Текст книги "Алый флаг Аквилонии. Железные люди"

– Там есть свой священник? – спросил отец Бонифаций. – Если так, то это просто замечательный.

– Ничего замечательного в этом нет, – сказал верховный шаман. – Обычный священник того времени, скорее всего, в штыки воспримет исповедуемую нами веру Шестого Дня Творения, и необычный тоже. Слишком уж сильно наша идеология и социальные практики отличаются от всего, к чему привыкли эти люди. И будет тогда у нас религиозный раскол – на тех, кто еще верит по-старому, и тех, кто уже по-новому. Ничем хорошим такие вещи не заканчиваются.

– А мне кажется, Петрович, что ты сгущаешь краски, – сказал главный охотник. – Священники во времена Екатерины Великой нифига не были сами по себе, а являлись частью государственной машины. Пофигу было Священному Синоду на его личные убеждения: какие указания сверху поступили, то и будет проповедовать. Сергей с самого начала должен был изложить далеким предкам наше кредо, в том числе и в религиозном вопросе, и если священник принял участие в процедуре приведения к присяге личного состава, то и себя он тоже считает уже частью нашей системы.

– Истина, как водится, где-то посередине, – сказала Марина Витальевна. – И искреннего сотрудничества от этого отца Макария мы не дождемся, и открытого бунта тоже не будет, потому что все свои сомнения он будет носить внутри себя.

– Я думаю, – сказал отец Бонифаций, – что это есть еще один испытаний со сторона Великий Дух. Мы должен создать один симфония веры, или у нас будет какофония разный мнений. Внутренний какофония ничуть не лучше открытый, потому что тайный всегда однажды станет явный. Но мы не должен ничего делать с этот отец Макарий из один только страх будущий трудность. Такой страх есть инструмент сатана, который хотеть сделать нас слабый духом и телом.

– Вот вы, отче Бонифаций, вопросом отца Макария и займитесь, когда он прибудет сюда, – сказал Сергей Петрович. – Теперь, когда священников у нас стало больше одного, вы сами должны перейти на следующую ступень главы епархии. Если и дальше дело пойдет подобным образом, то это может быть далеко не последний священник, имеющий неместное происхождение. По сравнению с каким-нибудь католическим кюре или лютеранским пастором времен Варфоломеевской ночи православный поп из восемнадцатого века еще может показаться нам вполне милым и родным человеком.

– Что есть, то есть, – хмыкнул Андрей Викторович. – Итак, товарищи, что мы имеем с этой истории, помимо попа?

– Мы имеем часть команды парусного корабля, по большей части трюмных матросов и артиллеристов, к ним опытного командира парусных кораблей, а также офицерский костяк, – ответил верховный шаман. – Между прочим, новое пополнение еще острее ставит перед нами вопрос по постройке верфи и общей активизации строительных работ. Разных дел только прибавляется, а наши возможности все еще остаются на прежнем уровне.

– Кирпичное производство работает уже фактически на пределе возможного, – сказал Антон Игоревич. – Для расширения производства необходимо строить дополнительные печи и увеличивать количество работников, что невозможно, так как все люди, в том числе и из осеннего пополнения, заняты в поле и на стройках. В настоящий момент почти весь вырабатываемый жженый кирпич уходит на кладку фундамента медицинского центра, и там же работают все наши старые строительные бригады и большая часть римского контингента.

– О да! – воскликнул старший центурион Гай Юний, – я уже говорил своим: «Трудитесь, парни, хорошо, потому как в этом эскулапиуме вас и будут лечить. Для себя строить, а не для другой».

– Тут у нас все делается только для себя, друг мой Гай Юний, – ответил Сергей Петрович. – И вообще, без ваших парней мы сейчас были бы как без рук. Все это лето будет одной большой стройкой, работать на которой придется всем в поте лица. Едва выгрузив пополнение, фрегат уйдет в следующий рейс к острову Тинос с задачей вывезти с брошенного корабля все, что может пригодиться в нашем хозяйстве и при постройке своих кораблей.

– А стоило ли Сереге грузить на фрегат сразу всю команду линкора, вместо того, чтобы оставить часть людей с задачей разбирать все, что должно быть разобрано? – спросил Антон Игоревич.

