Текст книги "Год 1976, Незаметный разворот"

17 июля 1941 года, полдень, Белосток, дворец Браницких

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Посовещавшись в кулуарах заседания Политбюро с Леонидом Ильичом (и Устинов, и Гречко, как лица подчиненные, при том разговоре были побоку) мы пришли к выводу, что если кому и поручать в семьдесят шестом году формирование славного экспедиционного корпуса, так это командующему воздушно-десантными войсками генералу армии Маргелову. Одновременно было решено, что на КГБ необходимо вернуть товарища Семичастного, а руководить московской парторганизацией должен снова товарищ Егорычев. Сначала товарищ Брежнев распорядился, чтобы Громыко отозвал Егорычева из Копенгагена, где тот совершенно зря протирал штаны в должности советского посла, потом, предложив Щербицкому отойти в сторону, сказал, что забирает у него Семичастного с должности зампредсовмина УССР. И только в самом конце он поставил товарища Гречко в известность, что завтра утром генерал Маргелов должен быть готов отбыть в краткосрочную ознакомительную командировку. При себе иметь тревожный чемоданчик или вообще ничего – что всем необходимым командированного на месте обеспечит принимающая сторона. И самое главное – ничему не удивляться.

И вот на следующий день, во вторник шестого января, из единственного подъезда двенадцатиэтажного дома по адресу Сивцев Вражек 9А, в сопровождении майора-адъютанта (по совместительству сына Александра[10]10
  Александр Маргелов (в 1973 году старший лейтенант, в 1976 году майор) принимал прямое участие в испытании парашютно-реактивных систем «Кентавр» и «Реактавр», предназначенных для десантирования боевой техники вместе с экипажами, то есть непосредственно находился в десантируемой БМД.


[Закрыть]) выходит генерал армии Василий Маргелов и оглядывается по сторонам. Обычно в таких случаях на стоянке перед домом его ожидала персональная машина, но на этот раз подобного не наблюдалось. Но не успел отец-основатель советских ВДВ выругаться по поводу неуместной шутки впавшего в маразм министра обороны, как прямо перед ним на стоянку откуда-то с небес с тихим свистом опустился и завис в полуметре над землей пузатый короткокрылый аппарат белого цвета с опознавательными знаками «красная пятиконечная звезда» на борту. В целом эта конструкция выглядела похожей на урезанный вертолет Ми-24, без винтов и хвостового оперения.

Люк в борту не сдвинулся в сторону, как на Ми-8, и не раскрылся вверх и вниз, как на Ми-24, а целиком откинулся вниз, образовав удобный трап. Сбежавший по нему вниз молодцеватый командир в экипировке незнакомого образца и петличными знаками различия, характерными для РККА 1939-42 годов, откозырял Маргелову и доложил:

– Здравия желаю! Товарищ генерал армии, капитан Коломийцев. Мы за вами!

В подобном случае, хоть приказывай «не удивляться», хоть не приказывай, удивление придет само в силу порядка вещей. Впрочем, и у командующего ВДВ, и у его сына-адъютанта это чувство длилось недолго. Рапортовал капитан Коломийцев на чистейшем русском языке, да и красная звезда на борту аппарата внушала определенное доверие. А еще, как офицер с фронтовым прошлым, Василий Маргелов почувствовал в этом совсем еще молодом человеке в возрасте едва за тридцать, такого же, как он, командира с настоящим боевым опытом, еще недавно видевшего, как под ударами его бойцов умирают враги. А это было невозможно в середине семидесятых: генерал Маргелов прекрасно знал, что сухопутные войска, спецназ и десантуру воевать с американцами во Вьетнаме не направляли. Но, так или иначе, следуя приказу «не удивляться», отец-основатель советских ВДВ, не задумываясь, поставил ногу на первую ступеньку трапа.

– А ну-ка, девочки, – скомандовал капитан Коломийцев, – помогите Василию Филипповичу подняться на борт. Раз-два.

На этот зов в проеме люка появились две мускулистые девицы двухметрового роста, в такой же экипировке, как у капитана, подхватили генерала под руки и, будто репку из грядки, в одно движение вдернули внутрь. На мгновение генералу Маргелову показалось, что его тянет как минимум танковой лебедкой. Раз – и уже там.

