Текст книги "«Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник"

– Александр Николаевич, я скажу вам как юрист – вы в курсе, что последние три месяца служили у мятежников?

– Что вы имеете в виду? – опешил Земцов. – Я продолжал нести службу в своем полку…

– Знаю-знаю, – успокаивающе поднял руку подполковник. – А имею я в виду статью сто восьмую «Уложения об уголовных преступлениях». Известно ли вам, о чем она?

– Нет, откуда же…

– Это статья «О вооруженном мятеже с целью свержения законной власти». Согласитесь, более чем серьезное преступление.

Некоторое время они молчали. Потом Земцов с горечью вымолвил:

– Да что там статья – вся страна под откос летит…

Подполковник пристально поглядел на Земцова и произнес тихо, но внятно и очень серьезно:

– Те, кто сейчас называют себя властью в России, – преступники.

Земцов собрался что-то ответить, но подполковник жестом остановил его и, весело улыбнувшись, нарочито громко сказал:

– Прекрасная погода сегодня, не правда ли?

– Да, погода чудная, – согласился Земцов, усмехнувшись.

– Буду рад с вами прогуляться завтра. – Подполковник вежливо откланялся и направился в сторону здания, в котором располагался лазарет.

– Надо что-то делать, Оля, – говорил вечером Земцов жене. – Нельзя просто так вот сидеть.

– Для начала надо выздороветь до конца, – мягко отозвалась жена.

– За этим дело не станет, – улыбнулся Земцов. В последние дни состояние его здоровья и вправду значительно улучшилось. И, снова став серьезным, продолжал уже на другую, более прозаичную тему:

– К тому же мне надо тебя кормить. Жалованья мне никто больше не платит.

– Обо мне не беспокойся, – отвечала Ольга. – А ты пока что раненый.

Лазарет, в котором находились и германские раненые, получал медикаменты, продовольствие и дрова от германского командования. Этому в значительной степени посодействовал обер-лейтенант Грюндель. Вообще, Псков и прилегающие к нему районы вошли в зону оккупации 5-й германской резервной дивизии генерала фон Штагена. При немцах был создан Совет управления, который ведал разными сторонами жизни входящих в область уездов. Немцы восстановили многие русские институты власти, в том числе и действовавшие до Временного правительства. Однако верховную власть во всех вопросах оставили, разумеется, за собой. В городе скопилось множество русских офицеров, главным образом из частей, отступивших к Пскову в феврале из-под Риги и Двинска. По отношению к ним германские власти вели себя лояльно. Офицерам было разрешено свободное проживание и ношение русской военной формы. Но относительно благополучно устроиться удалось далеко не всем. Немцы также разрешили открыть в Пскове вербовочное бюро для отправки добровольцев в белые армии юга России. Надо признать, что поток желающих был весьма скромен. Большинство предпочитало оставаться в городе. Выжидали. Чего – внятно ответить не могли. Либо растерянно молчали, либо пускались в пространные разговоры о судьбах отечества и необходимости его спасения. Но стоило лишь задать вопрос, как конкретно, – предметный разговор заканчивался. Земцов успел побывать участником и свидетелем множества таких разговоров, лишь только начал выходить в город. Хоть он и был еще на положении раненого, сейчас он сказал Ольге:

– Негоже мне кормиться с руки вчерашнего врага.

Приезжавший по административно-хозяйственным делам, к ним с Ольгой заходил Грюндель. Земцовы были крайне любезны с ним, однако угощали своим три раза заваренным и высушенным чаем, а сахар, который обер-лейтенант с их позволения после долгих извинений выложил на стол, Ольга, поблагодарив, отнесла раненым. Грюндель выказывал всяческое понимание той ситуации, в которой оказался Земцов. Да и не только он, но и остальные, как он выразился, «государственно мыслящие» русские офицеры. Земцов отвечал, что эти «государственные мысли» можно сформулировать гораздо короче: все они вращались вокруг одного понятия – единой и неделимой России. Грюндель отвечал, что другой России лично он, немец, себе и не представляет.