– Стоило, – ответил верховный шаман. – Ведь это живые люди, а не какие-нибудь роботы, и прежде всего их требуется притереть в нашем разнородном обществе, и только потом посылать на новые задания. В настоящий момент на борт «Медузы» погружен только так называемый шкиперский запас канатов и веревок, имеющийся на каждом парусном корабле на случай ремонта прямо в море, а также тот такелаж, который команда самостоятельно демонтировала с рухнувших за борт мачт. Остальное в случае невозможности отправить фрегат в повторный рейс может спокойно пролежать на месте и год, и два, но если бы на Тиносе при этом оставались наши люди, это был бы другой коленкор…

– Петрович прав, – сказал главный военный вождь, – не исключено, что наши планы, как это обычно бывает, поменяются в зависимости от обстоятельств, и, выгрузив пополнение, «Медуза» отправится в другую сторону или начнет работать на коротком плече, вывозя сюда все стреляющее содержимое американского парохода, что тоже давно пора сделать.

– Римский легионер прорубился до машинный отделений парохода, – сказал Гвидо Белло. – Я там быть с последний рейс «Фортис» и все смотреть. Котел шотландского типа, обычный для тот время, и паровой машина тройной расширений – повреждений небольшой, ремонт возможен. Можно перевозить сюда, собирать с генератор наш субмарина – и иметь большой электростанций вместо ваш маленький мотор. А то сейчас, когда работает пилорама, свет мигать в весь поселений.

– Электростанция, синьор Белло, это хорошо, хотя в настоящий момент несколько неактуально, – ответил Сергей Петрович. – Ну нет у нас ни необходимого кабельного хозяйства для ее подключения, ни банальных дополнительных электроприборов – хотя бы лампочек, которые можно было бы включать в сеть. И в то же время паровая машина была бы крайне полезна для прямого привода промышленного оборудования. Я имею в виду большую ленточную пилораму, которая понадобится нам в самом ближайшем будущем, когда в связи с интенсивным строительством иссякнет запас заготовленных впрок пиломатериалов. Вот это вам, товарищ Гвидо Белло, прямая и непосредственная задача. Пильные полотна следует изготовить из полос обшивки вашей субмарины, остальное собрать из того, что найдется под рукой. Весь необходимый для этого электроинструмент будет в вашем распоряжении. Это первое самостоятельное задание для всего клана «итальянцы». Инженер вы, в конце концов, или нет?

– Будем делать, синьор Петрович, – бодро кивнул Гвидо Белло. – Только я предложить на привод пилорама вместо паровой машина в два тысяча лошадиный сил, что значит полтора миллион ватт, использовать ветряной мельница, обычный для допромышленных времен.

– А мощности у вашего ветряка на это хватит? – иронически прищурившись, спросил главный учитель и строитель Аквилонии.

– Это надо посчитать, – сказал Гвидо Белло, потянувшись за своей грифельной доской[11]11
  Аспидная или грифельная доска – письменная принадлежность в виде пластины из сланца. Получила своё название из-за материала, чёрного твёрдого сланца – аспида. На аспидной доске писали грифелем или палочкой… С конца XIX века вместо грифеля стали использовать палочки из алюминия, которые на грифельной доске оставляют белый, легко стирающийся след. Моряки использовали аспидную доску для вычислений координат, а рабочие на производствах – для учета произведённых изделий. Вышла из употребления в середине XX века.


[Закрыть] для предварительных расчетов.

– Не трудитесь, синьор Белло, – вздохнув, ответил Сергей Петрович, – я уже давно все посчитал. Ветряк с длиной лопасти в три метра, который легко построить в наших условиях, при средней скорости ветра в пять метров в секунду даст вам около киловатта мощности. Увеличив длину лопасти вдвое, до шести метров (что сложно, но все же возможно), вы добьетесь четырех киловатт мощности на рабочем валу, что достаточно для обрезного станка, но категорически не хватит для работы пилорамы. Ветряк с длиной лопастей в восемнадцать метров, необходимый для отдачи при среднем ветре мощности в тридцать-сорок киловатт, в наших кустарных условиях не построить, и это факт. Так что про ветряк можете забыть, для данной задачи он не годится.

– Но что же делать, синьор Петрович?! – воскликнул Гвидо Белло. – Паровой машина для один станок – слишком мощный, и привезти ее сюда можно будет неизвестно когда!

