Текст книги "Алый флаг Аквилонии. Спасите наши души"

– Спасибо, товарищ Акимов, – сказал я, – на этом наше импровизированное открытое партсобрание можно считать закрытым. Поздно уже. Всем спать – завтра будет новый день и новые труды.

Часть 26
От Босфора к Дарданеллам

14 апреля 3-го года миссии. Воскресенье. Вечер. Исток реки Босфор, азиатский берег, залив за мысом Анадолу, советская подводная лодка М-34.

Командир подводной лодки капитан-лейтенант Николай Иванович Голованов

Проделав путь от истока до устья, и убедившись, что для сплава «Малютки» по Босфору нет непреодолимых препятствий, наша команда дала себе один день отдыха на мысу, откуда открывался вид на простор Мраморного моря, после чего вернулась на мыс Ускюдар. Там я сказал подпоручику Акимову, что его подразделению лучше перебазироваться к устью и готовиться к переправе, а нам пора возвращаться обратно к истоку – к нашим товарищам и стоящей на якоре подводной лодке. А то они там в ожидании нашего возвращения небось, загибают пальцы, считая дни с момента нашего ухода. Времена тут такие, опасные, а потому из разведки мы можем и не вернуться.

Но чтобы по пути нас никто не «обидел», товарищ Акимов выделил нам в сопровождение отделение младшего унтера Неделина. Мол, мало ли кто еще вооруженный бродит по округе: в последнее время в прежде пустынной местности, где от одного кочевого поселения до другого два-три дня пути, стало тесно, как на восточном базаре. Хорошо, если это окажется еще какая-нибудь русская команда, а если попадутся турки или англичане из двадцатого года? Так что головной дозор и фланговое охранение со стороны суши должны быть обязательно. Я, собственно, и не возражал против такой заботы: дополнительных девять человек «Малютка» на борт поднять сможет.

Сначала парни с подозрением косились на Нату, но когда увидели, что ходок из нее хоть куда, то на нее просто перестали обращать внимание. Местные всю свою жизнь проводят в кочевках, следуя за стадами животных, и не на лошадях, как народы нашего времени, а пешком, на своих двоих. Наш темп для нее был как легкая прогулка – знай иди себе и глазей по сторонам и на шагающего рядом лейтенанта Чечкина.

Эта деланая беззаботность дала сбой только раз, когда мы вышли к месту бывшей стоянки ее клана. А там не осталось ничего: местные унесли даже жерди от шатров, оставив только остывшее уже кострище да груду камней, в которую сверху был воткнут знакомый посох старика Монидиса. Отдав дочку в хорошие руки, этот человек наконец-то разрешил себе умереть.

Увидев этот посох, Ната сразу все поняла. Впрочем, с ее стороны обошлось без истерик или рыданий. Она упала возле могилы на колени, зачем-то потрогала холодные камни, и простояла так неподвижно минут пятнадцать, склонив голову. Мои люди сдернули с себя пилотки, морские пехотинцы тоже сняли головные уборы, а я шепотом объяснил унтеру Неделину, что за человек тут похоронен. Тот перекрестился, прочел короткую поминальную молитву, помянув «раба Божьего Константина» а потом послал своих людей в лесок, росший вдоль русла ручья, вырубить несколько жердей, чтобы соорудить православный крест, который потом и был установлен соседству с посохом старика. Мир твоему праху, Константин Монидис… И даже комиссар Якимчук то ли не захотел, то ли не посмел возразить против этого «мракобесия», ибо вид у морских пехотинцев императрицы Ольги во время этого действа был очень уж серьезный.

Останавливаться на этом месте на ночевку было немыслимо, и мы пошли дальше. Километрах в двух от бывшей стоянки, в ложбине между двумя холмами, мы нашли спуск к небольшой бухточке с галечным пляжем, где и остановились на ночевку. Вскоре на берегу уже горел костер, пережигая сушняк на угли, а краснофлотец Магелат и двое его помощников из числа морпехов бодро свежевали горного барана, подстреленного снайпером морпехов ефрейтором Кариметовым. Дальше у нас был ужин, а потом – неизменный для этого путешествия вечерний разговор «за жизнь». Мои люди рассказывали новым знакомым о том, как живется народу при советской власти, а те толковали нам о своем житье-бытье при молодой императрице, очень круто взявшейся за дело.

