Текст книги "Самый трудный день. 22 июня 1941 года"

Когда земля под ногами прекратила ходить ходуном, командир 6-й стрелковой дивизии генерал-майор Золотухин приник к окулярам стереотрубы. Даже для него, командира с опытом Первой мировой и Гражданской войн, открывшееся зрелище показалось апокалиптическим. В рассеивающихся клубах дыма и поднятой взрывами пыли изломанными куклами валялись тела в мышастой форме вермахта. В нескольких местах чадно горели машины, а на позициях германской артиллерии валялись перевернутые вверх колесами пушки и отчаянно бились раненые лошади.

Надо сказать, что легенда о тотальной моторизации и механизации вермахта в корне не верна. Механизированными были лишь моторизованные корпуса, а обоз и артиллерия в пехотных дивизиях, входивших в состав обычных армейских корпусов, были полностью на гужевой тяге. Как раз напротив Бреста располагались исходные рубежи 12-го армейского корпуса под командованием генерала от инфантерии Вальтера Шрота, в данный момент уже покойного. В ходе огневого удара РСЗО корпус понес тяжелейшие потери в живой силе и артиллерии, был полностью деморализован и дезорганизован, и потерял управление из-за больших потерь в штабных офицерах.

Впрочем, в соседних, 47-м и 24-м моторизованных корпусах, дела обстояли не намного лучше. Треть танков были уничтожены или вышли из строя, пехота и артиллерия понесли такие же тяжелые потери, как и 12-м армейский корпус. Командир 24-го моторизованного корпуса генерал танковых войск Гейер фон Швеппенбург был убит, командир 47-го моторизованного корпуса генерал от артиллерии Иоахим фон Лемельзен получил тяжелое ранение и контузию. А нечего было вылезать к самой границе, чтобы своими глазами увидеть «исторический момент».

Сам Быстроходный Гейнц, сидевший в тот момент у рации в своем командирском танке Т-III, отделался легким испугом и временной глухотой. На всю оставшуюся жизнь он запомнит вакханалию разрывов, которые трясли его танк, как бульдог трясет тряпку, и барабанящие по броне крупные осколки. Ни о каком наступлении на советские позиции не могло быть и речи. Передовые части нуждались в замене, а новая тактика в условиях применения противником такого ужасного оружия – в осмыслении. Впрочем, пути назад тоже не было. Единожды будучи запущенной, военная машина блицкрига требовала движения вперед и только вперед. В противном случае ее ждала гибель.

Лишь только прекратился звон в ушах, и к генералу Золотухину вернулся слух, он услышал странный, протяжный, полный смертного ужаса вой, издаваемый тысячами раненых и умирающих немцев, до которых от его КНП было не больше трехсот метров.

«Да уж, – подумал он про себя, – вот и сходили немцы за хлебушком! Действительно, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Меньше минуты – и как говорят в Одессе, никто никуда не идет».

Потом он представил, что вся эта масса немецкой пехоты и техники – по сути, целая армия – обрушилась бы, да еще и внезапно, на его дивизию, не имеющую поддержки ни авиации, ни артиллерии… и ему стало не по себе. Но, это чувство быстро прошло. Надо было воевать, а воевать при такой поддержке было уже не так страшно. Генерал-майор понимал, что в любом случае немцы опомнятся и повторят попытку вторжения, уже не собираясь такими толпами, по которым будет – а он в этом и не сомневался – новый, уничтожающий все живое удар. И вот тогда придется сражаться с ними насмерть.