– Мы воевали, но война закончилась. Мы больше не враги.

– Боюсь, что для нас война только начинается, – с тяжелым раздумьем на лице отозвался Земцов.

Грюндель, пожалуй, искренне высказывал свое сожаление о произошедших в России революционных событиях и разворачивающейся гражданской войне.

– Он хороший, наш рыцарь Грюнвальд, – задумчиво произнесла Ольга, когда обер-лейтенант ушел. – Но кое-что ему не понять никогда…

– Потому что для этого надо быть русским. – Земцов подошел к стоявшей у окна жене и обнял ее.

– Да, – повернулась к нему Ольга, внимательно и очень серьезно устремив на него свои серо-желтые глаза. – И я горжусь, что я русская. Как бы ни было тяжело…

Земцов побывал в вербовочном бюро. Было решено ехать на юг, в Добровольческую армию. Ольга не колебалась ни минуты – заявила, что поедет вместе с ним сестрой милосердия. Вместо праздных сидений по трактирам и ресторанчикам, как делали многие, Земцов, прихрамывая, обходил город в поисках работы. Удача улыбнулась ему – на мельнице в ближайшем пригороде он пристроился таскать мешки с мукой. Платили немецкими марками. За них на городском базаре они с Ольгой рассчитывали купить все необходимое для непростой во всех отношениях поездки на юг. Земцов приходил на мельницу, снимал шинель и китель, одевал простую холщовую рубаху и брался за работу. Однако через неделю у него открылась колотая рана на бедре. Однажды поздним вечером он вернулся в комнатку жены снова белый как полотно. Левую штанину можно было отжимать от крови, в сапоге противно чавкало. Ольга, ничего не сказав, молча усадила его на кровать и сама наложила повязку. Пришлось еще задержаться в лазарете.

Как-то они опять пили чай с приехавшим Грюнделем.

– Откуда вы так хорошо знаете русский язык? – поинтересовался Земцов.

Выяснилось, что Грюндель учился в Гейдельберге, изучал историю России, перед войной жил в Петербурге. В армию пошел добровольцем.

– Я тоже не кадровый военный, – признался Земцов.

– Вот как? – удивился немец.

– Офицер военного времени. А так – бывший студент историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, – отрекомендовался Земцов с ироничной и чуть печальной улыбкой на устах.

– «Gehe, verschmeue…», – медленно процитировал Грюндель.

– «Die Treue, die Reue kommt nach»[16]16
  «Мое подлунное движенье, пренебрежения, обман, Слепая верность, сожаленье – все растворится, как туман».


[Закрыть], – мгновенно подхватил строчки из Гете Земцов.

– У вас прекрасное произношение, – отметил Грюндель и, улыбнувшись чуть смущенно, добавил о себе: – Мне вот не удалось избавиться от небольшого акцента, я знаю.

– Владею немецким в совершенстве, – без ложной скромности признался Земцов.

– Вот как… – отметил обер-лейтенант и вскоре откланялся с неизменной вежливостью.

Грюндель явился на следующий день и предложил Земцову место переводчика в одном из специальных отделов, созданных при 5-й германской резервной дивизии для координации действий совместно с русской администрацией.

– Это никоим образом ни к чему не будет вас обязывать, – деликатно уточнил немецкий офицер. – Просто работа, нужная и вам, и нам.

– Искренне благодарю вас, – отвечал Земцов, – но я не готов принять ваше предложение.

– Что ж, я понимаю. Имейте в виду – вы можете дать свое согласие в любое время.

Земцова снова ждали мешки с мукой. Но принять предложение Грюнделя поручик не считал возможным. Все-таки три года войны просто так из памяти было не вычеркнуть. Земцов еще не знал, что впереди всех их ждут события, которые заслонят собой самые страшные картины мировой войны и заставят пересмотреть взгляды на многие вещи. С плотно наложенной повязкой на бедре он отправился на мельницу. На обратном пути зашел в вербовочное бюро. Там встретил подполковника из военно-судебного ведомства. Подполковник приветствовал Земцова как старого знакомого.