В десантном отсеке летательного аппарата было тепло, даже жарко, а откуда-то сверху лился яркий желтоватый свет, позволяющий разглядеть находящихся там… гм, воительниц. Чтобы посмотреть этим девушкам в лицо, генералу приходилось задирать голову, а ведь он сам был ростом несколько выше среднего. Но больше всего удивляли их вооружение и экипировка. В первую очередь поражало обилие как холодного, так и огнестрельного оружия: из-за левого плеча у каждой такой воинствующей девицы выглядывала рукоять двуручного меча, справа висела самозарядная винтовка неизвестной модели, из плечевых кобур торчали самозарядные пистолеты, на поясном ремне были закреплены два тесака устрашающего вида и длинный штык-нож от винтовки. В следующий миг генералу стало очевидно, что поверх формы на девицах самые настоящие доспехи, не сразу заметные потому, что они имеют в тот же матовый буро-оливковый цвет, что и сама форма. В комплект входили шлем с назатыльником, кираса, поверх которой был надет жилет, усеянный множеством карманов (явно с боекомплектом), наплечники, наручи, налокотники, набедренники и наколенники. И ведь явно всю эту тяжесть двухметровые воительницы таскают на себе легко, как ни в чем не бывало, да и цена одного такого комплекта может равняться стоимости экипировки и вооружения для отделения или даже для взвода советских десантников. И еще тысячи вопросов в голове: где, что, откуда, зачем, почему…

На самом деле все эти размышления заняли не больше нескольких секунд, так как почти сразу же после генерала по трапу поднялся его сын-адъютант, а за ним и капитан Коломийцев, который сразу скомандовал:

– Лана, все на борту. Взлетаем!

– Есть взлетать, товарищ капитан! – откликнулась пилот голосом, принадлежащим совсем юной девчонке, и заснеженные московские улицы и на обзорном экране в кабине управления и в проеме быстро закрывающегося люка стали стремительно проваливаться куда-то вниз, хотя никакой перегрузки, обычно присущей такому форсированному старту, пассажиры не ощутили.

– Капитан, куда мы летим? – встревоженно спросил Маргелов-старший.

В ответ капитан Коломийцев извлек из своей командирской сумки несколько сколотых листов бумаги и передал их командующему советскими ВДВ.

– Вот, товарищ генерал армии, – сказал он, – приказано передать вам сразу после взлета.

Генерал принялся перебирать бумаги: собственноручная записка маршала Гречко, Постановление Политбюро (машинописная копия, так как даже до матричных принтеров в СССР двадцать лет пердячим паром), копия договора о советско-советской дружбе, приказ о назначении его, генерала армии Маргелова, главкомом Экспедиционного сил советской армии в 1941 году…

– Так, значит, капитан, мы летим в сорок первый год? – ошарашенно спросил генерал.

– Мы уже там, – ответил тот. – За бортом семнадцатое июля сорок первого года. Под нами – Супрасельская пуща. Впереди – Белосток, центр освобожденной зафронтовой зоны, где правит бал мой командир Великий князь Артанский Сергей Сергеевич Серегин, он же Защитник Земли Русской, он же Бич Божий, он же дважды член ЦК партии большевиков, он же младший архангел и бог-полководец, он же Верховный главнокомандующий всеми артанскими вооруженными силами…

Генерал обернулся и увидел, что за лобовым стеклом пилотской кабины (на самом деле обзорным экраном) зимняя Москва куда-то исчезла, и теперь прямо под брюхом летательного аппарата стремительно проносятся вершины одетых в летнюю листву деревьев.

– Это, Василий Филиппович, видите ли, не совсем обычный мир сорок первого года, – пояснил капитан Коломийцев. – Мы появились в нем две недели назад, и за это время в своей непревзойденной манере «против лома нет приема» успели освободить остатки гарнизона Брестской крепости, украсть штаб группы армий «Центр» и переломать ноги всем трем германским ударным группировкам. При этом первую танковую группу Сергей Сергеевич на страх врагам и вовсе испепелил в прах, развеяв его по ветру. Мы, таким образом, это дело начали, а вам его, стало быть, заканчивать, чтобы Адольфу пришлось жрать цианистый калий не весной сорок пятого, а года на три раньше.