Но и это еще был не конец. Едва отбушевал огненный шквал, как к «Градам» подъехали транспортно-заряжающие машины, и началась лихорадочная деятельность по перезарядке боевых установок. Обычно, по уставу, сразу после залпа РСЗО для перезарядки должны уходить в глубокий тыл. Но в данном случае, когда самой дальнобойной германской гаубице для ответного удара не хватает целых четырех километров дальности, такие предосторожности были излишними. Если при первом ударе применялись снаряды еще советского выпуска с дальнобойностью в двадцать километров, то теперь в пусковые трубы «Градов» заражались снаряды российского производства, имеющие вдвое большую дальность полета и неконтактные радиовзрыватели. Удары ими должны были наноситься уже не общим залпом всей группировки РСЗО, а побатарейно, по точечным целям в глубине вражеской обороны: штабам, резервам и складам.

Тем временем, воспользовавшись тем, что германская артиллерия была полностью приведена к молчанию, к своим позициям у границы побатарейно вышли двести восемьдесят восемь установок «Ураган» и пятьдесят четыре установки «Смерч», которые тут же нанесли огневой удар по целям, расположенным на удалении от двадцати пяти до девяноста километров от границы: железнодорожным станциям, складам, штабам, аэродромам истребителей, тяжелых истребителей-штурмовиков Ме-110 и пикирующих бомбардировщиков Ю-87.

Хуже всего для немцев обстановка сложилась на аэродромах, где базировались истребители 51-й и 53-й эскадр, застигнутые огневым ударом «Смерчей» в момент подготовки к боевому вылету на поддержку своим бомбардировщикам, избиваемым в небе над Брестом. Огненная волна разрывов тяжелых ракетных снарядов прокатилась по взлетно-посадочным полосам, превращая самолеты, летчиков, аэродромную технику и персонал в кровавый фарш, состоящий из мелко рубленого металла и обгорелой плоти. Залп одной установки «Смерч» эквивалентен полновесному залпу линкора. Многие заслуженные асы, герои «битвы за Британию», сражений в небе над Польшей, Францией, Норвегией, Бельгией и Голландией, кавалеры Железных и Рыцарских крестов, бесславно погибли на земле, так и не успев подняться в воздух. Как и японским летчикам под Мидуэем, им не хватило всего пяти минут…

22 июня 1941 года. 04:15 СЕ. Генерал-губернаторство, Сувалкинский выступ, позиции 39-го моторизованного корпуса.

Генерал Герман Гот

Еще полтора часа назад жизнь казалась прекрасной, ярко светило солнце. Германская армия подобралась перед прыжком, готовая танковыми клиньями рвануться на просторы Советской России, опрокидывая слабые заслоны и в клочья разрывая коммуникации. А растрепанные неуправляемые массы вооруженных людей, еще вчера называвшиеся Рабоче-крестьянской Красной Армией, должны были достаться на съедение отлично вымуштрованной немецкой пехоте, уже с боями прошедшей Польшу, Голландию, Бельгию и Францию. Но теперь – «О майн Гот!» – все эти планы отправились коту под хвост. Обрушившийся на немецкие войска сразу после начала войны уничтожающий все огневой удар поверг их в шок и ужас.

Плотность артиллерийского огня была запредельной. Тяжелые снаряды падали с небес, как капли воды во время летней грозы, нанося изготовившимся к вторжению германским войскам страшные потери. Особенно пострадали открыто стоявшая на открытых позициях артиллерия и сосредоточенная на исходных рубежах пехота. Самое ужасное заключалось еще и в том, что части понесли потери не только убитыми и ранеными. Большое количество немецких солдат и офицеров сошло с ума от устроенного большевиками Апокалипсиса, тем более что первый артиллерийский удар был только его началом.

Русская авиация появилась над немецкими войсками через несколько минут после того, как на немецкие позиции с небес перестали падать снаряды, и воцарилась хрупкая тишина, прерываемая только стонами раненых и дикими криками обезумевших. В этот самый момент на сосредоточенные у границы немецкие войска с неба обрушилось большое количество юрких краснозвездных бипланов, вооруженных скорострельными пулеметами, легкими бомбами и реактивными снарядами.