– Не спешите уезжать на юг, – легонько взяв за локоть Земцова, вполголоса произнес подполковник, когда они вышли на улицу.

Они разговорились. Подполковник сообщил, что здесь, на северо-западе, сейчас ведутся переговоры с германским командованием о создании русских добровольческих подразделений.

– Было бы очень полезно для ускорения этого дела обзавестись как можно большим количеством контактов среди представителей германских властей, – доверительно сообщил подполковник.

Земцов рассказал ему о поступавшем предложении от Грюнделя.

– Соглашайтесь, – без лишнего пафоса отреагировал собеседник. – Это может оказаться очень полезным.

Так Земцов стал переводчиком при немецкой военной администрации. Будучи вхож по роду своей новой деятельности в различные немецкие штабы и учреждения, он выполнял также и другие поручения. В основном они сводились к передаче и получению корреспонденции. Вроде бы ничего особенного – только все письма отдавались нужным людям исключительно из рук в руки. Несколько раз ездил в уезды, а также на демаркационную линию, за которой начиналась советская территория, – встречал и провожал немногословных людей в одежде простолюдинов, на которых они, однако, не очень-то походили. Вскоре при штабе 5-й немецкой дивизии открылось русское комендантское управление. Земцов имел отношение к его работе. Туда направлялись офицеры, переходившие демаркационную линию с советской стороны. Снабженный специальными письменными полномочиями, заверенными германским командованием, Земцов объезжал немецкие пограничные посты, которым было приказано пропускать таких перебежчиков. С той стороны офицеры шли главным образом из Петрограда. Разумеется, нелегально. Много раз Земцов доставлял их в специально устроенное общежитие в Пскове, оформлял удостоверения на право жительства и ношения формы. На Сергиевской улице, в гарнизонном офицерском собрании, где подавали дешевые завтраки и обеды, сложился своеобразный русский офицерский клуб. Часто беседуя с прибывшими из Петрограда, Земцов имел представление о том, что происходило в бывшей столице. Как-никак там оставались его родители. Последнее письмо от них приходило в январе. Вести о правлении и хозяйствовании большевиков были неутешительными. Послать записку в Питер своим близким Земцов, однако, не рискнул. Ольга продолжала трудиться в лазарете.

Дело по формированию русской вооруженной силы на северо-западе продвигалось достаточно медленно и непросто. Официального разрешения на формирование армии долго не удавалось добиться. В то время как немецкое военное командование оказывало поддержку этой идее, в политических кругах, как обычно, единодушия не было. Это касалось как немцев, так и русских. Псков летом-осенью 1918 года был наводнен всевозможными деятелями разной политической ориентации. Некоторые из них были людьми искренними и серьезными, некоторые – авантюристами и проходимцами. Преобладали монархические настроения. Была развернута большая работа. Офицерские организации поддерживали связь с Петроградом и Киевом, городами Прибалтики, вошли в сношения с командующим Добровольческой армией на юге России генералом Деникиным. В итоге была признана необходимость формирования северо-западного фронта белой борьбы. Строились большие планы о составе будущей армии, о ее задачах, комплектовании кадрами и потенциальном командующем. Наряду с другими, чаще всего назывались имена генералов Н. Н. Юденича и графа Ф. А. Келлера. Однако официально лишь к октябрю 1918 года в ходе заседаний русско-германской комиссии были определены окончательные условия формирования русской добровольческой армии. Она получала название Северной армии и должна была подчиняться русскому военному начальству. Во главе армии должен был встать русский генерал с популярным боевым именем – он наделялся диктаторскими полномочиями. Районами формирования армии назначались оккупированные немцами части Псковской и Витебской губерний. Вооружение, снабжение и обмундирование выделялись от германского командования, но по возможности – русского образца. Из захваченных немцами складов бывшей русской императорской армии сделать это не представляло большого труда. Для желающих служить устанавливались денежные оклады в зависимости от чина и занимаемой должности. Предусматривались также компенсации в случае ранения и выплата пособий семьям погибших. После завершения формирования армии, на которое отводилось не менее двух с половиной месяцев, германские войска должны были отойти на новую демаркационную линию. Старую предполагалось сдать русским. С нее они должны будут начать наступление против большевиков в направлении Петрограда. Конечной целью виделось совместно с другими белыми армиями водворение порядка во всей России и поддержка законного русского правительства. Вне всякого сомнения, вокруг новой формирующейся силы продолжали ломаться политические копья: немцы, красная агентура, новоиспеченные национальные правительства, различные группировки внутри антибольшевистского стана – все хотели так или иначе повлиять на происходящее и извлечь свой собственный интерес. Но Земцова и других русских офицеров-патриотов никакие интриги не трогали. Их интересовало только одно – как можно быстрее сколотить национальную армию, способную приступить к решению задач по восстановлению русской государственности на северо-западе.

