Текст книги "Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир"

Наверное, кое-кто посчитал бы мою подстраховку чрезмерной. Но как говорится в таких случаях: «Береженого и Бог бережет!»

14 (1) декабря 1917 года, поздний вечер.

Екатеринославская губерния, станция Новоалексеевка

в тридцати двух километрах перед Чонгарским мостом,

штабной вагон поезда Красной гвардии

Присутствуют:

майор госбезопасности Османов Мехмед Ибрагимович,

войсковой старшина Миронов Филипп Кузьмич,

контр-адмирал Пилкин Владимир Константинович,

комиссар Железняков Анатолий Григорьевич,

полковник Петропольский Митрофан Михайлович,

ротмистр Думбадзе Александр Иванович,

поручик Лесеневич Георгий Николаевич,

корнет Думбадзе Георгий Иванович,

подпоручик Диан Фейзулин

– Господа офицеры – сказал майор Османов, – поговорим откровенно. Начнем с того, Митрофан Михайлович, что реставрировать монархию в России в настоящий момент так же невозможно, как и оживить труп. И тому есть несколько причин.

Первая и, пожалуй, самая важная, заключается в том, что эту идею не поддерживает абсолютное большинство населения России. Слишком много было наломано дров за последние три года, и слишком много либеральными политиками вылито грязи на царскую семью. Даже среди офицерского корпуса монархисты составляют пусть и значительное, но меньшинство.

Вторая причина чисто юридическая. Она заключается в том, что император Николай отрекся за себя и сына в пользу брата Михаила, а тот переадресовал этот вопрос на усмотрение Учредительного собрания. Но его не будет – вместо него весной будет избран Верховный Совет. Ну, а сие автоматически отсылает нас к первой причине. Ибо сторонники монархии никогда не получат большинства ни в одном демократически выбранном органе.

Третья причина – чисто личная. Ни бывший император Николай Александрович, ни его брат Михаил не желают снова садиться на трон.

Четвертая причина – международная. Свержение монархии в России произошло с ведома и по желанию ее союзников по Антанте, которые ставили крах российского самодержавия как одну из целей развязанной ими всеевропейской бойни…

– Я вам не верю, господин майор, – резко заявил полковник Петропольский. – Да как такое может быть, чтобы наши союзники помогали свергать государя-императора Николая Александровича?

Османов покачал головой:

– Может быть, Митрофан Михайлович, очень даже может быть. Ведь у Британии нет друзей, а есть интересы, главный из которых – ликвидация всех ее геополитических соперников, и в первую очередь – Германии и России.

Ну, а насчет любви британцев к императору Николаю Александровичу, который, кстати, имел звание британского фельдмаршала… Когда летом этого года Временное правительство предложило Великобритании принять у себя экс-императора с семьей, то получило следующий ответ: «для Романовых исключается возможность поселиться в Англии до тех пор, пока не кончится война». Кстати, те же британцы признали Временное правительство еще за день до отречения императора.

Что же касается Парижа, который был спасен в августе 1914 года солдатами армий Самсонова и Ренненкампфа, то там так прямо и заявили: «Не думаем, чтобы экс-императора во Франции встретили с радостью. Императрица – немка не только по рождению, но и по своему воспитанию. Она сделала все, что могла, чтобы заключить мирный договор с Германией. Ее называют преступницей и сумасшедшей, и бывшего императора, поскольку он по своей слабости подчинялся ее указаниям, также считают преступником».

– Это ужасно, – воскликнул Петропольский, – скажите, ради бога, для чего все это?

– Как для чего? – удивился Османов. – Ради новых сфер влияния, устранения конкурента, приобретения новых колониальных территорий.

Вам, наверное, неизвестно, но Антанта уже тайно поделила территорию бывшей Российской империи на колонии. Англичанам должны были достаться Север, Прибалтика, Баку и Туркестан, французам – Юг России, американцам – Владивосток с окрестностями, японцам – Маньчжурия и Забайкалье. Даже итальянцы и греки заявили, что и они хотят поучаствовать в этом разделе. Оставшуюся территорию предлагалось раздробить на десяток враждующих вассальных государств, да так, чтобы Россия никогда больше не смогла собраться вновь. Именно ради этого и был создан весь тот хаос, который вы наблюдаете сейчас в Крыму.