– Действительно, – кивнул тот, – от паровой машины такой мощности можно питать либо электростанцию на основе двух ваших генераторов, либо прямым приводом с рабочего вала целый деревообрабатывающий завод с множеством станков, которых у нас пока нет. Да и возможность ее доставки к нам в ближайшее время пока не ясна: слишком далеко и слишком громоздко. Значит, так: для прямого привода проектируемой большой пилорамы разрешаю разобрать один из французских грузовиков на бензиновом ходу. Газогенератор для него сделаете сами, а так как установлен он будет стационарно, то для его строительства можно будет использовать самые доступные в наших условиях материалы: кирпич и керамические трубы…

– Погоди, Петрович, – сказал Антон Игоревич, – стационарный газогенератор – это отличная идея. У меня на производстве тоже достаточно мест, где газовое отопление будет предпочтительнее использования дров или древесного угля. Например, в стекольном цеху…

– В таком случае, – сказал верховный шаман, – у нас получится уже не стационарный газогенератор, а целый газогенераторный цех, для которого надо будет ставить отдельное здание. Возможно, вслед за первым бензиновым грузовиком мы разберем и второй, ибо как таковой он нам без надобности, а вот досок и бруса в ближайшее время нам потребуется очень много. Но планируемая мощность и конструкция такого цеха – это уже технические детали, которые вы утрясете между собой сами. Когда у вас будет готов проект и все расчеты, приходите, будем думать, как впихнуть еще один объект в наш и без того переуплотненный строительный график. А где новые пилорамы, там и большие сушилки для дерева, остро необходимые в случае постройки верфи, так что только успевай поворачиваться.

– Хорошо, Петрович, – сказал дед Антон, – так мы и сделаем. Все хорошенько обдумаем, чтобы не пришлось два раза переделывать, и потом снова подойдем к тебе.

– Ну вот и договорились, – кивнул верховный шаман. – А теперь давайте закруглять наше заседание, тем более что последнего вопроса мы рассматривать не планировали, и выплыл он у нас как-то сам собой по ходу обсуждения. И так тоже бывает.

6 июня 3-го года Миссии. Четверг. Поздний вечер. Стоянка фрегата «Медуза» у места крушения линкора «Азия».

Погрузка на борт «Медузы» личного состава и того имущества, что сочли обязательным к немедленной эвакуации, затянулась до темноты. Крайние рейсы лодки совершали, ориентируясь на огни костров на берегу и свет мощного светодиодного фонаря, которым с борта фрегата светил Сергей-младший. Капитан первого ранга Толбузин, как и положено командиру, покинул место гибели своего корабля с последней лодкой. Уже стоя на трапе, он оглянулся в сторону берега, где догорали костры-маяки и, невидимый в темноте, возвышался над братской могилой осьмиконечный православный крест. Если Божий эксперимент с Аквилонией окажется неудачным, и этот мир все же вернется на круги своя, то в цивилизованные времена могила моряков окажется под тридцатиметровым слоем воды, и ее не смогут осквернить никакие любопытные до чужого прошлого археологи. В противном случае (что скорее всего) последний командир «Азии» обязательно вернется сюда позже, чтобы поставить часовню и помолиться на могиле тех, кто погиб на самом пороге спасения, ибо ему уже очевидно, что ни при каких обстоятельствах его корабль не смог бы вернуться на свою стоянку у острова Миконо. И выброситься на берег острова Тинос тоже не получилось бы: в свете восходящей луны видны скалы-клыки – сейчас вздернутые на сорокасаженную высоту, а тогда составлявшие береговую линию.

Сергей-младший встретил каперанга Толбузина на палубе у самого трапа.

– Добро пожаловать на борт, Никифор Васильевич, – сказал он, пожимая тому руку. – Все прошло хорошо, а то я, честно, опасался, что придется задержаться здесь еще на сутки, что было бы крайне нежелательно. Но у вас очень дисциплинированная и достаточно чистоплотная команда, и это избавило нас от большинства неизбежных в таких случаях проблем.

– У вас, Сергей Васильевич, тоже весьма дисциплинированные люди, – вернул Толбузин комплимент, – вроде и нет никаких команд, а все делается так, что только успевай поворачиваться. И барышни ваши докторские изрядно меня удивили своей ловкостью и понятливостью… Но неужто такое вообще возможно – женщина-врач?

– Если возможна женщина-императрица, да еще и великая, как ваша матушка Екатерина Алексеевна, то почему бы не быть вполне обычной женщине-врачу? – спросил Сергей-младший.

– Туше, Сергей Васильевич, – кивнул капитан первого ранга, – тут вы попали прямо в точку. Но почему вы назвали матушку-императрицу Великой?