– Большое послабление вышло народу, – говорил ефрейтор Ершов, обнимая свой пулемет. – Выкупные платежи отменили – это раз. Денежную подать натуральным продналогом заменили – это два. Беспроцентную ссуду зерном на семена или пропитание дают – это три. А если вдруг недород, то от государыни в бедствующую губернию идет продовольственная помощь – это четыре. Опять же лишний народишко в Сибирь переселяют, освобождая землицу – это пять. Артели работать на стройки набирают и с оплатой не обижают – это шесть. Если мужик работящий да рукастый, то семью прокормить сможет. Так что с той поры мы и не голодовали ни разу, а при прежнем царе с весны и до жатвы одной лебедой, считай, и кормились…

Рассказали нам и о том, как свирепо имперская безопасность борется с казнокрадами и мздоимцами, как недавние «лучшие люди» (проворовавшиеся чиновники и спекулянты) выбритые на полголовы, звеня кандалами, отправляются по этапу туда, где у государства есть нужда в бесплатной рабочей силе. Так что товарищ Якимчук был и прав, и неправ одновременно. Звериный оскал молодая императрица показала сразу, но только направлен он был не в сторону простого народа, а на его вековых угнетателей.

Кстати, преинтереснейшим человеком оказался снайпер Александр Кариметов. Мать у него русская, а отец – казанский татарин, богатей средней руки, владелец механической мастерской и магазина скобяных товаров. Впрочем, папенька Александра богатеем не родился, начинал как кустарь-одиночка в унаследованной от отца маленькой кузнице, но оказался не без коммерческой сметки, да и крутился как белка в колесе, так что во второй половине жизни, как тогда говорили, «выбился в люди». И было у отца три сына, самый старший должен был получить в наследство механические мастерские, второй – магазин, а для младшего, Александра (по-татарски Искандера), была запланирована блестящая карьера юриста или, если повезет, государственного чиновника. С этой целью его сначала отдали в гимназию, а потом засунули учиться в Казанский университет на юридический факультет – тот самый, в котором на двадцать лет раньше учился товарищ Ленин.

Но Александра-Искандера карьера юриста или чиновника не интересовала. Ему хотелось стать офицером, но папенька-тиран этому категорически воспротивился. Прокляну, мол, и денег присылать не буду. А учиться во времена царизма за государственный счет в юнкерском училище Александр не имел права. Но он решил, что все равно добьется своего. Проучившись на родительские деньги в университете все четыре года и получив вожделенный диплом (папенька, твоя воля исполнена, а вот теперь все будет по-моему) новоиспеченный юрист отправился в Гатчину, где располагался пункт постоянной дислокации корпуса морской пехоты. Там его после прохождения собеседования и медосмотра зачислили вольноопределяющимся[14]14
  Вольноопределяющийся – молодой человек с высшим или шестилетним средним сроком образования, добровольно записавшийся на службу, с правом прослужить половину положенного срока и уйти в запас в качестве нижнего чина или прослужить весь срок и иметь право держать экзамен на офицерское звание.


[Закрыть] первого разряда в учебный полк, где он прошел подготовку на снайпера. Два года службы в этом статусе, один из которых Александр уже отслужил, давали ему право держать экзамен на первый офицерский чин – после чего либо увольняться в запас, либо продолжать службу в новом качестве.