– Господин полковник, – нарушил молчание контр-адмирал Пилкин, – как это ни печально, но Мехмед Ибрагимович говорит чистую правду. Еще два месяца назад страна стояла на грани полного развала и великой смуты. Но теперь, господа, всего этого уже не будет. Контр-адмирал Ларионов, полковник Бережной и новый глава России господин Сталин знают, что делают.

– И что же теперь будет, господа? – растерянно спросил поручик Лесеневич. – Я ничего не могу понять. В Петрограде у власти большевики, а господин контр-адмирал говорит, что все будет в порядке.

– Действительно, господин майор, – поддержал своего подчиненного полковник Петропольский, – каковы ваши цели, почему вы поддержали именно большевиков, и что же теперь с нашей Россией будет дальше?

Майор Османов на мгновение задумался.

– Нашей целью, – сказал он, – является единая и неделимая Россия с государственным устройством, которое исключит революции и смуты, и правительством, которое сможет добиться всего этого.

– Постойте, – сказал Петропольский, – это вы о правительстве большевиков?

– Именно о нем, – сказал Османов. – Других вариантов нет и быть не может. Советское правительство, возглавляемое товарищем Сталиным, сумело не только завершить войну с германцами относительно почетным миром, но и покончить с теми, кто хотел разжечь мировую революцию. Причем в борьбе с этими «пламенными революционерами», мечтавшими сделать гешефт ценой разорения и гибели России, товарищ Сталин проявил жесткость, если даже не жестокость. Вот, господин адмирал может подтвердить – всему происходящему он был непосредственным свидетелем.

– Именно так, господа, – сказал адмирал Пилкин, – когда речь идет о будущем России, господин Сталин и его соратники готовы на самые решительные меры. Точно так же они относятся ко всякого рода сепаратистам и «углубителям революции», которые стремятся к власти не задумываясь о судьбах страны.

После заключения мира с Германией последовал разгром Красной гвардией украинской Центральной Рады в Киеве, разгон Румчерода в Одессе и самозваного Сфатул Церия в Кишиневе. После того, как корпус полковника Бережного решит румынскую проблему, то он направится сюда, в Крым. И горе будет тем, кто попытается оказать сопротивление Красной гвардии.

Полковник Петропольский покачал головой.

– Вы думаете, господин адмирал, – сказал он, – что большевик Сталин сможет вернуть России статус великой державы? Что-то я сомневаюсь.

– Господин полковник, – ответил адмирал Пилкин, – вы не располагаете полной информацией о происходящем в стране. Поверьте мне – именно так все и будет. То, что произошло в Петрограде и в России, можно считать чудом. И подобные чудеса будут продолжаться. Если уж сам бывший государь-император выступил в поддержку большевиков…

– Как, – воскликнул полковник Петропольский, – неужели это правда?!

– Вот, посмотрите, – майор Османов достал из своей полевой сумки несколько фотографий и газету «Правда». – В газете обращение Николая Александровича Романова к своим бывшим подданным. А вот фото, на которых вы можете увидеть семью государя, которая проживает в полной безопасности в Гатчине. А здесь – Николай Александрович с главой советского правительства товарищем Сталиным. И вот еще – ваш покорный слуга рядом с братом бывшего императора, генерал-лейтенантом Михаилом Александровичем Романовым, который сейчас в составе Красной гвардии движется сюда. Рядом, кстати, наверное, хорошо известный вам бывший командующий Юго-Западным фронтом генерал Деникин.

Полковник, рассматривая фотографии, был удивлен. Нет, он был просто сражен всем, что ему пришлось сейчас увидеть и услышать.

– Господа, – растерянно пробормотал он, – я не верю своим глазам… Если это все так… Господин майор, позвольте задать вам только один вопрос – что станет с нашим полком, если мы перейдем на сторону этой, как вы говорите, советской власти?

– У вас и у ваших подчиненных, – сказал майор Османов, – есть выбор. Или вы принимаете присягу на верность советскому правительству, и тогда ваш полк продолжит свое существование в новой русской армии с сохранением всех регалий и наград, а вы все продолжите службу в нем. Или вы пойдете вместе с такими, как полковник Достовалов, оставшись на стороне крымских автономистов. Но только тогда вы, безусловно, станете врагами советской власти, со всеми вытекающими из того последствиями. Словом, выбор за вами.