Прикрывающая войска на поле боя малокалиберная зенитная артиллерия вермахта заткнулась под русским огневым ударом, и большевистские штурмовики почти безнаказанно избивали с воздуха и без того уже потрепанные артиллерией немецкие войска. Основной их мишенью стали не танки, пехота и артиллерия, а, как это ни удивительно, автотранспортный парк немецких частей и соединений. В этом случае русские действовали точно так же, как собирались действовать сами немцы, лишая вражеские войска подвижности.

Надежда на помощь люфтваффе у генерала Гота растаяла почти сразу. Пока высоко в небе русские истребители – многочисленные, как рой разъяренных ос – добивали бомбардировочные эскадры первой волны, большевики нанесли удар ужасающей силы сверхдальнобойными снарядами по приграничным аэродромам, на которых базировались истребители и пикирующие бомбардировщики VIII-го воздушного корпуса люфтваффе, предназначенного поддерживать наступление 3-й танковой группы. После того как по аэродромам прокатилась волна взрывов сокрушительной силы, корпус практически прекратил свое существование, а его командующий генерал Вольфрам фон Рихтгофен – человек, приказавший разрушить Гернику, Варшаву, Роттердам, а также герой битвы за Британию – погиб под пылающими развалинами своего штаба. Уцелели лишь единичные самолеты, уже не способные переломить ситуацию. О господстве в воздухе немцы теперь могли забыть.

Сверхдальнобойные русские снаряды поразили не только аэродромы, но и находящиеся в тылу 3-й танковой группы узловые станции Сувалки и Элк, забитые эшелонами с топливом и боеприпасами. Обернувшись, генерал Гот увидел, как на западе вздымаются в небо огненно-черные косматые клубы пламени, ставя точку в его надеждах на нормальное снабжение частей. А тем временем на востоке в черном от дыма небе вставало беспощадное и злое русское солнце. Так началась кампания на востоке.

О немедленном наступлении вглубь советской территории теперь уже не могло быть и речи. Нужно было потрепанные и деморализованные подразделения первой линии заместить другими, выдвинутыми из резерва, а также восстановить управление и связь, поднять боевой дух. И лишь потом можно думать о выполнении задач, предусмотренных планом «Барбаросса». Но и это сделать было не так-то просто. Когда затих огневой шквал и улетели выполнившие задачу легкие штурмовики большевиков, где-то в глубине русских позиций, за пределами досягаемости уцелевшей немецкой артиллерии, раздались гулкие залпы тяжелых русских орудий, своим огнем мешая немецким войскам проводить перегруппировку. И снова немецкие солдаты и офицеры гибли под снарядами, даже не успев вступить в бой и не увидев противника.

Приграничное сражение шло своим чередом; Геббельс уже выступил со своей идиотской в сложившихся условиях речью о превентивном нападении Третьего Рейха на СССР, а команды, поступившие из ОКХ, гнали немецкую армию вперед, требуя докладов об успехах и достижения запланированных темпов продвижения на восток. Там еще ничего не знали, и не понимали всей серьезности ситуации. Приказали долго жить два из трех китов, на которых покоилась непоколебимая уверенность немецких генералов в успехе плана «Барбаросса».

Ни о какой внезапности нападения теперь не могло быть и речи. Сталин и его генералы явно ждали этой войны, и неплохо подготовились к ней. Такой огневой шквал не организуешь ни за сутки, ни за двое суток, ни за неделю. И открыт этот огонь был буквально минуту спустя с момента начала нападения. А их тяжелые сверхдальнобойные ракетные снаряды? Генерал Гот просто не понимал, как почти одновременно можно было поразить цели, расположенные в тридцати, пятидесяти, семидесяти, и даже девяноста километрах от границы. Ведь это же тыл, и, по всем военным канонам, довольно глубокий.

