Текст книги "Президенты RU"

1995

Пир во время Чечни
10 января 1995, «МК»

Нас вырастил Сталин на верность народу…

Гимн

Уничтожили Грозный. Заложили Христа Спасителя

Показывая по ТВ, как закладывают Христа Спасителя, диктор несколько раз торжественно повторил: мол, все как в 1839 году! как тогда! Но тогда строительство начали после победы над Наполеоном. Теперь – после нескольких поражений от Дудаева. Тогда был мир. Сейчас – война.

Война с Наполеоном была за спасение Родины. Война с Дудаевым идет за спасение Грачева, Степашина, Коржакова…

Радиожурналист спросил Ковалева: «Вы постоянно говорите “лжецы и мерзавцы”. Можете ли назвать этих мерзавцев?» Ковалев ответил:

– Лобов, Сосковец, все три силовых министра[88]88
  Грачев, Степашин, Ерин.


[Закрыть], но этими именами список не ограничивается.

Ковалев не раз выражал надежду, что в честь Рождества Христова будет объявлено перемирие. Хотя бы для того, чтобы похоронить убитых. Но в честь Рождества начался очередной штурм.

В Москве патриарх, Лужков и Черномырдин золотыми мастерками замуровали благолепную грамоту («Не нам, не нам, но имени Твоему!»). В Грозном выписывали похоронки.

Не Спасителя, а На крови.

* * *

Мы армию нашу растили в сраженьях.

Гимн

Сводки из Грозного – как из Сталинграда. «Бои в районе Тракторного завода», «бои в районе вокзала», «в районе рынка». Сообщают о продвижении на сто метров, на двадцать метров.

Россия выучила план Грозного, названия улиц. В день Рождества войска «очищали» улицу Лермонтова.

Очистили? От кого?

Уголовники не воюют с танками. Уголовники вообще не воюют. У них другая натура, другой интерес. Они грабят, убивают безоружных, но не сражаются с армией.

Когда ТВ показывает панораму Грозного (город горит), когда показывают улицы (валяются трупы), когда третий день видишь сгоревшего танкиста, застрявшего в люке сгоревшего танка, – название картины само всплывает из школьных лет: «Фашист пролетел».

Никто не может понять, зачем они делают это? Зачем брать Грозный? Ну, возьмут – а что потом?

Почему они не хотели, все три года не хотели взять Дудаева? Могли убить, похитить, заманить в Москву, обещав переговоры с Ельциным, чего Джохар так добивался.

Да, да, обмануть: обещать, заманить, а потом арестовать. Врать нехорошо, но это лучше, чем тысячи трупов и сотни тысяч бездомных.

В Обращении к России Ельцин торжественно заявил:

«Как Президент России гарантирую: Грозный был и останется городом, где живут и чеченцы, и русские, и люди других национальностей. Никаких препятствий для возвращения жителей в столицу, другие населенные пункты Чечни не будет».

«Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь!..» Звучит очень мило и даже интернационально (что сегодня редкость). Но возвращаться некуда. Города нет[89]89
  Теперь город есть и, говорят, очень хорошо отстроен на наши деньги. Но русских там нет. В русском городе Грозном нет русских. Зато там появился проспект В. В. Путина. Вот это и есть результат пятнадцатилетней войны и нашей победы.


[Закрыть].

Ельцин не может понять Ковалева не потому, что глуп, но потому, что они существуют в разных измерениях. Ковалев перечисляет: шесть убитых в подвале, два трупа на улице, старушка Анна Никитична… Для властей ничего этого, никаких старух не существует. Есть «потери, число которых уточняется».

Ельцин кушал котлеты (Эльдар Рязанов умиленно показывал этот процесс всему советскому народу, даже не думая, прилично ли это в Страстную субботу); после котлет лобызался с патриархом: Христос воскресе!

Колбасе приказывал быть дешевой (а колбаса не слушалась). Распоряжался отправить самолетом миллиарды рублей, а люди все равно без зарплаты. Оркестрами дирижировал. Ирландию проспал, оскорбив ни за что целую страну. А придурки подпевали: «Так их, Борис Николаевич! Ничего, утрутся! Гениально, Борис Николаевич! Поставили Запад на место».

