Текст книги "Воспоминания"

Глава XI
Император Николай II

1

Как и его отец, император Александр III, император Николай II не был предназначен для царствования. Стройная линия преемственности от отца к старшему сыну была нарушена преждевременной кончиной старшего сына императора Александра II, цесаревича Николая, и таким образом великий князь Александр Александрович сделался наследником, затем императором Александром III, а его сын Николай Александрович – наследником цесаревичем.

Будущий император Николай II рос в напряженной атмосфере вечных разговоров о заговорах и неудавшихся покушениях на жизнь его деда императора Александра II. Пятнадцати лет он присутствовал при его мученической кончине, что оставило неизгладимый след в его душе.

Николай II был мальчиком общительным и веселым. Детство его протекало в скромном Гатчинском дворце в семейной обстановке, среди природы, которую он очень любил. Его воспитатели были сухой, замкнутый генерал, швейцарец-гувернер и молодой англичанин, более всего любивший жизнь на лоне природы. Ни один из них не имел представления об обязанностях, которые ожидали будущего императора Всероссийского. Они учили его тому, что знали сами, но это оказалось недостаточным.

Накануне окончания образования, перед выходом в Лейб-гвардии гусарский полк, будущий император Николай II мог ввести в заблуждение любого оксфордского профессора, который принял бы его, по знанию английского языка, за настоящего англичанина. Точно так же знал Николай Александрович французский и немецкий языки.

Остальные его познания сводились к разрозненным сведениям по разным отраслям, но без всякой возможности их применять в практической жизни. Воспитатель-генерал внушил, что чудодейственная сила таинства миропомазания во время святого коронования способна была даровать будущему российскому самодержцу все необходимые познания.

В Николае II рано начала развиваться большая любовь к военной службе. Эта служба как нельзя лучше отвечала складу его характера. Он был командиром эскадрона лейб-гвардии гусарского полка. Два года прослужил он офицером в Гвардейской конной артиллерийской бригаде. Ко всем своим обязанностям относился серьезно и добросовестно. Смерть отца застала его командиром батальона лейб-гвардии Преображенского полка в чине полковника, и всю свою жизнь он остался в этом сравнительно скромном чине. Это напоминало ему беззаботную молодость, и он никогда не выражал желания произвести себя в чин генерала. Он считал недопустимым пользоваться прерогативами своей власти для повышения себя в чинах.

Его скромность создала ему большую популярность в среде офицеров-однополчан. Он любил принимать участие в их вечерах, но разговоры офицерских собраний не могли расширить его умственного кругозора. Общество здоровых молодых людей, постоянной темой разговоров которых были лошади, балерины и примадонны французского театра, могло быть очень приятно для полковника Романова, но будущий российский монарх в этой атмосфере мог приобрести весьма мало полезного.

Назначенный членом Государственного совета, он дважды в неделю выслушивал выступления группы изъеденных молью бюрократов, соревнующихся в беззастенчивом угождении царю. Процедура наскучила ему. Его мысли были далеко.

В семейной обстановке он помогал отцу строить дома из снега, рубить лес и сажать деревья, так как доктора предписали Александру III побольше движения. Разговоры велись или на тему о проказах его младшего брата Михаила, или же о моих успехах в ухаживании за его сестрой Ксенией. Все темы о политике были исключены. Поэтому не было случая увеличить запас знаний. В царской семье существовало молчаливое соглашение насчет того, что царственные заботы царя не должны были нарушать мирного течения его домашнего быта. Самодержец нуждался в покое. Монарх, который сумел обуздать темперамент Вильгельма II, не мог удержаться от смеха, слушая бойкие ответы своих младших детей.

Ему доставляло большое удовольствие, что называется, окатить ушатом холодной воды юного Михаила Александровича, но великий князь не оставался в долгу и уже за обедом готовил отцу новый сюрприз.

Через год летом царская семья ездила в Копенгаген для встречи с нашей английской, датской и греческой родней. Все нежно обнимали друг друга и вздыхали о прошедшем со дня последнего свидания времени. Тетя Александра – будущая королева Англии – рассказывала о женитьбе своего сына Георга. Тетя Ольга – бывшая королева Греческая – с сокрушением вздыхала: ей казалось, что еще вчера носила она Георга на руках.

