

– Немецкий танкист? – догадался Земцов.

– Да.

Кнапке перехватил устремленный прямо на него стальной взгляд серых глаз. Мгновенно догадался, что скрывается за таким молчанием собеседника.

– Даже не думайте, Цойлер. Это офицер рейха.

– Тогда побег? – озвучил другой вариант Земцов.

– Пожалуй…

Они пошли обратно к машине. Не доходя до грузовика метров двадцать, Кнапке вдруг повернулся к Земцову и произнес, покачав головой:

– Вы сторонник слишком крутых мер, Цойлер.

– Ничуть. – На лице Земцова не дрогнул ни один мускул, а голос оставался таким же ровным, как и прежде. – Просто у меня богатый жизненный опыт. Должен вам заметить, что самые серьезные проблемы очень часто вырастают из мелочей, на которые вовремя не обратили внимания.

Будто убеждая в чем-то самого себя, Кнапке раздумчиво повторял чуть слышно:

– Это офицер рейха… В ваших словах, конечно, профессиональный смысл… Риск, наверное, есть, но на фоне общей неразберихи…

– Не беспокойтесь, – прервал неожиданную рефлексию Кнапке Земцов. – Поступим как условились.

Когда Кнапке снова поднял глаза на собеседника, то обнаружил, что тот смотрит куда-то на верхушки деревьев с грустью и даже какой-то горечью на лице. Они встретились глазами.

– Папиросу? – Взгляд Земцова моментально опять стал спокойно-ироничный.

Кнапке взял протянутую ему пачку с изображением скачущих коней, впряженных в пулеметную тачанку. Скользнул взглядом по надписи:

«Папиросы “Тачанка”. Главтабак. 25 шт.».

Кнапке закурил и закашлялся. Земцов усмехнулся, привычно выпустив струйку дыма через нижнюю губу.

Следующую остановку выбрали специально напротив зарослей густого кустарника.

– Пошли до ветру, – бросил немецкому танкисту Земцов, оставил автомат на скамейке, спрыгнул через борт на дорогу и, не оборачиваясь, подошел к обочине.

Пленный вопросительно дернул подбородком. Хубе жестами объяснил, что нужно совершить. Причем поначалу от его жестов у танкиста опять сделался оловянный взгляд, а остальные находившиеся в кузове бойцы дружно расхохотались. Уразумев, наконец, что от него требуется, танкист кивнул и чуть улыбнулся. Его подтолкнули к борту.

– Давай, давай, вон туда. – Земцов потащил «офицера рейха» за шиворот через кювет подальше в кустарник. Запихнул пленного в глубокие заросли, сам возвратился на дорогу, демонстративно отвернувшись в сторону, закурил. Простояли минут десять. К их огромному удивлению, немец как ни в чем не бывало пришел обратно. Обронил «данке» и сам забрался в кузов на свое прежнее место. Проходя мимо кабины, Земцов только развел руками.

– Поехали, – буркнул Кнапке водителю и захлопнул дверь.

В конечном итоге взятому ротой Барсукова пленному очень повезло. Под вечер, выйдя в район ожидания, группа Кнапке получила по радио условный сигнал. Собиравшимся на разведку к мосту, который им предстояло по первоначальному замыслу попытаться захватить, «бранденбуржцам» сообщили, что впереди уже находятся германские войска. Линия фронта менялась в те дни стремительно. Сами того не ведая, пробираясь заброшенными проселками, Кнапке со своими людьми последние несколько часов уже ехали по территории, занятой немецким механизированным корпусом в результате широкого охватывающего маневра. Подразделения корпуса с ходу захватили и мост, на который была нацелена группа. Полуторка с установленным на нее тентом и натянутыми на фары маскировочными чехлами глубокой ночью смело подъехала к уже установленному с западной стороны перед въездом на мост полосатому шлагбауму. Не выходя из кабины, Кнапке обменялся по-немецки несколькими репликами с вышедшими навстречу фельджандармами. Из кузова высадили озирающегося по сторонам теперь уже бывшего пленного танкиста. Его провели в караульную будку. Шлагбаум взмыл вверх, жандарм сделал разрешающее движение регулировочным жезлом, и полуторка двинулась по мосту дальше на восточный берег.