Тот подумал и ответил:

– Ну как еще вашу матушку назвать после тридцати трех лет, проведенных при власти, позже названных эпохой великих побед? За это время не случилось ни одной проигранной Россией войны или хотя бы даже сражения, хотя воевала ваша императрица много и со вкусом. Польшу ваша императрица, вместе с Австрий и Пруссией, разделила на троих, будто праздничный пирог, а Турцию руками своих генералов и адмиралов отлупила так жестоко, что османское солнце быстро пошло к закату. В результате российские границы сдвинулись на запад и юг – где на двести, а где и на пятьсот верст, а население увеличилось в полтора раза – частью по причине завоеваний, а частью из-за естественного прироста. Это, Никифор Васильевич, то, что я учил о вашей эпохе в школе. По-моему, для присвоения вашей императрице исторического титула «Екатерина Великая» этого вполне достаточно?

– Да, Сергей Васильевич, достаточно, – согласился Толбузин. – Даже, знаете ли, досада берет, почему я здесь, а не по-прежнему там…

– Здесь тоже есть чем заняться, – хмыкнул младший прогрессор. – Разве вам не льстит мысль, что на вас обратил свое благосклонное внимание сам Творец Всего Сущего, решив, что вы достойны принять участие в Его Замысле, а потому вам следует даровать возможность прожить еще одну жизнь?

– Честно говоря, я до сих пор в смущении от такой мысли, – признался капитан первого ранга. – И вообще, я думал, что дело не во мне лично, а в моей команде.

– Как говорит мой командир и учитель, – произнес Сергей-младший, – для воинских подразделений выражение «каков поп, таков и приход» еще более верно, чем для церковных дел, ибо ни один священник не имеет над своими прихожанами такой власти и влияния, как командир над своими подчиненными. Ваша команда – в какой-то мере ваше отражение, и оттуда, с горних высей, вы выглядели как одно целое. А о тех, кто погиб, я сожалею, и думаю, что сейчас они смотрят на вас из рая и радуются, что их командир и товарищи удостоились возможности прожить вторую жизнь и свершить такое, что кажется невозможным обыкновенным людям.

Толбузин огляделся по сторонам, особо остановившись взглядом на коновязи, где под фок-мачтой в импровизированных денниках гусарские кони тихо, вполголоса, разговаривали о своем, о лошадином.

– Да, Сергей Васильевич, скорее всего, это так, – сказал он своему собеседнику, – но давайте сейчас оставим этот разговор. Как я вам уже говорил, мне от него не по себе. А сейчас проводите меня туда, где размещена моя команда, ибо я уже знаю, что ваши командиры спят там же, где и их люди, и ничего не могу сказать против такого обычая, особенно в этих чрезвычайных обстоятельствах.

– Почивать, вам Никифор Васильевич, пока преждевременно, – ответил Сергей-младший, – позвольте пригласить вас на небольшую командирскую тайную вечерю – можно сказать, семейный ужин. Только вас и ждали к ужину, за стол не садились. И не извольте беспокоиться: все ваши люди накормлены и размещены в трюмных помещениях наравне с прочими бойцами и командирами.

За грот-мачтой у входа в бывшие офицерские помещения на чисто выскобленной палубе был расстелен квадрат парусины, и на нем – блюдо с жареным мясом, миски с салатами из дикоросов, кувшины с травяными настоями, а также керамические тарелки и стеклянные стаканы. А вокруг этого импровизированного дастархана прямо на палубе по-турецки расселась престранная, с точки зрения каперанга Толбузина, компания. Помимо тех людей, что вместе с полномочным представителем Правящего Сената сходили на берег с ознакомительным визитом, тут были и другие офицеры в светло-коричневых кожаных куртках, а также некоторые девицы, часть которых была одета в солдатское, часть в матросское, а часть носила штатские одежды. Особое внимание Никифора Толбузина привлекла массивная носатая девица в плечах даже шире обычного мужчины, что сидела по левую руку от доктора Блохина и смотрела на того влюбленным взглядом. И еще одна такая же – даже еще более внушительная в своем матросском наряде, открывавшем сильные мускулистые руки – сидела рядом с командиром фрегата господином Раймондо Дамиано.

Когда каперанг и Сергей-младший приблизились к этой честной компании, четверо девиц в солдатской пятнистой форме поднялись на ноги одним плавным движением и сделали два шага им навстречу.

– Никифор Васильевич, – сказал младший прогрессор, – позвольте представить вам моих жен: Лаис, Чиллу, Бьёрг и Аусу…

– Жен, Сергей Васильевич? – переспросил тот, недоуменно моргая. – А как же такое многоженство позволяют ваши христианские убеждения?