В 1890 году, за четыре года до своего восшествия на престол, наследник цесаревич предпринял с образовательными целями кругосветное плавание. Я встретился с ним на Коломбо. Известие о его приезде застало меня в джунглях, где я охотился за слонами. Должно быть, моя трехнедельная борода, мои рассказы о приключениях и трофеи, разбросанные на палубе «Тамары», произвели на Ники большое впечатление, и я показался ему прямо дикарем. Тишина тропической ночи, изредка нарушаемая криками испуганных обезьян, располагала нас к задушевной беседе. Николай Александрович завидовал моему восхитительному времяпровождению. Он не находил никакого удовольствия путешествовать на борту военного крейсера, шедшего под брейд-вымпелом наследника цесаревича.

– Моя поездка бессмысленна, – с горечью сказал он, – дворцы и генералы одинаковы во всем мире, а это единственное, что мне показывают. Я с одинаковым успехом мог бы остаться дома.

На следующий день мы расстались: я вернулся к прерванной охоте, а Николай Александрович продолжал свой путь в Японию. На вокзале в городе Оцу какой-то фанатик ударил его саблей по голове, и, если бы принц Георг Греческий не ослабил силу удара, наследник цесаревич поплатился бы жизнью. Его путешествие внезапно оборвалось, оставив значительный шрам на голове и усилив то предчувствие трагедии, которое впервые посетило его в день убийства деда. На обратном пути наследник цесаревич проехал по Сибири, вдоль будущего Сибирского железнодорожного пути.

Он мечтал вернуться обратно в Гатчину, где за могучей спиной отца Николай Александрович чувствовал себя в безопасности. Физические качества Александра III казались верхом человеческого достижения робкому цесаревичу, и, без сомнения, было много обаяния в зрелище, как серебряный рубль сгибался в железных пальцах императора. После покушения в Борках 17 октября 1888 года весь русский народ стал свидетелем еще большего проявления этой геркулесовой силы, когда Александр III спас своих детей и родных, удержав на плечах крышу разрушенного вагона-ресторана во время покушения революционеров на императорский поезд. Весь мир ахнул. Сам герой остался равнодушен, но чудовищная нагрузка сказалась на его почках.

20 октября 1894 года Ники и я стояли на веранде чудесного Ливадийского дворца с мешками кислорода в руках: мы присутствовали при последних минутах Александра III.

Даже соленое дыхание южного моря не могло вернуть к жизни человека, поставившего себе целью предотвратить беспощадный ход революции. Кончина Александра III была подобна его жизни. Являясь убежденным врагом звучных фраз и мелодраматических эффектов, царь при приближении последней минуты лишь пробормотал короткую молитву и простился с императрицей.

Люди умирают ежеминутно, и мы не должны были бы придавать особого исторического значения смерти тех, кого мы любим. Но тем не менее смерть императора Александра III окончательно решила судьбу России. Каждый в толпе присутствовавших при кончине Александра III родственников, врачей, придворных и прислуги, собравшихся вокруг его бездыханного тела, сознавал, что наша страна потеряла в лице государя ту опору, которая препятствовала России свалиться в пропасть. Никто не понимал этого лучше самого Ники. В эту минуту в первый и в последний раз в моей жизни я увидел слезы на его голубых глазах. Он взял меня под руку и повел вниз в свою комнату. Мы обнялись и плакали вместе. Он не мог собраться с мыслями. Он сознавал, что сделался императором, и это страшное бремя власти давило его.

– Сандро, что я буду делать! – патетически воскликнул он. – Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!

Помочь ему? Мне, который в вопросах государственного управления знал еще менее, чем он! Я мог дать ему совет в области дел военного флота, но в остальном…

Я старался успокоить его и перечислял имена людей, на которых Николай II мог положиться, хотя и сознавал в глубине души, что его отчаяние имело полное основание и что все мы стояли перед неизбежной катастрофой.

2

Невеста нового императора, принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская, прибыла из Германии накануне кончины

Александра III. Министр двора был настолько потрясен болезнью государя, что забыл отдать распоряжение о высылке на границу императорского поезда, и будущая императрица Всероссийская путешествовала по России, как простая смертная.