Попадание сюда, в Каменный век, поставило крест на всех прежних мечтах, но Александр не унывал. Мол, хотел бы он тихой и мирной жизни, перекладывал бы сейчас бумажки в присутствии или служил бы помощником присяжного поверенного. А так даже интереснее: всю жизнь романтичный юноша хотел посмотреть мир, в детстве зачитывался приключенческими романами Фенимора Купера, Генри Хаггарда и Жюля Верна – и вот мечта сбылась… Путешествие такое далекое, что прежде нельзя было даже и представить. Правда, без обратного билета, но об этом Александр не задумывался. С прежней жизнью он порвал, когда записался в армию добровольцем, а какой будет новая жизнь и будет ли она вообще, решается прямо сейчас. Вроде бы, с точки зрения классической марксистской теории, ефрейтор Кариметов по своему происхождению и желанию стать царским офицером должен считаться для нас классовым врагом (и именно так на него смотрит товарищ Якимчук), но мне этот молодой человек чем-то напоминает нашего лейтенанта Чечкина, а потому симпатичен.

Потом была еще одна ночевка в довольно широкой бухте с галечным пляжем. И вот, когда солнце уже клонилось к горизонту, мы спустились по тропе туда, где в небольшой бухте на якоре стояла наша «Малютка».

Сначала наши товарищи забегали и закричали, увидев наше возвращение, а потом застыли в недоумении, увидев сопровождающих нас морских пехотинцев императрицы Ольги. Уж очень непохожи они на бойцов РККА обмундированием, вооружением и манерой держаться. Правда, и немцев с румынами в них тоже не заподозришь, так что за винтовки схватились немногие.

Я сложил руки рупором и закричал:

– Товарищ Карелин, товарищ Наумов, не беспокойтесь, это свои!

Видимо, меня услышали. Бестолковая суета внизу прекратилась, и дальше оставшаяся на хозяйстве часть команды ожидала нашего приближения в напряженном молчании, не выпуская оружия из рук, но и не делая никаких угрожающих жестов.

– Очень плохо, товарищ капитан-лейтенант! – сказал мне младший унтер Неделин. – Часовые и секреты не выставлены, бойцы не обучены действиям при внезапном нападении. Подходи сюда кто хошь, и бери вас голыми руками.

– Знаю, товарищ Неделин, – ответил я на упрек, – но, во-первых, нас, моряков-подводников, таким действиям никто не учил за ненадобностью, а во-вторых, мы считали, что находимся в безопасности, ведь, кроме нас, тут нет других цивилизованных людей.

– Это, Николай Иванович, все верно, – вздохнул младший унтер. – Но все одно беречься в таких случая надо, ведь береженого сам Бог бережет, а не береженого в храме отпевают, задолго до наступления полного износа организма. Уставы, между прочим, пишутся кровью. Чтобы ничего такого не случилось, нас к вам товарищ подпоручик и приставил.

Потом, при встрече пришлось дать нагоняй товарищу Карелину: мол, у нас тут проходной двор образовался, шляется кто попало, а у вас караулы не выставлены. Хорошо, что пока все другие пришельцы оказывались к нам дружественно настроены, а если тут случится вражеский отряд, и до беды недалеко. Впрочем, особо распространяться на эту тему я не стал, а приказал построить людей и объявил, что мы не обнаружили на Босфоре никаких принципиальных препятствий для сплава нашей «Малютки» вниз по течению до самого устья. Дело трудное, но вполне возможное, тем не менее участвовать в нем будут только добровольцы. Тех, кто откажется рисковать, товарищ Неделин и его бойцы проводят пешочком до устья, а если робких среди нас не окажется, то морские пехотинцы из другого мира пойдут с нами на «Малютке».

Желающие идти вниз по течению своими ногами – шаг вперед из строя… Что характерно – не вышел никто. Значит, завтра утром сворачиваем лагерь, и в путь.

14 апреля 3-го года Миссии. Воскресенье. Поздний вечер. Первый этаж, правая столовая Большого Дома. Совет вождей.

Получив наконец радиограмму от капитан-лейтенанта Голованова – длиннющую, как роман «Война и Мир», – Сергей Петрович в тот же день вечером после ужина собрал Совет Вождей, чтобы обсудить поступившую информацию.