6

Пехотного прикрытия капитан Барсуков в тот день так и не дождался. Вместо него по радио пришел приказ – продолжать наступление в прежнем направлении всеми имеющимися силами. Пять минут на короткое совещание с командирами танков и уточнение маршрута движения по карте – и над колонной разнеслось:

– По машинам!

Земля загудела от рева десятка мощных двигателей. Но не успели проехать и сотни метров, как один из КВ, густо задымив без видимой причины, вывалился из колонны и приткнулся на обочине. Приказав по рации всем остальным продолжать движение, танк Барсукова подкатил к вышедшей из строя машине. Коломейцев, оставив молотить двигатель на холостых оборотах, выбрался наружу и подбежал к суетившимся вокруг своей заглохшей машины товарищам.

– Чего у вас?

– Прорыв маслопровода, – безнадежно размазал пятерней сажу и грязь по лицу механик-водитель с аварийного КВ.

Доложили подошедшему Барсукову.

– Вызывайте по радио техничку, – распорядился капитан.

Другого выхода не было, а им нельзя было терять время. Вскоре Коломейцев, откинув смотровой лючок, уже гнал свой танк вслед ушедшей вперед колонне. Через час они обогнули прыгавшую в поле с грузовиков нашу пехоту, и настроение у всех поднялось.

– А говорили, что наших частей впереди нет, – заметил наводчик.

– Значит, подвезли, – отозвался заряжающий.

А когда слева на холме обнаружили занимавшую позиции нашу артиллерийскую батарею, все повеселели окончательно. Барсуков загнал танки в лощину под прикрытие пушек. К ним подъехала пятнистая «эмка», из которой молодцевато выскочил пожилой подполковник с танковыми петлицами. Подполковник оказался из их дивизии. Он лихо запрыгнул на командирский КВ и ухватился рукой за скобу на башне.

– Надо их дожать, пока они не закрепились, – услышал экипаж в открытые люки слова подполковника. – Атаки легких танков желаемого результата не дали. Вы подоспели как нельзя кстати. После общего контрудара и разгрома вражеской группировки здесь приказано двигаться на Тильзит…

Барсуков кивал, склонившись над раскрытым планшетом полковника, получая очередную задачу. Снаружи объявился младший лейтенант Ивлев, заглянув в смотровой лючок к Коломейцеву, радостно сообщил:

– Опять идем в наступление! Вот так, малой кровью и скоро на чужую территорию!

Сидевший в танке Витяй оторвался от осмотра показаний приборов, поднял голову и ответил машинально:

– Ага…

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу капитану! – это снова Ивлев, уже с другой стороны башни.

– Обращайтесь!

– Не располагаем картами Восточной Пруссии! – держа руку у виска, отрапортовал младший лейтенант. – Прикажите раздать.

– Раздадим, – после пристального взгляда на лейтенанта вместо Барсукова ответил с легкой усмешкой подполковник. – Только сначала вы мне здесь немцев выбить должны. По данным разведки, перед нами германский моторизованный полк, усиленный двумя артиллерийскими дивизионами, и большое количество танков.

– Выбьем! – в радостном возбуждении заверил Ивлев.

– Вот тогда и будет вам Восточная Пруссия. Все, по местам.