Нельзя не вспомнить, с какими интонациями, с каким лицом предлагал он (красный после бани) поволжским немцам поселиться на полигоне, где много лет испытывали всякое, в том числе химическое оружие. И ничего. Все утерлись. И мы, и немцы, и либер фройнд Гельмут[90]90
  Коль – канцлер.


[Закрыть].

Теперь он предложил чеченцам, русским «и другим» свободно вернуться на еще дымящийся полигон, где вчера был город Грозный. Все закономерно. Наша вина.

Знает ли он, сколько стоит построить город на 500 тысяч человек? Ремонт одного дома (Белого) после предыдущего эксцесса обошелся в 500 миллионов долларов.

В октябре-93 армия не понесла потерь. Это добавило отваги. Это усугубило заблуждение, что государственную проблему можно решить дракой. Опасное заблуждение для того, кто не умеет ничего, кроме драки. Но горы – не Москва. Чеченцы – не парламентарии. И Дудаев, видать, – генерал не чета Руцкому.

За что погибли солдаты – девятнадцатилетние необстрелянные, необученные парни, которые даже не знали, куда их везут, – за что?

Они погибли, защищая Грачева, Ерина, Коржакова, Степашина от увольнения. От выговора.

Мальчишек бросили в бой, чтобы срочно взять Грозный. Не к 1 мая, не к 7 ноября, а чтобы победой (пусть кровавой) покрыть бездарность, подлость, воровство и ложь. Надо убить Дудаева, чтобы похоронить тайну оружия. И надо убить прессу, чтоб не вякала.

Ельцин – не кровопийца. Но Брежнев был вообще тихоня. А Афган – начался. И Прага – была.

После Чечни-94 поведение Ельцина в Вильнюсе-91 выглядит иначе. Он решительно осудил танки в Вильнюсе, и мы думали, что это демократизм. А это было политиканство. Он просто использовал все, что мог. И трупы литовцев в том числе. Теперь его идеолог – Жириновский. Его рупор – Невзоров.

Никакой даже самый сильный боксер, никакой даже самый жестокий наводитель порядка ничего не сделают в этой ситуации.

Приказать построиться в шеренгу по пять – да, можно. Приказать всем выйти на работу к семи утра – можно. Но приказать сделать компьютер на уровне американских – нельзя. Приказать можно. Сделать нельзя.

Приказать американцам привезти в Москву мясо-масло-молоко – нельзя. И приказать вырасти своей пшенице – нельзя. Стрелять – можно. Это самое простое. И они будут стрелять во всех, кто мешает им властвовать – то есть «мешает сделать Родину счастливой»: в журналистов, во врачей-вредителей, в фермеров-кулаков… Они будут повторять то, что творили их учителя, потому что ничему другому их не учили.

Высшие чиновники страны (в том числе и президент) назвали прессу продажной, дудаевской[91]91
  В 2010-м это сделал Грызлов (посмотрите в YouTub’e).


[Закрыть]. Типично, по-сталински, бездоказательно обвинив не конкретного человека, но всю вредную часть общества. Троцкисты ли, дудаевцы ли – какая разница, если доказывать не надо, если можно выносить групповые приговоры и немедленно приводить в исполнение. Кроме того, теперь можно грохнуть любого неугодного и затем «обнаружить чеченский след». Мол, чеченские хозяева его и убрали – за то, что не окупил расходов, мало хвалил Дудаева.

Но мы понимаем: прессу надо уничтожить за то, что она не дает людям забывать. Что бы ни говорил сегодня Грачев, но стоит открыть подшивку «Известий», как прочтешь:

«Я не очень интересуюсь тем, что там происходит. Вооруженные силы там не участвуют. Хотя я смотрю телевидение и слышу, там вроде пленных захватили… Я бы никогда не допустил, чтобы танки вошли в город. Это безграмотность дикая. А во-вторых, если бы воевала армия, то одним парашютно-десантным полком можно было бы в течение двух часов решить все».