– Итак, товарищи, – сказал он, – сейчас, когда дети уложены спать, можно поговорить о серьезном. Ситуация осложняется, и из тревожной становится угрожающей…

– Я тебя не понимаю, Петрович… – проворчал Антон Игоревич. – Что-то случилось с товарищем Головановым и его командой?

– Да нет, – ответил Великий шаман Петрович, – с капитан-лейтенантом и его командой все нормально. Разведывательная партия прошла пешком по берегу Босфора от истока до устья и, не найдя препятствий, делающих сплав подводной лодки невозможным, благополучно вернулась обратно. Завтра утром они сворачивают лагерь и отправляются вниз по течению, а потому просят держать за них кулаки. Выход на связь после завершения операции ожидается где-то в районе полудня. Но это далеко не самая главная новость – важнее то, кого Голованов и его люди встретили во время своего разведывательного похода.

– Еще одних попаданцев-пропаданцев? – под тихие смешки присутствующих брякнул Сергей-младший.

– Да, ты прав, Серега, – ответил главный учитель клана Прогрессоров, – это действительно попаданцы-пропаданцы – но такие, каких мы тут еще не видели. Если прежде мы встречали только тех, кто прибыл позже нас, и каждую группу можно было привязать к определенному народу и периоду истории, то в данном случае эти правила не действуют. Во-первых, разведывательная группа товарища Голованова встретила очень старого человека, рассказ которого о себе в общих чертах повторяет историю нашего друга Виктора Леграна до того, как тот смог присоединиться к нашему коллективу. Русский подданный, моряк, рыбак и контрабандист Константин Монидис, спасаясь из разграбляемого башибузуками греческого селения, бежал в ночи прочь, и оказался в этом мире. По его словам, по нашему счету с того момента прошло уже двадцать пять лет. Тут он сумел выжить, присоединиться к местному клану, и даже заработать такой авторитет, что на какое-то время стал в этом клане сначала вождем, а потом старейшиной. Он пытался изменить жизнь своего нового народа к лучшему, но когда он состарился и одряхлел, местные традиции взяли свое. Прежде мы были уверены, что мы первые, но оказалось, что это не так. И до нас были попытки реализовать Замысел, оказавшиеся неудачными, потому что самодеятельные Прогрессоры были одиночками, не сумевшими преодолеть сопротивление покоя, присущее здешнему крайне консервативному обществу. У нас пока все получается, но если мы не сумеем оправдать оказанного нам доверия, нас так же ждет развоплощение и растворение в окружающем нас Каменном веке. Теперь я понимаю, насколько наивной была наша мечта об уединенном доме на лоне дикой природы.

– Шаман Шамэл был в наш клан Тюленя чужак, – сказала вдруг Алохэ-Анна. – Мы думал, что он пришел из другой клан на острова, но теперь я поняла, что он мог быть такой, как вы, только наоборот. Он убил старого шамана и вождя громом, и стал один на место их двоих, и это был раньше, чем вы пришли в наш мир.

– Шамана Шамэла, – со вздохом сказал Антон Игоревич после некоторого размышления, – при рождении, возможно, нарекли Самуилом. Некоторые, скажем так, этнические группы, крещеные в историческом смысле недавно, просто обожают разные библейские имена, воображая, что они приближают их к Богу, а у самих в душе нет ничего, кроме какого-нибудь культа Вуду. Что же ты, Аннушка, молчала об этом раньше?

– Раньше это знание было уже не важно, по причине смерти фигуранта, а теперь оно стало бесполезно, – ответил Сергей Петрович, защищая свою старшую жену. – Умер Шамэл, и хрен с ним. Самое главное, что мы смогли хотя бы частично нейтрализовать причиненное им зло.

– Ладно, – сказал Андрей Викторович, – с предыдущими относительно нас попытками прогрессорства мы разобрались. Но, как я понимаю, это еще далеко не все?

– Да, – сказал глава совета вождей, – не все. И это «не все», Андрей, как раз по твоей части.