Вторым китом было безусловное завоевание господства в воздухе. Но массированное и внезапное появление в небе всей русской авиации поставило на этих плах жирный крест. Поднявшись с аэродромов в воздух еще ДО начала немецкого вторжения, она тут же круто и жестоко нарушила все довоенные планы «птенцов Геринга». Причем большевистские авиационные командиры явно заранее знали, где, когда и какие цели будут атаковать немецкие самолеты. Все это было так не похоже на действия русской авиации на Дальнем Востоке во время боев с японцами, а также во время их с натугой выигранной «Зимней войны» с маленькой Финляндией. Теперь же русских летчиков будто подменили – их действия были смелыми, решительными, осмысленными, и за всеми ними стоял опытный дирижер, обеспечивающий взаимодействие авиации с наземными войсками.

На других участках образовавшегося советско-германского фронта дела для вермахта также обстояли далеко не лучшим образом. На севере, в Прибалтике, не было такого огневого шквала, но и там на направлении удара 4-й танковой группы генерала Гепнера немецкие войска не смогли захватить инициативу, с первых же минут упершись в эшелонированную оборону русских, насыщенную большим количеством мощной противотанковой артиллерии, и поддержанной из глубины огнем многочисленных тяжелых гаубиц. Фронт с ходу прорвать не удалось, и ожесточенное сражение под Таураге на земле и в воздухе с каждой минутой только набирало обороты, сжигая жизни тысяч немецких солдат и офицеров. Русские дрались яростно, а их авиация, хоть и не смогла захватить в воздухе полное господство, но за счет подавляющего численного превосходства сумела сковать действия люфтваффе, сведя к минимуму ущерб для своих наземных войск. Внезапного и уничтожающего удара по аэродромам, складам и местам дислокации авиации большевиков не получилось, и теперь русские бомбы сыпались на узлы коммуникаций немецких войск и на их подтягиваемые к фронту резервы. В первый же час войны массированным налетом нескольких авиационных полков была почти уничтожена железнодорожная станция города Тильзит, где скопилось большое количество эшелонов с топливом, боеприпасами и снаряжением.

На второстепенных направлениях группы армий «Север» дела тоже обстояли далеко не лучшим образом. Действующая на приморском фланге 18-я армия генерала Кюхлера так же уперлась в эшелонированную оборону по линии границы, и ее продвижение исчислялось сотнями метров, каждый из которых был обильно полит кровью немецких солдат. Ни о каком прорыве редких русских позиций и выходе на оперативный простор там нельзя было и помыслить. Вместо ожидавшейся вытянутой в нитку стрелковой дивизии немецкие войска на этом направлении уперлись в полевую оборону как бы ни целой полнокровной русской армии.

Наступающая на Каунас 16-я армия генерала Буша, с ходу перескочив границу, увязла в целой сети засад и выставленных в самых неожиданных местах минных полей. Исходя из того, что происходило на других участках фронта, следовало ожидать, что на рубеже реки Неман она встретит ожесточенное сопротивление свежих русских частей, тем более что командование группы армий «Север» уже снимало резервы с второстепенных направлений и направляло их на помощь безуспешно штурмующему границу генералу Гепнеру.

Соседка 3-й танковой группы справа, 9-я полевая армия генерала Штрауса, также попала в весьма неприятное положение. На направлении ее главного удара в полосе Гродно-Осовец-Граево ее накрыл такой же уничтожающий огневой шквал, как и 2-ю и 3-ю танковые группы. К тому же базирующаяся на Осовецкий укрепрайон русская крупнокалиберная артиллерия открыла уничтожающий огонь по ее тылам. Большевики явно вознамерились удержать за собой госграницу по всему Белостокскому выступу, и повсюду оказывали ожесточенное сопротивление.