В церкви Ливадийского дворца состоялось ее крещение по православному обряду. Бракосочетание молодого царя состоялось менее чем через неделю после похорон Александра III. Их медовый месяц протекал в атмосфере панихид и траурных визитов. Самая нарочитая драматизация не могла бы изобрести более подходящего астролога для исторической трагедии последнего русского царя.

Молодая императрица с трудом говорила по-русски. В этом отношении ее предшественница была в гораздо более благоприятных условиях: между помолвкой принцессы Дагмар с будущим русским царем и его коронованием протекло семнадцать лет. Принцесса Аликс должна была в течение короткого срока изучить язык своей новой Родины и привыкнуть к ее быту и нравам.

Еще далекая от сложных взаимоотношений придворной жизни, молодая императрица делала ошибки, незначительные сами по себе, но равносильные страшным преступлениям в глазах петербургского высшего света. Это запугало ее и создало известную натянутость в ее обращении с окружающими. Это, в свою очередь, послужило достаточным поводом для сравнения между обаятельностью вдовствующей императрицы и «холодным снобизмом» молодой царицы. Эти сравнения между матерью и женой император Николай II принимал очень близко к сердцу, и скоро отношения между двором и обществом приняли натянутый характер.

Наступил день, когда все мы поехали в Москву на коронацию.

Приближался день катастрофы на Ходынском поле. Иностранцам причины трагедии могли бы показаться непонятными, но опытные русские администраторы еще задолго до этого события ожидали худшего. То, что дядя государя, великий князь Сергей Александрович, занимавший пост московского генерал-губернатора, сумеет организовать должным образом празднества, в которых должны были принять участие миллионы русских людей вызывало со всех сторон сомнения.

– Ты уверен, Ники, – спросил я императора перед отъездом из Санкт-Петербурга, – что дядя Сергей осознает сложность задачи?

Он сделал нетерпеливый жест:

– Пожалуйста, Сандро, постарайся быть справедливым к дяде Сергею.

– Я справедлив, Ники, но я помню, как беспокоился твой отец по этому поводу. Он лично контролировал каждую деталь. Не так-то просто раздать подарки полумиллиону человек, собравшихся на поле, которое на самом деле никогда не предназначалось для такого скопления людей. Подумайте обо всех провокаторах, стремящихся использовать эту возможность для создания беспорядков.

– Я полагаю, Сандро, – холодно ответил он, – что дядя Сергей знает все это так же хорошо, как и ты, если не лучше.

Я поклонился и вышел.

Первые два дня в Москве не оправдали мрачных предсказаний. Чудесные весенние дни, древний город, разукрашенный флагами, звон колоколов с высоты тысячи шестисот колоколен, толпы народа, кричащие «ура!», коронованная молодая царица, сияющая красотой, европейские царствующие особы в золоченых каретах – никакой строгий церемониал не мог породить в толпе большего энтузиазма, чем лицезрение всей этой картины.

Согласно программе празднеств, раздача подарков народу должна была иметь место в 11 часов утра на третий день коронационных торжеств. В течение ночи все увеличивавшиеся толпы московского люда собрались в узких улицах, которые прилегали к Ходынке. Их сдерживал только очень незначительный наряд полиции. Когда взошло солнце, не менее пятисот тысяч человек занимали сравнительно небольшое пространство и, проталкиваясь вперед, напирали на сотню растерявшихся казаков. В толпе вдруг возникло предположение, что правительство не рассчитывало на такой наплыв желающих получить подарки, а потому большинство вернется домой с пустыми руками.

Бледный рассвет осветил пирамиды жестяных кубков с императорскими орлами, которые были воздвигнуты на специально построенных деревянных подмостках.

В одну секунду казаки были смяты, и толпа бросилась вперед.

– Ради бога, осторожнее, – кричал командовавший офицер, – там ямы!..

Его жест был принят за приглашение. Вряд ли кто из присутствовавших знал, что Ходынское поле было местом учения саперного батальона. Те, кто был впереди, поняли свою роковую ошибку, но нужен был по крайней мере целый корпус, чтобы остановить своевременно этот безумный поток людей. Все они попадали в ямы, друг на друга, женщины – прижимая к груди детей, мужчины – отбиваясь и ругаясь.

