Текст книги "Теория и практика использования медицинских знаний в гражданском судопроизводстве России"

Причем, на наш взгляд, в первой части п. 2 ст. 1197 ГК РФ речь идет о привлечении специалиста – дача разъяснения (при наличии готового знания), во второй части – о привлечении эксперта (с целью получения знания и передачи его суду).

Данным нормам в целом корреспондируют соответствующие положения АПК РФ. Согласно п. 2 ст. 12 действовавшего АПК РФ, «в целях установления существования и содержания норм иностранного права арбитражный суд может в установленном порядке обратиться за содействием и разъяснениями в компетентные органы и организации Российской Федерации и за границей либо привлечь специалистов».

Согласно п. 2 ст. 14 нового АПК РФ, «в целях установления содержания норм иностранного права суд может обратиться в установленном порядке за содействием и разъяснением в Министерство юстиции Российской Федерации и иные компетентные органы или организации Российской Федерации и за границей либо привлечь экспертов».

Запрос о получении информации, направленный в компетентные органы (органы юстиции, дипломатические представительства иностранных государств), имеет значение, на наш взгляд, только в части коротких и имеющих простой и однозначный ответ вопросов права, не требующих значительных интеллектуально-волевых усилий сведущих лиц. Поэтому в этих ситуациях не всегда удается разрешить «проблему» без заключения эксперта. Решение проблемы усугубляется еще и тем, что без знания судебных актов и сложившейся в стране ситуации по применению национальных норм права сообщенные иностранные нормы права «мертвы», могут быть не чем иным, как элементами мозаики, одни из которых, возможно, подходят, другие не нужны.

Использование правовых знаний и приглашение сведущих лиц в области права в суд имеет свою историю, закреплено в ряде зарубежных стран.

Для англосаксонской адвокатской системы характерно разделение на юрисконсультов и адвокатов (барристеров). Юрисконсульты занимались и занимаются ведением торговых дел, консультированием сторон. Адвокаты или барристеры занимаются устным докладом дел в судебном процессе, а также юридической экспертизой. Причем, как отметил С. А. Халатов, такое различие уже отмечалось при описании римского, французского и германского права[96]96
  Халатов С. А. Представительство в гражданском и арбитражном процессе. – М., 2002. – С. 29.


[Закрыть].

В настоящее время в обязанности барристера входят: консультирование сторон; выступление в процессе (суды высокой инстанции); участие в назначении экспертиз; проведение экспертизы по вопросам права[97]97
  Там же. – С. 30–31.


[Закрыть].

Для барристеров характерна глубокая специализация по каким-либо узким вопросам. Поэтому нередко к ним обращаются солиситоры (юрисконсульты). Важно также заметить, что барристеры не могут вступать непосредственно в отношения с клиентами в соответствии с правилами профессиональной этики. Если встреча с клиентом и происходит, то при посредничестве и в присутствии солиситора.

Немецкий законодатель допускает назначение экспертизы в случаях отсутствия у суда достаточных знаний в области права (ст. 293 ГПК ФРГ). В этих случаях законодатель считает, что, несмотря на высокую квалификацию и компетентность судьи, тем не менее, всегда могут возникнуть вопросы, которые требуют специальных знаний в праве[98]98
  Давтян А. Г. Гражданское процессуальное право Германии. – М., 2000. – С. 123.


[Закрыть].

Международный Суд ООН при рассмотрении переданных ему споров вправе использовать в своей практике суждения наиболее квалифицированных специалистов по международному праву[99]99
  Кузнецов И. А. Введение в теорию государства и права: Учебное пособие. – Элиста, 2002. – С. 87.


[Закрыть].

Можно сделать вывод, что потребность в глубоких знаниях в какой-либо отрасли права существовала издревле и была удовлетворена. Способы, подходы к решению данного вопроса, как мы видим, различны: это и непосредственное использование правовых знаний в процессе установления обстоятельств конкретного дела через институт экспертизы, и дуализм представительства, позволяющий вести одно дело двум юристам с учетом категории суда, рассматривающего дело, уровня подготовки и специализации.