Хуже всего обстояли дела у 2-й танковой группы генерала Гудериана. Полоса прорыва там была меньше, а сил в ней сосредоточено больше, и «сталинские оргАны» отработали по скученным немецким танкам и пехоте с ужасающей эффективностью. Переговорив с Гудерианом, Гот решил, что новую попытку форсировать границу они предпримут одновременно, в полдень по берлинскому времени. На нормальную перегруппировку требовались как минимум сутки, но в ОКХ уже закатывали истерики, требуя отчета по продвижению вглубь советской территории и решению первоочередных задач, графики которых уже окончательно сорвались, а каждый упущенный час только укреплял большевистскую оборону, давая противнику время подтянуть из глубины дополнительные резервы.

Едва закончился этот разговор, как высоко в небе раздалось чуть слышное гудение. Подняв взгляд, генерал Гот увидел в сияющей синеве четкую формацию из двадцати четырех ярких блестящих точек, за которыми тянулись длинные белые инверсионные следы. Вскинув к глазам бинокль, Гот похолодел. Огромные четырехмоторные серебристые машины с откинутыми назад стреловидными крыльями казались воплощением скорости и мощи. А шли они на запад, на Берлин – так что утро в нем тоже скоро перестанет быть томным. А ведь с начала войны прошло всего чуть более часа…

22 июня 1941 года. 07:05 мск. УССР. Тарнополь, Штаб Юго-Западного фронта.

Генерал армии Георгий Жуков

Война с Германией продолжалась уже целых три часа. Как и предупреждала Москва, ровно в четыре утра армады немецких самолетов пересекли границу, а чуть позже под прикрытием артиллерийского огня вперед пошла и германская пехота с танками. На всем протяжении границы от Припятских болот до вершины Львовского выступа с первых же минут войны завязались тяжелые оборонительные бои. Красная Армия была готова к отражению вражеского удара, но и враг был силен.

Несмотря ни на что, война эта была, можно сказать, правильной. На полевом КП фронта под Тарнополем исправно функционировала связь, и операторы штаба регулярно наносили на карты текущую обстановку. В полном объеме к Жукову поступала и достоверная разведывательная информация, в первую очередь, полученная путем наблюдения с воздуха. Такой войной вполне можно руководить, что генерал армии Жуков и собирался делать дальше. И не только руководить, но и разгромить и уничтожить врага, поскольку все предпосылки к этому были налицо.

Первыми в бой с врагом вступили летчики-истребители. Генерал-лейтенант Кравченко поднял в воздух всю истребительную авиацию Юго-Западного фронта и нанес бомбардировщикам 4-го воздушного флота такой мощный встречный удар, что противник так и не смог от него оправиться. Ожесточенные воздушные сражения развернулись западнее Львова – там советская авиация перехватила юнкерсы 51-й бомбардировочной эскадры, чьей целью были Львов, Стрый, Станислав, Черновцы, – а также над маленьким приграничным городком Сокаль, где «красные соколы взяли в оборот «хейнкели» 55-й бомбардировочной эскадры, направлявшиеся на бомбежку советских тыловых объектов в городах Луцк, Ровно, Шепетовка, Житомир.

Неслыханная наглость командования люфтваффе, пославшего свои бомбардировщики в первый налет без истребительного прикрытия, обернулась таким же невиданным конфузом. Генерал Кравченко использовал опыт, полученный советскими летчиками в небе Китая и Монголии. Сначала специальные «ракетные» эскадрильи И-16 с дистанции полтора километра дали залп «эресами» по плотной бомбардировочной формации, после чего строй немецких бомбардировщиков рассыпался, и испуганного и деморализованного врага атаковали другие истребители с пушечным вооружением.

Не менее четверти «хейнкелей» и «юнкерсов» сбил первый же ракетный удар краснозвездных ястребков, а остальные тут же попали в головокружительную мясорубку, по сравнению с которой знаменитая битва за Британию была всего лишь детской игрой в песочнице. Сбросив бомбы куда попало и до предела форсируя моторы, немецкие бомбардировщики развернулись на сто восемьдесят градусов и взяли курс на свои аэродромы.