Генерал Маргелов хотел было спросить, велика ли артанская армия, но тут впереди показался город Белосток с ближними окрестностями, настолько плотно набитыми войсками, насколько это вообще возможно. Танки, грузовики (по большей части трофейные), артиллерия, большое количество пехоты и кавалерии, а в воздухе над городом, оберегая его от «юнкерсов» и «хейнкелей», бесшумно патрулируют два звена «Шершней» в полном боевом обвесе. Если не существует транспортных проблем со снабжением плацдармов в глубоком тылу врага и окруженных войсковых группировок (что, собственно, одно и то же, то эти самые группировки могут быть любой численности и конфигурации. И эту теорию войны фактически без тыла и флангов предстоит развивать как раз генералу Маргелову.

А дальше, как пел Высоцкий: «только прилетели, сразу сели» – то есть генерала Маргелова и его сына-адъютанта освободили от зимнего обмундирования, в котором они откровенно парились, и препроводили в мой временный кабинет (бывший кабинет командующего десятой армией). А там уже прославленного советского боевого генерала, помимо меня самого, ожидали товарищ Сталин, товарищ Брежнев и полковник Глазков. Прославленную 211-ю воздушно-десантную бригаду я у товарища Сталина отмолил. Сначала в нескольких локальных операциях я доведу этих парней с задатками до практического уровня своих головорезов, а потом случится Поиск, в результате чего эта бригада будет развернута в полнокровный лейб-гвардейский десантно-штурмовой корпус, на девяносто процентов укомплектованный остроухим контингентом. Представляю шок и трепет дипломатических представителей разных недружественных держав, когда на параде в честь Победы по Красной площади, чеканя шаг, прошагают бойцовые остроухие двухметрового роста, до зубов вооруженные чем-то таким эдаким, футуристическим…

Таким образом, как говорится, попал генерал Маргелов – если не как кур в ощип, то с корабля на бал точно.

Но старый десантник меня не подвел.

– Здравствуйте, товарищи! – не моргнув глазом, сказал он.

– Здравствуйте, товарищ Маргелов, – ответил Виссарионыч. – Мы рады вас видеть, ведь нам о вас рассказывали очень много хорошего. Нэ подведите этих людей. Но это так, преамбула. На самом деле разговаривать вы будете с товарищем Серегиным, как один специалист с другим специалистом, и еще немного с товарищем Глазковым, а мы с товарищем Брежневым посмотрим на этот разговор со стороны, обмениваясь мнениями. И не смотрите на небольшой чин товарища Серегина. По мощи той армии, которой он командует, и совокупности заслуг мы готовы присвоить ему хоть маршала Советского Союза, но он от такой чести отказывается – мол, кошку перьями не украсишь. Такой уж это не тщеславный человек, для которого важнее всего хорошо сделанное дело и благополучие доверившихся ему людей. Родом из начала двадцать первого века, этот офицер сил специального назначения в ходе выполнения одного боевого задания запропастился в такие тартарары Мироздания, что их даже на карте исторических времен сыскать невозможно. Но он не растерялся, а принялся вырываться из ловушки, щедро раздавая удары огнем и мечом разным злобным тварям, помогая при этом всем слабым и сирым и обрастая верными сподвижниками. Начиналось все с восьми бойцов его личной спецгруппы, а сейчас в составе артанской армии не менее полумиллиона штыков и сабель, танковый полк из примерно ваших времен, а также частично восстановленный до боеготового состояния линкор планетарного подавления из такого отдаленного будущего параллельной исторической ветви, что даже страшно и представить. И нет для товарища Серегина ни эллина, ни иудея, в его соратниках ходят люди самого разного происхождения и зачастую крайне непривычного вида. А у некоторых из его Верных никакого вида и вовсе нет, а только видимость…

Вот ведь Виссарионыч – представил так представил. Теперь придется соответствовать столь высокой планке. Хотя, пожалуй, так даже лучше – общаться теперь со мной Маргелов будет не как генерал армии со штрафиркой-капитаном, а, по крайней мере, как равный с равным.

– Здравствуйте, товарищ Маргелов, – приветствовал я этого живого патриарха мобильной войны. – Вы меня еще не знаете, но я вас знаю очень хорошо, как и ваши идеи, которые предопределили развитие советских воздушно-десантных войск на десятилетия вперед. Об этом мы с вами тоже сегодня поговорим, ибо не все там было так гладко. В войнах начала двадцать первого века, как и на Великой Отечественной Войне, воздушно-десантные войска использовались в качестве элитной пехоты, для чего у них недостаточно огневой и пробивной мощи, и лишь совсем изредка – для выброски тактических вертолетных десантов в ближний тыл врага. А это неправильно.