Отметим тот факт, что если исключать правовые знания из понятия специальных знаний с этой оговоркой, то получается, что знания юристов-международников существенным образом отличаются от знаний юристов, не специализирующихся по вопросам международного права, либо утрачивается специфика исследуемой категории.

Еще одна проблема возникла в связи с широким использованием законодателем термина «правовой обычай». Советское законодательство в отличие от новейшего знало всего несколько случаев упоминания обычая[100]100
  Кодекс торгового мореплавания СССР; Земельный кодекс РСФСР (в редакции 1922 г.).


[Закрыть]. Суд в новых условиях нередко вынужден руководствоваться не только нормами права, но и обычаями. В то же время возникает теоретическая проблема: кто и каким образом в ходе процесса должен устанавливать содержание обычая? Если исходить из «классических» установок, догм процесса, то обычай должен применяться судом, как правовая норма, следовательно, установление ее существа возложено целиком на суд.

Достижимо ли это? Так, А. И. Поротиков по этому поводу пишет: «Суд не может заранее располагать сведениями об обычаях, с которыми ему придется столкнуться в деле. Ему заведомо не по силам самостоятельно искать нужную информацию о наличии состояния обычной нормы»[101]101
  Поротиков А. И. Проблема применения правового обычая в арбитражном процессе // Защита прав граждан и юридических лиц в российском и зарубежном праве (проблемы теории и практики): Сборник статей и тезисов аспирантов и молодых ученых. – М., 2002. – С. 10.


[Закрыть]. Несмотря на категоричность молодого ученого, проблема существует и имеет определенные процессуальные последствия. В ней проявляется двойственность обычая: наличие нормативных свойств (правило поведения), требующее установления, т. е. процессуальной деятельности, направленной на установление этих свойств (судебное доказывание). Из этого следует необходимость выбора: либо содержание обычая входит в предмет доказывания и его установление должно быть возложено на стороны, либо это является обязанностью суда[102]102
  Там же.


[Закрыть].

В английском процессе установление содержания обычая входит в предмет доказывания, следовательно, могут применяться общепринятые средства доказывания, в том числе и заключение эксперта (лица, обладающего знаниями в определенной отрасли права). В странах континентального права продолжает доминировать принцип «судьи знают право». Поэтому суд вынужден выяснять содержание обычной нормы самостоятельно. Практика же свидетельствует о том, что суды склонны относиться ко всякому обычному правилу поведения как к сложившейся практике сторон и не ставят этот вопрос на обсуждение. В отдельных случаях ограничиваются кодификациями, опубликованными влиятельными организациями (МТП, УНИДРУА).

Действующее законодательство в настоящее время содержит отдельные нормы, касающиеся данной проблемы с учетом возможности использования аналогий. Согласно п. 2 ст. 1191 ГК РФ, с целью установления содержания норм иностранного права, лица, участвующие в деле, могут представлять документы, подтверждающие содержание норм иностранного права, на которые они ссылаются в обоснование своих требований или возражений, и иным образом содействовать суду в установлении содержания этих норм. Законодатель закрепляет соответствующее право за сторонами с учетом расширения сферы действия принципов диспозитивности и состязательности. Однако обязанность уяснения существа содержания нормы (в том числе и обычного права) возложена законодателем на суд. В то же время применительно к уяснению содержания норм иностранного права по спорам, возникшим между субъектами (сторонами) – профессиональными участниками гражданского оборота (предпринимателями) – законодатель предоставляет суду возможность «переложить» бремя установления содержания такого рода норм на заинтересованные в разрешении спора стороны[103]103
  Пункт 2 ст. 1191 ГК РФ (часть третья) // Российская газета. – 28 ноября. – 2001.


[Закрыть].

Данное положение свидетельствует о сближении двух правовых систем и выработанных ими правил применительно к исследуемым вопросам.

На наш взгляд, несмотря на различные подходы к имеющейся проблеме, нет непреодолимых препятствий для использования правовых знаний (в качестве специальных), как сторонами (что нередко и делается официальными или неофициальными способами), так и непосредственно судом. В последнем случае требуется дополнительная регламентация возникающих правоотношений.

Рассмотрим следующий пример.