10 октября в Пскове открылось вербовочное бюро по приему добровольцев в Северную армию, переформированное из бюро для южных белых армий. Основу ее пока что должен был составить Псковский добровольческий корпус. Неофициально запись началась еще в сентябре. Затем были открыты вербовочные пункты в Острове, Двинске, Режице, Валке, Юрьеве, Риге, Митаве, Либаве и Ревеле. Представители будущей армии выехали с целью привлечения разбросанных по пути отступления бывшей русской армии офицерских кадров в Ковно, Вильно и Гродно. Попытались даже отправить комиссию в Германию с целью включить в ряды армии русских военнопленных с Великой войны. Однако последняя затея первоначального развития не получила в силу более чем прохладного отношения к ней немецких властей. К середине октября бюро зарегистрировало более полутора тысяч человек. Около половины из них составляли офицеры. В числе первых записался в армию поручик Земцов.

– Поздравляю вас, Александр Николаевич. Теперь и мы с вами наконец на деле присоединяемся к борьбе за восстановление порядка и законности в России, – произнес как-то встретивший Земцова подполковник военно-судебного ведомства. И у подполковника, и у Земцова на левом рукаве был нашит трехцветный бело-сине-красный шеврон углом вверх – знак добровольцев северо-запада России.

Именно восстановление закона и порядка, сохранение тех ценностей, которые составляли самую суть прежней национальной России, непримиримая борьба с теми, кто старается их уничтожить, стали в те дни символом веры для Земцова и многих его товарищей. Один раз сделав свой нравственный выбор, он понял, что компромисса в этой борьбе быть не может. Как не может быть компромисса в вопросах веры – ведь нельзя же быть немного распятым и чуть-чуть воскресшим. А именно так он стал тогда смотреть на ситуацию в России. Это было очень тяжело, поскольку война была гражданской и противником оказывались свои же, русские. Готовый сражаться против них с оружием в руках, ибо другого выбора все равно не было, Земцов вместе с тем искренне верил, что до этих людей, попавших под морок советской власти, все-таки можно будет рано или поздно достучаться.

Примерно в таком духе он изложил свои мысли и чувства Ольге. И был очень рад, когда она согласилась практически со всем, о чем он говорил. Впрочем, Земцов и не сомневался в ней. Ольга проводила долгим взглядом через окно маршировавших по улице добровольцев и, пристально посмотрев ему в глаза, произнесла несколько неожиданные слова:

– Только не опускай рук. Никогда.

– Даже если понадобится целая жизнь? – чтобы несколько разрядить ситуацию, попытался улыбнуться Земцов.

– Даже если понадобится десять жизней – все равно, никогда не опускай рук, – очень серьезно произнесла она.

Губы Земцова чуть дрогнули. Тогда они оба еще не могли знать, насколько пророческими окажутся ее слова. Он подошел к жене, обхватил ее за плечи.

– Все будет хорошо.