– Так, – сказал военный вождь Аквилонии, – понятно, что ничего не понятно. А теперь, Петрович, кончай темнить, и скажи прямо – кто, что и сколько вешать в граммах? Какие такие особенные попаданцы-пропаданцы могли выпасть в осадок в Приливах, подобных которым мы тут еще не видели? Неужели рогатые марсиане в космических шлемах?

– Нет, – покачал головой Сергей Петрович, – до рогатых марсиан дело еще не дошло, да и, скорее всего, Замыслу они без надобности. Товарищ Голованов в Проливах наткнулся на вполне русских, и даже советских людей, на полном серьезе упоминающих о событиях, которых просто не было в нашей истории. Как тебе, например, солдаты армии императрицы Ольги или информация о том, что в январе сорок третьего года Красная Армия штурмовала… Стамбул.

– Ничего не понимаю, Петрович, – ответил Андрей Викторович. – Княгиню Ольгу – ту, древнюю – я знаю, а вот одноименную императрицу – нет. И как Красная Армия могла штурмовать Стамбул в январе сорок третьего года, если как раз в это время заканчивалось Сталинградское сражение?

– Вот я о том же, – сказал глава совета вождей. – Но факт заключается в том, что, проводя разведку Босфора вдоль азиатского берега, часть команды подводной лодки М-34 наткнулась на группу хорошо вооруженных и оснащенных людей, называющих себя взводом из корпуса морской пехоты, который пропал из своего мира в августе тысяча девятьсот седьмого года. На выпуклый командирский глаз капитан-лейтенанта Голованова, вооружение этого взвода на голову, а то и на две, превосходит все, что имела русская императорская армия в означенном году. И правит Российской империей в том мире не Николай Второй, а его младшая сестра – Ее Императорское Величество Императрица Всероссийская Ольга Александровна Романова. Но и это еще не все. На европейском берегу, прямо напротив лагеря морпехов царицы Ольги, расположен объединенный лагерь еще двух группировок. Одна называет себя взводом морских пехотинцев императора Михаила Второго, и попали они сюда из сентября тысяча девятьсот восьмого года, а другая – это легкодесантный взвод морской пехоты ОСНАЗ РВГК из января сорок третьего года. Вот там, как и в нашем мире, Советским Союзом правит великий и ужасный товарищ Сталин. Но только это очень странный Сталин, потому что советские и имперские морпехи не передрались между собой насмерть, как следовало ожидать, а быстро побратались, и даже стали вместе ходить на охоту. Более того, командиры всех трех взводов признали главенство товарища Голованова как самого старшего по званию, и выказали желание добровольно присоединиться к Аквилонии и поступить под твое, Андрей, персональное командование…

Некоторое время в напряженной тишине главный военный вождь Аквилонии молчал, собираясь с мыслями, а потом сказал:

– Хороший рояль, товарищи, надо брать. Но я все равно не понимаю, как такое могло получиться?

– Понимаете, Андрей Викторович, – торопливо произнес Сергей-младший, – если Посредник мог закинуть нас сюда, на самое дно, для того, чтобы мы создали из местных общество нового типа, то почему бы ему же не организовать нечто подобное для ключевых точек истории во временах, гораздо более близких к двадцать первому веку? Только для этого недостаточно закинуть в прошлое героя-одиночку или группу штатских, как у нас. Нет, чтобы переломить ход событий, нужна серьезная военная мощь, чтобы махнул мечом-покладенцом направо – и образовалась улица, махнул налево – получился переулочек…

– Но прошлое, молодой человек, изменить невозможно, – сказал бывший командир Ту-154 Алексей Михайлович Гернгросс. – Все это пустые мечты, и ничего более, а если такая попытка случится, то она должна закончиться неудачей в самом начале по каким-нибудь естественным причинам. Смотри пункт первый – изменить прошлое невозможно.