На вопрос: откуда у Дудаева тяжелое вооружение? – Грачев ответил:

«Разве сейчас трудно найти оружие? Все покупается и продается». А как же оно проходит через территорию России? «Я не пограничник, – сказал Грачев, – это у Николаева нужно спросить» («Известия», 29.11.94).

По мнению Грачева, «разгром всего этого воинства (чеченского. – А. М.) серьезной проблемы для российской группировки не представляет. Правда, придется, видимо, отказаться от столь эффективных приемов, как массированная бомбежка с воздуха и артналеты. Все это может привести к гибели мирных граждан, чего войска в случае боевой операции будут всемерно избегать» («Известия», 7.12.94).

Дудаева нельзя поймать. Ведь ежели поймаешь – надо судить. А на суде будут вопросы.

Уже не состоялся суд над ГКЧП, уже отпустили тех, кто начал стрелять в Москве в октябре-93. И что, все это от человеколюбия? Скорее от страха перед вопросами в суде.

Дума разменяла амнистию на комиссию по расследованию событий 3–4 октября-93. Правда здесь не нужна никому. Ни тому, кто защищал свою власть танками, ни тому, кто рвался к ней, к власти, с гранатометами.

Непрерывно задаваемый прессой вопрос: Откуда у Дудаева оружие? – заставил наконец заговорить тех, кто до сих пор стыдливо молчал.

«Вести» показали интервью Гайдара, который заявил: «Основное оружие Дудаев взял в сентябре-октябре 1991-го. А я возглавлял правительство с июня 1992-го по декабрь 1992-го».

Гораздо больше, чем непричастность Гайдара к вооружению чеченской армии, меня восхитила его непричастность к реформе. Прежде нам казалось, что либерализация цен, уничтожившая все сбережения народа, была проведена Гайдаром в январе-92. Теперь оказывается, что он руководил правительством только с июня, только полгода. Ловко.

И справедливо. Ельцин сдал Гайдара в декабре-93. Гайдар свалил на Ельцина свою шоковую терапию.

Но, к сожалению, в тех же «Вестях» появился на экране маршал Шапошников: «Весной 1992-го Дудаев заявил, что будет создавать свою армию, и потребовал 50 % оружия Советской армии, которое находится в Чечне. В мае министр обороны Грачев шифротелеграммой № 316/1/0308-Ш приказал командующему округом разделить оружие пополам с Дудаевым».

Какие интересные, какие опасные вести. Как неприятно после них читать в «Известиях» слова Грачева насчет того, что все покупается. И продается.

Чем ты помог фронту?
17 марта 1995, «МК»

Родина-мать зовет! А мертвые не слышат

ВОЕННЫЙ ЭТАП ЗАВЕРШАЕТСЯ

Заявление Президента России Б. Н. Ельцина

Обращаюсь к гражданам России, к мировому сообществу, ко всем, кто с беспокойством и сочувствием следил за развитием событий в Чеченской Республике. Довожу до сведения всех, что военный этап восстановления действия Конституции России в Чеченской Республике практически завершен… Пусть трагедия, пережитая Россией, россиянами и чеченским народом, послужит уроком для народов и политиков.

Борис Ельцин. Москва,

Кремль, 19 января 1995.

Прежде такое умели формулировать легче и веселее: «Приятно и радостно знать, что кровь, обильно пролитая нашими людьми, не прошла даром, что она дала свои результаты!» (И. Сталин).

Финальная фраза президентского заявления, к сожалению, звучит открытой угрозой. Какой урок? Кому? Каким политикам? Каким народам? Тем, кто вздумает взять столько суверенитета, сколько может унести?

Останавливают такие угрозы или подталкивают?

Хватит ли войск, если еще два-три субъекта Федерации?..

Послушаются ли офицеры? Пойдут ли солдаты? И сколько еще потребуется триллионов и цинка?

Всё удручает в этом заявлении. И дата 19 января. (Потому что теперь, спустя два месяца, мы знаем – не завершилось.) И дикий набор слов «военный этап восстановления действия Конституции». И самое ужасное – обращение к тем, кто «следил». Не следит, а следил. Прошедшее время. Вот это, увы, точно. Свыклись. Потеряли интерес.