– Хорошо, товарищ Серегин, об этом мы тоже поговорим, – сказал Маргелов, усаживаясь напротив. – А сейчас я хотел бы узнать у товарища Брежнева, какие силы и средства будут подчинены мне как главкому экспедиционных сил, о создании которых, по причине чрезвычайной секретности этого дела, я узнал только по пути сюда.

– Костяком экспедиционных сил станут ваши воздушно-десантные войска, – сказал Брежнев своим характерным шамкающим голосом, – но не все подряд, а только добровольцы. А если кто и откажется от чести сражаться с фашистами в сорок первом году, так какой же тогда он десантник? Дополнительно мы намерены организовать набор добровольцев – как действующих военнослужащих из состава других родов войск, так и из бойцов и командиров, пребывающих сейчас в запасе. Однако ВДВ удостоены чести первыми получить настоящий боевой опыт. Если этот вопрос понятен, то о том, сколько предстоит вешать в граммах, вам следует разговаривать с товарищем Серегиным. Опыт у него очень большой. Он хана Бояна в землю вбил, Батыя на кол посадил, Лжедмитрия Первого разоблачил, короля Сигизмунда до нервного срыва довел, Наполеона Бонапарта в плен брал, королеву Викторию таскал за патлы, а императора Муцухито за бороду. Ну а совсем недавно по своему счету он довел до инфаркта императора Франца-Иосифа и вправил мозги Вильгельму Гогенцоллерну, причем дважды. Его лучшие друзья в прошлых мирах – это товарищ Ленин и товарищ Сталин, а его враги живут очень недолго, но очень интересно.

– Все верно, Леонид Ильич, – сказал я, – но есть одна поправка. Ни королеву Викторию за волосы, ни императора Муцухито за бороду я не таскал, ибо издеваться над женщинами и стариками невместно для любого настоящего мужчины, а не только для бога-полководца и младшего архангела. Мозги я им вправил – что было, то было, но без рукоприкладства. А теперь, товарищи генеральные секретари, позвольте нам с Василием Филипповичем наконец перейти к тому самому разговору – «сколько вешать в граммах».

Пять минут спустя, там же

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Перед тем, как начинать предметный разговор, я показал своим гостям три учебных ментофильма о десантных операциях. Первый, из запасов «Неумолимого», о «восстановлении конституционного порядка» на одной из планет, правители которой вздумали взбунтоваться против тамошнего императора. Второй, предоставленный искином Бенедиктом, назывался «Битва за Тардан». Третий – о нашей собственной операции в Брест-Литовске в восемнадцатом году – может, и не столь эпичной, как два первых случая, но отыгранной по тем же стандартам. Все остальные десанты в своей богатой боевой практике я производил прямо внутрь тех объектов, которые требовалось захватить.

Генерал Маргелов был поражен: такой скорости захвата плацдарма и развертывания на нем войск средствами классического парашютного десантирования достигнуть было невозможно. При этом обе галактических империи – и неоримская, и русская – заботились о сохранности местного населения, ибо без него планета ничего не стоит, а вот советская военная доктрина предусматривала нанесение по густонаселенной Европе множества ядерных ударов, после которых вообще было сомнительно, останется ли на той территории хоть что-нибудь, за что стоит воевать. И ведь никто не подумал, что потери Советской Армии в такой войне все равно будут стопроцентными, потому что десантники, выжившие в боях и, предположим, даже дошедшие до Ламанша, через несколько недель все равно умрут от острой лучевой болезни.

Впрочем, и противная сторона была не лучше. Генералы в Пентагоне планировали так называемую «ограниченную ядерную войну», в ходе которой намеревались «разменять» Западную Европу (не свое не жалко) на европейскую часть Советского Союза вплоть до Урала. На Тихом океане те же умники предполагали «размен» Японии и Южной Кореи на прибрежные самые густонаселенные районы Китая и советский Дальний Восток. Легко и приятно меняться тем, что тебе не принадлежит… После таких комбинаций с разменом в стиле Остапа Бендера схватку противостоящих сверхдержав можно было бы считать выигранной Соединенными Штатами, в силу утраты советским блоком примерно семидесяти-восьмидесяти процентов всего военного и промышленного потенциала.

Потом советологи и кремленологи в Вашингтоне заметили на светлом лике советской действительности следы тления и упадка, и политики решили временно отложить грубые методы и для вида пойти на предложенное Москвой «мирное сосуществование». Мол, если ничего не трогать руками и побольше улыбаться, то красный монстр издохнет сам ровно в тот момент, когда ветеранов Великой Войны у штурвала власти сменят бесцветные политические слизни, то есть оппортунисты, чрезвычайно размножившиеся во времена хрущевской «оттепели». В Основном Потоке так и вышло, а вот в этом мире мы с этой напастью еще поборемся.