– Вполне позволяют, – ответил Сергей-младший, – ибо Христос сказал, что не человек для субботы, а суббота для человека. В эти времена, когда количество молодых и красивых женщин, отчаянно желающих вступить в брак и завести законных детей, многократно превышает количество мужчин, никто из нас не должен роптать оттого, что обременен большой семьей. Божий Замысел – это, в том числе, и наши дети, внуки и правнуки, которые должны унаследовать эту пока еще пустынную землю, и чем больше их будет, тем лучше. От женщин у нас требуется желание вступить в законный брак перед Богом и людьми, а от мужчины нужно только согласие; и единственное требование при этом, чтобы невеста была достаточно физически зрелой для того, чтобы выносить и родить детей. Должен сказать, что и вы тоже, как человек выдающийся, очень быстро станете предметом специфического интереса со стороны тех девиц, что не обрели еще себе законного мужа. Мой совет: не пренебрегайте их ухаживаниями, а присмотритесь к претенденткам. Могу вам обещать, что вы не пожалеете о своем положительном решении.

– Ну что же… – усмехнулся Толбузин, – как говорил святой Амброуз, «если ты приехал в Рим, то должен вести себя как римлянин». Если у вас в Аквилонии такие законы и обычаи, а браки при этом совершаются не под ракитовым кустом, а освящаются церковным обрядом, то, как честный человек, принесший присягу вашему государству, я буду следовать им во всем, пока это не будет противоречить голосу моей совести. А сейчас, Сергей Васильевич, будь добры представить тех ваших офицеров, кто мне еще не знаком, а также их законных супруг. Ваше общество становится мне решительно интересным, ибо подобного я не видел еще нигде и никогда…

Часть 30
Поход на запад

7 июня 3-го года Миссии. Пятница. Утро. Эгейское море, между островами Тинос и Миконо, фрегат «Медуза».

В пять часов утра «Медуза» выбрала якоря и, подняв паруса, в сопровождении «Малютки» направилась к проливу между островами Тинос и Миконо. В это время багровая заря на востоке уже полыхала в полнеба, так что ночной мрак рассеялся настолько, что выступили очертания берегов. Левый полный бакштаг меньше чем за час вынес фрегат к горлу пролива, после чего Раймондо Дамиано скомандовал правый поворот на шесть румбов – как раз в этот момент из-за горизонта брызнули первые алые лучи восходящего солнца.

– Это там, в наш времена, пройти этот пролив было просто, – сказал он каперангу Толбузину и его офицерам, в этот ранний час собравшимся на шканцах, – а тут надо крутиться. Фарватер теперь узкий и кривой, но мы пройдем.

И тут в низах раздался раскатистый крика дневального морпехов: «Рота, подъем!» – и в трюме, разгороженном парусиновыми занавесями на кубрики, началось обычное в таких случаях псевдоброуновское движение. Бойцы, без различия подразделений и пола, вскакивали с коек, стремительно одевались по форме «голый торс» и бежали в расположенный под носовой фигурой гальюн рядового состава – мальчики направо от бушприта, девочки налево. Посетив отхожее место и испытав телесное облегчение, они торопливо плескались у рукомойников, после чего бежали строиться на верхней палубе для сеанса утренней гимнастики. А потом звучала команда капитана Гаврилова: «Делай как я, раз-два!» – и начинался гимнастический час. И в то же время с камбуза для пассажиров, где хлопотало поднявшееся одновременно с командой невооруженное женское тыловое подразделение, по трюму уже тянуло вкусными запахами типа «рыба с картошкой, пожаренная в собственном жиру».

Особую пикантность зрелищу упражняющихся на палубе бойцов придавал взвод «волчиц» Сергея-младшего, без всякого смущения сверкавших оттопыренными сосцами. А вот и сам товарищ младший прогрессор – делает упражнения впереди своего личного взвода, как молодой мускулистый Аполлон (это еще господа офицеры Гуга не видели), среди целого выводка юных прекрасных Артемид (ибо за простых пастушек принять этих воинствующих девиц совершенно невозможно).

– И что… так тут всегда? – выражая общее обалдение, спросил каперанг Толбузин у стоявшего рядом командира «Медузы».

– Да, – коротко ответил тот, – так каждый день. Синьорита-маринайо гимнастика не делает, их гимнастика по вантам рано утром – вверх-вниз, вверх-вниз.