– Я давал присягу России и уже этим сделал выбор лично для себя, – ответил полковник Петропольский. – И то, что полк может продолжить свое существование как боевая единица, только укрепляет меня в решении перейти на вашу сторону. Но как нам убедить остальных наших солдат и офицеров в правильности этого решения, ведь иначе в полку может начаться смута.

– Этот вопрос надо тщательно обдумать и посоветоваться со старшими товарищами, – сказал майор Османов, – а пока, Филипп Кузьмич, время позднее – пора ужинать. Отправляйтесь вместе с нашими гостями в салон-вагон, я же присоединюсь к вам несколько позже.

Примерно сорок минут спустя.

Салон-вагон поезда Красной гвардии, все те же

Вошедший в салон-вагон майор Османов был весел.

– Приятного аппетита, – сказал он, довольно потирая руки. – Ну-с, что там у нас сегодня? …Гуляш из курицы… Просто замечательно!

– И вам приятного аппетита, господин майор, – ответил полковник Петропольский и нетерпеливо спросил: – Ну что там решило ваше начальство?

– Скажите, господин полковник, – вопросом на вопрос ответил Османов, – послушаются ли ваши солдаты, если принести присягу на верность советскому правительству их попросит шеф вашего полка, экс-императрица Александра Федоровна?

– Безусловно, – кивнул Петропольский, вытирая губы салфеткой. – Но каким образом вам удастся это сделать?

– Послезавтра, ближе к вечеру, на поле у Джанкоя приземлится самолет «Илья Муромец» из Петрограда. На нем доставят кинописьмо ее бывшего императорского величества к вашим солдатам, аппаратуру, которая будет способна показать его большому количеству людей, и еще нескольких человек, которые помогут нам нейтрализовать угрозу, исходящую из Севастополя.

Не забывайте, что главной нашей задачей является наведение порядка на главной базе Черноморского флота и восстановление его боеспособности. Уверяю вас, что сразу же, как мы войдем в Севастополь, тамошний Совет будет арестован в полном составе. И каждый виновный в преступлениях и подрыве обороноспособности флота будет строго наказан. Можете спросить у Владимира Константиновича – какой порядок мы навели на Балтийском флоте. Теперь пришла очередь черноморцев. Поскольку Турция упорно не идет на мирные переговоры, то нам нужно держать ухо востро, а флот в полной боевой готовности. Сегодня же ночью первым делом нам надо будет установить контроль над Чонгарским мостом и предотвратить возможность его взрыва. Причем все желательно сделать без крови и стрельбы. Чуть позже мы займемся этим вопросом. А пока, господа, отдадим должное тому, что приготовили нам повара.

15 (2) декабря 1917 года, вечер.

Гельсингфорс. Свеаборг, Старая крепость.

Штаб

Присутствуют:

народный комиссар внутренних дел Феликс Эдмундович Дзержинский,

командующий особой эскадрой контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов,

командир 106-й гренадерской дивизии подполковник Михаил Степанович Свечников,

генерал-лейтенант Густав Карлович Маннергейм

В одной из комнат форта Старой крепости на острове Густавссверд четыре человека допоздна засиделись в прокуренной комнате за казенным столом, покрытым зеленым сукном.

Разговор у них был серьезный. Дело касалось вопросов мирной и спокойной жизни в бывшем Великом княжестве Финляндском. В марте 1917 года, сразу же после Февральской революции, финский Сейм утвердил новый состав Сената, в котором половину из дюжины мест получили социал-демократы. Сразу же начали формироваться вооруженные структуры – отряды защиты, создаваемые буржуазными националистами, и Рабочая и Красная гвардии, организуемые социал-демократами и финскими большевиками.

До поры до времени они ладили друг с другом, даже порой проводили строевые занятия на одном и том же плацу. 18 (5) июля 1917 года по инициативе эсдеков Сейм принял закон о верховной власти, провозглашавший независимость Финляндии от России по всем вопросам, за исключением внешнеполитических и военных. Потом, после прошедших выборов в Сейм, буржуазные националисты стали готовиться к провозглашению полной независимости Финляндии.

Информация об этом поступила от финских большевиков к Сталину. Надо было срочно принимать радикальное решение, чтобы, наконец, покончить с этим реликтом в составе России, созданным сто лет назад недоброй памяти императором Александром Первым.

