Текст книги "Золотые миражи"

– А вам, Михаил, доводилось слушать песни, которые у нас называли «афганскими» и «чеченскими»? То есть написанные теми, кто воевал в Афганистане и в Чечне.

– Доводилось, – кивнул Лермонтов. – Когда я был в учебном центре. Я не скажу, что их можно считать вершиной поэзии, но те, кто их написал, вложили в них то, что шло от всего сердца, и потому они трогают душу.

– У меня отец был в Афганистане, – сказал Вадим Шумилин. – Правда, он пробыл там недолго – тяжело заболел и был отправлен на лечение в Россию. А вот Виктор Иванович там повоевал, что называется, по полной. Будет настроение – он расскажет вам о той войне…

– Вадим, – неожиданно предложил Лермонтов, – а давайте перейдем на «ты»… Я не настолько вас старше, да и в чинах тоже особых различий нет. Как вам мое предложение?

– Я не против, – согласился Вадим. – Действительно, нам с вами… с тобой предстоит немало сделать вместе. Чувствую, что все происходящее сейчас вокруг нашей колонии не что иное, как затишье перед бурей…

– Ты полагаешь, что и здесь придется повоевать?

– Да, полагаю… Как ты смотришь на то, чтобы съездить в гости к Роману Мальцеву? Он сейчас живет в поместье своего тестя, но почти каждый день приезжает в крепость, чтобы переговорить с Виктором Ивановичем обо всем, что происходит вокруг. Он и сегодня должен сюда приехать. Вместе с ним мы можем отправиться в гости к дону Франсиско, где ты поближе познакомишься с жизнью здешних «помещиков».

– Я согласен. Думаю, что наше начальство не будет возражать против такого вояжа. Мне ужасно хочется узнать, как здесь живут люди и чем они отличаются от нас. Кстати, часы подсказывают – скоро обед. Не стоит заставлять таких уважаемых людей, как Виктор Иванович, ждать нас… Вон и твой батюшка, Вадим, идет в дом господина Сергеева. Пойдем туда и мы.

* * *

Бах-бах! Бах-бах! Бах-бах! – «Ксюха» выплюнула последние пули, и три ростовые мишени словно нехотя, медленно легли на землю. На стрельбище наступила тишина.

– Стрельбу закончила! – звонким голосом доложила Адини, с улыбкой взглянув на любимого мужа.

– Разряжай! Оружие к осмотру! – стараясь быть серьезным, скомандовал Сергеев-младший.

Адини послушно отстегнула рожок автомата и передернула рукоятку затвора, показывая, что в патроннике пусто.

– Николя! А можно мне пострелять?! – воскликнула великая княжна Ольга Николаевна, с завистью поглядывая на Адини. – Я тоже хочу научиться стрелять так же метко, как и ты.

– Ольга, – Николай принял из рук жены АКС-74У и магазин и поставил оружие на предохранитель, укоризненно посмотрев на Адини, – я, конечно, не против и готов разрешить тебе пальнуть пару раз из автомата. Но, может быть, тебе стоит для начала поработать с имитатором стрельбы? Ну, ты видела, у нас во дворце есть такая штука, где ты попадаешь в цель не пулей, а лучиком света.

– Нет, я хочу пострелять из настоящего оружия, – капризно надула прелестные губки Ольга, – я хочу стать таким же метким снайпером, как Адини. А то что это такое – моя младшая сестра стреляет лучше меня!

Адини рассмеялась и показала Ольге розовый язычок. Николай забросил за спину «ксюху» и ласково обнял жену.

– Ладно, мои дорогие «амазонки», обещаю вам, что завтра вы у меня настреляетесь досыта. А я вам устрою мастер-класс пулевой стрельбы. Скажи, Ольга, ты видела, как пулями забивают гвозди в доску?

– Нет, – удивленно произнесла великая княжна. – А что, и вправду ты можешь так сделать?

– Попробую, – ответил Николай. – А пока давайте пойдем домой. Уже начинает смеркаться, а огневой рубеж у нас тут пока не освещен. Да и кушать мне что-то хочется. Ольга, надеюсь, ты составишь нам компанию?