По гражданскому делу была назначена дополнительная судебно-медицинская экспертиза, на разрешение которой был поставлен ряд вопросов (дублирующих вопросы первичной экспертизы). Из «новых» (ранее не ставившихся на разрешение экспертов) вопросов был следующий: что понимают под «медицинским вмешательством»?

Для ответа на этот вопрос в состав экспертной комиссии был введен сотрудник кафедры судебной медицины с курсом медицинского права Волгоградской медицинской академии.

На основании анализа терминов в их взаимной связи и взаимозависимости было дано следующее определение: медицинское вмешательство – это прямое или опосредованное воздействие на организм человека с целью диагностики, профилактики, лечения заболеваний, а также предотвращения нежелательной беременности, осуществляемое специально подготовленным лицом (врачом, фельдшером, медицинской сестрой, целителем).

Фактически речь шла о потребности суда в уяснении словосочетания «медицинское вмешательство», используемого в ряде норм Основ законодательства об охране здоровья граждан[104]104
  Статьи 30–34 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан.


[Закрыть]. Привлекаемое лицо выступило в качестве лица, обладающего знаниями в области права и давшего необходимое суду толкование понятия, от уяснения смысла которого зависело разрешение дела по существу.

Определенный интерес для нас представляет Положение об аттестации работников на право самостоятельного производства судебной экспертизы в судебно-экспертных учреждениях Министерства юстиции Российской Федерации. Согласно Положению, право самостоятельного производства судебной экспертизы в СЭУ Министерства юстиции РФ присваивается работникам судебно-экспертных учреждений, имеющим высшее профессиональное образование, прошедшим подготовку по конкретной экспертной специальности в одном из СЭУ Министерства юстиции РФ и обладающим специальными познаниями, необходимыми для производства конкретных родов (видов) судебных экспертиз.

Работник должен знать: действующее законодательство по вопросам судебной экспертизы; ведомственные нормативные акты, регулирующие экспертную деятельность; теоретические основы судебной экспертизы в целом и конкретного ее рода (вида); современные методы и методики производства экспертиз по своей экспертной специальности[105]105
  Пункт 3 Положения об аттестации работников на право самостоятельного производства судебной экспертизы в судебно-экспертных учреждениях Министерства юстиции Российской Федерации // Российская газета. – 12 февраля. – 2002.


[Закрыть].

Для занятия отдельными видами юридической деятельности (кандидаты в судьи, адвокаты, нотариусы) требуется не только наличие профильного образования, но и наличие у претендента установленного законом стажа работы по специальности, багажа необходимых знаний (успешная сдача экзамена), а в отдельных случаях – стажировка.

Согласно пп. 4 п. 3 ст. 6 Закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», адвокат вправе «привлекать на договорной основе специалистов для разъяснения вопросов, связанных с оказанием юридической помощи»[106]106
  См. ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» от 31 мая 2002 г. № 63-Φ3 // Российская газета. – 5 июня. – 2002.


[Закрыть]. Закон не содержит запрета на возможность привлечения адвокатом сведущего лица в какой-либо области человеческой деятельности, включая отдельные направления юридической науки. Здесь все определяется практической потребностью адвоката и интересами доверителя.

Таким образом, представляется возможным сделать вывод о том, что специальные знания являются особой разновидностью профессиональных знаний и существенным образом отличаются от обыденных. Так, согласно п. 2 ст. 12 Закона РФ «О защите прав потребителей», при рассмотрении требований потребителя о возмещении убытков, причиненных недобросовестной или недостаточно полной информацией о товаре (работе, услуге), необходимо исходить из предположения об отсутствии у потребителя специальных знаний о свойствах и характеристиках товара (работы, услуги). Законодатель, таким образом, устанавливает применительно к рассматриваемым правоотношениям презумпцию отсутствия у потребителя специальных познаний[107]107
  Комментарий к Закону РФ «О защите прав потребителей»: Постатейные материалы. Образцы документов. – Ростов н/Д., 1997. – С. 40.


[Закрыть].

Презумпция отсутствия у гражданина специальных знаний носит, на наш взгляд, общий характер. Данный вывод подтверждается также толкованием ст. 65 Трудового кодекса РФ. Согласно п. 4 данной статьи, при заключении трудового договора лицо, поступающее на работу, предъявляет работодателю документ об образовании, квалификации или наличии специальных знаний – при поступлении на работу, требующую специальных знаний или специальной подготовки[108]108
  Статья 65 Трудового кодекса РФ // Российская газета. – 31 декабря. – 2001.