Срочно примчавшиеся на помощь избиваемым бомбардировщикам «эксперты» 3-й истребительной эскадры люфтваффе ввязались во встречную схватку на горизонталях с пятикратно превосходящими их по численности современными советскими истребителями МиГ-3, И-182 и Як-1, и в первые же минуты боя понесли тяжелые потери. Юные безбашенные лейтенанты, конечно, не имели такого огромного боевого опыта, как их германские оппоненты, уже успевшие повоевать в небе Польши, Норвегии, Бельгии, Голландии, Франции и Британии. Но они верили в правоту своего дела и рвались в бой, не жалея ни себя, ни врагов. И падали с небес объятые пламенем новенькие «фридрихи», пятная голубое небо жирными траурными столбами дыма.

Именно здесь, в небе Украины, а не над Белоруссией, где с немецкой стороны практически не осталось выживших свидетелей, И-182 получил у немецких пилотов свое знаменитое прозвище «суперкрыса».

Бой лоб в лоб, глаза в глаза, без жалости и пощады, до победы или смерти… И «эксперты» люфтваффе не выдерживали этого напряжения, выходя из схватки глубоким пикированием. Драться с этими берсерками? Да ни за что! А пикировать «мессер» умеет, и в этом ему нет равных ни среди немецких, британских, японских и американских, ни среди советских истребителей. Выйти из боя таким образом «мессерам» было легко, и их пилоты воспользовались этим обстоятельством. Спаслось больше половины немецких истребителей, но главное было сделано – боевой дух «экспертов» оказался надломлен, что в ближайшие дни обещало советской авиации полное господство в воздухе на данном театре боевых действий.

Советская авиация тоже понесла потери, но за счет численного превосходства и высокого боевого духа они не шли ни в какое сравнение с немецкими.

Едва небо над границей очистилось от самолетов, как в воздухе появились армады советских Пе-2, СБ и «чаек» под прикрытием остававшихся в резерве «ишаков». Только начавшие форсирование границы немецкие войска подверглись уничтожающим массированным бомбоштурмовым ударам. Массы пехоты, открыто расположенные позиции артиллерии, автомобильные колонны и другие легкоуязвимые цели стали их добычей.

На земле основной удар немецких панцердивизий 1-й танковой группы генерала фон Клейста пришелся на 5-ю армию генерала Потапова. Но при отсутствии стратегической внезапности и господства в воздухе ни у генерала фон Майнтфеля, ни у генерала Кемпфа не получилось прорывов на всю глубину стратегического построения советских войск. Два моторизованных корпуса 1-й танковой группы застряли в вязкой, как смола, обороне советских войск, организованной на линии недостроенных УРов. А попытки массированных танковых атак парировались выдвигаемыми на угрожаемые направления самоходными противотанковыми бригадами. Юркие приземистые самоходки, вооруженные длинноствольными пушками Ф-22 с баллистикой зенитного орудия 3-К оказались эффективным противотанковым оружием, с запредельной километровой дистанции поражающим в лобовую проекцию даже «толстокожие» «штурмгешютцы». Сделав несколько выстрелов, батареи тут же меняли позиции, и в большинстве случаев немецкие танкисты даже не успевали взять противника на прицел, отчего прозвали эти машины «русскими гадюками». Да, 5-я армия пятилась под вражеским натиском, но пятилась медленно, не допуская прорывов и заставляя Клейста платить за каждый метр продвижения десятками единиц сожженной техникой и сотнями жизней своих офицеров и солдат.

Южнее, на северном фасе Львовского выступа, сосредоточенная и отмобилизованная 6-я армия успешно отражала натиск 17-й полевой армии вермахта. Несмотря на почти двойное превосходство врага в живой силе, бойцы Красной Армии дрались яростно и стойко, удерживая линию государственной границы и не пуская вермахт на советскую территорию.