Пока Советская Россия громила германские войска под Ригой, заключала мир с Германской империей, отражала набег британского флота на Мурманск, расстреливала троцкистов на улицах Петрограда и разгоняла опереточное правительство украинских сепаратистов, в тихом финском омуте медленно бродили сонные черти.

26 (13) ноября 1917 года Сейм взял на себя высшую власть в стране и сформировал состав Сената Финляндии, исполнявший роль правительства. Председательствовал в Сенате социал-демократ и русофоб Пер Эвинд Свинхувуд, успевший выехать с территории Германской империи в Швецию до заключения Рижского мира и до начала интернирования немцами всех финских националистов.

Сенат Финляндии уполномочил своего председателя представить в Сейм проект новой Конституции Финляндии. 4 декабря 1917 проект новой Конституции был передан на рассмотрение Сейма. При этом Свинхувуд огласил заявление своего правительства «К народу Финляндии», в котором было объявлено о намерении изменения государственного строя Финляндии и принятии республиканского способа правления, а также содержалось обращение «к властям иностранных государств», в частности к Совнаркому Советской России, с просьбой о признании политической независимости и суверенитета Финляндии. Позднее этот документ был назван «Декларацией независимости Финляндии».

Одновременно Сенат представил в парламент «ряд других законопроектов, призванных облегчить осуществление наиболее неотложных мер по реформированию Финляндии до того, как новая Конституция вступит в действие». 6 декабря (25 ноября) 1917 года Сейм незначительным большинством голосов одобрил «Декларацию независимости Финляндии». За было подано девяносто пять голосов, против – девяносто три.

Правительство Советской России, Совнарком, в лице своего председателя Иосифа Сталина, в категорической форме отвергло принятую финским Сенатом и Сеймом «Декларацию о независимости Финляндии», как не отражающую коренных интересов финского народа. При этом в официальном заявлении было сказано, что при полном единстве законодательной базы, вертикали управления, а также армии и флота на территории Советской Финляндии возможна только национально-культурная форма автономии, при которой все официальные документы дублируются на двух языках, русском и финском.

При этом декретом Совнаркома объявлялся распущенным финский Сейм, избранный еще по дореволюционным законам. Выборы в Советы всех уровней должны были пройти в единый для всей России день голосования 24 марта 1918 года. Одновременно Совнарком потребовал от командования 42-го армейского корпуса обеспечить немедленное разоружение и роспуск националистических отрядов защиты, создаваемых при помощи шведского и некоторых других иностранных правительств.

Националистические вооруженные формирования в это время находились не в самой лучшей боевой и политической форме. Выход Германии из войны с Россией и интернирование на ее территории финских националистов вызвали в их рядах уныние и неверие в свои силы.

В то же время, в связи с резко изменившейся внешнеполитической ситуацией, Франция и Великобритания через Норвегию и Швецию начали оказывать поддержку финскому Сенату и поддерживающим его вооруженным отрядам. Но в Балтийском море господствовали русские и немецкие корабли, а Ботнический залив еще не замерз. Так что поддержка Антанты была скорее моральной, чем реальной. Прорыв же на Балтику британского флота выглядел в сложившихся условиях чистейшей авантюрой.

С другой стороны, дислоцированный в Финляндии 42-й армейский корпус в достаточной мере сохранил свою боеспособность, в связи с тем что в этом варианте истории советское правительство провело лишь частичную демобилизацию армии, отправив по домам только третью и четвертую волны мобилизованных. Решением председателя Совнаркома на территории Советской Финляндии из частей 42-го корпуса и отрядов финской Красной гвардии должен был быть сформирован 2-й корпус Красной гвардии. Именно он и должен был разоружить и интернировать в зоне своей ответственности все незаконные вооруженные формирования, как «белые», так и «красные», «зеленые», серо-буро-малиновые и бордовые в крапинку. В случае необходимости помощь советским частям должны были оказать корабли Балтийского флота, базирующиеся в Гельсингфорсе.

Поручить командование корпусом предполагалось командиру 106-й гренадерской дивизии подполковнику Генерального штаба Свешникову Михаилу Степановичу, с представлением его к внеочередному званию генерал-майора Красной гвардии.