[Закрыть].

Тенденции развития отраслей права и законодательства, практика свидетельствуют, на наш взгляд, о наличии необходимости в использовании знаний правового характера, находящихся за пределами профессиональной подготовки судьи, для целей правосудия. Поэтому знания по отдельным учебным дисциплинам (например, по судебной медицине и психиатрии, криминалистике, юридической психологии, отдельным отраслям права), полученные при обучении в вузе по специальности «Юриспруденция», находятся за пределами профессиональной подготовки и повседневной деятельности судьи. Это так называемое «знание – знакомство».

Не случайно председатель Исполнительного комитета Российского союза юристов В. Гриб говорит: «Не секрет, что хорошие оценки в дипломе или срок трудового стажа не всегда отражают уровень профессиональной квалификации юриста, кроме того, полагаю, что нельзя быть одновременно хорошим специалистом по всем отраслям права»[109]109
  Интервью с председателем Исполнительного комитета Российского союза юристов Владиславом Грибом // Арбитражный и гражданский процесс. – 2001. – № 8. – С. 47.


[Закрыть].

Отметим также, что в связи с реформированием законодательства о судоустройстве, да и фактически, на практике, имеет место определенного рода специализация судей, причем данная тенденция имеет неплохую перспективу. Важным представляется только определить цель и границы специализации. В частности, В. Яковлев отметил: «Нам надо делать решительные шаги по углублению специализации судей[110]110
  Яковлев В. Нам следует сохранить сложившуюся судебную систему // Российская юстиция. – 2001. – № 1. – С. 8.


[Закрыть]. Без специализации у нас ничего не получится». В то же время специализация судей (судов) не должна послужить основанием к умалению роли сведущих лиц в гражданском процессе.

История развития хозяйственной юрисдикции в России и зарубежных странах свидетельствует о том, что имеющиеся преимущества специализации фактически нивелируются ее недостатками (усложнение определения подведомственности дел, затягивание процедуры защиты прав граждан и организаций, финансовые издержки, проблема подбора кадров и др.)[111]111
  Гребенцов А. М. Развитие хозяйственной юрисдикции в России. – М., 2002.


[Закрыть], что также следует учитывать.

Регламентом Международного коммерческого арбитража при Торгово-промышленной палате РФ установлено, что арбитры избираются или назначаются из числа лиц, обладающих специальными познаниями в области разрешения споров, отнесенных к компетенции Международного коммерческого арбитражного суда[112]112
  Виноградова Е. А. Третейский суд: Законодательство, практика, комментарии. – М., 1997. – С. 121–135.


[Закрыть].

Может возникнуть закономерный вопрос о том, какова же роль судьи (суда) в ситуации, когда у него «на руках» не заключение или мнение специалиста в области права, а экспертное заключение по вопросам права?

Здесь следует отметить следующее. Во-первых, данное заключение – только одно из доказательств по делу и оценивается по существующим правилам. Во-вторых, правовая экспертиза – это исследование, т. е. установление искомого факта по заданию судьи в определенных пределах, поэтому она не может предвосхитить окончательную оценку и выводы суда (судьи).

Необходимо также четко различать результат исследований и их интерпретацию. Так, Е. Карлсон проводит различие между сведущими лицами по фактам и сведущими лицами по оценкам. По его мнению, когда тема касается «реальности» (например, выше ли заболеваемость людей, живущих возле завода по производству химического оружия, чем остальных?), то сведущее лицо может предоставить доказательства, подтверждающие его выводы, например, результаты исследований, методики и проч. Когда тема касается оценок, идентификация и роль сведущего лица (эксперта) гораздо сложнее[113]113
  Carlson Е. Evaluating the credibility of sources: A missing link in the teaching of critical thinking // Teaching of Psychology. – 1995. – № 22. – P. 39–41.


[Закрыть].

Данное деление сведущих лиц на две группы представляется весьма интересным. Исходя из предложенного деления, можно сделать вывод о том, что судья – это фактически «эксперт по оценкам».