Нам повезло. Пятидесятилетие Великой Победы мы отметим куда горячее, чем предыдущие (тридцать, тридцать пять, сорок, сорок пять) юбилеи.

Ветеранов осталось мало, да и не любили они вспоминать войну. Вспоминали фронтовых друзей, боевых командиров, счастливые случаи… И никогда не вспоминали брошенные трупы однополчан. И даже пионеры, каждое лето шагающие по местам боевой славы, то ли не спотыкались об эти кости, то ли помалкивали. Только у Симонова читаем:

 
Мы мертвым глаза не закрыли.
Придется нам вдовам сказать,
Что мы не успели, забыли
Последнюю почесть отдать.
 

Великая война исчезла, превратилась в Великую Победу. Тридцать пять миллионов погибших давно стали абстракцией. Во всяком случае, никто не вздрагивал от ужаса, услышав эту постепенно растущую цифру: от двадцати миллионов Хрущева до двадцати восьми – Горбачева (а при Сталине – семь, а нынче – тридцать пять).

Взятие Берлина превратилось в водружение флага над Рейхстагом. А то, что в Берлинской операции спешки ради положили сотни тысяч солдат, – забылось.

И уж вовсе забылось, что к 1945-му выгребали последних: брали уже и семнадцатилетних, и пятидесятилетних, и даже после тяжелых костных ранений (если без ампутации) – возвращали на фронт.

Теперь мы вспомнили, что такое война. Нам напомнили.

Кое-кто – своими глазами, а большинство – по телевизору увидели войну. Увидели сгоревших танкистов, оторванные ноги и руки, гниющие трупы, уничтоженный город. По ТВ, конечно, впечатление малость слабее. Народ привык, что на экране все понарошку. И вот уже сто дней подряд смотрим русский сериал «Чеченская война».

Привыкли.

Первый этап кончился. Но не потому, что перестали стрелять. (Стрелять не перестали.) Первый этап кончился потому, что чеченская война ушла во вторую половину «Итогов» – «Вестей» – «Новостей».

Она перестала быть шоком. Стала бытом. Скоро съедет к прогнозу погоды. В Москве – солнце, в Аргуне – «Град».

Смотришь на спокойных людей, на премудрых депутатов, принимающих не закон о немедленном прекращении войны, а увольняющих Ковалева, – и говоришь сам себе: может, ты сошел с ума? Ну чего ты так застрял на этой войне? Но вспомнишь трупную вонь и куски солдатского мяса[92]92
  Автор был там несколько раз. Попадал и под бомбежку, и под «Ураган», и восемнадцатилетних пленных выручал, и раненого капитана из плена вывез – нагляделся и нанюхался.


[Закрыть] – и понимаешь: это не ты застрял – это вся Россия застряла.

Сто дней. За это время Гитлер до Можайска дошел. На Москву в бинокль глядели фрицы. А кремлевский горец вооружал народное ополчение и – с одной винтовкой на троих – кидал под танки Гудериана.

Напрасно министры плохо в школе учились. Запомнили: главное – флажок воткнуть. А сколько солдат ради этого погибло – забыли. Забыли, что с винтовкой «за Родину!» оказывается сильнее, чем на танке «за фюрера и немецкий порядок!» (не путать с конституционным).

Но запомнили, что катастрофические поражения и огромные потери надо называть «неудачами начального периода» и объяснять неготовностью.

Да, граждане, Грачев позволил себе и это. Он (простая душа, его лицо все видели, умом не светится) так и заявил: мол, армия была не готова[93]93
  После Беслана Путин сказал: «Мы оказались не готовы».


[Закрыть].

Выходит, Дудаев совершил вероломное нападение. Тут опять по учебнику: или ФСК плохо разведала, или в Кремле правдивые сообщения (по примеру Иосифа Виссарионовича) посылают на…

И Грачев, и вся официальная пропаганда (в честь пятидесятилетия Победы?) устроили нам повторение пройденного. (Чтобы мы извлекли наконец уроки?)

Как и тогда: сперва трещали «малой кровью, на чужой территории». Потом – «неготовность».