Не осталась в стороне от протекающих в Финляндии процессов и партия большевиков. В принятом единогласно по этому поводу Постановлении ЦК было сказано, что ЦК партии большевиков считает братский финский народ неотъемлемой частью великой семьи народов Советской России. Этим же постановлением объявлялись преступными любые попытки расколоть единство братских народов и лишить таким образом финский народ возможности участвовать в построении общества всеобщей социальной справедливости.

Финский вопрос был настолько важен, что курировать его по партийной линии было поручено одному из авторитетнейших членов ЦК РСДРП(б), Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. С одной стороны, он был одним из самых яростных сторонников территориальной целостности Советской России. А с другой стороны, выходца из семьи мелкопоместных польских шляхтичей было бы весьма сложно обвинить в русском великодержавном шовинизме.

Вторым членом ЦК РСДРП(б), курирующим финский вопрос, был недавно кооптированный в его состав адмирал Ларионов. Нужно было сделать так, чтобы решение финского вопроса не повлекло за собой никаких лишних жертв, а все нежелательные лица вместо массовых расстрелов и помещения в места лишения свободы были бы депортированы, к примеру, в ту же Швецию.

Именно поэтому на совещании присутствовал барон Карл Густав Эмиль Маннергейм, или генерал-лейтенант русской армии Густав Карлович Маннергейм, которому были даны гарантии, что в ходе этой депортации не пострадает никто из его близких родственников, друзей и знакомых. Все должно было решиться завтра, когда Дзержинский прочтет перед Сеймом послание председателя Совнаркома.

В преддверии этих событий из Тампере было подтянуто несколько гренадерских батальонов из состава 106-й дивизии, приведены в полную боевую готовность русские части, дислоцированные в Выборге и Гельсингфорсе, а также на кораблях Балтийского флота. Почуявшие неладное националисты начали стягивать к Гельсингфорсу свои вооруженные отряды. До окончательного решения «финского вопроса» оставалось совсем немного времени.

16 (3) декабря 1917 года, утро.

Гельсингфорс, Сенатская площадь

С низкого серого неба сыпался мелкий как крупа снежок, тонкой белой фатой укутывая помпезный Николаевский собор, построенный в стиле позднего классицизма, памятник императору Александру II, здание Сената и противостоящего ему университета. В городе было неспокойно. На Сенатской площади второй день шел нескончаемый митинг. Точнее, два разных митинга. Правые собрались у здания Сената, защищая свое право распоряжаться судьбой финского народа, ни у кого ничего не спрашивая. Ну, а левые по точно такой же причине митинговали у здания университета. Сама же площадь была чем-то вроде нейтральной полосы, на которую противоборствующие стороны пока не посягали.

Ораторы с обеих сторон призывали народ поддержать финскую независимость. Но при этом во главе независимой Финляндии каждый видел только себя. Те, которых Ленин назвал «говном нации», – они одинаковы независимо от их политической ориентации. Предводитель «правых» Пер Свинхувуд ничем не отличался от вождя «левых» Куллерво Маннера. И тот и другой были краснобаями и бездельниками, годными лишь для произнесения громких речей и к парламентским интригам. Но они возомнили себя «наполеонами финского розлива», прекраснодушно считающими, что именно они достойны управлять всем миром… Ну, или, по крайней мере, маленькой Финляндией.

Белых в нашем прошлом спасло лишь то, что на их стороне были Германия и Швеция, а также то, что они сумели привлечь на свою сторону харизматического лидера, ловкого политика и способного управленца барона Карла Маннергейма. У красных же тогда то ли не нашлось столь способного и авторитетного вождя, то ли они побоялись вручать ему верховную власть, то ли не хватило решительности применить силу, чтобы использовать в полной мере свое превосходство. Но факт остается фактом – они довольно быстро проиграли свою Гражданскую войну.

Теперь же все пошло совершенно не так, что, конечно, само по себе еще не гарантировало приемлемого для правительства Сталина исхода революционных событий в бывшем Великом княжестве Финляндском. Во всех митингующих группах имелось достаточное количество людей в штатском, вооруженных русскими и немецкими винтовками, охотничьими ружьями и пистолетами, которые свободно можно было купить в оружейных магазинах Гельсингфорса. Сборище у стен Сената охраняли так называемые отряды самообороны, или охранные отряды, а митинг у университета находился под защитой финских красногвардейцев.