Анализируя ст. 1101 ГК РФ и практику ее применения, И. Л. Трунов замечает следующее: «Законодатель отвел суду роль эксперта при помощи прецедентных решений, постановлений, а также разъяснений Верховного Суда РФ, являющихся общеобязательными для установления единой практики правоприменения»[114]114
  Трунов И. Л. Возмещение вреда пострадавшим от терроризма // Современное право. – 2002. – № 12. – С. 2.


[Закрыть].

Следует подчеркнуть, что проблема определения сущности искомого понятия имеет не только отраслевое, но и общеправовое значение, так как законодатель его активно использует. Отсутствие же четких критериев может приводить к неоднозначному толкованию норм права, противоречиям, нарушениям прав и законных интересов граждан, организаций, общества, в отдельных случаях государства. Например, ведется полемика о том, кто может выступать в качестве эксперта, специалиста, переводчика, нотариуса и т. д. Так, при обсуждении законопроекта «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» А. Вороновым отмечалось, что слабо проработаны статьи, касающиеся приобретения и прекращения статуса адвоката[115]115
  Воронов А. Может ли академик быть адвокатом? // Российская юстиция. – 2001. – № 12. – С. 15.


[Закрыть]. Многие из критических замечаний остались незамеченными законодателем, о чем свидетельствует содержание главы 3 Закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации».

Согласно ст. 26.5 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, должностное лицо, осуществляющее производство по делу об административном правонарушении, вправе брать образцы почерка, пробы и образцы товаров и иных предметов, необходимые для проведения экспертизы. Такая формулировка представляется излишне категоричной, так как вряд ли целесообразно в определенных случаях возлагать на лицо (хотя бы и должностное по статусу) обязанности, которые в целом ряде ситуаций трудно выполнимы, а если и выполнимы, то, как правило, с нарушением требований правового (процессуального, процедурного) или технического характера (об изъятии отдельных образцов для последующего исследования и возникающих в связи с этим проблемах мы будем еще вести речь).

Возникают также проблемы практического характера при определении субъекта преступления по отдельным составам преступлений, предусмотренных УК РФ (например, по ст. 124 «Неоказание помощи больному»).

Появляется закономерный вопрос о наличии (отсутствии) определенной связи между научными и профессиональными знаниями. Особую остроту этот вопрос приобретает применительно к правосудию. Можно и нужно ли их противопоставлять?

Для того чтобы что-либо познать, необходим определенный инструментарий: воспринять, понять, определить место полученной информации в той или иной системе координат (норм права, морали и т. д.). Данные операции осуществимы только на основе синтеза различных знаний и применения определенных приемов, способов.

Познание – это определенная деятельность, совокупность движений, использование сил и закономерностей, направленная на достижение определенной цели. Поэтому познание гораздо шире простой совокупности телодвижений, действий, применения навыков. Например, автоматизмы (сложные телодвижения, осуществляемые непроизвольно некоторыми больными) не могут быть оценены как познание, так как отсутствует объект и поставленная цель исследования. Так, В. Б. Малинин отмечает, что действие можно определить как внешнее выражение воли человека, заключающееся в воздействии на окружающую среду его телодвижений[116]116
  Малинин В. Б. Причинная связь в уголовном праве. – СПб., 2000. – С. 144.


[Закрыть]. Поэтому без предшествующего знания невозможно и формирование навыка у человека.

По мнению Б. Я. Пукшанского, «принципиально различен характер профессионального, научного и непрофессионального, обыденного мышления, профессионализма и дилетантизма»[117]117
  Пукшанский Б. Я. Обыденное знание. – Л., 1987. – С. 128.


[Закрыть]. Ученый использует профессиональные и научные знания как синонимы или, по крайней мере, как близкие понятия и противопоставляет их обыденному знанию, ненаучному мышлению.

Так, по мнению Ю. К. Орлова, «внутреннее убеждение – это, прежде всего, метод оценки, метод, применяемый за неимением другого в тех познавательных процессах, где невозможно получение формализованного вывода… Внутреннее убеждение в значительной мере формируется на подсознательном уровне. Поэтому процесс этот неконтролируем со стороны самого познающего субъекта, и, тем более, со стороны других лиц… Единственной формой такой внешней объективизации является обоснование субъектом своих выводов в соответствующем процессуальном документе…»[118]118
  Орлов Ю. К. Заключение эксперта как источник выводного знания в судебном доказывании: Автореф. дис… докт. юрид. наук. – М., 1985. – С. 19–20.