Пять тысяч человек было убито, еще больше ранено и искалечено. В три часа дня мы поехали на Ходынку. По дороге нас встречали возы, нагруженные трупами. Трусливый градоначальник старался отвлечь внимание царя приветствиями толпы. Но каждое «ура!» звучало в моих глазах как оскорбление. Мои братья не могли сдержать своего негодования, и все мы единодушно требовали немедленной отставки великого князя Сергея Александровича и прекращения коронационных торжеств. Произошла тяжелая сцена. Старшее поколение великих князей всецело поддерживало московского генерал-губернатора.

Мой брат великий князь Николай Михайлович ответил дельной и ясной речью. Он объяснил весь ужас создавшегося положения. Он вызвал образы французских королей, которые танцевали в Версальском парке, не обращая внимания на приближающуюся бурю. Он взывал к доброму сердцу молодого императора.

– Помни, Ники, – закончил он, глядя Николаю II прямо в глаза, – кровь этих пяти тысяч мужчин, женщин и детей останется неизгладимым пятном на твоем царствовании. Ты не в состоянии воскресить мертвых, но ты можешь проявить заботу об их семьях. Не давай повода твоим врагам говорить, что молодой царь пляшет, когда его погибших верноподданных везут в мертвецкую.

Вечером император Николай II присутствовал на большом балу, данном французским посланником. Сияющая улыбка на лице великого князя Сергея заставляла иностранцев высказывать предположения, что Романовы лишились рассудка. Мы четверо покинули бальную залу в тот момент, когда начались танцы, и этим тяжко нарушили правила придворного этикета и заставили дядю Алексея ядовито воскликнуть:

– А вот и четверо имперских последователей Робеспьера!

3

Стройный юноша, ростом в пять футов и семь дюймов, Николай II правил первые десять лет своего царствования, сидя за громадным письменным столом в своем кабинете и слушая с чувством, скорее всего приближающимся к ужасу, советы и указания своих дядей. Он боялся оставаться наедине с ними. В присутствии посторонних его мнения принимались дядями за приказания, но стоило племяннику и дядям остаться с глазу на глаз, их старшинство давало себя чувствовать, а потому последний царь всея Руси глубоко вздыхал, когда, во время утреннего приема высших сановников империи, ему извещали о приходе с докладом одного из его дядей.

Они всегда чего-то требовали. Николай Николаевич воображал себя великим полководцем. Алексей Александрович повелевал морями. Сергей Александрович хотел бы превратить Московское генерал-губернаторство в собственную вотчину. Владимир Александрович стоял на страже искусств.

Каждый имел своих любимцев среди генералов и адмиралов, которых надо было производить и повышать вне очереди, своих балерин, которые желали бы устроить «русский сезон» в Париже, своих удивительных миссионеров, жаждущих спасти душу императора, своих чудодейственных медиков, просящих аудиенции, своих ясновидящих старцев, посланных свыше, и так далее.

К шести часам вечера молодой император был без сил, подавленный и оглушенный. Он с тоскою смотрел на портрет своего отца, жалея, что не умел говорить языком этого грозного первого хозяина России.

Александра III все боялись как огня.

«Перестань разыгрывать царя», – телеграфировал Александр III тому же самому Сергею Александровичу в Москву.

«Выкинуть эту свинью», – написал царь на всеподданнейшем докладе, в котором описывались скандальные действия одного сановника, занимавшего ответственный пост, который ухаживал за чужой женой.

– Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать, – ответил он одному министру, который настаивал в Гатчине, чтобы Александр III принял немедленно посла какой-то великой державы.

Однажды как-то чрезмерно честолюбивый министр угрожал отставкой самодержцу. В ответ на эти угрозы царь взял его за шиворот и, тряся, как щенка, заметил:

– Придержите-ка ваш язык! Когда я захочу вас выбросить, вы услышите от меня об этом в очень определенных выражениях.

Когда Вильгельм II предложил Александру III «поделить мир между Россией и Германией», царь ответил:

– Не веди себя, Вилли, как танцующий дервиш. Полюбуйся на себя в зеркало.

Часть этих изречений доподлинно исторична, другая прибавлена и разукрашена людской молвой.