– Да, – уверенно, но как-то загадочно ответила она. – В конечном итоге все будет хорошо…

От опостылевшей ему за последние несколько месяцев штабной деятельности Земцов при первой же возможности перевелся в строй. В среде армейской офицерской молодежи крепло мнение, что сколачивать формирующиеся части необходимо в стычках с большевиками. Хоть командование корпуса пока и не разделяло этих идей, недавно перешедший со своим подразделением от красных подъесаул Пермикин на свой страх и риск с небольшим отрядом произвел вылазку на располагавшиеся в Псковском озере Талабские острова. Рейд прошел успешно, белые захватили пленных, два орудия, а из жителей островов по их собственному почину был образован пехотный батальон. Да к тому же еще и наладили снабжение Пскова рыбой с островов, до этого относившихся к советской территории. Земцов с некоторым числом добровольцев принимал участие в прикрытии данного рейда и остался чрезвычайно доволен как самой операцией, так и высоким боевым духом ее участников. А в ноябре немцы неожиданно продули Первую мировую войну. К Земцовым зашел Грюндель – на бедняге просто лица не было. От волнения обер-лейтенант даже с трудом подбирал русские слова.

– Вы меня простите, но это какая-то чушь… В Германии революция, а у меня в полку… как это – солдатский комитет…

Последние две вещи были явно за гранью его понимания. Земцов, напротив испытавший на себе все эти милые штуки, как мог, утешал Грюнделя.

– Вероятно, мы скоро уходим, – в совершенной растерянности сообщил им немец. Однако, прощаясь, как всегда галантно поцеловал Ольге руку и образцово взял Земцову под козырек.

– Они наступили на те же грабли, что подсунули нам, – имея в виду импортированных из Германии в Россию большевиков, сказал Земцов, когда обер-лейтенант ушел.

– Все гораздо глубже, – задумчиво произнесла Ольга. – И причины, и события, и последствия. Для всех. К сожалению, все не кончится просто и быстро.

– Ну да, – отозвался Земцов. – Все началось в проклятом феврале семнадцатого. Державы не стало после него. А большевики пришли уже как шакалы, растащить оставшиеся кости без души…

– Но ведь февраль семнадцатого устроили мы сами, – произнесла Ольга и внимательно посмотрела на Земцова.

Этот проклятый февраль семнадцатого года Земцов вспоминал потом еще очень много раз…

Немцы и вправду уходили поздней осенью 1918 года. Перед не успевшими закончить свое формирование частями русского добровольческого корпуса неожиданно встали совершенно новые задачи. За демаркационную линию повели наступление силы Красной армии, пытавшиеся большевизировать находившиеся до этого под немецкой оккупацией территории бывшей Российской империи. Немцы просили одного – дать им уйти. Где-то это удавалось сделать без кровопролития, где-то германские арьергарды вынуждены были вести бои с наступавшими красноармейцами. Совместно с немцами в сдерживающих боях против большевиков принимали участие и подразделения Псковского корпуса. 18 ноября весь район формирования Северной армии был объявлен на осадном положении. Однако становилось очевидным, что с уходом германцев удержать этот район силами корпуса, едва насчитывавшего к тому времени четыре с половиной тысячи человек, будет невозможно.

В двадцатых числах ноября Земцов с отделением добровольцев патрулировал улицы Пскова. Услышав шум и крики на одной из привокзальных улиц, они поспешили туда. Совершенно по-бандитски прижав какую-то фигуру в темной нише подворотни, несколько немецких солдат выкрикивали что-то громко и недовольно. Наглый и самоуверенный вид, папиросы в зубах, сдвинутые на затылок бескозырки, неопрятная одежда и распахнутые шинели без поясных ремней – Земцов слишком хорошо знал все эти признаки на печальном примере разложения русской армии. Звериную физиономию мирового интернационализма перепутать ни с чем было нельзя.

– Винтовки на руку! – коротко скомандовал патрулю Земцов и вытащил из кобуры револьвер.

Развернувшись на улице цепью, добровольцы быстро устремились к месту потасовки. Заслышав четкие шаги по мостовой, дебоширы заозирались по сторонам и, увидев вооруженных солдат в русской форме, бросились наутек. Велико же было изумление Земцова, когда из подворотни появился… обер-лейтенант Грюндель.