Как и тогда: не полагается говорить о мародерстве. Сам министр юстиции (!) заявил: нету мародерства, разве что берут еду в оставленных квартирах. А телерепортажи показывают (не подумавши), как солдаты в армейских палатках отдыхают под шелковыми ватными одеялами. Из дома взяли. Вот только из чьего?

После той войны тоже было не принято говорить о мародерах. Говорили о трофеях. Солдаты везли – сколько в «сидор» набьется, генералы – вагонами. Высоцкий пел неприличное:

 
Трофейная Япония,
Трофейная Германия!
Пришла страна Лимония —
Сплошная чемодания…
 

Лицемерные разговоры о мире не стоят ни гроша после откровенных заявлений Грачева и пр.: «Никаких переговоров с бандитами! Ультиматум! Пусть сложат оружие!»

Сложат они тебе, жди. Но Грачев не столь наивен, он и не ждет капитуляции. Повторяем в сотый раз: война в его интересах. Генералы нашли наконец занятие. Уже тысячами сыплются ордена, идут внеочередные звания. А денег! Кто ж считает деньги, когда война? Сколько надо – столько и будет.

Высшие лица проговариваются поминутно. Невольно выдают свои тайны. Секретарь Совета безопасности Лобов на днях произнес подряд две фразы: «Война скоро кончится» и «Надежд на мирное решение – мало».

Понятно. Если скоро, но не миром – значит, уничтожение. (Если враг не сдается – его уничтожают.) Значит, Совет безопасности решил уничтожить всех чеченцев.

Меня, конечно, поправят: «всех вооруженных чеченцев, то есть бандитов». Бандитов, безусловно, надо убить всех, не тратя времени на суд и следствие. Респектабельная газета «Сегодня» так и пишет: «Хороший бандит – это мертвый бандит», забывая, что это – перифраз расистского «хороший негр – мертвый негр». Есть, однако, досадная мелочь: статистика потерь.

Убив за три месяца тысячу бандитов (7 тысяч – это враки), заодно убили около 25 тысяч мирных жителей. Даже если всего один чеченец из 25 взялся за оружие, то и выйдет, что, убивая вооруженных, – убьем всех.

А скоро ли? Чеченцев около миллиона. Защищая свою землю, даже самый невоинственный народ ставит под ружье около 20 % населения. Предстоит убить 200 тысяч. Если продолжать с той же скоростью (по тысяче за три месяца) – потребуется 600 месяцев, то есть 50 лет. Как ни странно, тот же срок называет Дудаев, хотя мне неизвестно, из каких расчетов он исходит.

Судьба полицая

Упорно и ежедневно нам говорят о создании «местной администрации», показывают «премьер-министра» Хаджиева, показывают милицию, создаваемую из «хороших чеченцев».

Видя этих милиционеров, невольно вспомнишь судьбу полицаев, старост и прочих бургомистров. Завоеватели и тогда создавали местную администрацию. Но впереди старосту ждала виселица и табличка «предатель Родины». За исключением тех случаев, когда такой бургомистр, работая на немцев, на деле выполнял задания подпольного обкома.

Те чеченцы, которые сотрудничают с нашей армией, воспринимаются нормальными чеченцами только как предатели. Они уже не чеченцы, не люди, их судьба предрешена, и они живы только пока их защищают наши танки.

Конечно, они согласно кивают головой, говорят в телекамеры правильные слова и проклинают Дудаева. Но неужели мы такие дураки, что верим в этот театр?

Неужели уроки Великой Отечественной пропали? Неужели Бог опять желает наказать Россию, отнимая разум у правителей?

Мы напали на племя. Под бомбами, под «Градами» гибнут их женщины и дети. Уже погибли десятки тысяч. В такой момент все внутриплеменные распри прекращаются.

К генералу Масхадову (брать интервью) и обратно я ехал в машине с шофером и проводником. Всю дорогу они орали друг на друга так, что я думал – дойдет до драки. Они ругались по-чеченски, но вставляли русские слова, и было ясно, что проводник превозносит Дудаева, а шофер – ненавидит.

Несколько раз я настоятельно просил: давайте по-русски, мне интересно. Но несмотря на то что желание гостя – закон, мне холодно отвечали: «Да мы о своем говорим, тебе неинтересно».