Трагедия России заключалась в том, что такому волевому человеку было суждено умереть в возрасте сорока девяти лет. Бог свидетель, что Николай II не очень стремился взойти на престол. Если бы мой отец был на двадцать или тридцать лет моложе, возможно, все в России было бы иначе… Все, включая моих самоуверенных дядей и даже импульсивного кузена Вилли…

4

Я старался всегда обратить внимание Николая II на навязчивость наших родных. Будучи таким же его двоюродным дядей, как и старшие из великих князей, я иногда говорил с государем о государственных делах, но я ничего не приукрашивал. Я ссылался на историю, экономику, русские и иностранные прецеденты. Но это был глас вопиющего в пустыне. Мои призывы не достигали цели. Я был Сандро, товарищем его детских игр, мужем его любимой сестры Ксении. Он знал, как меня парировать, переходя на шутливый тон нашей молодости. Он подметил, что я тогда делаюсь в моем кресле как-то меньше ростом. Меня он не боялся. Как часто, когда я спорил о полной реорганизации флота, которым управлял дядя Алексей, согласно традициям XVIII века, я видел, как государь в отчаянии пожимал плечами и говорил монотонно:

– Я знаю, что ему это не понравится. Говорю тебе, Сандро, что он этого не потерпит.

– В таком случае, Ники, ты заставишь его это потерпеть. Это твой долг пред Россией.

– Но что я могу с ним сделать?

– Ты ведь царь, Ники. Ты можешь поступить так, как это необходимо для защиты наших национальных интересов.

– Все это так, но я знаю дядю Алексея. Он будет вне себя. Я уверен, что все во дворце услышат его крик.

– В этом я не сомневаюсь, но тем лучше. Тогда у тебя будет прекрасный повод уволить его немедленно в отставку и отказать ему в дальнейших аудиенциях.

– Как я могу уволить дядю Алешу? Любимого брата моего отца! Знаешь что, Сандро, я думаю, что с моими дядями у меня все обойдется, но за время твоего пребывания в Америке ты сам стал большим либералом.

В этих спорах проходили месяцы и годы. Я пригрозил, что выйду в отставку, если моими советами будут пренебрегать. В ответ на это государь только улыбался. Он был уверен, что я никогда не решусь причинить ему такого огорчения. Когда я в конце концов все-таки ушел, дядя Алексей выразил свое удовлетворение тем, что целую неделю в кабинете государя его голоса не было слышно.

14 мая 1905 года флот наш был разбит под Цусимой японцами, но это не имело влияния на Николая II. Слава его царствования еще не приобрела определенных очертаний. Он проходил чрез стадии своей жизни и верными шагами шел в том направлении, которое было указано его многочисленными комплексами. Он потерял во все веру. Хорошие и дурные вести имели на него одинаковое действие: он оставался безразличным. Единственной целью его жизни было здоровье его сына. Французы нашли бы, что Николай II представлял собою тип человека, который страдал от его добродетелей, ибо государь обладал всеми качествами, которые были ценны для простого гражданина, но которые являлись роковыми для монарха.

Если бы Николай II родился в среде простых смертных, он прожил бы жизнь, полную гармонии, поощряемый начальством и уважаемый окружающими. Он благоговел перед памятью отца, был идеальным семьянином, верил в незыблемость данной им присяги и прилагал все усилия, чтобы остаться честным, обходительным и доступным со всеми до последних дней своего царствования. Не его вина была в том, что рок превращал его хорошие качества в смертоносные орудия разрушения. Он никогда не мог понять, что правитель страны должен подавить в себе чисто человеческие чувства…

5

Императора Николая II всегда мучил один и тот же вопрос: как поступил бы в данном случае на его месте его отец? Часто я хотел заметить, что те меры, которые были мудрыми в девятнадцатом столетии, совершенно не подошли бы к данной эпохе. Но в области чувств доводы рассудка бесполезны: и вот высшие сановники проводили часы над разгадыванием того, каково было бы решение императора Александра III при подобном стечении обстоятельств?

К.П. Победоносцев, обер-прокурор Святейшего синода, обыкновенно председательствовал на этих бесполезных совещаниях. Его циничный ум влиял на молодого императора в том направлении, чтобы приучить его бояться всех нововведений. – Кого, Константин Петрович, вы бы рекомендовали на пост министра внутренних дел? – спрашивал Николай II, когда в начале девятисотых годов революционеры начали проявлять новую деятельность. – Я должен найти сильного человека. Я устал от пешек.