Ивлев побежал к своей машине. А через несколько минут Барсуков спокойным голосом уже отдавал команды роте по рации. Вперед двинулись по зеленой ракете. Это было удивительно, а на фоне общей ситуации, сложившейся тогда на всей западной границе, просто невероятно, но на третий день войны практически на направлении одного из главных ударов противника они продолжали наступать. Как ни парадоксально, незнание общей ситуации, пожалуй, тогда их и спасало. Они не знали и не могли еще знать о разгромленных, окруженных и откатывающихся на восток советских дивизиях в Белоруссии, на Украине и здесь, в Прибалтике. Им не было известно о числе уничтоженных советских танков и самолетов, о уже потянувшихся на запад длинных вереницах советских военнопленных. Они еще не успели в полной мере соприкоснуться с растерянностью и мужеством, малодушием и подвигами. Стратегическое и даже тактическое незнание обстановки ни к чему хорошему, разумеется, привести не могло. Они в тот момент не подозревали, что уже отходят или окружены их ближайшие соседи на флангах. Однако именно в эти первые часы и дни войны такое незнание о неудачах собственной армии уберегло многих из них от неуверенности в своих действиях. Благодаря хорошей подготовке и толковому управлению именно в их подразделении они выиграли свой первый бой. В какой-то момент совпали дельные приказы им сверху, правильно организованное снабжение, грамотно выбранное направление для удара. Уже не важно, случилось ли это по причине большей, чем в других местах, компетентности начальников и исполнителей или просто им повезло и пока продолжало везти. Но в результате всех этих совпадений у танкистов только окрепла вера в свои силы и умения. Не надломленные, а уверенные в себе, сидели сейчас в танках экипажи роты Барсукова. Никто из них не знал, что все очень скоро переменится и для них. Однако никто не хотел думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы еще раз померяться силами с врагом. И еще раз выиграть. Ненадломленная психика – страшное оружие. Поэтому, когда наводчик заговорил о том, что скоро, вероятно, пойдем в Восточную Пруссию, экипаж отозвался со спокойной уверенностью:

– Ну да. А куда ж еще…

– Атака! – раздалась в машинах по радио команда Барсукова.

До середины дня они ходили в атаку еще три раза. Сначала КВ Барсукова совместно с БТ-7 и Т-26 из их же дивизии приняли участие во встречном танковом бою. В районе Скаудвиле они схлестнулись с подразделениями 6-й танковой дивизии немцев. Было потеряно много наших легких танков, но и счет выведенных из строя неприятельских машин к обеду в общей сложности пошел на десятки. Два КВ остались на поле боя из-за поломок в трансмиссии и коробке передач. Еще у одного немецкие танкисты, оправившиеся от первого шока, полученного при виде русских бронированных исполинов с высоченными башнями, сосредоточенным огнем сбили гусеницу. Остальные машины, исклеванные со всех сторон вражескими снарядами, были брошены в следующую стычку. Кругом полыхали разбитые «бэтэшки», которых было больше всего в дивизии. Частично разметав, частично обратив в бегство пожегшие наши БТ германские «тройки», рота Барсукова совершила еще один рывок вперед. После кратковременной остановки выяснилось, что с места не может тронуться очередной КВ – тоже поломались шестерни в коробке передач. Барсуков приказал экипажу использовать неисправный танк как неподвижную огневую точку. Подошли несколько Т-26 с пехотинцами на броне. Один танк оказался огнеметным. Красноармейцы осторожно осмотрели местность за холмом. Вернувшись, доложили – впереди спешно окапывается немецкая пехота при нескольких артиллерийских орудиях. Куда переместились их танки – неизвестно. Связались по радио со штабом, доложили обстановку. Из радиостанции в очередной раз открытым текстом коротко прозвучало: «Продолжать наступление!» Взяв командиров всех танков, своих механиков-водителей и стрелкового старшего лейтенанта, Барсуков полез на гребень холма ставить их импровизированной боевой группе очередную боевую задачу. Быстро обсудив детали планирующегося налета, заспешили по машинам.

– Страшно мне, Витяй, – на бегу произнес Москаленко, когда они возвращались назад.

Коломейцев остановился, встряхнул товарища за плечи.