Ольга кивнула. Ей и в самом деле очень нравилось в Гатчине. Здесь не было разряженных, как попугаи, лакеев, надутых и самодовольных придворных, в упор не замечающих всех, кто ниже их по чину. В Гатчине можно было подурачиться, пошалить, словом, забыть, что ты просто человек, а не великая княжна, которая обязана соблюдать дворцовый этикет и делать именно то, что положено делать дочери царя.

Ну, и, пожалуй, самое главное. Гатчинская радиостанция получала самые свежие новости из Русской Америки. А там сейчас находится Вадим Шумилин, человек, который, как уже давно стало ясно Ольге, далеко для нее не посторонний.

– Скажи, Николя, – вдруг спросила она у мужа сестры, – а как там сейчас?

– Где там? – Николай сделал вид, что не понял заданный ему вопрос.

– Ну, там, в крепости Росс, – покраснев, произнесла Ольга.

– А, ты вот о чем… – Николай неожиданно стал серьезным. – Видишь ли, Ольга, там сейчас не совсем подходящее место для женщин. В любой момент в Калифорнии могут начаться боевые действия, загрохочут ружья и польется кровь.

– Ах, что ты говоришь! – испуганно воскликнула Ольга. – Неужели такое может случиться? Ведь там сейчас Вадим…

– Там, Ольга, не только Вадим, – строго посмотрев на девушку, произнес Николай. – Между прочим, там и мой отец…

– Я хочу, чтобы с ними не случилось ничего плохого, – печально произнесла Ольга. – Ни с Вадимом, ни с твоим отцом, ни с отцом Вадима…

– Ну, значит, все так и будет, – сказала Адини. – Я тоже, ожидая возвращения моего Николя с Кавказа, как молитву каждый день про себя читала стихотворение, которое рассказал мне Александр Павлович. Ты, наверное, знаешь его, Николя?

И Адини стала читать симоновское стихотворение «Жди меня…»

 
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: повезло.
 
 
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
 
 
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
 

Закончив читать, Адини неожиданно всхлипнула и прижалась к Николаю.

– Знаешь, Ольга, я верю, что моя любовь защитила Николя, когда он воевал на Кавказе с этими ужасными абреками. Если ты любишь… – Адини не назвала имя человека, о котором сейчас они говорили, но все знали, о ком идет речь, – то с ним все будет в порядке.

– Эх, красавицы вы мои, – неожиданно вздохнул Сергеев-младший. – Если бы вы только знали, как мне хочется оказаться сейчас там, в Русской Америке. Думаю, что я не был бы там лишним…

– А я? – жалобно спросила Адини. – А как же я? Николя, ты что, хочешь оставить меня одну?

– Да я все понимаю, милая, – Николай погладил жену и поцеловал ее в щечку. – Только на душе у меня скребутся кошки. Как-то мне не по себе оттого, что мои друзья в опасности, а я тут…

– Ладно, думаю, что все и в самом деле обойдется, – немного помолчав, произнес Николай. – Кстати, сегодня в наш дворец должен заглянуть будущий наказной атаман Славянского казачьего войска Яков Бакланов. Поверьте мне – это весьма колоритная личность, можно сказать, даже легендарная. Вы не желаете с ним познакомиться?

– Конечно, милый! – воскликнула Адни. – Я помню, что ты много интересного про него рассказывал. Ведь его немирные горцы боялись, как огня.

– А еще он ходил в бой под личным штандартом – черным флагом с изображением мертвой головы и надписью: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь».

– Это же из «Символа веры»! – воскликнула Ольга. – Николя, а можно и мне познакомиться с этим человеком?

– Хорошо, – кивнул Сергеев-младший. – Тем более что Яков Петрович скоро отправится в крепость Росс…

– …И мне через него можно будет передать весточку Вадиму? – обрадовалась Ольга. – Думаю, что он не откажет в небольшой просьбе дочери императора?

– Яков Бакланов, несмотря на свою внешность, – человек вежливый и обходительный, – улыбнулся Николай. – И будь ты даже не царской дочерью, а простолюдинкой, он все равно бы сделал все, чтобы оказать тебе услугу.

– Тогда идем домой быстрее! – воскликнула Ольга. – Мне надо время, чтобы хорошо обдумать, что написать Вадиму. Сказать хочется много, а письмо должно быть коротким. Ах, хотя бы одним глазком взглянуть на него! Как он там, друг мой любезный?!