Они говорили именно о своем. Плохой Дудаев или хороший – он свой. Не так уж любили Сталина советские люди, но драться с немцами это не мешало. Они сражались за Родину, мстили за сожженные дома, погибших братьев, отцов, матерей. Дай, победим фрицев, а там…

Стать сегодня российским милиционером – для чеченца значит не киоски рэкетировать, а наняться ловить своих.

Местная администрация склонна честно выполнять карательные функции только по отношению к чужим.

Может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что ожесточенность сегодняшнего чеченского сопротивления родом из 1944 года. Из депортации.

23 февраля 1944-го всех чеченцев – от новорожденных до престарелых – погнали на станции, погрузили в вагоны и увезли в Сибирь. Всех, кроме тех, кто не мог идти, а нести было некому. Таких собрали в сарай, обложили сеном и сожгли заживо. А из тех, кто был депортирован, погибло 60 %.

Это – геноцид. Слово хорошо знакомое. Но сейчас – из-за чеченцев – я впервые задумался о его втором, неявном смысле. Геноцид – от греческого genos (род) и латинского caedere (убивать) – уничтожение рода, племени. По международным нормам геноцидом считается одномоментное убийство свыше тридцати двух человек по расовому признаку. Но о таких мелочах и речи нет. Всерьез о геноциде говорят, когда жертвы исчисляются тысячами, когда истребляют существенный процент нации.

Не остается ли геноцид в генах, в генетической (родовой) памяти? Не эта ли страшная закалка?..

В 1944-м чеченцы покорно шли в вагоны, не зная, что их ждет. В 1995-м родовая память о гибели 60 % исключает для них покорную рабскую смерть.

Многие помнят депортацию. Все, кому больше пятидесяти пяти, – помнят. Все старейшины помнят. А все взрослые чеченцы (и ингуши, и балкарцы, и…) – все, кому меньше пятидесяти, – родились в ссылке. Все. И Дудаев, и Аушев… Родились и росли в землянках, сараях, бараках под рассказы родителей о том, как прекрасно жили в Чечне. Какие были лошади, дома, оружие, ковры… И, должно быть, вспоминая, как покорно они пошли в вагоны, чеченцы задыхались от ненависти и плакали от позора. И, получив такую прививку, выросли непокорными. Им нечего было терять, а это развивает храбрость. Сталин был уверен, что уничтожил их полностью. Эти народы были вычеркнуты даже из энциклопедических словарей.

В советских словарях 1950-х годов нет слов «чеченец», «ингуш», «балкарец»… Нет ни народов, ни стран. Нет Чечни, а древнее Урарту есть непременно.

Разумеется, среди чеченцев есть такие, кто «сознательно и честно» перешел на нашу сторону. Но если человек встает на сторону тех, кто разбомбил его город, убил его родню, – это моральный урод. Можно ли полагаться на такого человека?

Да и как отличить того, кто сотрудничает честно, от того, кто притворяется? Ведь, нанимая притворщика, мы сами внедряем в свои ряды шпиона. Подслушает планы, высмотрит склады и – донесет Дудаеву.

Положение хреновое. Все чеченцы знают русский язык. Ни один наводитель конституционного порядка на территории Чечни не знает по-чеченски ни слова. Кроме «Аллах акбар»!

Это значит: всё, что мы говорим, – они понимают. То, что они говорят, – мы не понимаем. Какой простор для партизан. Ведь «хороший чеченец» в милицейской форме может с невозмутимым видом произнести одно словечко, и его задержанный собрат уже будет знать, что и как говорить.

Наличие местной администрации гарантирует Дудаеву точную и своевременную информацию о планах. А наши генералы, похоже, не читали даже «Васька Трубачева».

Судьба чеченца

Вернувшись в свой аул, он нашел свою саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын же его, красивый, с блестящими глазами мальчик, был привезен мертвым к мечети. Он был проткнут штыком в спину.

Вой женщин слышался во всех домах и на площади, куда были привезены еще два тела. Малые дети ревели вместе с матерями. Ревела и голодная скотина, которой нечего было дать. Взрослые дети не играли, а испуганными глазами смотрели на старших.