Об этом несоответствии тактической схемы выброски стратегических десантов и возможностей имеющейся техники я с генералом Маргеловым и разговаривал. Мол, что толку разрабатывать и производить системы для десантирования боевой техники вместе с экипажами «Кентавр» и «Реактавр», если две трети самолетов-носителей (если не больше) будут сбиты еще до того, как достигнут районов выброски десанта. Ведь хоть Ан-12, хоть Ан-22, хоть новейший Ил-76 – для американских зенитных ракет «Хок» и истребителей типа F-16 не более чем жирные малоподвижные мишени, а потому расстреливать в воздухе вместе с десантом их будут в свое удовольствие. К тому же советская военная доктрина не предусматривает нанесение первого превентивного удара и предписывает действовать только в ответ на уже свершившуюся агрессию. А о том, как это бывает, мы знаем по двадцать второму июня сорок первого года. К моменту начала операции противник уже покинет пункты постоянной дислокации и развернется в боевые порядки, конфигурация которых советским штабам неизвестна, а это значит, что большая часть ракетных и авиационных ударов придется в пустоту. Полное подавление систем ПВО и уничтожение истребительной авиации в таких условиях является ненаучной фантастикой, даже если Советская армия направо и налево примется размахивать ракетно-ядерной дубиной в тактическом и оперативно-тактическом исполнении.

Другое дело – тяжелые десантные челноки с «Неумолимого». Зону ПВО они протыкают почти вертикально, на гиперзвуковых скоростях, в компании большого количества ложных целей и самонаводящихся высокоточных плазменных бомб, тормозят у самой поверхности, выбрасывают десант вместе с техникой посадочным способом и тут же стартуют обратно, чтобы во второй волне доставить десанту подкрепление и материально-техническое снабжение. А выброшенные в первой волне десантно-штурмовые батальоны тем временем объединяют свои очаговые плацдармы в единую зону контроля, окончательно разрушая инфраструктуру сопротивления. И самое главное – десантная операция начинается абсолютно внезапно для обороняющейся стороны, и к тому моменту, когда вражеские генералы приходят в себя, десантный корпус в полном составе уже находится на поверхности атакованной планеты, создав плацдарм, на который имперской командование может начать переброску армейских линейных частей. Сопротивление в таком случае может характеризоваться только словами «бессмысленное» и «безнадежное».

– Так что же, все, что мы делали, было зря? – спросил расстроившийся Маргелов, как-то сразу постарев.

– Да нет, совсем не зря, – ответил я. – Нежизнеспособна только концепция стратегических парашютных десантов, ибо осуществлять их возможно только на территории какой-нибудь страны третьего мира, не имеющей значимых военно-воздушных сил и средств ПВО. Вблизи от советских границ подобных недружественных государств попросту нет. Зато сами воздушно-десантные войска на данный момент вполне дееспособны и боеспособны, а потому являются элитой вооруженных сил. Необходимо только найти способ правильно их использовать. Тактические десанты в ближних тылах удобнее всего выбрасывать посадочным или беспарашютным способом с вертолетов типа Ми-8…

При этих словах полковник Глазков явственно навострил уши, а генерал Маргелов удивленно спросил:

– Это как это беспарашютным, товарищ Серегин?

– Просто, – ответил я, – по-альпинистски, при помощи десантных фалов. Такое применяется, когда имеются препятствия для снижения «вертушки» до уровня земли – например, при высадке на местность, изобилующую деревьями, прямо в лес или на крышу здания, уставленную трубами и прочими архитектурными излишествами.

– И вы лично десантировались таким способом? – спросил создатель советских ВДВ.

– Неоднократно, – кивнул я. – И в крайний раз, с которого нас затянуло в этот поход по мирам, тоже. С парашютом приходилось прыгать только в качестве тренировки, а о планерном способе десантирования в наши времена давно позабыли, хотя в некоторых случаях тут есть о чем подумать, так сказать, на новом техническом уровне. Также можно вспомнить и о такой экзотике, как парапланы и дельтапланы, хотя такой способ больше подходит для заброса во вражеский тыл разведчиков-одиночек и малых диверсионных групп.