* * *

Граф Киселев потихоньку вникал в калифорнийские дела. Надо сказать, что для него, хорошо знакомого с придворными интригами, это было несложно. Он нанес визит в Монтерей, где встретился со здешним мексиканским начальством – вице-губернатором сеньором Гонсалесом и губернатором сеньором Альварадо. Оба они были ошеломлены и подавлены внушительным видом графа, его расшитым золотом мундиром и многочисленными орденами. Киселев передал сеньорам подарки от императора Николая – губернатору, имевшему, как и генсек Брежнев, страсть к наградам, орден Святого Станислава, а вице-губернатору – золотой перстень с изумрудом.

После этого калифорнийское начальство можно было брать, что называется, голыми руками. И сеньор Гонсалес, и сеньор Альварадо поняли, что переход под покровительство могучей и щедрой Российской империи сулит лично им немалый почет и богатство. Они предложили графу подписать соответствующие документы, согласно которым Российско-Американская компания могла взять в аренду необходимую для ее деятельности любую территорию в Калифорнии. И, кроме того, сеньоры обещали за долю малую переговорить с серьезными людьми в Мехико, чтобы подготовить проект будущего союзного договора между Россией и Мексикой.

Граф Киселев благосклонно кивал головой и заверял своих собеседников в том, что если такой союзный договор будет заключен в самое ближайшее время, то северный агрессивный сосед не посмеет напасть на Мексику. А если и посмеет, то он будет иметь дело с державой, которая разгромила в свое время Великую армию Наполеона Бонапарта.

Граф Киселев посетил ранчо сеньора Франсиско Диаса. С ним Павел Дмитриевич вел себя совсем по-другому. Во-первых, они уже были представлены друг другу, а во-вторых, оба были из числа «посвященных», то есть тех, кто знал о машине времени и хотя бы раз уже проходил под сияющей изумрудным светом аркой межвременного портала.

Разговор дона Франсиско и графа был вполне откровенен. Киселев снова повторил обещание императора Николая не лишать независимости Мексику и не отнимать у нее территорию.

– Поймите, сеньор Диас, – произнес личный представитель русского царя, – у нас и без того хватает территории. Достаточно взглянуть на карту мира, чтобы понять – Россия не желает до бесконечности расширять свои границы. Что же касается Калифорнии, то нам необходимы земли, которые могли бы обеспечить наши владения в Сибири и на Аляске продовольствием. К сожалению, там из-за суровых природных условий невозможно выращивать хлеб и разводить скот. А в Калифорнии все это есть. Мы готовы закупать у вас, сеньор Диас, и у ваших коллег зерно, овощи, фрукты и мясо. Взамен из России мы будем привозить многие товары, которые если попадают в ваши края, то стоят очень дорого и не по карману даже вполне обеспеченным людям.

– Сеньор граф, – кивнул дон Франсиско, – я полностью согласен с вами. И я сделаю все, чтобы русские чувствовали себя в Калифорнии как дома. Да и к тому же моя дочь замужем за русским, который спас мне жизнь. Я верю, что мои внуки будут русскими мексиканцами…

Вскоре гости из Санкт-Петербурга стали собираться в обратный путь. Киселева ждала работа в его отделении, готовившем проект крестьянской реформы, которая должна была положить конец крепостной зависимости крестьян. Как известно, в реальной истории эту реформу провел в 1861 году сын императора Николая, Александр II. В этом варианте истории предполагалось провести ее намного раньше.

Александр Шумилин, повидавшись с сыном и Виктором Сергеевым и ознакомившись с положением дел в Русской Америке, стал готовить докладную записку императору, в которой он излагал свои предложения по дальнейшей колонизации земель, расположенных на азиатском и американском берегах Тихого океана. Скоро должны были заработать золотые прииски в Калифорнии. Драгоценный металл был нужен и Российской империи, и Российской Федерации. Поэтому в скорейшем начале работы приисков были заинтересованы все. Александр Павлович предполагал сразу по прибытии в Санкт-Петербург изложить свои соображения на сей счет императору Николаю и министру финансов империи Егору Канкрину. В России как раз в это время проводилась денежная реформа, и свободные золотовалютные поступления были бы кстати.