– В определенных кругах, – с нажимом произнес Сергей-младший, – имеется мнение, что запрет на изменение прошлого можно обойти созданием в момент вмешательства нового альтернативного мира, связанного с главным миром последней точкой общей истории. Течение времени в таком мире параллельно нашему, а вот ход исторического процесса, вышедшего из накатанной колеи, перпендикулярен. Вот и мы тоже занимаемся тем, что за сорок тысяч лет до нашего двадцать первого века при помощи своего обаяния и такой-то матери по заданию Творца пытаемся создать такой альтернативный мир, развитие человечества в котором пойдет быстрее, проще и менее кровавым путем.

– Великий Дух может все! – сказал отец Бонифаций, внимательно слушавший предыдущее обсуждение. – Неудача может получиться, только если при исполнении Замысла Он использовал неправильный человек. Если человек был правильный, то всегда будет успех, и ему не может мешать никакой случайность. А еще Великий Дух может быть во всех мирах сразу, и хочет всем свои дети добро. Не надо спорить. Это Его главный свойства.

– Действительно, – сказал Сергей Петрович, – не надо спорить против очевидного, поскольку выходцы сразу из трех таких альтернативных миров собрались на Босфоре и желают к нам присоединиться. Сведения о людях, направо и налево махавших мечом-покладенцом во времена русско-японской войны, тоже имеются, так как командир взвода из мира императрицы Ольги является непосредственным участником сразу двух переносов. Сначала в составе ударного корабельного соединения его бросило из две тысячи семнадцатого года в тысяча девятьсот четвертый, а потом, вместе с его взводом, из тысяча девятьсот седьмого года, с очередной русско-турецкой войны, развязанной тамошними Прогрессорами, перекинуло к нам сюда, в Каменный век. Думаю, что, когда товарищ Голованов сплавит свою лодку вниз по течению и сумеет побеседовать с людьми, находящимися на европейском берегу, мы услышим еще парочку таких же вдохновляющих историй – о том, как, гремя огнем, сверкая блеском стали, творилась история этих странных для нас времен. Наше дело теперь – принять решение, что по этому поводу делать и надо ли делать хоть что-то вообще.

– В том, что надо делать, сомнений нет, – сказал Андрей Викторович. – Необходимо отменить все меновые операции и гнать фрегат за новым пополнением налегке, туда-обратно – и скорее, скорее, скорее. Ведь если нам прислано такое квалифицированное в военном смысле пополнение, числом около ста человек, то мне даже сложно представить, удар какой силы готов обрушить на нас Посредник в обозримом будущем. Не так ли, Серега?

– Да, Андрей Викторович, – коротко ответил Сергей-младший. – Вы правильно сказали: хороший рояль, надо брать. Особенно хороши должны быть морские пехотинцы товарища Сталина: полтора года Великой Отечественной Войны – это такой опыт, который, даже если захочешь, не пропьешь.

– Тут еще вот в чем дело, – добавил верховный шаман. – Первой в тех краях появилась подводная лодка капитан-лейтенанта Голованова. И едва он установил с нами связь и принял решение идти на соединение, в Черноморских проливах объявились те самые морские пехотинцы из разных миров. Не исключено, что это не последние такие карты в колоде у Посредника, и по мере продвижения наших будущих товарищей на запад они будут встречать новые группы потерявшихся попаданцев-пропаданцев, увеличиваясь в численности как снежный ком. Люди, провалившиеся сюда из времен до изобретения радио или не имевшие при себе радиостанций, могут рассчитывать только на то, что их подберет по дороге группа товарища Голованова.

– Возможно, это и в самом деле так, – сказал главный военный вождь Аквилонии, – и это тем более говорит за то, что на этот раз мы должны позабыть о всякой коммерции (ибо осенью вдов и сирот местные нам и без того навалят выше крыши), а вместо того сосредоточиться на спасательной операции. Эти люди нужны нам здесь, и как можно скорее. Капитан Дамиано, когда вы сможете отправиться в путь?

– Ледоход почти пройти, потом будет наводнений, – сказал Раймондо Дамиано. – Ваш «Отважный» выводит «Медуза» на рейд налегке, потом помогает грузить запас продукт и пресный вода, и мы отправляться в путь. Раз-два не делать, надо три неделя, не меньше. Но мы готовиться, готовиться и еще раз готовиться, как говорил ваш камрад Ленин.