Фонтан был загажен, очевидно нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена и мечеть, и мулла с муталимами очищал ее.

Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.

Перед жителями стоял выбор: оставаться на местах и восстановить с страшными усилиями все с таким трудом заведенное и так легко и бессмысленно уничтоженное, ожидая всякую минуту повторения того же, или, противно религиозному закону и чувству отвращения и презрения к русским, покориться им…

Это написал не журналист-дудаевец, продавшийся за вонючие доллары (выражение Грачева). Это написал русский писатель Лев Толстой. И ни одна скотина не посмела назвать его врагом России.

Сочувствие чеченцам? Да, нас так учили. Мы искренне сочувствовали дяде Тому – чернокожему рабу на плантации белого мистера (хотя негры-рабы, пожалуй, жили лучше наших колхозников). Нас учили: виноваты не немцы, а Гитлер (фашизм), виноваты не китайцы, а Мао (маоизм), не американский народ, а Пентагон и ЦРУ.

И это верно. Виновен всегда лидер и режим. В данном случае – Дудаев, а не чеченцы. Но чеченцы умирают, а Дудаев жив.

То же по отношению к нам. Только примитивные мелкие и озлобленные из числа венгров, поляков, чехов, литовцев и т. д. винили в своих бедах русский народ. Нормальные всегда отличали ненавистный советский режим, советские танки от русского народа. Нормальные понимали, что больше всего горя советский режим принес советскому народу. И арифметически (режим убил своих больше, на миллионы больше, чем чужих). И психологически (внешний враг – сплачивает, внутренний – разлагает).

Очередной льстивый придурок, обращаясь к президенту, пишет в газете: мол, не слушайте, Борис Николаевич, тех, кто советует вам почитать «Хаджи-Мурата». Придурок предполагает, что Толстой сочинил повесть о настоящем чеченском человеке, о неукротимом характере горца.

Нет. Хаджи-Мурат – предатель. Он убежал от Шамиля и перешел на сторону русских, чтобы решить свои личные, главным образом, властные проблемы. Он требует от русских денег и войск, но при этом русских ненавидит. Они для него лишь средство борьбы с Шамилем.

Сто дней слышим победные реляции типа: «Федеральные войска уничтожили в этой операции тысячу боевиков Дудаева; с нашей стороны – потерь нет». Слышим официальные сообщения, что за три месяца боев уничтожено свыше 7 000 боевиков, наши потери – 1 200.

Чтобы от этих фантазий вернуться к реальности, надо или съездить в Чечню, или взять с полки томик великого реалиста (если в Кремле нет библиотеки – можно Коржакова в Ленинку послать).

«Офицеры выпили водки, закусили и пили портер. Барабанщик откупоривал восьмую бутылку… В середине их разговора влево от дороги послышался бодрящий, красивый звук винтовочного, резко щелкнувшего выстрела, и пулька, весело посвистывая, пролетела где-то в туманном воздухе и щелкнулась в дерево.

– Эге! – крикнул веселым голосом Полторацкий, – ведь это в цепи! Ну, брат Костя, – обратился он к Фрезе, – твое счастие. Иди к роте. Мы сейчас такое устроим сражение, что прелесть! И представление сделаем.

…Сажен за сто виднелось несколько всадников. Один из них выстрелил по цепи. Несколько солдат из цепи ответили ему. Чеченцы отъехали назад, и стрельба прекратилась. Но когда Полторацкий подошел с ротой, он велел стрелять… Солдаты, радуясь развлечению, торопились заряжать и выпускали заряд за зарядом. Чеченцы, очевидно, почувствовали задор и, выскакивая вперед, один за другим выпустили несколько выстрелов по солдатам. Один из выстрелов ранил солдата. (Раненый в живот солдат через пару часов умер в мучениях. – А. М.) Смерть Авдеева в реляции, которая была послана в Тифлис, описывалась следующим образом: “23 ноября две роты Куринского полка выступили из крепости для рубки леса. В середине дня значительное скопище горцев внезапно атаковало рубщиков. Цепь начала отступать, и в это время вторая рота ударила в штыки и опрокинула горцев. В деле легко ранены два рядовых и убит один. Горцы же потеряли около ста человек убитыми и ранеными”».