Золото в большом количестве – это как сильное лекарство. Золотая «передозировка» могла обрушить цену на драгметалл и ввергнуть в хаос всю финансовую систему мира. А потому массовые поступления золота не должны быть чрезмерными, и расходовать драгоценный металл следовало с умом.

Егор Канкрин был опытным финансистом, и потому Шумилин рассчитывал на его понимание. Он, правда, еще не входил в число «посвященных», и вопрос о том, в каком объеме ознакомить Канкрина с информацией о будущем, следовало для начала обсудить с царем.

Тем временем, во время очередного открытия портала, в Калифорнию прибыл есаул Яков Бакланов. Он привез письмо императора, в котором Николай поздравлял Бакланова с очередным чином – войскового старшины. Это звание император дал ему как бы авансом, рассчитывая на деятельное участие Бакланова в формировании нового казачьего войска.

Надо сказать, что внешний вид Якова Петровича вызвал некоторое смятение в умах жителей русской колонии. Выглядел он действительно устрашающе. Двухметрового роста детина, одетый в синюю черкеску с газырями и красную шелковую рубаху, он поражал всех богатырским телосложением. А на его лицо те, кто не был знаком с Баклановым, старались не смотреть. Оно было изрыто оспинами, заросло огромными бакенбардами и усами. Из черных с проседью волос торчал огромный нос. Яков Петрович был похож на выходца из преисподней. Но те, кто его знал, любили его и готовы были отдать жизнь за своего командира.

Первым делом Бакланов, едва пришедший в себя после перемещения из Санкт-Петербурга в крепость Росс, перекрестился на видневшуюся за крепостной оградой деревянную церковь – скорее, даже часовню – Святой Троицы. Взглянув на встречавших его, он заметил генерал-адъютанта Киселева, подошел и, вскинув руку к папахе, приветствовал графа, а потом передал ему письмо царя. Киселев вместе с Сергеевым отошли в сторону и стали знакомиться с посланием императора.

Тем временем Бакланов еще раз огляделся по сторонам и заметил Никифора Волкова. Хмурое лицо Якова Петровича расплылось в улыбке. Он широко раскинул руки и обнял своего старого знакомого по кавказским делам.

– Здорово, братец, – воскликнул Бакланов, – я вижу, что ты уже командиром стал! Государь, отправляя меня сюда, сказал, что помощником у меня будет старый знакомый. Получается, что это он о тебе так говорил?

– Так точно, господин есаул! – воскликнул Никифор. – Будем вместе новое казачье войско здесь ставить. Тут, конечно, не так, как было на Кавказе, но без дела мы точно не останемся.

– Господа, – Виктор Сергеев, кратко обсудив с графом содержание письма, подошел к однополчанам, – прошу вас пройти в мой дом. Там мы поближе познакомимся, а заодно обмоем новый чин Якова Петровича.

– Какой такой новый чин? – удивился Бакланов.

– Чин войскового старшины, – сказал Сергеев. – Государь просил поздравить им вас, Яков Петрович, после вашего прибытия в наши края. Ну и заодно я вас познакомлю с теми, с кем вам придется вместе служить. Пока же я попрошу прощения – сейчас снова откроется портал, и в Санкт-Петербург отправятся граф Киселев и Александр Павлович Шумилин… А потом я займусь вами. Никифор, ты бы пока рассказал своему начальнику, где мы сейчас находимся, и то, что ты знаешь о нас. Можешь рассказывать ему вообще всё. Если что будет непонятно, то мы ответим на все его вопросы… Так что, Яков Петрович, я с вами не прощаюсь. До скорой встречи.

– До встречи, господин Сергеев, – сказал Бакланов. – А ты, Никифор, давай, рассказывай мне побыстрее, что тут делается. Я чувствую, что здесь какая-то великая тайна. Чудеса, одним словом…

* * *

На шканцах фрегата «Аврора» появился боцман и боцманматы. Игорь Пирогов усмехнулся. На корабле вот-вот должно начаться священнодейство – выдача перед обедом винной порции команде. Баталер уже вынес на палубу медную, начищенную до блеска ендову с драгоценной жидкостью, а его помощники расстелили чистую холстину на сиденье специального табурета.