А на вершине Львовского выступа славная 99-я дивизия в первые же минуты войны форсировала реку Сан и, потеснив части 101-й легкопехотной дивизии, с ходу захватила немецкую часть бывшего польского города Перемышля, до того разделенного границей надвое. Еще южнее, в Карпатских перевалах, вперед пошла 72-я горнострелковая дивизия, легко сбивая немногочисленные заслоны 454-й охранной дивизии, вытянутой в нитку на этом, как считало немецкое командование, безопасном участке советско-германской границы. Пока севернее гремят эпохальные сражения, бойцы горных частей вполне успеют пробить дорогу через горы и обеспечить Красной Армии доступ в долины Словакии.

Правда, у Клейста в резерве оставался еще 14-й моторизованный корпус с целыми тремя танковыми дивизиями, моторизованной бригадой СС «Адольф Гитлер» и моторизованной дивизией СС «Викинг». Если он бросит их на Львов, то все еще может поменяться. Правда, несколько минут назад от «Орла» поступила информация, что передовые части корпуса, снявшиеся с полевых биваков, движутся не на восток в горнило сражений, а на север, где у немцев что-то не связалось со 2-й танковой группой генерала Гудериана. Значит, и там немцам дают прикурить не по-детски, показывая, что легкой прогулки по СССР не получится.

Южный фас Львовского выступа занимала 12-я армия, основным противником которой была армия фашистской Венгрии, две механизированных и одна кавалерийская бригады. По соотношению сил даже не смешно, и отступать перед венграми Жуков ни в коем случае не собирался. Правда, венгерские части в бой пока не вступали и чего-то выжидали. Генерал армии Жуков не знал, что в прошлом варианте истории Венгрия вступила в войну только 26 июня 1941 года.

Еще южнее притихших венгров часть 11-й армии попробовала начать наступление на Каменец-Подольский. Дело там шло ни шатко, ни валко; недостроенные приграничные УРы, насыщенные пехотой и поддержанные артиллерией пока держались, и была надежда, что будут держаться и дальше, если, конечно, враг не перебросит туда значительные резервы.

Одним словом, в отличие от немцев, у советской стороны даже на этом второстепенном направлении пока все шло по плану, и у генерала армии Жукова с каждой минутой крепла уверенность в скорой полной и окончательной победе.

22 июня 1941 года. 06:15 СЕ. Третий Рейх, Берлин, борт Ту-95МС, высота 10.500 метров.

Полковник Илья Павлович Мазурук

Вокруг и над нами – пронзительно ясное небо. На этой высоте оно даже не голубое, а какое-то темно-синее. Видимость миллион на миллион, под серебристым крылом с красной звездой ни облачка, и земля под нами видна как на детальном тактическом макете. Оглушительно ревут четыре исполинских мотора НК-12МП, вращая огромные соосные винты диаметром пять с половиной метров. Каждый такой двигатель имеет мощность, сопоставимую с суммарной мощностью всех двигателей трех немодернизированных тяжелых бомбардировщиков ТБ-7. Именно эта запредельная мощность и делает двигатели «Медведей» (такое прозвище, как мне объяснили, дали этим самолетам в будущем иностранные специалисты) слишком шумными. Говорят, что при пролете над морем шум этих двигателей способны засечь даже гидроакустики подводных лодок.

Франкфурт-на-Одере остался позади по левому борту, и лежащий прямо по курсу огромный город на берегах Шпрее кажется мне каким-то серым инородным наростом на теле матери-земли. Именно тут вынашивались и вынашиваются агрессивные замыслы, нацеленные на уничтожение нашей Родины и всего мира, именно тут сейчас находится эпицентр мирового зла. До центра Берлина осталось около пяти минут лету.

Справа и слева от моей машины, словно привязанные, застыли на боевом курсе другие самолеты Ту-95 из нашей группы. В бомболюках наших бомбардировщиков находятся управляемые бомбы самых разных калибров и типов: объемно-детонирующие, бетонобойные, зажигательные и фугасные.