– Постойте, товарищ Серегин, а что такое парапланы? – прервал меня генерал Маргелов. – А то про дельтапланы я слышал, а об этих штуках нет.

– Параплан – это дальнейшее развитие спортивных парашютов типа «крыло», – сказал я. – Только парашют предназначен для управляемого спуска с небес на землю, а параплан – для совершения горизонтальных полетов на несколько десятков, а то и две-три сотни километров, в том числе и с набором высоты. На радаре парапланерист не виден, звукоулавливающей аппаратурой не обнаруживается, заметить его можно только визуально, а ночью, при окраске купола в черный цвет, и вообще никак.

– Понятно, – кивнул Василий Филиппович, – таким образом через фронт или границу можно забрасывать разведчиков-одиночек или небольшие диверсионные подразделения. Но основное средство десантирования, по вашему мнению, это все же вертолеты?

– Это не мое мнение, – ответил я, – а практический опыт грядущих десятилетий. Но задействованные в такой деятельности подразделения и части не могут быть особенно многочисленными. Разведывательно-диверсионную деятельность во вражеском тылу лучше всего вести в составе рот или даже взводов, захватывать мосты, туннели и перевалы следует отрядами численностью до батальона, и лишь стратегические объекты, вроде крупных аэродромов, следует брать в составе полка. Большую же часть воздушно-десантных войск придется переквалифицировать в элитную штурмовую пехоту, радикально усилив ее боевые возможности, но о том, что следует делать в таком случае, вам лучше поговорить с товарищем старшим тактиком Итеной Клэн…

– А, простите, кто такая эта Итена Клэн и почему я с ней должен разговаривать? – с легким раздражением спросил генерал Маргелов.

– Итена Клэн – это высококвалифицированный военный специалист, происходящий из дружественной нам цивилизации космического уровня, похожей на Советский Союз как отражение в текущей реке времени, – отпарировал я. – А еще у нее большой жизненный и боевой опыт как раз по части десантных операций, ибо в Галактике только так и воюют. К тому же ей недавно исполнилось сто двадцать лет: для человека это невозможно глубокая старость, а для темной эйджел это конец молодости и лишь самое начало зрелости, которая может длиться несколько сотен лет. Общение с таким кладезем военной мудрости не будет лишним ни для одного перспективного советского генерала, хоть в сорок первом, хоть в семьдесят шестом году.

Генерал Маргелов хотел было еще что-то сказать, но его неожиданно прервал Сталин, которому из рапортов майора Здорного было хорошо известно обо всех моих друзьях и союзниках, а также о том, что творилось в Тридесятом царстве и других моих эксклавах. Полного доверия вождь советского народа не испытывает даже в отношении самого себя, но я чувствую, что если это будет необходимо, он встанет со мной спина к спине в борьбе против всего окружающего буржуазного мира.

– Вы, товарищ Маргелов, совершенно неправильно воспринимаете смысл этой беседы, – недовольным тоном произнес Верховный. – Вас позвали сюда для повышения квалификации перед назначением на должность командующего экспедиционными силами вашего Советского Союза на нашей Великой Отечественной Войне, а вы воспринимаете все, что вам говорят, буквально в штыки. А так не должно быть. Все, что говорит вам товарищ Серегин, следует понимать как истину в последней инстанции и учиться у него всему тому, чему вас не научит больше никто.

– Я думаю, что мы, товарищи, немного забежали вперед, – сказал Леонид Брежнев. – Сначала Василия Филипповича нужно было хотя бы на одну ночь замочить в живой воде, чтобы мозг заработал как следует, и только потом начинать вводить его в суть дела – поэтапно, так сказать, снизу вверх, от простого к сложному.