Прокашлявшись, баталер положил на край ендовы чистую дубовую дощечку, на нее – серебряную чарку, выполненную в старорусском стиле. И вот старший офицер подает наконец долгожданную команду: «К вину и обедать!»

Боцман, боцманматы и другие унтер-офицеры окружают стоящую на табурете ендову. Получив разрешение от вахтенного офицера, боцманматы начинают, надувая щеки, высвистывать дудками столь любимый матросами сигнал: «К вину!»

Услышав «соловья» – так моряки называют этот сигнал, – все собираются на палубе и выстраиваются по вахтам. Первыми к ендове подходят боцман и унтер-офицеры. По давно установившейся традиции они сами наполняют вином чарку и медленно выпивают ее. Потом наступает черед матросов.

Баталер, глядя в свою книжку, куда заносились фамилии всех матросов, громко называет фамилию, и названный, сняв шапку, подходит к нему. Приняв из его рук чарку, матрос крестится и опрокидывает в глотку ее содержимое. Баталер свинцовым карандашом делает пометку в своей книге, чтобы охочие до вина матросы не попытались снова стать в очередь и получить на халяву еще одну чарку.

Правда, эта старинная традиция по приказу контр-адмирала Нахимова и рекомендации лейб-медика царя Кузнецова была несколько дополнена. Перед тем, как выпить чарку вина, матроса заставляли откушать полстакана лимонного сока. Многим из служивых это не нравилось, но адмирал был неумолим – не выпьешь сок, не видать тебе чарки. Павел Степанович популярно объяснил морякам – лимонный сок предохраняет от цинги – страшной болезни, которая порой выкашивала до половины экипажей кораблей, находящихся в дальнем плаванье.

Кроме того, судовые лекари получили перед отплытием коробочки с пилюлями, которые каждый моряк должен был принимать в море. Эти пилюли назывались мудреным словом – «поливитамины», и они должны были укреплять организм экипажей. О лейб-медике царя поговаривали, что он просто волшебник и может вылечить даже безнадежного больного. Поэтому корабельные врачи послушно потчевали этими пилюлями матросов, не обращая внимания на их ворчание и недовольство.

– Дурни, – ругались лекари, – вы что, не хотите вернуться домой живыми? Сам царский доктор заботится о вас! А вы тут кочевряжитесь!

Впрочем, не забывали и о старых добрых способах предохранения от цинги и прочих хворей. Трюмы кораблей были загружены бочками с квашеной капустой, связками лука и чеснока. А во время стоянки баталеры и офицеры, отвечающие за снабжение кораблей продовольствием, старались закупить в порту побольше овощей, фруктов и «живые консервы» – кур, уток, свиней, баранов и быков. У подплывавших к борту кораблей рыбаков покупали свежую рыбу. Да и сами матросы и офицеры занимались ловлей рыбы во время штиля.

Тем временем отряд контр-адмирала Нахимова медленно, но верно двигался к цели своего путешествия. Происшествий не было, несколько сильных штормов не нанесли кораблям серьезных повреждений. Изредка навстречу попадались иностранные корабли, чаще всего британские и голландские. Они несли коммерческие флаги и опасности для русских не представляли.

Игорь Пирогов не чувствовал себя на «Авроре» чужаком. Конечно, он не мог, как другие офицеры фрегата, стоять на вахте, командовать установкой или спуском парусов. Он закончил в свое время «Макаровку» и был специалистом по судовым дизелям. На кораблях отряда дизелей, равно как и прочих машин, понятно, не было. Но Игорь помог починить корабельную помпу, поучаствовал в ремонте брашпиля, который стал заедать, словом, показал команде фрегата, что он на корабле человек не случайный и даже полезный.

К нему начали относиться как к полноправному коллеге, который имеет право на равных посещать кают-компанию корабля. К тому же, увидев, с каким уважением к нему относится контр-адмирал Нахимов, многие сделали надлежащий вывод и стали первыми здороваться с Пироговым. Игорь же скоро стал в кают-компании, что называется, душой общества. Он знал много морских баек, интересно рассказывал о странах и океанах, в которых ему довелось побывать. Офицеры «Авроры» оценили и его вокальный талант. Игорь неплохо играл на гитаре и пел. Большинство песен были незнакомы людям XIX века, но они им понравились, хотя не все в них было понятно. Некоторые песни пришлись офицерам по душе. Они просили Пирогова спеть им «Вечер на рейде» или «Синее море». Те, кто успел выучить слова этих песен, подпевали Игорю.