– Ты молодец, Матюша. Отлично водишь!

– Не в том дело, – тихо отозвался Москаленко и кивнул на свой танк. – Мы не вернемся из этой атаки.

Коломейцев остолбенел с открытым ртом.

– Да с чего ты взял?!

– Знаю, – вздохнул Москаленко. – Вот сейчас прямо и узнал…

Ошарашенный Витяй не успел ничего ни переспросить, ни уточнить. Только у самого внутри все вдруг сжалось и похолодело. Москаленко покорно забрался на танк, спустился в люк и, кивнув Коломейцеву с обреченным видом, задраил за собой крышку.

Через три минуты полдюжины КВ с жутким ревом двинулись из-за холма на едва оборудованные позиции немцев. Вражеское охранение, а следом и основные силы неприятельской пехоты кинулись врассыпную. Даже сквозь гул и лязг Коломейцев слышал отчаянный мат, с которым сидевший рядом стрелок-радист опустошал один за другим пулеметные диски, поливая пространство перед танком длинными очередями. На оскаленном и перекошенном лице губы стрелка ходили ходуном из стороны в сторону в нервном тике. Однако расчеты оказавшихся здесь германских 105-миллиметровых пушек проявили незаурядную выдержку. Их сосредоточенным огнем был остановлен один из КВ.

– Витяй, заходи с фланга, – раздался в ТПУ голос Барсукова. И уже по рации всем капитан отчаянно закричал: – С флангов, с флангов, не лезьте в лоб!

Последнее было адресовано «двадцатьшестеркам». Однако тщетно. Пытавшиеся лобовым ударом преодолеть расстояние до немецких пушек, в считаные минуты все они были подбиты. Пехота сиганула в разные стороны от весело полыхнувших броневых машин. А спустя несколько мгновений от страшного по силе удара содрогнулся их танк. Как и чуть больше года назад на финской, Коломейцев на секунду выпустил из рук рычаги. Сжав их с новой силой, услышал голос наводчика:

– Башню заклинило.

– Витяй, разворачивай влево! – это уже Барсуков.

Коломейцев рванул рычаги, вспахивая пригорок, развернул танк в нужном направлении. И уже в процессе разворота успел выхватить взглядом еще одно немецкое орудие совсем рядом, которому они невольно подставили борт. Увидел это и Барсуков.

– Витяй, назад! – кричал моментально сориентировавшийся в обстановке капитан. – Откатись назад!

Они не успели – выстрелом им повредили гусеницу. Коломейцев рвал рычаги, но КВ только хрипел двигателем и тяжело ворочался на одном месте. Все ждали очередного удара, который их, без сомнения, добил бы окончательно, но вместо этого рядом раздался оглушительный взрыв. Еще некоторое время ушло на осознание того, что взорвались не они, а кто-то другой. А потом все неожиданно стихло.

Поле боя и в этот раз осталось за ними. К поврежденной командирской машине съехались оставшиеся невредимыми последние три тяжелых танка. К ним же инстинктивно сбрелись полтора десятка уцелевших красноармейцев – все перепачканные, увешанные расползшимся во все стороны снаряжением. На месте одного из немецких орудий полыхал огромный костер. Все-таки подобравшийся с фланга огнеметный танк выжег неприятельскую пушку и ее расчет в полном составе. И сам, подорванный, застыл тут же. Экипаж Барсукова выбрался на перепаханное поле, но смотрел в другую сторону. Там горел КВ со съехавшей на сторону огромной башней. Из-под гусениц подбитого гиганта, внутри которого сдетонировал боезапас, торчали обломки немецкого орудия – того самого, которому экипаж младшего лейтенанта Ивлева не дал добить танк своего ротного командира.

– Матюша… – только и вырвалось у Коломейцева.