[Закрыть]. По существу, это попытка обосновать возможные дефекты в оценке обстоятельств дела (отсутствие логики и т. п.) процессами, протекающими на подсознательном уровне, а потому неподвластными субъекту и неконтролируемыми им. По этому поводу Е. В. Ковшикова заметила: «Задача доказательства – уничтожение всяких сомнений в правильности выдвинутого тезиса, т. е. использование рациональных аргументов, задача внушения – создать у адресата ощущение добровольности восприятия чужого мнения, его актуальности, привлекательности на основе использования эмоциональных аргументов. Всевозможные комбинации доказательства и внушения дают основную форму воздействующего текста – убеждение»[119]119
  Ковшикова Е. В. Категория коммуникативной точности (на материале текстов деловых писем): Автореф. дис… канд. филолог, наук. – Волгоград, 1997. – С. 18.


[Закрыть].

Соблюдение законов логики приобретает первостепенное значение для строгости и достоверности мышления. Логику и ее законы можно использовать не только для построения верного вывода при имеющихся данных (фактах), но и для доказательства его достоверности, выявления допущенных ошибок в мышлении судьи, следовательно, профилактики и устранения имеющихся судебных ошибок.

На наш взгляд, отправление правосудия в современных условиях предполагает не только организационно-правовое (процессуальное) обеспечение, технологию и тактику, но и совершенную научную методологию. Знание логики и ее законов повышает как профессиональный уровень конкретного судьи, так и эффективность отправления правосудия в целом. Бессознательные моменты существуют у любого человека, при осуществлении любой деятельности, однако их значение в процессе отправления правосудия должно быть сведено к минимуму.

Л. А. Ванеева рассматривает судебное познание в качестве научного. По ее мнению, и судебное, и научное познание направлены на изучение определенного предмета и осуществляются с помощью особых логических способов, приемов. Для них характерны: строгая логическая последовательность, беспристрастный и тщательный анализ фактов, использование достижений науки[120]120
  Ванеева Л. А. Судебное познание в советском гражданском процессе. – Владивосток, 1972. – С. 48.


[Закрыть].

Данную позицию разделяет А. С. Козлов. Он, в частности, отмечает, что судебное познание соответствует всем требованиям научного способа решения познавательных задач, ему свойственно «отсутствие элемента стихийности в его возникновении и целенаправленность в получении истинного и доказательного знания»[121]121
  Козлов А. С. Теоретические вопросы установления истины в гражданском процессе (логико-гносеологический анализ теоретических основ, специфики, форм и уровней судебного познания). – Иркутск, 1980. – С. 30.


[Закрыть].

Ряд ученых считают, что судебное познание отличается и от научного, и от обыденного.

В. С. Зеленецкий считает, что в научном познании должны решаться логические, эмпирические и теоретические задачи. Однако в судебном познании какие-либо теоретические задачи не решаются[122]122
  Зеленецкий В. С. Сущность познавательной деятельности в советском уголовном процессе // Применение норм процессуального права. – Свердловск, 1977. – С. 53.


[Закрыть]. Однако автор почему-то не учитывает наличие логических и эмпирических задач, либо сознательно их опускает.

Ю. К. Осипов отмечает, что цель судебного познания не связана с открытием закономерностей развития окружающего мира, в нем мало используются такие методы исследования, как длительное наблюдение, эксперимент[123]123
  Осипов Ю. К. К вопросу о соотношении судебного познания и судебного доказывания // Сборник трудов Свердловского юрид. ин-та. Вып. 7. – Свердловск, 1967. – С. 212.


[Закрыть]. Следует заметить, что термин «мало» относится к оценочным категориям. Ряд наук, особенно гуманитарного блока, также «мало» используют эксперимент для решения стоящих перед ними задач, однако это не является основанием для их исключения из разряда таковых.