– Ленин говорил «учиться», – невольно улыбнулся Сергей Петрович, – но по смыслу все верно. А еще нам нужно усилить бдительность. Не исключено, что, если мы попытаемся расслабиться – мол, до прибытия подкреплений ничего страшного не случится – Посредник попробует испытать нас на прочность, неожиданно подбросив прямо к порогу небольшую, но потенциально враждебную группу пришельцев.

– Да, такое тоже может быть, – согласился Андрей Викторович. – Даже если капитан Дамиано отправится в путь до десятого мая, его возвращения из похода не следует ожидать раньше летнего солнцестояния. А потом, совсем не исключено, что фрегат придется задействовать на внутренних каботажных перевозках, перетаскивая из устья Гаронны к Большому Дому запасы оружия и боеприпасов. Не хотелось бы, чтобы внезапно объявившиеся недружественные пришельцы отрезали нас от главного жизненного ресурса.

– Да, Андрей, – кивнул верховный шаман, – в последнее время меня это обстоятельство тоже напрягает, тем более что у нашего нового пополнения при себе боеприпасов, скорее всего, имеется только на один хороший бой, после чего их придется вооружать тем, что у нас сейчас лежит в обломках парохода.

– Друзья, – сказал старший центурион Гай Юний, – я не понимать, из-за чего такой волнений? Еще один центурия – это не так много.

– Это не просто центурия, а трапезиты, – ответил главный военный вождь Аквилонии, – причем часть из них пришла с такой войны, по сравнению с которой Галльский поход Цезаря – просто детский крик на лужайке в заведении леди Фэры. А вы, дорогой Гай Юний, уже прекрасно знаете, что Великий Дух, сделав подарок, потом обрушивает на нас соответствующие ему испытания. Не исключено, что новый враг может оказаться таким, что ваши легионеры вообще окажутся побоку, и биться придется только нашему ополчению и новым бойцам, если те успеют прибыть. По-другому и быть не может, а потому мы стараемся по мере своих возможностей подготовиться к неизбежному.

– Да, – немного подумав, сказал честный центурион, – так тоже может быть. Я думай, что мои парни тоже должны учиться делай пиф-паф, и тогда у тебя будет меньше причин для волнения. Мы тебя не подвести.

После этих слов Гая Юния товарищи Прогрессоры перекинулись между собой взглядами.

– Товарищи, – сказала Марина Витальевна, – сейчас нам следует решить, будет ли наше общество навсегда разделено горизонтальными прослойками (ибо одни люди достойны доверия больше, чем другие), или же мы и в самом деле один народ, не делящийся на русских, французов, римлян, кельтов-думнониев, аквитанов и местных уроженцев. Возможно, это тоже испытание Великого Духа, не менее важное, чем нашествие пока неведомых врагов.

– Витальевна права, – сказал Андрей Викторович, – я «за». Если мы не будем доверять тем, кто прошел полный курс искупления и получил статус полноправного гражданина, то рано или поздно нас ждет распад, ибо тотальное недоверие и неверие – штука едучая.

– Я тоже «за», – сказал дед Антон. – Андрей полностью прав, и, отказав бывшим римлянам в овладении огнестрельным оружием, мы поставим под вопрос всю нашу систему перевоспитания побежденных врагов. Вопрос только в том, чтобы преждевременно, по мелочам, не расстрелять все запасы патронов.

– В таком случае, – произнес верховный вождь Аквилонии, – я тоже не буду возражать. Думаю, что ответственными за стрелковую подготовку легионеров необходимо назначить старшего унтер-офицера Пирогова и его людей. Справитесь, Гавриил Никодимович?

– Конечно, справимся, Сергей Петрович, – ответил старший унтер. – Дело это для нас привычное, тем более что и контингент у господина Гая Юния не прямо от сохи, а уже нюхнувший службы.