Горцы, пишет Толстой, не потеряли ни одного. Но дело не в этом.

Не желая никого оскорбить, осмеливаюсь спросить самым вежливым и почтительным образом: считает ли кто-нибудь, что русские офицеры середины XIX века были более лживы, чем российские составители реляций конца XX? Или что те офицеры-аристократы больше пили на передовых позициях, чем нынешние? Или пострелять ради представления (к награде) тогда были более склонны, чем теперь? И ведь не выдумано. Основано на офицерских дневниках.

Нет, не стоит посылать Коржакова в Ленинку за «Хаджи-Муратом». В этой повести, увы, есть кое-что похуже, чем ложь донесений о потерях, офицерское пьянство, загаженные (тогда не отваживались писать «засранные») фонтан и мечеть.

В «Хаджи-Мурате» есть Его Величество Император Николай I.

«“Да, что было бы теперь с Россией, если бы не я”, – опять подумал он.

– Ну, что еще? – сказал он.

– Фельдъегерь с Кавказа, – сказал Чернышев и стал докладывать то, что писал Воронцов о выходе Хаджи-Мурата.

– Вот как, – сказал Николай. – Хорошее начало.

– Очевидно, план, составленный вашим величеством, начинает приносить свои плоды, – сказал Чернышев.

Эта похвала его стратегическим способностям была особенно приятна Николаю, потому что, хотя он и гордился своими стратегическими способностями, в глубине души он сознавал, что их не было. И теперь он хотел слышать более подробные похвалы себе.

– Ты как же понимаешь? – спросил он.

– Понимаю так, что если бы давно следовали плану вашего величества – постепенно, хотя и медленно, подвигаться вперед, вырубая леса, истребляя запасы, то Кавказ давно бы уж был покорен…

– Правда, – сказал Николай.

Несмотря на то что план медленного движения в область неприятеля посредством вырубки лесов и истребления продовольствия был план Ермолова и Вельяминова, совершенно противоположный плану Николая, по которому нужно было разом завладеть резиденцией Шамиля и разорить это гнездо разбойников и по которому была предпринята в 1845 году Даргинская экспедиция, стоившая стольких людских жизней, – несмотря на это, Николай приписывал план медленного движения, последовательной вырубки лесов и истребления продовольствия тоже себе. Он гордился тем планом своей экспедиции 45-го года и планом медленного движения вперед, несмотря на то что эти два плана явно противоречили один другому. Постоянная, явная, противная очевидности лесть окружающих его людей довела его до того, что он не видел уже своих противоречий, не сообразовал уже свои поступки и слова с действительностью, с логикой или даже с простым здравым смыслом, а вполне был уверен, что все его распоряжения, как бы они ни были бессмысленны, несправедливы и несогласны между собой, становились и осмысленны, и справедливы, и согласны между собой только потому, что он их делал»[94]94
  Какие, к черту, уроки истории?! Какие политики, какие народы должны их извлечь из войны, которая идет на Кавказе уже почти семнадцать лет?!


[Закрыть].

Надо мной насмехаются за то, что я слишком много цитирую классиков. А мне кажется – мало.

Если умно, талантливо – отчего ж не цитировать. Конечно, сейчас модно опираться на бандитских авторитетов. Но и авторитет признанных гениев тоже чего-то стоит.

Властители! Вы столько наворовали – ни вам, ни детям вашим не истратить. Неужели не хватит? Почему бы вам не пожелать себе той малости, которой вам так не хватает, – народной любви? Ведь не видать вам таких похорон, как у Высоцкого.

Судьба войны

Недавно по ТВ показали высокое совещание в Министерстве обороны. Грачев докладывал итоги «первого» этапа. На стене за его спиной висела схема (надеюсь, не секретная) со стрелками и квадратиками, а наверху большими буквами было написано: «ЗАМЫСЕЛ НА ДЕЙСТВИЯ В ГРОЗНОМ».

Вот этот «замысел на действия» – совершенное уродство русского языка – говорит о полной безграмотности тех, кто все это затеял. «Это хуже, чем преступление, – это ошибка» (Талейран).