Ф. Н. Фаткуллин на основе анализа таких критериев, как характер задач, средств, предмета и условий познания, делает вывод о том, что процессуальное доказывание отличается от научного и обыденного[124]124
  Фаткуллин Ф. Н. Общие проблемы процессуального доказывания. – Казань, 1973. – С. 19.


[Закрыть].

Аналогичную позицию разделяет Н. Н. Ткачев. По его мнению, судебное познание отличается от научного особыми целями (установление объективной истины по делу); способами и методами, определенными в нормативном акте; результатами, которые закрепляются в итоговом постановлении суда[125]125
  Ткачев Н. И. Законность и обоснованность судебных постановлений по гражданским делам. – Саратов, 1987. – С. 34.


[Закрыть].

В то же время общая теория познания, как уже отмечалось, не оперирует такой особой разновидностью знания (познания). Отсутствует и его наименование. Конечная цель любого научного исследования – выявление закономерностей того или иного процесса (установление истины). Способы и методы, применяемые наукой, конечно, не фиксируются непосредственно в правовых нормах, однако они также вполне «легитимны», основаны на ранее полученных знаниях и опыте, чаще всего описаны и детально регламентированы в специальной литературе, приказах и т. п. Имеются и различного рода санкции за нарушения: непризнание результатов эксперимента, исследования, а в ряде случаев – юридическая ответственность (дисциплинарная, уголовная, гражданско-правовая).

Например, Н. Ардашева считает медицинский эксперимент вмешательством в личные права человека, совершаемым в связи с исследованиями в области медицины, не применявшимся ранее на практике и не оформленным в установленном законом порядке, допускающим повышенный риск для участвующих сторон, предполагающим свободное и осознанное согласие испытуемого и имеющим социальную значимость для общества и развития медицинской науки и практики[126]126
  Ардашева Н. Понятие эксперимента в медицине, защита прав человека // Государство и право. – 1995. – № 12. – С. 105.


[Закрыть].

С. Г. Стеценко отмечает: «В настоящее время имеется определенное количество законодательных актов, в которых определены правила осуществления экспериментов, что дает основания для подтверждения существования определенной нормативно-правовой базы по вопросам проведения медицинских экспериментов»[127]127
  Стеценко С. Г. Современная нормативно-правовая база проведения медицинских экспериментов // Юрист. – 2001. – № 10. – С. 13.


[Закрыть].

К таковым можно отнести отдельные статьи и положения следующих нормативно-правовых актов: Нюрнбергский кодекс (1947); Хельсинкско-Токийская декларация (1964)[128]128
  Хельсинкская декларация // Врач. – 1993. – № 7. – С. 57.


[Закрыть]; Конвенция о защите прав и достоинства человека в связи с использованием достижений биологии и медицины (Конвенция о правах человека и биомедицине) (1996)[129]129
  Российский бюллетень по правам человека. Вып. 10. – М., 1998. – С. 107.


[Закрыть]; Основы законодательства об охране здоровья граждан в РФ (1993); Федеральный Закон «О лекарственных средствах» (1998); Уголовный кодекс РФ (1996) и др.

Например, несоблюдение врачом при проведении медико-биологического исследования (эксперимента) общепринятых правил, повлекших за собой причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью пациента, может быть квалифицировано как преступление (ст. 118 УК РФ).

В новом УК РФ имеется также и понятие «обоснованный риск». Это новелла отечественного законодательства. Законодатель признает, что риск является естественным двигателем прогресса, что практически не существует свободного от риска и экспериментирования поведения, особенно в отдельных областях человеческой жизни. Риск – это всегда опасность, угрожающая вредом. Основанием освобождения от уголовной ответственности за причинение вреда называется обоснованный риск.

Риск признается обоснованным, если соблюдаются следующие условия: направленность деяния на достижение общественно полезной цели; достижение поставленной цели обычным путем (способом) невозможно; в основе «рискованных» действий лежат полученные знания и опыт; существует только вероятность, а не неизбежность причинения вреда; риск не сопряжен с возможностью причинения вреда неопределенному кругу лиц.

К таковым можно отнести использование новых средств (с согласия пациента) у ВИЧ-инфицированных, апробацию новых методов лечения больных отдельными онкологическими заболеваниями и т. п.