А вот карточные игры, которые процветали в кают-компании, ему были не по душе. Пирогов старался под любым благовидным предлогом отказаться от приглашения своих новых знакомых «сообразить банчок». В таких случаях он заявлял, что ему «надо послушать эфир», и отправлялся в свою каюту, превращенную в радиорубку. По приказу Нахимова, вход в нее посторонним был строго воспрещен. Даже вестовой Гаврила Вешнев, приставленный к Пирогову, боялся туда заглядывать. Его пугал не строгий адмиральский приказ, а звуки, которые порой раздавались в каюте.

– Словно там живет кто-то еще, – озираясь по сторонам, испуганно говорил Гаврила, – из ящика чудного раздаются голоса людские, а самих людей-то и не видно. А как-то раз, когда барин открыл мне дверь, я увидел, как у него на столе стоит маленький такой плоский сундучок, в котором бегают живые картинки.

– Врешь, Гаврила, – смеялись над ним матросы, – придумал ты все. Небось спьяну тебе померещилось.

– Вот вам истинный крест, что не вру, – крестился Гаврила, – все так и было. Да и барин мой не любит вино пить. Одну-две рюмки выпьет – и всё. Мне он, правда, наливает. Только не часто и не помногу.

Игорь не боялся, что кто-то залезет в его сундук, где хранился ноутбук, ночной бинокль и еще кое-что из вещей, изготовленных в XXI веке. В русском флоте по неписаной традиции запрещалось совать нос в чужие сундуки или чемоданы. Этот запрет касался имущества не только офицеров, но и последнего юнги. Проверять матросский сундук не имел права даже командир корабля. Примерно так же обстояло дело и с каютами. Без стука и приглашения в них никто не мог войти. Потому-то Пирогов не спеша связывался по рации с Петербургом, с Ново-Архангельском или с крепостью Росс. Единственным человеком, кому дозволялось присутствовать при сеансе радиосвязи, был лейтенант Краббе. Он входил в число «посвященных» и знал многое как о своем друге Пирогове, так и о людях из будущего.

Вот и сегодня, после обеда в кают-компании, он отправился к себе. Посмотрев на часы, висевшие на переборке, он включил рацию и стал слушать эфир. Проходимость радиоволн была не очень, и порой связь так и не удавалось установить. Но сегодня она была на твердую «четверку», и Игорь услышал сквозь шорох и свист помех голос Александра Шумилина:

– «Аврора», я «Питер», как меня слышите?

– Нормально слышу, Палыч, – ответил Пирогов. – Отряд идет, происшествий нет, жертв и разрушений тоже.

– Хочу сообщить тебе, Игорь, одно пренеприятнейшее известие, – произнес Шумилин. – Вы ведь собираетесь зайти на Гавайи? Так вот, по нашим данным, туда направляется отряд британских кораблей. Не думаю, что у них есть намерение напасть на вас. Особенно в преддверии официального визита королевы Виктории в Петербург. Но чем черт не шутит. Кое-кто из инглизов сильно зол на нас за то, что мы устроили им у берегов Норвегии «маленькое болеро». Вполне вероятно, что они попытаются спровоцировать вас на вооруженный конфликт. Конечно, вы в таком случае дадите им отпор. Все же у вас в отряде лучшие моряки из числа тех, кого удалось найти на Балтийском флоте. Ну а на крайний случай можешь употребить то оружие, которое хранится в трюме «Паллады». Там, на флагмане Нахимова, есть сопровождающий – он же инструктор, – вместе вы разберетесь во всем.

– Ну, а если…

– Ну, а если будет совсем невмоготу, просите помощи. Мы сможем перебросить через портал пару современных кораблей…

– А Нахимову рассказать об этом сообщении? Или пока не надо?

– Сообщи, но только ему. А пока – до связи!

– До связи, – произнес Пирогов. Потом он выключил рацию и крепко задумался…