Три часа без перерыва, стиснув зубы, Витяй ремонтировал их танк. Сбил ладони в кровавое месиво, но поврежденную гусеницу восстановил. Заменил в очередной раз грязнющие воздушные фильтры, также проверил масло и систему охлаждения. Ему помогал уцелевший экипаж второго подбитого в этой атаке КВ. Остальные пытались заставить двигаться заклинившую башню. Удалось и это, правда, башня могла теперь вращаться только вручную. Радио молчало. Барсуков приказал пополнить их боезапас за счет выбывшего из строя КВ, привести обездвиженный танк в полную негодность и отвел остатки их боевой группы немного назад, расставив машины между невысокими холмами. Командиры машин доложили: горючего в баках осталось на несколько десятков километров хода, боезапас израсходован более чем наполовину, большой перерасход патронов к пулеметам. А самое главное – танки нуждались в срочном профилактическом техобслуживании. В противном случае машины будут обездвижены и без прямого воздействия противника. Выслушав подчиненных, Барсуков потер виски. В строгом смысле, безвозвратно в бою был потерян только один танк с экипажем. Ну и второй не было возможности вытащить. Остальные экипажи, слава богу, живы все. А поломавшиеся машины капитан надеялся вернуть в строй при помощи специалистов из ремонтно-восстановительного батальона. Кстати, где эти специалисты… Барсуков в очередной раз запросил по радио штаб – ответа никакого. Отправив пехотинцев в боевое охранение, он разрешил экипажам обедать. Перекусили всухомятку. Немцы перед их позициями ничего не предпринимали, все было спокойно. Возможно, они вообще отправились в другом направлении. Уже ближе к вечеру наконец-то из штаба до них добрался мотоциклист. Посыльный вручил даже не приказ, а короткую карандашную записку от того танкового подполковника из их дивизии, который отправлял их сюда в атаку в первой половине дня. Из записки следовало, что теперь им необходимо срочно отступить обратно. На словах посыльный сообщил, что дивизия охвачена противником с трех сторон и ей в скором времени грозит полное окружение. Барсуков насупился. Через несколько мгновений произнес:

– Хорошо. Мы выдвигаемся в обратном направлении. Поезжайте первым, сообщите, что нам срочно нужны ремонт, заправщики и боеприпасы. И еще нам нужна радиосвязь.

Барсуков вытащил из планшета блокнот, быстро накидал карандашом схему, сделал на ней несколько пометок и, вырвав листок, протянул его посыльному:

– Вот, здесь отмечены оставленные нами поврежденные машины. Сразу же передайте эту информацию в ремонтно-восстановительный батальон. Пусть немедленно вышлют тягачи. Один танк вы точно должны были встретить по дороге сюда.

– Встретил, – подтвердил посыльный. И даже позволил себе чуть улыбнуться уголком рта. – Сидят на башне, загорают.

– Пусть тягачи немедленно заберут поврежденные танки и тащат в ремзону.

– Есть! – вытянулся посыльный и тут же, смутившись, добавил:

– Только, товарищ капитан…

– Что?

– Нет никакого восстановительного батальона… И тягачей нет. Немцы с самолетов разнесли все вдребезги. И заправщики неизвестно где…

– Что ж вы меня морочите, говорите «есть», раз знаете, что ни черта уже нет! – прикрикнул на посыльного Барсуков. – Это же совсем другая вводная!

– Виноват! – вытянулся тот.

– Поезжайте немедленно. Доложите, что мы возвращаемся только с той техникой, что осталась на ходу. И пусть хотя бы для нее найдут горючее и боеприпасы…

Козырнув, посыльный бросился заводить мотоцикл. Вскоре он уже пылил в вечерних сумерках по дороге обратно. Слушая удаляющийся стрекот одинокого мотоциклетного мотора, Барсуков хмурился все больше и больше. Такая тишина со всех сторон не предвещала ничего хорошего. Остаткам роты было приказано выдвигаться. Вскоре в сгустившихся сумерках четыре потрепанных КВ, посадив на броню пехотинцев и экипажи выведенных из строя машин, поползли в направлении на восток.