Таким образом, отмеченные различия не носят столь принципиального характера.

Рассмотрим следующий пример.

В участковую больницу доставлен гражданин П. по поводу колото-резаного повреждения верхней трети правого бедра.

В процессе осмотра и исследования установлено: кожные покровы и слизистые бледные, артериальное давление 70 на 50 мм ртутного столба; на внутренней поверхности правого бедра в верхней трети имеется колото-резаная рана длиной 3,5 см, из которой при поступлении вытекала пульсирующей струйкой алая кровь, в процессе осмотра интенсивность кровотечения снизилась; пульс на правой стопе не определялся.

Дежурным врачом-терапевтом поставлен диагноз: «Повреждение бедренной артерии. Острая кровопотеря».

После первичной обработки раны и введения с профилактической целью антибактериальных препаратов врачом была перевязана бедренная артерия. Инфузионная терапия не проводилась ввиду отсутствия необходимых средств.

Следует отметить, что данная операция врачом-терапевтом проводилась впервые.

После проведения комплекса первичных мероприятий больной был отправлен в сопровождении медицинской сестры в центральную районную больницу, где в отношении гражданина П. проводились необходимые мероприятия.

Однако через сутки больной предъявил жалобы на онемение в правой ноге.

Объективно: стопа холодная на ощупь, болевая чувствительность резко снижена.

После проведения дополнительных исследований консилиумом врачей было принято решение произвести ампутацию голени.

После выписки гражданин П. обратился с жалобой на действия врача участковой больницы в прокуратуру района.

Согласно заключению комиссионной судебно-медицинской экспертизы, действия врача были правильными: установив повреждение крупного сосуда, он должен предпринять все возможные меры по остановке кровотечения; в настоящих условиях тактика врача соответствовала уровню его подготовки и квалификации; другие способы остановки кровотечения врачом-терапевтом в условиях данной участковой больницы не представляются осуществимыми; промедление с остановкой кровотечения привело бы к развитию шока, ДВС-синдрома и иных осложнений со стороны жизненно важных органов и систем организма, следствием которых является смерть больного.

Уголовное дело прекращено (ст. 41 УК РФ)[130]130
  В работе используются материалы из архивов судов общей юрисдикции, заключения врачей-экспертов Волгоградской области, а также периодической печати с указанием источника опубликования.


[Закрыть].

По мнению В. Н. Махова, «было бы неправильным отождествлять специальные знания с научными знаниями, поскольку эти два понятия раскрывают разную направленность знаний»[131]131
  Махов В. Н. Использование знаний сведущих лиц при расследовании преступлений. – М., 2000. – С. 40.


[Закрыть]. Далее автор отмечает: «В качестве экспертов и специалистов обычно выступают практики, а не научные работники. Не меняет сути и тот факт, что среди экспертов в учреждениях судебных экспертиз есть кандидаты и доктора наук. Проводя экспертные исследования, они используют внедренные в практику достижения науки, в том числе и свои»[132]132
  Там же. – С. 43.


[Закрыть]. Как мы видим, ученый почему-то противопоставляет друг другу диалектически связанные направления – теорию и практику. Данное деление нам представляется не только условным, но и ошибочным, так как ведет к разрыву между теорией и практикой, «застою» в соответствующем направлении.

Как правильно отметил Г. А. Печников, «так ставить вопрос – значит отрицать действие диалектических закономерностей… не включать практику в теорию познания, не рассматривать практику как критерий истины, не выходить при этом за пределы внутреннего убеждения…»[133]133
  Печников Г. А. Проблемы истины на предварительном следствии. – Волгоград, 2001. – С. 75.


[Закрыть].

В. И. Ленин о процессе познания сказал следующее: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике – таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности»[134]134
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29. – М., 1979. – С. 152.


[Закрыть].

По мнению Л. В. Соцуро, «теория влияет на практику, а практика, в свою очередь, дает подпитку теории вопроса, порождая, тем самым, рыночные отношения: практика предъявляет спрос к теории (науке), теория делает предложение практике»[135]135
  Соцуро Л. В. Неофициальное толкование норм права. – М., 2000. – С. 3.


[Закрыть].