Офицеры «Азии» задрали головы – и увидели на мачтах застывших в ожидании матросок, посмотрели направо – и увидели заросшую лесом гористую оконечность острова Тинос, посмотрели налево – а там разлегся такой же лесистый, но гораздо более пологий остров Миконо, составлявший один массив с островом Риния и множеством мелких островков.

– Мы будем делать еще два маневр, – любезно пояснил Раймондо Дамиано, – а потом прямой курс до остров Милос, и я их спускать вниз.

Единственными, кто в это время ощущал себя не в своей тарелке, были подчиненные капитана первого ранга Толбузина. Впервые за всю их службу корабль находится в море, все заняты, а они не при делах. Предыдущим вечером их приняли на борт, накормили, разместили и, ничего не объясняя (некогда), дали команду «отбой». И вот теперь наверху творится не пойми что: на камбузе дикие бабы шипят будто бешеные кошки – идите, мол, отсюда, не лезьте без команды; за занавеской с крупной черной надписью «САМОФРАКИ» (правда, мало из матросов «Азии» кто умеет читать), пищат и хнычут младенцы и звучат женские и детские голоса на греческом языке, который матросы с «Азии» мало-мало могут разбирать.

Однако вскоре оттуда, из-за занавески, опираясь на посох, вышел лысый старик в поношенной военной форме с чужого плеча, и на ломаном русском сказал, что тут живут спасенные греческие беженцы с острова Самофраки – бабы и ребятишки. Они стесняются чужих и не выходят к людям, потому что с целью борьбы с платяными зверями докторские барышни обстригли их наголо во всех местах и дали чужую мужскую одежду, а их платья забрали, пообещав вернуть уже после прибытия на место назначения.

Сергей-младший, конечно же, заметил это безобразие, и после завтрака собрал совещание командного состава в узком составе: только офицеры «Азии», капитано ди фрегато Раймондо Дамиано, капитан Гаврилов и командиры взводов морской пехоты.

– Значит, так, господа и товарищи офицеры, – сказал он, – в настоящий момент требует искоренения ситуация, при которой на военном корабле одно из подразделений шарахается по трюму и палубе без толку и смысла.

– Наши матросики и рады бы помочь, – ответил каперанг Толбузин, – но тут для них просто нет никаких мест для деятельности. Удивительная команда господина Дамиано со всем справляется сама. Да и мы, офицеры, тоже чувствуем себя тут совершенно лишними, ибо, когда не требуется командовать людьми, мы тоже не знаем, что делать.

– Сделаем так, Никифор Васильевич, – сказал младший прогрессор. – Вы лично поступаете в мой штаб в качестве советника-консультанта по морским делам. Мало ли какая может сложиться ситуация, требующая умного совета: для синьора Дамиано обучение парусному кораблевождению было данью консервативной традиции, а для вас это основной род деятельности, как говорится, на всю жизнь – от материнской титьки и до гробовой доски. И в то же время этого основания совершенно недостаточно для того, чтобы отставить синьора Дамиано от должности и заменить его вами. Говорю об этом прямо и откровенно, чтобы всем было понятно: решения о кадровых назначениях могут быть изменены только в силу чрезвычайных обстоятельств.

– Лично меня, Сергей Васильевич, ваше решение вполне устраивает, – кивнул Толбузин. – Ведь вы же тут вроде Наместника, и для чина капитана первого ранга должность советника при вашей персоне вполне пристойна.

– Теперь перейдем к вашим офицерам, – продолжил Сергей-младший. – Господа Балашов, Касаткин и Некрасов поступают в распоряжение синьора Дамиано в качестве вахтенных стажеров и штурман Никифоров тако же переходит в команду «Медузы» на должность штурманского ученика. Чем больше у нас людей, которые после притирки к нашему обществу будут способны стоять самостоятельные вахты, тем лучше. И усвойте раз и навсегда, что у нас в Аквилонии нет господ и нижних чинов, а есть начальники и подчиненные, действующие в таком же едином согласии, как ладонь и растущие из нее пальцы. Вся дисциплина в нашем обществе может быть только сознательной, проистекающей из общего для всех единого целеполагания.

– Матушка-императрица вкупе с графом Григорием Потемкиным тоже хотели добиться чего-то подобного по всей России, – сказал каперанг Толбузин, – но, как я понимаю, ничего у них не получилось.

– И не могло получиться, ибо тяжело плясать кадриль с роялем на ноге, – ответил Сергей-младший. – Но, Никифор Васильевич, давайте не будем сейчас вдаваться в исторические подробности, отложим этот вопрос на потом, ибо сперва нам требуется решить назревшие организационные вопросы.