В десятом часу утра председатель Сейма Пер Свинхувуд со ступеней здания Сената сообщил собравшимся, что акт о независимости Финляндии, провозглашенный Сеймом на заседании 4 декабря, уже признали правительства Франции, Англии, Италии, Дании и Норвегии. Услышали его и у здания университета. Одобрительные крики и левых и правых неожиданно заглушил мерный звук шагов сотен идущих в ногу солдат.

Прошла минута, другая, и из-за угла улицы Александра II показалась колонна русских гренадер. Винтовки с примкнутыми штыками и оттягивающие пояса полные подсумки не оставляли никаких сомнений в серьезности их намерений. Знаменосец шел впереди с красным знаменем, что говорило о том, что данная часть признала подчинение центральному правительству в Петрограде. Офицеры в колонне тем не менее были при погонах, шашках, револьверах. Рядом со знаменем на лошадях шагом ехали четыре человека.

На площади сразу наступила гробовая тишина, ибо не было ранее ничего более несовместимого, чем эти четверо. Митингующие с обеих сторон узнали едущих стремя к стремени слева направо: генерал-лейтенанта Карла Маннергейма, члена партии большевиков, командира 106-й гренадерской дивизии подполковника Михаила Свечникова, известного большевика, члена ЦК, народного комиссара внутренних дел Феликса Дзержинского и известного финского большевика, соратника Ульянова-Ленина Эйно Рахья.

Щетина штыков, колеблющаяся за спинами этих «всадников Апокалипсиса», и мрачные лица гренадер показывали – на чьей стороне здесь сила. Толпа, собравшаяся у Сената, расступалась перед ними, словно разрезанная ножом, тем более что с другой стороны на площадь въехали четыре двухбашенных броневика, угрожающе шевелящих тупыми рылами пулеметов. Спешившись, всадники в полной тишине поднялись на крыльцо Сената, и никто не посмел помешать этому.

Феликс Дзержинский обвел взглядом притихшую толпу и начал громко говорить по-русски, с ярко выраженным польским акцентом.

– Товарищи и господа, – начал он, – финские Сейм и Сенат, допустившие явное превышение своих полномочий и объявившие о выходе бывшего Великого княжества Финляндского из состава Советской России, нарушили Акт соединения и безопасности 1789 года и другие законодательные акты, на основе которых и было создано Великое княжество Финляндское. Чем сами поставили себя вне закона. Вследствие этого декретом Совнаркома все органы власти бывшего Великого княжества Финляндского объявляются распущенными. С сего момента на территорию бывшего Великого княжества в полной мере распространяется действие всех советских законов и полномочия центрального советского правительства. А все распоряжения, законы и подзаконные акты, изданные старыми органами власти Великого княжества Финляндского, утрачивают законную силу. Напоминаю всем, в Советской России все граждане равны между собой, без различия пола, происхождения, национальности, имущественного положения и вероисповедания. Все те, кто будет нарушать эти принципы, будут беспощадно караться.

Новые, законные, органы власти Советской Финляндии всех уровней будут избраны по советским законам в единый день голосования 24 марта 1918 года. До того времени всей полнотой исполнительной власти на территории бывшего Великого княжества Финляндского тем же декретом наделяется уполномоченный Совета народных комиссаров, герой битвы под Ригой, генерал-лейтенант Русской армии Густав Карлович Маннергейм. Или барон Карл Густав Эмиль Маннергейм – это кому как нравится. Порядок должен быть наведен идеальный, а потому полномочия у генерала Маннергейма будут поистине диктаторские. Комиссаром при нем ЦК партии большевиков назначает местного финского товарища, большевика Эйно Рахья. Поскольку мы, большевики, являемся противниками всякого рода репрессий, то все лица, замешанные в деятельности, направленной против новой власти, а также члены их семей подлежат немедленной депортации в Шведское королевство без права возвращения на территорию Советской России. Вернувшиеся тайно, без разрешения советского правительства, будут считаться бандитами и будут осуждены по законам военного времени.