Здесь, на высоте десяти с половиной километров, мы чувствуем себя в полной безопасности. Немецкие зенитные пушки калибра восемьдесят восемь миллиметров способны добить сюда только не прицельно, на пределе досягаемости по высоте, а для истребителей «Мессершмитт-109» модификаций «E» и «D», эта высота является почти предельной. Они здесь вроде сонных мух, и не способны перехватить бомбардировщики, идущие к цели со скоростью семьсот километров в час.

Сегодня мы станем для берлинцев чем-то вроде будильника. А то ведь нельзя так – война началась, а жители вражеской столицы все еще мирно спят, как будто это самое обычное воскресное утро. А ведь Геббельс уже трижды прокукарекал, возвестив о том, что Третий Рейх начал против СССР превентивную войну. Те из берлинцев, кто уже не спит, должны наблюдать в небе апокалиптическое зрелище: две дюжины надвигающихся с востока тяжелых самолетов, расчерчивающих безоблачное небо белыми инверсионными следами. Сегодня Германия, да и весь мир, узнают, удары какой сокрушающей мощи способны теперь наносить советские ВВС в случае крайней необходимости.

Ведущий головной самолет полковник Александр Голованов дает сигнал, и строй распадается, расходится в стороны веером, при этом каждая машина идет на свою цель. К уничтожению приговорены здания Рейхстага, Рейхсканцелярии, Министерства авиации, Центрального телеграфа, штаб-квартиры Абвера, СД, Гестапо, Министерство пропаганды, Министерство Иностранных дел, а также комплекс зданий ОКВ в Цоссене. Для атаки последней цели предназначено шесть самолетов, пять из которых несут девятитонные фугасные бомбы для уничтожения особо защищенных объектов, а шестой – авиационную объемно-детонирующую бомбу повышенной мощности, как говорят потомки – «папу всех бомб».

Такой «папа» в гордом одиночестве висит и в бомболюке нашего бомбардировщика. Цель этой супербомбы мощностью сорок четыре тонны в тротиловом эквиваленте и радиусом сплошного поражения в триста метров – Новая Рейхсканцелярия и окружающие ее германские правительственные здания.

До момента сброса осталось меньше минуты… Электромоторы с визгом и скрежетом открывают створки бомболюка. Теперь все внимание на цель. Убираю руки от штурвала – самолет ведет автоматическая система управления бомбометанием, которую потомки называют «компьютерной». Внизу пока тихо, не обнаружено ни вспышек огня зенитных батарей, ни взлетающих по тревоге истребителей ПВО. Полтора года назад в небе над Хельсинки было гораздо сложнее. Пошел обратный отсчет. Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… Сброс!

Самолет вздрагивает, и, облегченный, резко лезет вверх. Закладываю глубокий левый вираж, одновременно одним глазом кося влево и вниз. Бомба будет падать по рассчитанной для нее траектории еще три минуты, и уже никакая сила в мире не сможет остановить ее полет.

Но первой свой удар нанесла группа самолетов, предназначенная для бомбежки Цоссена. Примерно в тридцати километрах южнее нас сверкнула яркая вспышка, и в воздух поднялись столбы то ли дыма, то ли цементной пыли. А потом по Берлину прокатилась волна ослепительных вспышек, превращающихся в исполинские огненные шары. По городу заметались перехлестывающиеся между собой, видимые даже невооруженным глазом, ударные волны взрывов. Воистину ужасное зрелище; и я не завидую сейчас тем, кто попал под этот огненный каток. Но не мы начали эту войну, и не мы установили ее людоедские правила. Пусть за все расплачиваются те, кто привел Гитлера к власти, вскидывал руки в нацистском приветствии и маршировал во время факельных шествий, надрывая глотки в воплях «Хайль Гитлер!», и приветствовал ревом людоедские речи своего фюрера. Дело сделано – ложимся на обратный курс.

Час спустя. Третий Рейх, Берлин.