– Нет у нас времени на постепенное движение, – возразил я. – Шок от моих ударов ломом у германского командования может закончиться в любой момент, так что экспедиционный корпус следует сформировать в самые кратчайшие сроки, а оздоровительные процедуры генерала Маргелова необходимо перемежать с бурной организационной деятельностью по подготовке и оснащению сводных частей. Альтернативой Василию Филипповичу может быть только маршал Василевский, но его на ноги надо будет ставить не меньше месяца. В настоящий момент Адольф напоминает кота, которому под хвост плеснули стакан скипидара. Он одновременно напуган и разъярен, а значит, совершенно непредсказуем. Едва просохнут дороги на Московском направлении, вермахт снова может попереть на восток, невзирая на все трудности со снабжением. И вот тогда снова настанет время рубить наотмашь, не глядя по сторонам. Генерал Жуков, конечно, лучше маршала Тимошенко, у которого все буквально валилось из рук, но и ему во всей той мешанине соединений, образовавших Западный фронт второго формирования, еще разбираться и разбираться, ибо бардака там предостаточно. К тому же опыта лучшего из советских командующих фронтами у будущего маршала Победы еще нет, а потому некоторые критично важные вещи он может делать не как надо, а по отжившему шаблону. Если мы не хотим подобия Смоленского сражения в русле Основного Потока, то к этому вопросу надо относиться тщательнее. А у меня сейчас нет возможности стоять у товарища Жукова над душой и ждать у моря погоды, потому что требуется возвращаться в восемнадцатый год и закрывать там хвосты, начиная с белогвардейского мятежа в Финляндии и примкнувшего к нему генерала Маннергейма. Шкуру с этого человека должно содрать, как с изменника Родины и мятежника, после чего она должна быть прибита на стену. К тому же совершенно внезапно могут открыться и другие фронты, где их никто не ждал, а потому мне следует иметь значительные резервы, никак не связанные текущими операциями, для чего большую часть ответственности за боевые действия в сорок первом году необходимо передать советскому экспедиционному корпусу из семьдесят шестого года. За собой я в таком случае оставлю только повышение квалификации ключевых действующих лиц, их медицинское оздоровление, а также экстренную ликвидацию неожиданно возникших форс-мажорных состояний, хотя надеюсь, что обойдется без этого. А все остальное вы тут сами, сами, сами…

– Так значит, – хмыкнул Виссарионыч, – прикомандированную бригаду товарища Глазкова вы намерены задействовать для ликвидации белофинского мятежа в восемнадцатом году?

– Вы, товарищ Сталин, совершенно правы, – ответил я. – Ну не отнесутся мои бородинские чудо-богатыри к такой операции с абсолютной серьезностью, и точка. Иноземный враг, топчущий русскую землю, вызывает в них чувство благородной ярости, а вот на разных контрреволюционеров им глубоко фиолетово, из-за чего приказ о ликвидации белого правительства они будут выполнять спустя рукава. Зато советские бойцы белофиннам спуску не дадут и уничтожат их всех, до последнего человека, без дополнительных понуканий. Непосредственно подготовку бойцов к операции осуществляют уже известный товарищу Маргелову капитан Коломийцев и его тевтонский коллега гауптман Вернер фон Бах, являющийся у меня специалистом по разным острым и одновременно тонким делам. И только после завершения охоты на Маннергейма можно будет проводить операцию поиска для подключения к вам большого количества Верных из числа бойцовых остроухих. Без организационного костяка такие дела не делаются, ибо остроухие с первой же минуты должны почувствовать, что находятся в дружеском и плотно слаженном коллективе. Иначе ваше Единство очень быстро начнет рассыпаться розно.

– В таком случае, – сказал товарищ Сталин, – подключите к этой подготовке войны с белофиннами товарища Маргелова хотя бы в качестве наблюдателя, и увидите, как его скепсис быстро улетучится. Как мне доложили, на первый взгляд все то, что тут у вас происходит, выглядит невероятно и попросту невозможно, но как только человек погружается в ваши дела с головой, то начинает верить во все и сразу. Ибо, как учили нас классики, только практика является критерием истины.

– Вот тут вы совершенно правы: практика – это единственный критерий истины, – сказал я, – а потому именно на этой войне генерал Маргелов должен создать и отточить до бритвенной остроты те инструменты, которыми он потом в случае необходимости станет кромсать врагов на куски в своем родном мире. И вертолетно-десантные полки, и тяжелые десантно-штурмовые бригады должны родиться на фронте войны с фашизмом, а потом вернуться к себе в уже готовом к использованию виде, чтобы американским «партнерам» было интереснее жить.

– Да, – сказал Ильич Второй, – все это именно так, как сказал товарищ Серегин, а потому вы, товарищ Маргелов, должны изменить свое отношение к порученному делу. Все, что вам рассказывает товарищ Серегин, это не сказки и не занимательные враки, а истина как она есть в последней инстанции. Если он говорит прыгать, значит, следует прыгать, если говорит ползти, надо ползти. Вы можете не беспокоиться, плохому вас тут не научат. И помните – это задание партии и правительства, так что отнеситесь к нему со всей возможной серьезностью.