Они вернулись на исходный рубеж, с которого начинали свое выдвижение минувшим утром. Однако никого на нем не застали. Только следы гусениц и колес в тех местах, где стояла техника. Ни танков, ни машин, ни тылов. Батарею с возвышенности тоже куда-то уволокли – от нее остались только неглубокие артиллерийские ровики, которые начали копать и по какой-то причине спешно бросили. Даже высланный вперед посыльный тоже куда-то исчез. А может, с ним чего по дороге случилось, высказали предположение танкисты. И радио молчало.

Посоветовавшись с командирами машин, Барсуков решил отступать по тому же маршруту, по которому они двигались сюда. Позади была река. В конце концов, на ней они непременно должны были встретить своих. Ведь не могли же советские войска не занять прочную оборону на такой крупной водной преграде. Предположим, противнику удалось вклиниться в нашу оборону на несколько километров, пусть даже на десяток-другой километров. Но явно не больше. Так они тогда рассуждали, не зная, будучи даже не в состоянии предположить, что на самом деле немецкое продвижение на восток измерялось уже сотнями километров. Воистину – ненадломленная психика не только оружие, но и утешение…

– Что с горючим? – справился Барсуков.

– На несколько десятков километров, – отвечали командиры машин.

Капитан, подсветив себе фонариком, прикинул по карте обратный маршрут до реки. Чуть закусил губу в задумчивости – с учетом пересеченной местности, ночного вождения и прочих поправок топлива у них на пределе, но должно хватить.

– Состояние танков?

– Аховое, – обронил кто-то. – Еле шлепаем…

– Конкретнее! – резко возвысил голос Барсуков.

Ему перечислили конкретнее: боеприпасы и горючее на исходе, запасных частей никаких нет, расходных материалов нет. Даже воздушные фильтры кончились.

– Усадим от пыли движки – и привет… – подвел итог кто-то.

С минуту Барсуков раздумывал. Затем озвучил решение:

– Выступаем ночью. Снявши голову, по волосам не плачут…

На рассвете следующего дня благополучно, но чрезвычайно медленно проползав по лесным дорогам, они догнали нашу колонну. Точнее, то, что от нее осталось. Съехавшие на обочины, один за другим выстроились тягачи с прицепленными к ним тяжелыми гаубицами. Все новенькое, в свежей краске, орудия с зачехленными стволами – и все брошено. Никого – ни живых, ни мертвых. В тягачах кончилось горючее. Артиллеристы их просто бросили и ушли. Отряженные на поиски топлива танкисты вернулись обратно ни с чем. А еще через пару километров на небольшой полянке открылась очередная картина настоящего погрома. Видимо, колонна расположилась на привал и подверглась неожиданному нападению противника. Странно, но звуков боя впереди себя танкисты не слышали. Впрочем, за грохотом и лязгом машин да от трехдневной усталости – оно и немудрено.

– Парашютисты? – высказал предположение о нападавших наводчик.

– Возможно, – растерянно отозвался Коломейцев.

Понурые танкисты бродили по поляне среди трупов и расстрелянных автомашин.

– Братцы, гляньте, – окликнул товарищей заряжающий. – Это же наш «хрыч»…

На полевой кухне, обхватив руками котел, будто хотел уберечь его от врагов, распластался их старшина. Небритая щека вмята в крышку, загустела, не добежав из простреленного виска к подбородку, струйка крови.

Все заозирались по сторонам, более внимательно присматриваясь к убитым в поисках товарищей из их батальона. Однако больше знакомых не находилось.

– Каким ветром его сюда принесло? – ни к кому не обращаясь, поинтересовался о старшине и его кухне наводчик.

– Как, как – нас кормить ехал! – отозвался стрелок-радист.