На следующий день они сидели с Грюнделем в привокзальном ресторанчике и пили чай из граненых стаканов в мельхиоровых подстаканниках. И хоть сейчас по улицам с виду покорно и организованно маршировали на погрузку немецкие солдаты, обстановка в городе была тревожная. Охваченные бациллой революции германские части медленно разлагались. Пока Земцов вчера не сменился с патрулирования, ему в районе складов на товарной станции железной дороги немецкие комитетчики неоднократно выставляли на продажу по умеренным ценам стрелковое оружие, лошадей, телефонное оборудование и прочее военное имущество. С обстоятельностью торговцев сосисками и пивом в какой-нибудь благопристойной швабской лавке немецкие пулеметчики, дисциплинированно откозыряв русскому офицеру, предложили приобрести тяжелый пулемет и большое количество снаряженных лент к нему. Земцов только качал головой – настолько знакомы ему были эти картины. Однако банк сорвали немецкие артиллеристы. Об их предложении Земцов узнал, вернувшись в штаб корпуса. Русским добровольцам предлагалось приобрести полностью технически укомплектованную артиллерийскую батарею. От всего этого оставалось только плакать или смеяться. Земцов выбрал второе, но лишь сдержанно хмыкнул.

А вот Грюндель, казалось, был готов разрыдаться. Земцов не стал ворошить наболевшее и выяснять, что вчера не поделил «рыцарь Грюнвальд» со своими комитетчиками и насколько серьезной была для него ситуация в псковской подворотне. Сидевший за столом напротив обер-лейтенант принялся в очередной раз благодарить Земцова за вчерашнее.

– Ну что вы, Михаэль, – вежливо прервал его поручик. – Я всего лишь вернул небольшую часть своего долга вам.

– Грустно, как все это грустно, – закрыл лицо рукой немец. И вдруг, придвинувшись к Земцову, горячо произнес:

– Вы знаете, я готов был вчера застрелиться от стыда.

– Лучше поезжайте домой и наведите порядок там, – посоветовал ему Земцов.

– Вы абсолютно правы. Сейчас я именно так и думаю, – закивал обер-лейтенант. – Вы понимаете меня, как никто другой!

Земцов только скривил губы в горькой усмешке.

– Ваше здоровье! – поднял подстаканник несколько повеселевший немец.

Обер-лейтенант уезжал с эшелоном сегодня днем. Прощаясь, они пожелали друг другу удачи.

– Искренне рад, что у вас появились верные русские солдаты, – произнес обер-лейтенант.

– Желаю вам таковых же германских.

– Благодарю. Передавайте поклон Ольге Александровне, – козырнул напоследок Грюндель.

– Непременно, – улыбнулся Земцов, прикладывая руку к фуражке в ответном приветствии.

А день спустя красные повели наступление на Псков. В самом городе и его окрестностях еще оставались немецкие части. Добровольческий корпус планировал оборонять город. Русское командование совместно с германскими офицерами выехало на передовые позиции. Однако комитет 5-й германской резервной дивизии принял накануне постановление активных действий не вести. Более того, одна германская рота, связав своих офицеров, вступила в переговоры с красноармейцами и пропустила их через охраняемую территорию на берегу реки Великой. Немецкие части ушли с восточного берега. Поставленные в тяжелое положение русские добровольцы оказались раздробленными на несколько групп. К тому же в самом Пскове подняли восстание местные большевики. В их распоряжении оказались даже пулеметы. После дневного уличного боя штаб корпуса и остававшиеся в нем боевые части пешим порядком вышли из города и на лодках переправились на другой берег реки. Ольга к тому времени уже месяц состояла сестрой милосердия при корпусном лазарете. Лазарет отступил вместе с тыловыми учреждениями корпуса. Земцов вместе с вынужденным все-таки вступить в бой немецким арьергардом, прикрывавшим завершение погрузки германских частей на вокзале, отступил из города в числе последних. К вечеру 25 ноября 1918 года Псков был оставлен.