– Хорошо, – говорил Мефистофель, – дайте мне подумать. Есть два человека, которые принадлежат к школе вашего августейшего отца. Это Плеве и Сипягин. Никого другого я не знаю.

– На ком же из двух остановиться?

– Это безразлично. Оба одинаковы, ваше величество. Плеве – мерзавец, Сипягин – дурак.

Николай II нахмурился.

– Не понимаю вас, Константин Петрович. Я не шучу.

– Я тоже, ваше величество. Я сознаю, что продление существующего строя зависит от возможности поддерживать страну в замороженном состоянии. Малейшее теплое дуновение весны, и все рухнет. Задача эта может быть выполнена только людьми такого калибра, как Плеве и Сипягин.

Сипягин на основании этой единственной рекомендации был назначен министром внутренних дел, он был убит революционерами 2 апреля 1902 года. Его заместителя Плеве постигла та же судьба 3 июня 1904 года. К.П. Победоносцев помолился об упокоении их души; ему предстояло решить, не подходит ли на этот высокий пост Витте.

– Витте подкуплен революцией, ваше величество. Он мечтает сделаться первым президентом российской республики. Он спорщик и крикун, но вместе с тем он достойный ученик школы вашего отца. Его крупнейшей заслугой является введение у нас золотого денежного обращения, и у него масса друзей в среде финансовых тузов Парижа. Быть может, ему удастся восстановить за границей наш кредит.

Витте получил едва ли не диктаторские полномочия. В течение менее чем полутора лет он заставил царя подписать мир с Японией, встать на путь либеральных реформ и созвать первую русскую Государственную думу. И действительно, Витте удалось получить во Франции заем в два с половиной миллиарда франков, но революционная деятельность настолько усилилась во время его пребывания у власти, что основы существующего строя были сильно поколеблены.

8 июля 1906 года председателем Совета министров был назначен П.А. Столыпин, замечательный человек, в котором трезвый реализм сочетался с высокой одаренностью. Он понимал, что методы управления современной Россией должны быть уже не те, чем в эпоху, когда революционное движение проявляло себя только в столицах. При Столыпине в России наступило на несколько лет успокоение, и это дало громадный толчок росту русской промышленности. 14 сентября 1911 года Богров стрелял в П.А. Столыпина в Киевском городском театре во время спектакля в высочайшем присутствии и смертельно ранил министра.

На допросе Богров сознался, что в течение долгих лет состоял одновременно агентом охранного отделения и террористической организации в Париже. Его присутствие на спектакле в непосредственной близости с царской ложей объяснялось тем, что Богров должен был охранять особу царя.

Еще раз Николай II обратился к теням далекого прошлого и назначил преемником Столыпина одного почтенного бюрократа. Пятнадцать миллионов мирных русских крестьян должны были оставить в 1914 году домашний очаг, потому что Александр II и Александр III считали необходимым защищать балканских славян от притязаний Австрии. Вступительные слова манифеста, изданного царем в день объявления войны, свидетельствовали о послушном сыне, распятом на кресте своей собственной лояльности.

«Верная своим историческим традициям, наша империя не может равнодушно смотреть на судьбу своих славянских братьев…» Трудно добиться большего нагромождения нелогичности на протяжении этой коротенькой фразы. Самая могущественная империя перестает быть таковой в тот момент, когда сентиментальной верности традициям прошлого позволялось помешать ее победоносному шествию вперед.

6

Император Николай II был обаятелен. Я полагаю, что он был самым обаятельным человеком в Европе. Поэтому скептически настроенные сановники часто оставляли государя в уверенности, что под его непроницаемой маской обаятельности скрывалась иногда ирония.

– Государь – восточный человек, типичный византиец, – сказал про Николая II Витте вскоре после своей отставки в 1906 году.

Мы говорили с ним добрых два часа; он пожал мне руку, он меня обнял. Желал мне много счастья. Я вернулся домой, не помня под собой ног, и в тот же день получил указ о моей отставке.

Вильгельм II и великий князь Николай Николаевич подписались бы обеими руками под этим мнением Витте. Оба подпали под обаяние царя, и оба за это поплатились.