– А котел-то теплый, – дотронулся рукой до металлической конструкции на колесах заряжающий. – А ну-ка, принимай…

Убитого старшину осторожно сняли с кухни и положили на траву. Заряжающий отдраил крышку, из-под которой потянулся легкий дымок, и заглянул внутрь. Объявил:

– Каша. Пшенная. Давайте котелки.

– Я не буду… не могу… – отшатнулся кто-то в сторону, споткнулся о тело убитого и, встав на четвереньки, обильно зашелся рвотой с пузырями.

Остальные отвернулись, но никуда не ушли.

– Живые о живых… – философски проговорил наводчик и первым протянул котелок.

Они поели каши и продолжили осмотр разгромленной колонны. В кузове одного из грузовиков нашлась двухсотлитровая бочка с горючим.

– Слезы, конечно, – констатировал Барсуков и распорядился разделить горючее поровну между четырьмя танками. Таким образом тем не менее появился шанс протянуть всем вместе лишний десяток километров по пересеченке.

Но этим планам не суждено было сбыться. Не успели отъехать и пары километров, как один за другим, будто по команде вышли из строя еще два КВ.

– Твою мать! Чертова трансмиссия… – матерились механики, а дальше непроизвольно следовали все возможные и невозможные эпитеты, посвященные, откровенно говоря, «сыроватой» ходовой части советского новейшего на тот момент тяжелого танка.

Барсуков дал всем выматериться, после чего приказал:

– Сливайте топливо… Сколько сможете.

– Товарищ капитан! Товарищ капитан! – это подбежали посланные вперед красноармейцы. – Там, значит, мост и немцы вокруг.

– Какой мост?

– Большой, железный…

– Может, железнодорожный? – уточнил капитан. Хотя, судя по карте, железки здесь не должно было быть. Барсуков все-таки еще раз распахнул планшет, сверился – да, по всему получалось, что река впереди была одним из притоков Дубиссы.

– Ага, может, и дорожный тоже… – терпеливо дождавшись, пока товарищ командир захлопнет планшет, отвечали красноармейцы про мост.

– Ясно. Немцев много?

– Ой много! – положив винтовку на локтевой сгиб, по-бабьи всплеснул руками докладывавший красноармеец. – Я двоих видел…

Толку от таких разведчиков не было никакого. В очередной раз с тяжелым сердцем перегрузив остатки боеприпасов в две последние исправные машины, танкисты и десяток пехотинцев выстроились у командирского КВ. Им было приказано сформировать две десантные группы и расположиться на броне танков. Верный себе, Барсуков с командирами групп, Коломейцевым и вторым механиком-водителем отправился на рекогносцировку. Оказалось, они совсем немного не доехали до края леса, за которым открывался вид на большой, с металлическими пролетами, весь в заклепках, но все-таки автомобильный мост через реку. Тяжелые танки такой мост должен выдержать без труда. Лесной проселок выходил прямо на шоссе перед мостом. Шоссе было заполнено немецкими грузовиками, выстроившимися в восточном направлении. Голова колонны медленно въезжала на переправу. Барсуков подвел окуляры бинокля. Шлагбаум, пост, пулеметные гнезда за мешками с песком – это все ерунда… Ага, два восьмидесятивосьмимиллиметровых флака. На этой стороне точно, что на той – отсюда не видно. Вот это уже серьезно. Если успеют развернуть зенитки на прямую наводку, то мало не покажется даже для их КВ. Вернулись обратно под прикрытие деревьев. От первоначальной мысли подорвать неисправные танки пришлось отказаться – немцы на мосту услышат взрывы и внезапной атаки уже не получится. Вставив большие металлические воронки в заливные горловины для масла и топлива, танкисты саперными лопатками засыпали рыжий лесной песок и гравий с проселка в баки и двигатели вышедших из строя машин. Это было все, что они могли быстро предпринять в сложившейся ситуации. Коломейцев отвернулся – смотреть на такое было выше его сил…