– Сегодня был сделан великий дело, – торжественно произнес отец Бонифаций, – еще на один шаг приблизивший нас к тому, чтобы стать одна страна и одни народ. Великий Дух быть доволен!

– Аминь, падре, – сказал Сергей Петрович. – На этой оптимистической ноте позвольте мне закрыть наше заседание, ибо все важные вопросы решены, а кроме того, уже поздно и пора спать. Завтра будет новый день, новая пища и новые труды, а на сегодня все.

15 апреля 3-го года Миссии. Понедельник. Три часа пополудни. Европейский берег лимана реки Босфор.

Командир подводной лодки М-34 капитан-лейтенант Николай Иванович Голованов

Поднявшись на рассвете и плотно позавтракав, наша команда свернула лагерь и, попрощавшись с бухтой, которая была нам домом целых десять дней, на надувной лодке переправилась на борт нашей «Малютки». Последними берег покинули люди унтера Неделина. Сам унтер и снайпер Кариметов остались со мной на рубке, а остальных я прогнал в низы. Ничего, в тесноте да не в обиде, а тут, если не толпиться, кроме меня и командира отделения рулевых старшины Круглякова, есть место только для двоих. Первоначально я собирался выставить двух впередсмотрящих на артиллерийскую площадку, приказав им привязаться линем к леерам, но потом отказался от этой мысли. Слишком опасно, да и не нужно: с высоты рубки обзор намного лучше.

Выбрав якорь, «Малютка» на электромоторе дала малый ход назад, постепенно отходя от берега и отворачивая нос в сторону открытого моря. Потом малый назад сменился полным вперед, а старшина Кругляков быстро переложил штурвал на другой борт. И вот, в тот момент, когда нос субмарины оказался направлен в сторону бескрайнего синего простора, я приказал произвести залп из обоих торпедных аппаратов и тут же принять воду в уравнивающие систерны. Торпеды пройдут положенную дистанцию и просто затонут, а мы отныне можем не опасаться, что небольшая авария превратится в непоправимую катастрофу. Говорят, что пилотам бомбардировщиков из тех же соображений запрещено совершать посадку с подвешенными бомбами, а сплав по такой бурной, хоть и полноводной реке, как Босфор – это гораздо опаснее, чем посадка самолета на аэродром.

Отойдя на пару миль в открытое море, «Малютка» описала широкую циркуляцию и направилась в створ фарватера. В исток мы вошли точно по оси течения – если верить карте, в этом месте у нас под килем было не меньше пятидесяти метров. После второго сужения, расстояние до которого мы преодолели за двенадцать минут, я, чтобы правильно вписаться в крутой разворот русла влево на семь румбов, приказал старшине Круглякову держаться ближе к европейскому берегу. Старшина не подвел, и лодка прошла поворот ровно, как гоночный автомобиль на трассе. Потом «Малютка» вернулась к оси фарватера, а за мысом Бейкоз взяла ближе к азиатскому берегу, потому что впереди был новый крутой поворот, на этот раз на девять румбов вправо, и почти сразу за ним – еще один, на пять румбов влево. И в эту «змейку» товарищ Кругляков вписался строго по струночке. Поворот на два румба вправо, и сразу за ним на румб влево; вода под нами сама по себе неслась со скоростью больше семи узлов: казалось бы, куда больше, – но мне-то было известно, что основное веселье у нас еще впереди.

Тут я мимоходом пожалел о том, что нет у нас больше командования, которое могло бы наградить старшину боевым орденом за образцовое исполнение своих обязанностей, связанное с риском для жизни. У аквилонцев государство совсем молодое и маленькое, так что орденов еще, наверное, нет, а награждают там чем-нибудь вроде красных революционных шаровар. И в этот момент легкий мандраж, до того имевший место, куда-то ушел, и стал я спокоен как удав в засаде. Тогда я сам себе удивился – но как-то отстранено, будто на мостике стоял не я, а какой-то другой, незнакомый мне человек.