11 июля 1905 года император Николай II пригласил германского императора к завтраку на борту императорской яхты «Полярная звезда», которая стояла в Бьерке. Кузен Вилли решил соединить приятное с полезным и захватил с собою подробно разработанный проект русско-германского союза. Но, бросив взгляд на этот серьезный документ, государь смутился.

– Если ты интересуешься моим мнением, – сказал Вильгельм, – то должен тебе сказать, что это очень высокая политика. Этот акт принесет благо не только нашим странам, но и всему миру.

– Да, это очень хороший проект, – вежливо согласился хозяин.

– Ты подпишешь его, Ники?

– Я подумаю. Оставь мне его. Я, конечно, должен буду показать его моему министру иностранных дел.

– Слушай, Ники… – начал Вильгельм II, и государь опустил голову.

Красноречие Вильгельма пользовалось здравой известностью. Государь опробовал переменить тему разговора. Эффекта не последовало. «Потсдамский оратор» произнес блестящую речь, после которой оставалось или же высказаться о договоре отрицательно, или же подписать договор. Вежливость Николая II превозмогла в нем стремление подражать во всем отцу, он протянул руку за пером.

– Вот и прекрасно, – обрадовался Вильгельм II. – Еще одна маленькая формальность, и величайший в истории договор будет реальностью. Но кто засвидетельствует твою подпись? Кто-нибудь из твоих министров есть на борту?

– Я попрошу завтра это сделать министра иностранных дел графа Ламздорфа.

– Но если не ошибаюсь, я видел по дороге в твой кабинет морского министра, адмирала Бирилева?

– Да, он тут, но я предпочел бы подпись Ламздорфа.

Последовал новый взрыв красноречия Вильгельма II, и адмирала Бирилева вызвали в кабинет. Николай II был настолько уверен, что аннулирует этот импровизированный договор, как только вернется в Царское Село, что даже не разрешил морскому министру ознакомиться с содержанием документа.

– Адмирал, – сказал, краснея, царь, – вы мне верите?

– Ваше величество, можете быть уверенным, что я сделаю все для престола и родины.

– Хорошо. Тогда скрепите вашей подписью этот документ. Я не могу вам дать его для ознакомления. На это у меня есть свои причины.

Адмирал Бирилев поклонился и скрепил Бьеркский договор.

А потом в Берлин была отправлена нота, в которой указывалось, что, в силу договоров, заключенных до сего времени с Францией, Россия не могла вступить в какие-либо новые договорные отношения с Германией. Император Вильгельм рвал и метал по адресу вероломства русского царя и поклялся не верить ему впредь.

Можно с уверенностью сказать, что своевременный обмен телеграммами между обоими царственными кузенами в июле 1914 года предотвратил бы мировую войну, не будь у Вильгельма II на душе того запаса горечи, которая накопилась за эти девять лет.

Эпизод вынужденной отставки великого князя Николая Николаевича также весьма характерен. В начале войны царь не хотел вверить Верховное командование русской армией дяде Николаю, прекрасно сознавая, что его военный дилетантизм быстро поблекнет пред военным гением Людендорфа и Макензена. Стремительное отступление русских войск летом 1915 года, которым мы были обязаны ошибкам Верховного командования, требовало немедленной перемены в Ставке, так как необходимо было возможно скорее восстановить пошатнувшееся доверие пятнадцати миллионов русских солдат. Николай II старался вызвать великого князя Николая Николаевича на добровольный отказ от Верховного командования, но его намеки и учтивость не были поняты. Тогда 23 августа 1915 года царь подписал приказ об отставке великого князя и о принятии на себя Верховного командования русской армией.

7

Личность Распутина захватила воображение всего цивилизованного мира. Серьезные историки и легковерные романисты посвятили тома описаниям той роли, которую сыграл в гибели России этот неграмотный мужик.

«Правда о Распутине» достаточно проста. Секрет его могущества заключался в одной черте характера государя, которая накладывала на него печать столь же неизгладимую, как и его учтивость.

Царь был идеальным мужем и любящим отцом. Он хотел иметь сына. От его брака с принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской у него родились в течение семи лет четыре дочери. Это угнетало его. Он почти что упрекал меня за то, что у меня в тот же промежуток времени родилось пятеро сыновей. Как это ни покажется малоправдоподобным, но мои отношения с императрицей были далеки от сердечности по причине той же разницы пола наших детей!