Для поддержания общественного революционного порядка на территории Финляндии организуется 2-й корпус Красной гвардии, костяком которого станут части 42-й армии. Командир корпуса подполковник, а с сегодняшнего дня генерал-майор, Свечников Михаил Степанович. Думаю, что он знаком большинству из здесь присутствующих. На территории бывшего Великого княжества Финляндского именно он будет осуществлять всю власть над законными вооруженными формированиями, как старший воинский начальник. Части русской армии, не входящие в состав 42-й армии, и все прочие отряды, а также граждане, желающие носить оружие и подчиняться власти Совнаркома, могут вступить в ряды его корпуса. Все прочие же отряды и отдельные вооруженные лица, независимо от их политической ориентации, будут считаться незаконными вооруженными формированиями и подлежать разоружению в течение трех суток или полному уничтожению.

В неожиданно наступившей тишине на Сенатской площади стало слышно, как каркают мечущиеся над кронами деревьев вороны. И в этой мертвой тишине неожиданно заговорил генерал Маннергейм.

– Господа, – сказал он, – сограждане, товарищи. Я взялся на себя эту нелегкую миссию потому, что иначе всех нас ждала бы жестокая братоубийственная война, в которой за нас были бы добрые пожелания стран Антанты, а против – вся вооруженная мощь Советской России.

Я участвовал в сражении с частями германской армии под Ригой, и я знаю – о чем говорю. Финляндия, вышедшая из состава Советской России, станет игрушкой, заложником враждебных ей сил. Точнее, ее превратят в поле боя, как это было во времена русско-шведских войн. Вспомните также 1863 год, когда нашлись горячие головы, призывавшие воспользоваться тем, что значительные силы русских войск были отвлечены начавшимися в Царстве Польском волнениями, и начать вооруженную борьбу с Россией. Что сказал тогда Йохан Вильгельм Снелльман, известный всем финнам патриот и профессор вот этого самого университета, рядом с которым мы сейчас стоим. Он сказал, что эти самые горячие головы желают начать братоубийственную войну и не думают о том, что Финляндия может превратиться во вторую Польшу, где снова будут греметь пушки и литься кровь.

И еще, господа, это я обращаюсь к тем, кто стоит сейчас у здания Сейма. Напрасны ваши иллюзии, что страны Антанты или центральные державы намерены помочь молодой финской государственности. Это опасное заблуждение. Их цель заключается в том, чтобы превратить Финляндию в орудие для борьбы с Советской России.

Прошу всех, кто хочет добра нашей Финляндии, взяться вместе со мной за работу, предотвратить кровавый хаос и установить порядок в нашем доме. Мне было обещано, что никакие имущественные права не будут нарушены и ничья собственность не будет незаконно отчуждена, иначе как по решению суда. Да будет так.

Декрет председателя Совнаркома Сталина определяет особый порядок управления вплоть до момента проведения выборов по советским законам. А всем тем, кто не желает подчиниться этому распоряжению, лучше навсегда покинуть нашу Финляндию, ибо правительство в Петрограде не хочет их крови, но и не может спокойно наблюдать за тем, как по их вине эта кровь может пролиться. Чтобы было всем известно, скажу – я уже написал прошение, о том, чтобы сразу после истечения срока моих полномочий меня направили обратно в армию.

Господа, товарищи, соотечественники – я сказал вам все, что хотел сказать. Теперь я прошу прекратить митинг и разойтись. Прошу не допускать опрометчивых решений – солдаты получили приказ действовать решительно, так что не стоит доводить дело до крайности. Время пустой болтовни закончилось, впереди всех ждет время реальных дел.

16 (3) декабря 1917 года, вечер.

Таврическая губерния, Джанкой

Тяжелый четырехмоторный самолет «Илья Муромец» после почти четырехчасового полета через Черное море из Одессы медленно снижался над равниной степного Крыма. Генерал-майор Владимир Евстафьевич Скалон посмотрел в маленькое квадратное окошко. Впереди, чуть левее, уже был виден Джанкой, который и был конечной целью длинного, почти двухсуточного перелета из Петрограда с четырьмя промежуточными посадками в Пскове, Могилеве, Киеве и Одессе.

Генерал-майор задумался. После неожиданного разговора с исполняющим обязанности начальника Главного штаба генерал-майором Николаем Михайловичем Потаповым, состоявшегося два дня назад, его жизнь снова круто поменялась. Теперь он служит правительству большевиков. Он, который всю жизнь считал себя монархистом и просто на дух не переносил само понятие «демократия».